Месяц из жизни наркомана. Глава 2

3 ноября.

Я проспал целый день. Тело ломит, пока что просто приятная истома, которая должна перерасти в ноющую и тупую пульсацию. Особенно болеть будет левая рука, я привык. Закусываю губу, шарю глазами по белому потолку, в голове внезапная каша.

Сакура.

Подскакиваю на месте, словно ужаленный. Где она? Она была здесь?

Несусь в коридор – пусто. Ванная, туалет, кухня - все тщетно. Ее нет, даже на балконе. Руки трясутся, когда открываю холодильник. В нем аккуратно лежат продукты: молоко, колбаса, сыр и что-то еще. Кажется, масло. В тумбочке над столом я обнаруживаю хлеб и пару быстро-заварных чан-раменов. Корейских, Сакура любит острую пищу, и вместе с ней и я начинаю ее любить.

Вот черт!

Она ушла, так и не разбудив меня. Снова. Сажусь за стол, обхватываю руками голову и зарываюсь руками в густые волосы. Они так отросли, когда я в последний раз выходил на улицу? Я не помню.

Руку начинает ссадить. Хмуро отрываюсь от своей головы и смотрю на нее. У меня была всегда бледная кожа, знаете, надо мной в старшей школе всегда издевались, мол, вампир. А я всегда смеялся на все эти подколы – мне льстило внимание девушек. Как же давно это было.

А мы ведь с Сакурой именно в Старшей школе и познакомились. Начали встречаться, она переехала ко мне. Где-то глубоко внутри больно кольнуло. Я хорошо помнил ее поцелуи, нежную кожу, вкусно пахнущие волосы. А еще ее смех, заразительный смех и любимое:

–ВОТ ЧЕ-Е-Е-ЕРТ! – когда она злилась.

Мне вдруг захотелось тоже так закричать. Громко и протяжно, чтобы все услышали. Но я промолчал и, лишь взлохматив свои волосы, отправился в ванную. Очередная доза, укус в руку, повыше запястья, и блаженный вздох. Я всегда кололся, сидя на крышке унитаза и вглядываясь в свое отражение в зеркале. Мне почему-то хотелось видеть собственное выражение лица, когда наркота начинает действовать.

4 ноября.

Я сижу и пью на кухне чай. За окном сыро и мокро, ночью шел дождь. Он и сейчас, скорее всего, польет снова, хотя по прогнозам погоды ничего такого не передавали. Просто предсказывать погоду, по-моему, можно и по плотной завесе туч да раскатам грома, гремящим иногда в небе. Я перевожу взгляд ниже и разглядываю снующие фигурки людей. Их много, как назло, мой знакомый живет в престижном районе.

Внезапно сердце пропускает пару ударов на порядок быстрее, чем обычно, потому что в толпе я вдруг разглядываю знакомые ярко-розовые волосы. Она бредет, опустив голову вниз, в руках продуктовый пакет. Убираю кружку в сторону и, облокачиваясь о подоконник, смотрю, как Сакура расталкивает людей, освобождая себе дорогу.

Она такая настырная.

Понимаю, что улыбаюсь – улыбка сама проскальзывает через завесу плохого настроения. На душе становится чуточку светлее. Кажется, что сейчас вот все вернется назад, словно никакой наркомании и не было, но тут тело снова начинает болеть. Сладкая истома проходит вверх по руке и внезапно тяжёлый спазм хватает меня.

Я падаю. Что-то внутри сжимается, рвется наружу, становится больно, а перед глазами пляшут яркие пятна. Я начинаю задыхаться, снова этот гребаный приступ. Мой организм не справляется с наркотой и иногда отторгает ее. И тогда наступает полный пиздец.

Единственный выход – принять хреновые на вкус, но быстрые на действие желтые пилюли, которые мне как-то притащила Сакура, но они далеко. В спальне, в тумбочке. Если буду ползти, то не доползу. Я это знаю.

Жуткий хрип вырывается из моего горла, я лежу ничком на полу, обхватив себя руками. Что-то снова взрывается внутри, снова спазм и крик, походящий на визг. У меня, скорее всего, поднимается жар, становится невероятно душно.

– Саске?! – Сакура встревожена.

При виде того, в каком я состоянии, она откидывает в сторону пакет и кидается ко мне. Одна ее холодная рука ложится на мой лоб, вторая успокаивающе гладит по плечам.

– Тумб…тумб…тумбочка… – хриплю я ей.

Пару секунд, и она уже бежит в спальню. Долго ждать не приходится, Сакура хорошо знает, где искать. Я зажмуриваю глаза и, стараясь унять дрожь, медленно поднимаюсь. Сакура сидит передо мной, она вся красная от волнения, в руках у нее две таблетки и стакан воды.

Я выпиваю лекарство. Дрожь все еще продолжает бить меня, словно озноб, но я не болен. Нет, не болен!

– Тебе нужно в спальню, – Харуно заботливо вытирает рукавом слюну с моих щек. Мне кажется это отвратительным.

– Чего приперлась? – я не хотел быть с ней грубым, но это получалось как-то само собой, автоматически. Она тут же отшатывается от меня, встает и собирает с пола рассыпавшиеся апельсины.

– Принесла тебе фруктов.

– Нахуя мне, блять, твои фрукты?! – это не вопрос, а скорее утверждение. Сакура не оборачивается.

– Полезно.

Я смеюсь. Смех получается каким-то ужасно психическим, словно я душевнобольной. Харуно продолжает игнорировать мою грубость, она моет яблоки и ставит их в побитую вазочку.

– Я тебе здесь таблетки принесла, – наконец Сакура поворачивается ко мне и, сложив руки на груди, серьёзно проговорила: – Я смогла взять совсем чуть-чуть, пропажу не должны заметить, на них учет не ведется. Это должно помочь, может, тяга немного пройдет.

– Да ты заебала уже! – меня отпускает, и я встаю с холодного пола. – Со своими препаратами уже совсем ебу дала.

– Но это тебе поможет, раз ты не хочешь идти к специалис…

Я перебиваю ее:

– Мне не нужна помощь! Понятно? – мой голос срывается на крик. – Я не хочу лечиться! – кулак с неопрятным хрустом опускается прямо рядом с головой Сакуры. Удар о стенку болезненный, но я словно не замечаю боли.

– Но тогда ты умрешь и… – она начинает сердиться. Ее брови нахмурены, а голос уже не так спокоен.

– Да похуй вообще! – последнее я уже проорал ей чуть ли не в губы.

Пару секунд она яростно сверлила меня взглядом, а потом, оттолкнув, бросилась к входной двери. Я даже не моргнул, когда та с грохотом захлопнулась.

Внутри вдруг стало пусто.