Мир из бумажных мыслей. Глава 4.

- Войска Германии все еще не взяли Москву, - проинформировал Суйгецу друга о свежих новостях, ведь в последнее время внешняя связь с миром для Саске была утеряна.

- До сих пор? – губернатор остановился и решил отложить «казнь» полиции. – Разве наступление на СССР не началось в июне? – с нотками удивления спросил Учиха. Нацисты утверждали, что основные боевые действия закончатся не позднее, чем через пять месяцев после наступления, а тут все пошло наперекосяк. – Почему они так долго добирались до столицы?

- Ну, их порядком задержали в республике, эм… - Хозуки пытался вспомнить название. – Ук-у-к-р-а… не помню, - вздохнул мужчина.

- Не в названии суть, - отметил Саске, но несколько рядочков из энциклопедии все же припомнил. – Они затянули бои до зимы. Если сейчас не прорвутся дальше – это будет началом конца.

- Жаль, что китайцы никак не могут успокоиться… Если бы… - вздохнул Хозуки, представив, как СССР пришлось бы вести войну на два фронта.

- Нам есть, чем заняться, - резко прервал друга военный, прежде чем зайти в полицейский участок, где допрашивали возможного соучастника нападения на губернатора провинции.
Удивленные лица офицеров стоили того долгого пути, который проделал Учиха.

- Где камера пыток? – поинтересовался младший сын Фугаку. Нашелся один лейтенант, который провел посетителей.

- Саске-сан! – подпрыгнули офицеры, наблюдающие за узником. – Мы… мы… не ожид… - от удивления мужчины начали заикаться, а возможно, так на них подействовал взгляд японца.

- Вам понадобился практически месяц, чтобы найти преступника, - спокойно, без лишних эмоций начал Учиха. Размеренный голос губернатора еще сильнее пугал представителей полиции, даже больше, чем удивление от его прихода. – Теперь же вы не можете уже на протяжении четырех дней разговорить предателя Империи.
Саске почувствовал разницу между японскими военными, которые получили образование в Японии, и теми, кто получил свой диплом в Корее. Настоящий японец не позволил бы себе такого позора. Более того, он бы не стал трястись, словно листок на ветру, стоит только командиру подать голос. И неудивительно, что все так затянулось. – Здешняя полиция ужасна… - вслух подумал мужчина. – Неужели весь арсенал пыток не развязал ему язык? – внимательно глянув на преступника, который стоял лишь благодаря тому, что его руки были хорошо закреплены.

- Мы не использовали слишком жестокие пытки, ведь он нам нужен живым, Саске-сан.

Учиха ничего не ответил, отметив, что пора заменить руководство полиции – уж слишком они мягкосердечны к предателям. Кажется, прийти в участок перед первым рабочим днем после выписки было не только забавным, но и нужным делом.

- Где начальник полиции? – поинтересовался военный.

- Он приходит позже, - после нескольких секунд молчания доложил один из офицеров.

- Хм, интересно, - достав флягу, произнес Хозуки. – Губернатор приходит в полицейский участок раньше, нежели сами полицейские…

Сын главы клана Учиха подошел к преступнику и приподнял его голову за волосы – пусть тот взглянет ему в глаза.

- Сам губернатор, - с насмешкой выдал предатель Японии. – Какая честь.
Но встретив пустые черные глаза, повстанец затих – он понял, что дело нешуточное и теперь перед ним стоит истинный японец, такой же, как те, кто загнал его семью и весь народ в рабство.

- Ты отвечал за покушение на губернатора Кэйджё? – без эмоций, словно не о себе, монотонно спросил военный.

- Я, - без раздумий ответил пленник.

- Кто работал с тобой? – все так же не отводя взгляда от террориста, продолжил Саске.

- Только я и Мин Хо, это наша личная месть за смерть родителей.
Офицеры, что стояли сзади, сглотнули. Только это они смогли вытянуть из корейца за четыре дня, и не грамма информации больше.

- Врешь, - все так же спокойно продолжил Саске. – Твой товарищ перед смертью проболтался, - но лицо пленника нечего не выдавало. – Неужели вы считаете, что этот маленький лучик, названный вами восставшей свободой, сможет победить Империю? – всего на мгновения, но Учиха увидел, как блеск в глазах изменился. Военный успел заметить удивление.

- Да, ты прав, я не один, - ухмыльнулся повстанец. – Нас сотни, тысячи, миллионы – это весь народ. Каждый из них – это частичка света, которая и стала этим лучом. Скоро, может быть, завтра или через неделю тебе в еду подсыплют яд или застрелят тебя на улице... рано или поздно ты умрешь. А вместе с тобой умрет и часть японского режима.

Глаза преступника горели огнем: возможно, эту речь он сочинял, когда его пытали, чтобы сейчас высказать, плюнуть своим гневом в лицо Учихе. Это могло бы подействовать на неопытного офицера, но не на Саске – он был слишком опытен в этих делах.

- Ошибаешься. На мое место придет другой, в Японии найдется сотня людей, готовых занять эту должность. Но вот… - Учиха внимательно взглянул в глаза пленника, – сколько найдется чосонцев, которые согласятся умереть за такую сошку, как я? Десяток, пятеро или только один. И он уже мертв. Неужели вы не можете понять, что Чосон умер и эти жалкие попытки уничтожить японскую власть обречены.

- Возможно, Чосон умер, - прошептал мужчина, не отводя глаз от японца. – Но Корейская республика жива, и пока есть люди, стремящиеся создать новую страну, без вас, японцев…

- Чушь, - послышалось сзади – один из офицеров не сдержался.
Саске не ответил, лишь тьма глаз, которая посеяла страх в повстанце, красноречиво говорила, что слова чосонца не затронули сердце губернатора.

- Разберитесь с этим террористом, - бросил Учиха, прежде чем уйти.

Все, за чем он сюда пришел - узнал. Поведение пленника выдало все и всех с потрохами. Как бы уверенно ни говорил мужчина, но лицо не умеет лгать. Пусть чосонджин и умрет от пыток, но, по крайней мере, на одного предателя будет меньше. Учиха не желал воспринимать корейца иначе. И что бы там ни говорила Сакура, есть только одна правда – Император, и он, как его слуга, не имеет права даже подумать о другом решении.



Хозуки внимательно проследил за взглядом Учихи – он был направлен на шкаф с книгами. Губернатор, опершись локтями на стол, сложил руки в замок и положил подбородок на скрещенные большие пальцы, тем самым уничтожив «замок». Вид думающего Саске приводил Суйгецу в замешательство: неужели все настолько серьёзно? Подобную манипуляцию руками военный проводил редко, лишь в моменты, когда был полностью сосредоточен на проблеме.

- Эра уничтожения старого порядка, - прошептал Саске, продолжая смотреть на полки с книгами. – Время воскрешения новой Японии. Ведь с такими лозунгами выступали корейцы, поддерживающие Японскую империю... Экономика, уровень жизни... за время оккупации все поднялось на новый уровень. Но в этой колонии, что стала частью Японии, все еще есть люди, желающие вернуться к началу.

- Чосонджины не умеют ценить то, что получили от Императора, - вздохнул Суйгецу, а после, откинувшись на спинку стульчика, достал флягу. – Сколько добра им ни делай, они и дальше будут желать смерти японцам.

- В августе будет тридцать два года с момента присоединения Кореи к Японии. Но все же находятся те, кто кричит «Да здравствует независимость!»

- Людям всегда будет мало того, что они имеют. А болезнь отсоединения свойственна многим окраинам стран, - заявил Суйгецу и сделал еще один глоток воды.

- Тот подрывник говорил о восставшей свободе, что идет по непроходимой тропе, и преодолевает заходящее солнце, - собеседник Саске снова проследил за взглядом друга: возможно, его заинтересовала какая-то определенная книга?

- Хочешь сказать, что признаешь движение за независимость? – немного настороженно спросил мужчина, ибо слишком спокойно Учиха произнес эти слова, словно он не японец и его не взбесило такое высказывание.

- Я говорю о том, что сепаратист подтвердил догадки генерал-губернатора: на полуострове появилось новое русло предателей.

Этими словами губернатор резко преградил поток дум Суйгецу о смешных, на первый взгляд, предположениях. Своим заключениям Саске показал, насколько он далек от понимания корейцев. Ведь как оккупант может понять душу народа, которую пытается истребить? Как человек, чей народ никогда не знал тяжести цепей, может оценить по достоинству крылья свободы?

Военный не мог осознать отчаянья корейцев, что, гремя цепями, проклинали свою судьбу и слабость. Ибо Родина Учихи даже после прибытия черных кораблей Перри не потеряла статуса независимой страны. Поэтому жители полуострова, скрипя зубами, оборачиваются, когда их зовут чосонджинами.

- Саске-сан, - в кабинет вошел секретарь Учихи. – К Вам посетитель.

- Разве у тебя были назначены встречи в первый день работы? – поинтересовался Хозуки у друга.

- Это Сакура-сан, - уточнил подчиненный.

Уловив «что-то» витающее в воздухе, Суйцегу подпрыгнул и поспешил переместиться в другую комнату, чтобы не мешать губернатору разговаривать с невестой. Да и по взгляду Саске можно было понять, что он не желает говорить при лишних ушах.



Харуно с неким волнением задавала вопросы касательно больницы. Но на удивление, Саске не перебивал, наоборот, внимательно слушал и задавал вопросы, которые были неплохим признаком того, что первый человек провинции услышал глас медиков. Идея Цунаде не была столь нереальной, как могло показаться на первый взгляд.

- У тебя все? – спросил Учиха, когда в кабинете повисло молчание.

Девушка взглянула на будущего мужа. Пусть это его первый рабочей день после инцидента, но Сакура уже видела признаки усталости на лице военного.

- Нет, - прошептала Харуно, а после задала свой вопрос…
На мгновение губернатору показалось, что он ослышался, но мужчина сразу взял себя в руки. Ведь сейчас они разговаривают не как представители Императора и больницы, а как те, кто скоро свяжет друг с другом свои жизни.

- Почему из всех вопросов, которые могла мне задать, ты выбрала именно этот? – отложив бумаги, Саске глянул на свою невесту.

- В отличие от японцев-медиков, что спасают жизнь, военные олицетворяют власть. Тех, кто украл не только молодое поклонение чосонцев, но и будущее этого народа. Белая форма не дает корейцам забыть, что они больше не хозяева своей земли, а всего лишь работники на чужой земле. Лига Наций словно не видит страданий простого народа, не слышит крики умирающих от жестоких пыток. Но люди, которых вы так любезно обозвали чосонджинами, все знают. Как будто на руках военных остались следы крови – и каждый обитатель страны может легко увидеть в толпе убийцу. Поэтому не удивительно, что весь гнев и ненависть они направляют на тебя, властелина этих земель. Ведь так им легче жить. Винить кого-то, главное, не себя – удел всех, кто проиграл.

- Неужели ты думаешь, что я бы добрался до этой должности, задумываясь о таких вещах? Путь воина – следовать указаниям господина. Даже если меня закидают десятками террористов с самодельными бомбами или выльют свиную кровь на форму – я не сделаю даже шага назад, ибо это приказ Императора. Пусть все матери полуострова возненавидят меня и единственным их желанием будет моя смерть, даже если я утону в крови предателей Империи, я останусь на этом месте, ибо такова воля наследника богини Аматэрасу.

- Поэтому в мире нас и называют фанатиками, - горько молвила Сакура. - Бушидо*... власть Императора... неужели тебе плевать на собственную душу, ведь...

- Сакура, - перебил Саске девушку, в его голосе можно было услышать первые нотки гнева. – Ты так долго прожила на чужой земле, что позабыла традиции своей страны. Слово Императора – закон, и наши души находятся в его подчинении.

- Нет, Саске-сан. - ядовито проговорила медик. – Это Вы забыли, что земли Чосона давно уже стали частью Японии. И изображения Аматэрасу можно найти даже в католических храмах. Я никогда не забывала о традициях моего народа – мне бы не дали забыть, даже если бы я сильно захотела.

- Политика культурного управления слишком сильно развязала язык народа, - скорее себе, нежели Харуно, произнес мужчина. – Если бы ты помнила традиции Японии, то не пререкалась с будущим мужем.

Сакура хотела что-то сказать, но свой вопрос утопила в здравой мысли: не стоит выводить из себя Саске. Он был воспитан не так, как она, поэтому...

- Я всегда держу возле себя катану, - молвил Саске более спокойным голосом. – Вот мой ответ.

А после Учиха взглянул на медика, в глазах которой появилось неприкрытое удивление. Уголки губ военного дрогнули. Все же ему удалось застать её врасплох.

- А теперь ступай, хватит раздражать меня своими глупыми вопросами, - и, окунувшись в чтение отчетов, мужчина даже не соизволил проводить гостью.

Сакура, все еще находясь под впечатлением, поторопилась к выходу, забыв попрощаться. Хотя медик не сомневалась, что Саске не услышал бы её последних слов.

И все же Харуно была немало удивлена ответом будущего мужа. Она никак не ожидала подобного в ответ на слова: «Как тебе удается спокойно спать, когда твоей смерти хочет вся провинция?»

- Сакура, - позвал губернатор девушку, коротая уже ступила одной ногой в коридор. – После помолвки отношение людей к тебе не изменилось?

Харуно замерла. Казалось, жених прознал обо всех тех пакостях сотрудников и совсем не детских угроз от женщин, чьи дочери были отправлены на войну после обследования в больнице.

- Не забывай, я с первого звука распознаю ложь, - напомнил мужчина, откинувшись на спинку кресла.

Реакция Сакуры красноречиво говорила, что вопрос задан не зря, но, обернувшись, девушка мило улыбнулась и вымолвила:

- Всего несколько воздыхателей обещали сразиться с тобой за мою руку.

И военный промолчал. Промолчал после того, как распознал очевидную ложь. Ведь даже до него дошли мерзкие слухи о Сакуре, которые начали распускать корейцы. Саске внимательно посмотрел на невесту, словно изучая её. Губернатор пришел к выводу, что таких, как Харуно, «любят» только до определенного времени, пока выгодно. И вот теперь «любители» нашли причину ненавидеть Сакуру, переступить через все хорошее, сделанное ею, и показать свою настоящее лицо.

- И все же тебе лучше одной не ходить, - скорее себе, нежели девушке, промолвил Саске. – Я приставлю к тебе одного офицера, - и по ноткам приказного тона можно было понять – отказ не принимается. – «Воздыхатели» - мстительные личности.

Каждый из них понимал, что разговор ведется не о мифических мужчинах, а о ненависти жителей провинции, которые «разочаровались» в Харуно.

Сакура кивнула. Пусть таким способом, но она теперь чувствует себя более защищенной. Хоть медик не верила, что чосонки исполнят свои «обещания», но так она уверена, что её честь не будет осквернена. Ведь месть матерей за отправку дочерей в качестве девушек-утешительниц была ужасна. Девушке кричали в спину: «Отдать бы тебя мужчинам из Освободительной Армии».

---

Сноски:
«В августе будет тридцать два года…» - Корея официально стала колонией в 1910 году.
«Да здравствует независимость!» – имеется в виду первомартовское движение 1919 года.
«Изображения Аматэрасу можно найти даже в католических храмах…» - со второй половины 30-х годов японская администрация стала активно внедрять в Корее японскую национальную религию шинто (синто).
Бушидо – путь воина.