Легче шёлка, мягче облаков. Пролог

- Господин Матахаси, я уверяю вас, что лучше акробатки вы и не видали. У девушки талант, - худощавый мужчина лет сорока, стоя на ступеньках высокой лестницы, рассказывал о «нимфе» его цирка. Девушка, что словно ночной мотылек летала под куполом, была способна легко ходить по канатам и прыгать с шеста на шест.
У него самого были узкие глазки и широкий нос. Густые брови, которые, по-видимому, подвергались частой стрижке. Кимоно на нем было длинное и потертое в некоторых местах. А рукава испачканы в соевом соусе.
- Ну, если она так прекрасна, как вы говорите, то почему продаете эту девушку? – Матахаси Яно стоял спиной к склонившемуся в полупоклоне мужчине и с долей иронии спрашивал про сложившуюся ситуацию. Его большие темно-зеленые глаза с осуждением смотрели на заведующего цирком. Оба понимали, что, чтобы продавать прекрасную акробатку в театр, должна быть веская причина избавиться от нее.
- Ох, Яно-сан, - еще ниже склонился собеседник, - эта негодница подвернула лодыжку, у нее еще пару старых переломов, которые сказываются на работе, ей теперь не ходить ни по канатам, ни делать сложные прыжки. А танцевать она умеет, - уверял он все еще стоявшего спиной к нему человека.
В театре в будний день было очень шумно. Наверху слышалась музыка оркестра и голоса артистов, поющих в хоре. Поодаль от лестницы, совсем внизу, бегали девушки в коротких нарядах, то и дело создавая лишнюю возню и в без того шумном помещении. Они все были такими одинаковыми и разными одновременно. Один и тот же костюм, прическа, даже фигура и телосложение были похожи, но глаза…
Глаза каждого актера, танцовщицы или же оперной дивы были полны надежды, энтузиазма и решимости.
- Сколько вы хотите за девушку, Гайдайре-сан?
- Тридцать тысяч йен, - директор театра нахмурил брови.
- Двадцать пять, и я не потребую с вас аренду за прошлый год, - несколько поклонов со стороны продавца послужили ответом на данное грубым голосом утверждение.

А тем временем та самая акробатка стояла за огромной дверью прекрасного театра и понимала, что если ее не купят, то десять ударов плетью обеспечены, а потом ее выкинут на улицу, как ненужную собаку. Продать рабыню цирка предложил один из управляющих, дабы заработать легкие деньги. Выходом служило то, что пожилой владелец театра искал замену умершей от кори танцовщицы, и бедная, стоявшая на холоде девушка подходила как никто другой.
Озябшие пальчики нервно сжимали коротенькую темно-лиловую юбку. На ней и было-то всего ничего: топ, специально облегающий грудь и еле доходивший по длине до талии, такие же лиловые штанишки мешковатой формы до колена и та самая юбка, которая служила лишь прикрытием; поверх плеч висела мантия, наверное, единственная теплая вещь на ней, а на ногах – миниатюрные, расшитые бисером танкетки для выступлений. Зубы то и дело стучали друг о друга, и она думала, что скоро начнет слышать мелодию их странного танца.
Двери тихо заскрипели, и хозяин, схватив бедняжку за локоть, завел её внутрь. Резко потеплело, зубы, кажется, перестали танцевать, а пальчики стало медленно колоть от перемены температуры. Ее большие красивые глаза смотрели с удивлением на всю обстановку, она даже не слышала, что ей говорили: настолько была поражена красотой помещения.
Кто-то мягко перехватил ее локоть и повел по длинным лестницам и коридорам. Девушка шла быстро, поспевая за новым хозяином, и лишь успевала иногда смотреть по сторонам, замечая множество людей в красивых нарядах и масках, девушек-танцовщиц в костюмах и даже гримеров, носившихся с кисточками и красками.
Все это было так похоже на родной цирк, что она невольно всхлипнула. Мужчина, что вел ее, не говорил ни слова, а лишь быстро перебирал ногами, стуча по деревянному полу расписными гето. Она видела лишь длинную косу мужчины и широкую спину.
Они остановились у потертой двери с поржавевшими петлями, и только тогда он соизволил оглядеть свою новую подопечную.
- Извини, дитя мое, но, так как в театре мало мест, ты поживешь на чердаке, - она кивнула в ответ. – Там не так плохо, как ты можешь подумать, девочка, и старая Кухига-сан приготовила тебе одеяла и убрала комнату. – Она кивала в глубоком поклоне, а сама до безумия была счастлива. Впервые кто-то с такой теплотой относится к ней, впервые у нее есть своя комната, и пусть это даже чердак, но только ее.
- Да… - она запнулась, не зная имени, но умный мужчина все понял и продолжил за нее.
- Матахаси-сан, - утвердительно сказал Яно и, развернувшись, ушел, исчезая во мраке черного коридора.
Девочка еще раз повторила имя своего хозяина, прижимая к груди маленький сверток со своими вещами. Дверь сильно скрипнула, когда тоненькие ручки открыли оную. Она зашла в коридорчик и увидела лестницу наверх. Забраться для акробатки по такому инструменту не составляло труда, и, когда люк был отодвинут, она ахнула, прикрывая рот рукой.
«Ками-сама, если бы все чердаки были такими! Это рай…»
Танцовщица сидела на полу, все еще держа рукой рот. Из ясных глаз ручьем лились слезы: неужели возможно такое? Низкий треугольный потолок был увешан странными тканями с орнаментами и красивыми темно-синими узорами. В углу стояла кровать, самая настоящая деревянная кровать с матрацем, а не стог сена. Был даже стул и стол, где располагались чернила, перья и бумага. И пол, пол был устлан ковром. «Наверное, дорогим»,- думалось ей. Когда девушка встала на ватные от эмоций ноги и повернулась, то снова упала на пол, не сдерживая рыданий, рвущихся наружу. Неужели все это для нее? Сундук, покрытый перламутровым покрывалом, и шкаф. Такого никогда не было, такое не могло и сниться.
Сидя на полу, она все еще рыдала, но уже тихо и почти беззвучно. Не заметила, как кто-то поднялся наверх, и лишь когда теплые руки встряхнули ее, то увидела перед собой пожилую пухленькую женщину.
- Милая моя, детонька, ты чего? – старушка была такой маленькой и так задорно бегала вокруг акробатки. На ней было сиреневое кимоно с желтыми цветками, розовый оби и такое же гетто, как у господина.
- Я счастлива, - тихо ответила та самая «детонька» и кулачком начала утирать раскрасневшиеся глаза. Старушка смотрела с умилением на это хрупкое чудо, а потом села и обняла девушку за плечи. Столько тепла, эмоций и радости за какой-то час выбили все силы из невинного тела, заставляя закрыть глаза и уснуть в теплых старушечьих ручках, гладивших ее по голове.