Мне нравиться привыкать

Я многое не люблю в этой жизни, и нет ничего, что я бы особо любил. Но мне нравиться, когда ты сидишь на широком подоконнике с тонким планшетом в руках и самозабвенно, не замечая ничего вокруг, наносишь уверенные штрихи на белоснежную бумагу. Мне нравиться скользить взглядом по твоим картинам, развешанным на стенах в комнате. Мне нравиться чувствовать запах масляной краски и графита, впитавшихся в кожу твоих рук. Чувствовать твой взгляд на себе. Твоя улыбка сводит с ума. Твое сосредоточенное во время рисования лицо заставляет улыбаться меня.
За день я встречаю множество людей — эгоистичных, лживых, расчетливых, не видящих никого кроме себя и своих желаний. Да, я такой же, как они, но лишь там, за пределами нашего мира, твоего и моего. В их обществе я эгоистичный подонок, готовый на все ради достижения своей цели; я растопчу любого, кто встанет на моем пути. Я такой же, как они. Идущий на все ради себя. И лишь приходя домой я могу снять маску лицемерия и холодности. Могу почувствовать себя по-настоящему живым, утопая в зелени твоих глаз, зарываясь лицом в розовые локоны.
Я уже привык к тому, что ты часто теряешь счет времени, засиживаясь до ночи в студии над очередной работой. Я даже привык к частому отсутствию ужинов, из-за твоих увлечений живописью. Я привык снимать тебя сонную с подоконника, перепачканную графитом, и укладывать в постель. Я много к чему привык за последнее время и ко многому еще предстоит привыкнуть.
Очередной день. Снова дела, требующие четких и бесстрастных решений. Без эмоций, без жалости. Без пристрастий. «Не смешивай работу с личным. Никогда не позволяй чувствам вмешиваться в бизнес» — всегда говорил отец, посвящая меня в тонкости своих дел. День ото дня я видел хладнокровие в его поступках, пытаясь во всем подражать. Сначала я только изображал холодность, но вскоре это стало моей сущностью. Камень, не позволяющий никому сломать себя. И только мой дом стал спасением, крепостью, где можно скинуть доспехи, обнажая тело и душу.
Милый ангел, ты вновь встречаешь меня.
— Саске, — подбегаешь ко мне, только что вошедшему в двери, и, вставая на цыпочки, целуешь в щеку, — ты сегодня рано.
— Сакура, — я протягиваю руки, чтобы обнять, но ты резко отстраняешься.
— Нет Саске, я грязная, ты вымажешь рубашку.
— Ну и пусть, — мои руки вновь тянуться к тебе, — куплю новую. Я приподнимаю слишком большую для хрупкого тела футболку, прикасаясь ладонью к гладкой коже спины. Это смешно, милая, все твои попытки вырваться напрасны. Так близко, так желанно, но по-прежнему на расстоянии.
— Саске, — маленькие ладошки упираются в мою грудь, — не надо, не сейчас. И вновь попытка к бегству пресечена. Моя ладонь поднимается выше по спине, таща за собой твою единственную одежду. Взору открываются черные трусики-боксеры. Безумно обожаю, когда ты ходишь только в моей футболке. Ты начинаешь вырываться яростнее, и я поддаюсь, перекладывая руки на поверхность ткани.
— Я уважаю твое желание и ничего делать не буду. — Тихий шепот придает спокойствие нежному созданию в моих руках. Ты доверяешь мне и это мне тоже нравиться. Тонкая изящная рука ложиться на мое лицо, очерчивая контуры подбородка и губ. Запах масляной краски. Такой привычный и родной. Ммм... как же сложно сдерживаться. Ты ведь простишь мне маленькую слабость? Губы касаются нежной шеи, заставляя табуны мурашек бегать по твоему телу. Приятно осознавать, что я так действую на тебя, милая. Крепче сжав руки на талии, я начинаю медленно двигаться на тебя, заставляя пятиться назад. Вот и диван. Почти. Совсем близко. Как же я хочу почувствовать тебя ближе. Громкий звонок сотового как гром прокатывается по комнате. Черт! Кому там надоело жить?! Словно придя в себя, ты резко отстраняешь и, врезавшись в диван, падаешь на него. Зеленые глаза в замешательстве смотрят снизу вверх.
— Я слушаю. — Со злостью в голосе выпалил я, про себя чертыхаясь и припоминая все слова проклятия в адрес звонившего. Через пару минут обрисовки ситуации моим подчиненным я понял, что разговор предстоит долгий, и уселся на диван, упираясь локтями в колени. Внимательно вслушиваясь в рассказ сотрудника, я и не заметил, как ты соскользнула с дивана и опустилась передо мной на колени. В глазах бегают игривые чертики. Что же ты задумала, милая? Маленькие ладошки обхватывают мое лицо. Уже интересней. Игривая улыбка прямо возле моих губ сводит с ума, застилая разум пеленой, приглушая голос звонившего. Твои губы накрывают мои, разум окончательно уходит в отгул, и я теряю смысл монолога на том конце. Язычок проходит по моей нижней губе, пробуждая низменное животное желание подчинить женщину. Ты быстро отстраняешься, и, не давая времени опомниться, выбегаешь из комнаты, игриво помахав из-за угла. Секунда. Две. Что это было? Может сон? С каких это пор ты такая смелая? Взволнованный голос на том конце, беспокоящийся все ли со мной хорошо, выводит меня из оцепенения.
— Да, да, я слушаю. — Стараюсь придать голосу как можно больше твердости. И вновь быстрый рассказ, смысл которого сложно уловить возбужденным разумом. Не так все и серьезно. Мог бы позвонить завтра. Ну да ладно. Дав необходимые указания, я быстро кладу трубку.
Где же ты, милая? Шум воды. Значит в душе. Эх, Сакура, что же ты со мной делаешь? Все мысли только о тебе, даже работа в голову не лезет. Взгляд упал на небольшое овальное зеркало на стене. Ну и видок! Нижняя часть лица в мелких штрихах желтой краски, черная рубашка в более крупных отметинах такого же цвета. Да уж, безнадежно испорчена. Ну и бог с ней! Снимаю и кидаю в корзину для бумаг, неизвестно откуда здесь взявшуюся. Интересно, какая она по счету? Седьмая или восьмая? Если честно, я сбился со счета еще на пятой, выброшенной около недели назад.
— Сакура, можно я войду? — тихий стук в дверь ванной. Конечно, ты не позволишь, но попытка не пытка.
— Нет, Саске, я скоро выйду.

Шум воды стихает. Ты заходишь в гостиную в белом махровом халате. С розовых коротких волос капает вода, оставляя на ткани и на ковре мокрые темные пятнышки. Какая же ты красивая, Сакура! Не в вечерних нарядах с модной прической и макияжем, а именно такая: домашняя, с мокрыми растрепанными волосами, в моих тапочках.
Не говоря ни слова, берешь за руку и тащишь на кухню. Через двадцать минут мы ужинаем весело болтая о всяких пустяках. Так хорошо и уютно, словно в детстве, когда вся семья собиралась за обеденным столом, создавая особую семейную атмосферу. Знаешь, за что я ценю тебя, Сакура? Ты понимаешь, что мне нужно, угадываешь на интуитивном уровне, хотя я никогда ничего не говорю. Умеешь быть необходимой, но в то же время ненавязчивой. Ты нужна мне, милая. Очень нужна. Без тебя я погибну, без твоей улыбки погрязну во лжи и лицемерии. Захлебнусь в этом мире порока и убийств. Я нуждаюсь в тебе и это моя слабость. Я признаю это, ведь только сильный может признать свои слабости.
Сколько мы так просидели? Не знаю, но когда взгляд упал на окно, вокруг уже смеркалось. Снова вечер. Время для прогулок. И к этому тоже ты меня приучила. И вот, спустя полчаса мы шли по парку, взявшись за руки. Парк уже почти опустел. Не знаю точной причины, но жители, почему-то опасаются гулять здесь после наступления сумерек. Я же наоборот, предпочитаю ночь, когда никто и ничто не мешает наслаждаться одиночеством и слушать тишину, нарушаемую лишь стрекотанием насекомых.
— Качели, Саске, покатаемся? — И, не дождавшись ответа, ты потянула меня к детской площадке. Каждый раз я позволяю затянуть меня сюда. Как и прежде ты садишься на красные качели, приглянувшиеся тебе еще с нашей первой прогулки, а я медленно раскачиваю их. Всегда что-то рассказываешь, но сегодня ты на удивление молчалива. Держась за поручни вытянутыми руками, опускаешься назад, запрокинув голову. Глаза закрыты, тело расслаблено, только кулачки плотно сжаты, не позволяя упасть. Полураскрытые губы нашептывают песню со знакомым мотивом. Не выдерживая соблазна, аккуратно останавливаю качели, и, встав со спины, нежно касаюсь губ. Твоя макушка упирается мне в грудь.
— Ты колешься. — Твое, по-детски наивное, заявление заставляет улыбнуться. Разомкнув губы, я, прижимая твою спину к своей груди, обнимая за хрупкие плечи. Ты доверчиво жмешься ко мне, словно ища защиты. Руки, опустившие холодный металл, сжимают мои запястья, не давая удалиться. Я и не хочу. Не хочу выпускать тебя, страстно желая всегда чувствовать твое тепло. Вдыхать аромат волос, пахнущих цветочным шампунем. Трогать бархатную кожу. Безвозвратно терять себя, заглядывая в глубокие зеленые глаза. Неужели это и есть счастье? Просто быть рядом, безмолвно принося друг другу спокойствие, быть самим собой, не притворяться. Если это так, то я безмерно счастлив.
— Саске, я люблю тебя. — Тихий еле различимый шепот заставляет сердце пропустить удар. Ты сильнее сжимаешь мои запястья
— Я тоже люблю тебя, Сакура. — Слова как-то сами вырвались из потаенных уголков души. Жалею ли я о них? Нет. Ни секунды. Горячие слезы капают на руки, оставляя отметины на сердце. Ты плачешь?
Я никому в жизни не говорил ничего подобного, но тебе я могу повторять это постоянно.
Ты изменила меня, научила жить по-новому, взглянуть на мир другими глазами. Я ко многому привык за последнее время, со многим научился сживаться.
Я люблю тебя, и вскоре привыкну и к этому.
Я многое не люблю в этой жизни, и нет ничего, что я бы особо любил. Я ни к кому и ни к чему не привязываюсь. Это мое правило. Но ведь и из правил бывают исключения.