Мое утешение

От автора 2:настоятельно прошу всех читателей найти в контакте вот эти трэки:
Людвиг ван Бетховен - Соната №8 c-moll, op.13 «Патетическая», I. Grave - Allegro di molto e con brio;
Лист Ференц – Утешение № 3 ре бемоль мажор.

Сонату надо сразу включить после слов «Он летел к своей Хинате, которая уже должна была начать играть».

Второе произведение после «Девушка низко поклонилась, слегка посмотрела в зал своими нежными, как фиалки, глазами и села за рояль».
Приятного прослушивания!

* * *

В огромном Токио в некотором большом районе на небольшой улице на углу стоял маленький круглосуточный магазин.

День постепенно сменялся вечером. Жаркий солнечный диск уже медленно и величаво опускался за горизонт. Теперь небо окрасилось в небывалые яркие оттенки красного и оранжевого. Как же это красиво, прекрасно, восхитительно!

Была бы моя воля, я бы крикнула вдаль подобно Фаусту «Остановись, мгновение!» и вечно наблюдала бы за закатом дня. Как же безумно жаль, что мое мнение разделяют абсолютно немногие. Ведь если осмотреться вокруг, остановившись где-то в шумном месте, то ничего, кроме снующих туда-сюда людей, опустивших свои головы вниз, более не заметишь.

Но сегодня все как будто переменились: прежде вечно угрюмых людей стали вытеснять всё более и более радостные подростки. Кто-то шел со своей второй половинкой, держась за руки, кто-то куда-то бежал с предвкушающей улыбкой на устах, как будто вот-вот должно произойти что-то очень важное в его жизни, а кто-то размеренно шагал в свою сторону, неся в руке красивый подарочный пакет, наверняка наполненный шоколадом.

В воздухе царила любовь! Атмосфера радости и праздника окутала прежний шумный Токио. Казалось, что подобное настроение разошлось везде на всех и вся: в каждом закоулке, в каждом доме, на каждой улице, но не в том маленьком круглосуточном магазинчике, что на углу, где нашел себе работу уборщика молодой парень по имени Киба с большими красными татуировками в виде двух полосок на щеках.

Был он высок, строен, плечист. Обычный японский школьник? Как бы не так! Одеваясь, как член байкерских группировок, он сильно выделялся из толпы. Надо ли говорить, что швабра с ведром и белый фартук поверх черной одежды, добавляли его образу небывалой комичности?

Хотя по его лицу было видно, что столь бутафорский образ его мало волновал. В порывах сильного раздражения он то и дело кидал свои злобные взгляды на вечно тикающие часы. Как же иногда бесят эти негромкие «тик-так», когда не успеваешь сделать что-то очень важное. В такие моменты этот кошмарный ритм полностью забивает все твое сознание, и кажется, что можно сдохнуть от столь навязчивого звука. Так монотонно тянется время… Боже мой, какая скука сидеть и ждать, как пробьет счастливый час, и сразу же можно выбраться из этого донельзя спокойного места на свободу в дикий город! Но, к сожалению, Кибе только и остается, что водить шваброй взад и вперед, смывая несуществующую грязь.

Скоро уже в свои права вступит вечер, а он так и не успеет завершить свою цель, свою мечту. Свершись это дело, и вся его жизнь изменится, приобретет новые краски, но он застрял в этой монотонно серой дыре, где постоянно звучит шум вентиляции, зловещее тик-так и неприятно плоский писк приборов, пробивающий товар. Он застрял и не может выбраться, пока эти уже невыносимы часы отобьют столь же невыносимо долгожданное «тик-так». Теперь остается только ждать…
— А-а-а! Я так больше не могу! Надоело! Миюки, где этот Йошида?! Я же просил его пораньше прийти! — не выдержав, Киба стукнул свое ведро с водой, разлив её по чистому кремовому полу, и злобно уставился на бедную кассиршу, от неожиданности выронившую журнал.
— Киба-сан, это неприлично, прекрати шуметь! — Миюки нахмурила свое лицо, отчего не столь идеальные черты стали еще более грубыми и некрасивыми.
— Плевать на правила, плевать на этикет, плевать на все! Почему я не могу закончить смену, не дожидаясь этого хрена?!
— Потому что не положено. Тебе что-то известно о таких словах как «правило» или «порядок»? — видимо, женщина уже привыкла к таким выходкам парня, потому, подняв упавший журнал, продолжила спокойно его читать.
— Абсолютно бесполезные слова, если я о них даже не слышал, — развернувшись в сторону упавшего ведра, Киба взял швабру и стал вытирать мокрый пол.
— Немудрено, что ты всего лишь уборщик. Ой, Йошида-сан пришел! Добро пожаловать!

Кассирша широко улыбнулась вошедшему невысокому мужчине средних лет с уже заметной проседью в черных волосах. Она бы продолжала и дальше улыбаться, если бы не Киба, который бросил в старика свою швабру и, крикнув что-то наподобие «Goodbye, my friend», быстро побежал к администратору, наспех снимая фартук.

Забыв про все манеры и приличия, он вломился в открытый кабинет и крикнул:
— Здрасте! Моя смена кончилась, как и все мое невозможно скучное пребывание здесь. Вот мое заявление об уходе! А теперь, пожалуйста, валите мне мои честно заработанные деньги, — под конец Киба кинул конверт на стол начальника, перед этим туда же сбросив свой ненавистный белый халат.

На вид этому щуплому мужичку с высохшим сморщенным лицом можно было дать уже лет шестьдесят. Одет он был по-деловому: в черный костюм с белым воротничком. Квадратные очки на его лице должны были придавать ему важности, но как-то что-то совсем незаметно. После такой резкой речи своего подчиненного, старик еще больше скукожился и вцепился руками в подлокотники своего кресла. Испарина на его лице доказывала, что ему уж очень трудно общаться со столь дерзким юношей, но на миг в его взгляде промелькнула искра радости. Наверняка он долго ждал того момента, когда Киба соизволит уволиться, и вот он настал!
— В-в-вот ваши деньги… Спасибо за работу, — он достал небольшой конверт из ящика своего стола и положил поверх своих многочисленных бумаг.
— Да не за что. Можете вздохнуть спокойно, теперь я за километр буду обходить ваш магазин.

Схватив быстро конверт и пересчитав наличные, Киба молниеносно выбежал из кабинета. Теперь-то уж у него все наладится. Осталось только купить желанное!
— Фух, пронесло… — а у администратора, в свою очередь, наладилось все моментальнейшим образом.

* * *
— Как же мне жарко…
— Хината-сан, мы включили кондиционер. Потерпите немного, — девушка, что стояла позади кресла, в котором сидела пианистка, аккуратно расчесывала ее иссиня-черные волосы.
— Пожалуйста, откройте дверь, добавьте сквозняка. Мое тело все горит, я так больше не могу, — Хината очень часто дышала, лицо ее покраснело, она прикрыла глаза от столь сильного напряжения.

На самом деле, в гримерке было очень холодно, так, что две девушки, которые делали ей прическу, уже дрожали от него, но желание артиста — закон.

Красные обои в довольно просторной комнате сильно давили на сознание, а невыносимо яркий свет невольно окрашивала их в дико кровавый цвет. Везде властвовала атмосфера богатства: туалетный стол, за которым сидела Хьюга, был вырезан из красного дерева, ножки его, выполненные вручную, были изящно изогнуты, а столешница была покрыта золотым ониксом; зеркало, в котором отображалось аристократичное лицо девушки, было огромным настолько, что создавалось ощущение, будто бы в нем отражается вся комната; по центру на темно-шоколадном паркете стоял кожаный черный диван с двумя такими же креслами и кофейным столиком посередине.

Подобный интерьер сильно выводил из себя и так нервную девушку, но она старалась терпеть. Старалась, ведь впереди стоит более важная задача.
— Боже мой, кто-нибудь, дайте ей валерьянки. Она же сейчас с кресла свалится от волнения! — вошедший в гримерку мужчина был сильно встревожен как состоянием Хинаты, так и предстоящим концертом.
— Нет! Не надо мне валерьянки! Я же за роялем усну! — Хината быстро повернулась в сторону своего продюсера, забыв про девушек, которые уже начали ей поднимать волосы наверх, из-за чего вся конструкция упала.
— Тихо-тихо, — светловолосый мужчина подвинул парикмахерш и стал позади девушки, положив свои руки на ее худенькие, будто бы сахарные, плечи. — Я знаю, ты сильно волнуешься, это твой дебют, но тебе надо отвлечься. Незачем срываться, еще не отыграв свою программу. Скажи мне, если ты чем-то недовольна, я вмиг исправлю.

После этих слов пианистка сильно призадумалась. Она могла бы многое ему сказать: про ее голубое платье с неглубоким декольте, что слишком красиво и может отвлекать зрителей от самой сути музыки, про ее прическу, что слишком сложная и тяжелая из-за большого количества шпилек, про эту душную гримерку, из-за которой она не может расслабиться, про людей в зрительном зале, которые, в чем она была твердо уверена, пришли только из-за того, что им надо держать марку элиты в своем округе, — она многое могла бы ему поведать, слишком многое, но, к ее сожалению или, быть может, радости, она слишком скромна, поэтому…
— Нет, Хотару-сенсей, меня все устраивает. Право же, вы выбили мне слишком роскошное место для моего дебюта. Я очень волнуюсь… А вдруг я ноты забуду? Вдруг у меня пальцы начнут играть какую-то чепуху? Сенсей, я уже полчаса как пытаюсь вспомнить, что я буду играть! — Хината немного повысила голос к концу, совершенно немного, но такая перемена была сильно замечена столь ушлым слухом мужчины.
— Неужели ты переживаешь, что этим напыщенным индюкам не понравится твоя игра? — он сильнее сжал ее плечики, заставив девушку вздрогнуть. — А как же музыка? Ты пришла сюда играть не для кого-то из публики, не для людей. Как только ты начнешь думать о восприятии человеческом, так сразу твоя музыка станет приземленной, в ней не будет чудес, она не будет цеплять. И это будет твоим провалом. Ты этого хочешь? Ты до сих пор будешь думать про форму произведения, анализировать ее гармонию и играть «по учебнику»? Если так, то нет смысла начинать этот концерт. Я вмиг сейчас могу объявить, что ты неспособна играть в силу своего здоровья, а цену билета мы быстро выплатим всем зрителям.

Девушка сидела на кресле с гордо выпрямленной спиной, руки ее были сложены на коленах, голова слегка опущена, но глаза ее выражали лишь огромную грусть и злость. Она злилась на себя за столь ужасное поведение и мысли.
— Хотару-сенсей, спасибо вам большое. Правда, спасибо. Я все поняла, — она нежно улыбнулась, встала, взяла стопку нот, лежащих на столе, и выбросила их в мусорное ведро.
— А-ха-ха-ха-ха! Хината, ты, как всегда, категорична! Просто прелесть. Готовься, еще час до выхода, — сенсей быстро ушел из гримерки, закрыв за собой дверь.

Сквозняка теперь не было, кондиционер уже выключили, но девушка не показывала своего обморочного состояния. Напротив, в ее движениях, выражении лица как никогда читалась непреодолимая решимость. Она взяла свой мобильный телефон, набрала уже на автомате такой любимый номер и нажала на «вызов».

* * *
— Какого хрена… Какого хрена! Какого хрена!!! — Киба вот уже как полчаса стоял в большой пробке, сидя на своем байке.

Он опаздывал. Опаздывал сильно. И это не могло его не расстраивать. Еще пять минут. Пять минут, и он сорвется. Если пробка не начнет двигаться, то он поедет по крышам машин.

Уже наступили сумерки, постепенно включались фонари. На небе уже видны первые звезды, что вскоре образуют целую бриллиантовую роспись. Как же жалко, безумно жалко, что она не будет видна в черте города…

Инузука часто думал о том, чтобы переехать с Хинатой куда-то в провинцию, но, как правило, такие мысли были мимолетны, и он тут же отмахивался от них. Это невозможно и глупо. Глупо, когда Хината только начинает набирать популярность в музыке, глупо, когда Киба наконец-то смог поступить в Токийский университет, глупо, когда перед ними только-только открываются пути для развития. А что будет, если они съедут? Хината в лучшем случае станет педагогом в музыкальной школе, а он будет чинить машины в автосервисе… Нет, звезды подождут. Не до звезд нынче молодому поколению и не до спокойствия. Жизнь утекает, как песок в песочных часах! Надо проживать каждую минуту так, чтобы потом не жалеть о том, что что-то не успел сделать или не захотел. Но, к сожалению, ему приходится стоять в центре трассы, забитым среди еще таких же четырех рядов.
— Когда же, черт возьми, она уже двинется? Что там, уснули, что ли? — парень со звериной злобой уставился на свои наручные часы. Ненавистное время, что так быстро бежит, не давая возможности исправить свои ошибки! А ведь если бы он повернул тогда на другую улицу, то он бы не попал сейчас в такую ситуацию.

Но, к всеобщей радости, движение стало потихоньку возобновляться. Конечно же, Кибу это совсем не успокоило, ведь незначительное движение еще ничего не значит. Он пошарил во внутренних карманах своей кожаной куртки, пытаясь найти телефон, но это было бессмысленно. Телефон не находился.
— Черт-черт-черт! Ну где же ты? Почему, когда ты мне так нужен, тебя всегда нет?

Сотовый не находился, а движение уже практически восстановилось, так что не было времени на поиски, и Киба стал потихоньку ехать вперед. Все его раздражало: отсутствующий телефон, сумерки, начавшийся легкий снег, который моментально таял, превращаясь в грязь, яркие вывески по сторонам, машины, что едут рядом, глупые влюбленные парочки, что шастали по улице. Все. И он взорвался, вскипел, сорвался… Уровень адреналина резко поднялся. Сильнее прижавшись телом к своему любимому байку, он полетел вперед на высочайшей скорости. Ему было все равно на скучные и глупые сигналы машин. Ха! Как будто это его остановит! Он объезжал эти громоздкие неповоротные железяки и мчался вперед.

Прямо, поворот налево, проскочил мимо светофора, который вот-вот должен был загореться зеленым, потом опять налево, прямо, перекресток, прямо, направо, прямо. Он как ветер, что не видит препятствий на своем пути. Резко, быстро, целеустремленно и безумно опасно. Но все приятное постепенно подходит к концу, хотя кто сказал, что дальше его ждет что-то не столько хорошее?

Он припарковал свой байк напротив ювелирного магазина. Встав перед вывеской, он невольно проверил, тот ли это магазин. А зачем ему это надо было? Да просто так, мимолетно. Порой мысли его живут сами по себе, а замечаем мы это далеко не всегда. Но это не значит, что они не влияют на наши действия и поступки. Это ли называется подсознанием? Наверняка.

Киба вошел в магазин и пристально оглядел витрины. Его нос моментально учуял глянцевый запашок пафоса. Помещение было очень просторным, необычайно просторным для ювелирных магазинов. В центре на постаментах были выставлены самые изысканные и, соответственно, дорогие работы. Ну а по всему периметру были более дешевые, но не менее красивые изделия. К одному из таких подошел Инузука. Это было небольшое золотое колечко с тремя бриллиантами. К нему прилагался гарнитур, но когда это обычный бедный студент мог купить его? И кольца хватит. Пока.
— Вам что-нибудь подсказать?

Он сам и не заметил, как рядом с ним оказалась навязчивый консультант. Киба всегда их недолюбливал, особенно за это их «подсказать», но сейчас он усмирил свое недовольство и спокойно ответил:
— Пожалуйста, оформите мне это кольцо. Оплата наличными.
— Да, конечно. Пройдите к кассе.

Выбросив из головы все эти учтивые девичьи улыбки, он случайно вспомнил, как же долго он копил деньги на это кольцо. Два месяца где-то. Но самая трудность была в том, чтобы скрыть это от Хинаты. Хотя он не исключал тот факт, что девушка могла уже догадаться и просто молчать, подыгрывая ему. Она часто так делала, но сейчас все по-другому. Все стало вмиг серьезнее и важнее. Парень так долго думал, как он предоставит своей возлюбленной именно это кольцо, какие слова он скажет, когда это сделает… Так долго и часто, что порой ему это надоедало, и он пытался уже все бросить, оставив все как есть. Но какой же он мужчина, если не доведет свою цель до конца? Именно поэтому Киба быстро заплатил за покупку, еще раз посмотрел на запакованное кольцо и, вспомнив про то, что в мире существует такое проклятое понятие как время, быстро выбежал из магазина и сел на свой байк.

* * *

Девушка стояла посередине гримерки и о чем-то напряженно думала, сжимая в руках телефон. Тревожные мысли никак не оставляли её, хотя она уже была готова к выходу: красивое прямое голубое платье до пола с небольшим вырезом на груди великолепно подчеркивало изгибы ее правильной фигуры, и невероятно красивый цвет блестящих волос, которые были уложены в красивую ракушку и украшены прекрасными шпильками со стразами из камней Сваровски. Все в ней кричало о том, что она принадлежит высокому обществу: её прямой стан, хрустально белая и гладкая кожа, взгляд, аристократичные черты лица. Но она тревожилась. Её великолепную интеллигентную красоту испортила какая-то злополучная тревога! Как же так… А ведь все идеально.
— Хината, скоро твой выход, — в комнату вошел продюсер.
— Да, я знаю… Я знаю…

Эта некая отстраненность насторожила Хотару. Не к добру это, не к добру.
— Что с тобой? Чего ты опять раскисла?
— Я просто волнуюсь.
— Нет же, не волнуешься. Если бы ты волновалась, то ты бы не стояла в центре гримерки, а сидела бы за столом и проигрывала программу на столе. Я тебя знаю как себя родного. Выкладывай, пока не поздно, пока еще не вышла на сцену. Что случилось?
— Киба-кун… Он не отвечает на звонки. Я боюсь, что с ним что-то случилось, или же он просто не хочет ко мне приходить на концерт.

Девушка отстранила взгляд своих прекрасных глаз от лица своего сенсея. Она уже привыкла все ему рассказывать, но так и не научилась смотреть ему в лицо, когда откровенничает.
— Боже мой… Я только недавно тебя оставил, и с тобой все было в порядке, а ты уже нашла себе новую проблему. Женщины такие женщины, — он комично вздохнул и предложил Хинате присесть рядом с ним на диван.
— Сенсей, я хочу, чтобы он был рядом, когда я буду играть. Я хочу, чтобы он наконец-то услышал меня на по-настоящему большой сцене, а от него ни весточки!
— Забудь про своего парня. Он — байкер. И он любит тебя не за твою гениальность в музыке, а за твою внешность и характер. Смысл ему приезжать к тебе? Киба-кун никогда не поймет всей прелести классической музыки, её гармонической формы. Он хотя бы знает о наличии таких композиторов как Рахманинов, Чайковский, Дебюсси, Бизе, Равель, Доницетты, Россини? Наверняка нет. Так что не стоит переживать из-за таких пустяков. Ты не должна в своей игре угождать каждому слушателю. Ты не должна подстраиваться. Иначе твоя личность исчезнет или потеряется среди таких же сильных в фортепианной игре, как и ты.
— Как вы можете так говорить? — Хината ошарашено посмотрела в голубые глаза своего сенсея. — Даже самый последний бродяга сможет полюбить и понять классическую музыку, если она сыграна с душой!
— Нет, Хината. Не обманывай саму себя, не живи в сказке. Для того чтобы понять классику, надо дорасти до нее умственно. Только тогда сможешь ее воспринять правильно. Именно поэтому сейчас так мало людей, ценящих настоящую культуру. Поп доступен массам, он отупляет, а классика заставляет мозги зашевелиться. Именно это не нравится современным людям.
— Поп тоже может быть хорош, если сделан оригинально и с душой! Я же говорю, смотря, как исполнить. Но как это относится к тому, что Киба не отвечает на звонки?
— Напрямую. Я советую забыть про него на сегодняшний вечер. Ты никогда не станешь профессионалом, если будешь связывать свою работу с личной жизнью. Если он не придет сегодня, то сделаешь соответствующие выводы. Ну а сейчас через десять минут ты должна сыграть на максимуме своих возможностей. Не смей искать глазами своего байкера. Когда ты выйдешь на сцену, то в твоем мире должны остаться только твоя личность и рояль. Запомни мои слова, обдумай и дерзай! Чтобы завтра все СМИ трещали о твоем прекрасном дебюте!
— Хорошо, Хотару-сенсей, я подумаю над вашими словами… Нет, что там думать, я так и поступлю, — девушка заметно приободрилась и, встав с дивана, резко повернулась в сторону мусорного ведра, где должны были быть ноты. — Эй! Вы уже вынесли мусор? Когда успели? Где мои ноты?!
— Ты же сама их выкинула, зачем они тебе? — еще чуть-чуть и мужчина, не сдержавшись, засмеется во все горло от поведения этой девушки.
— Ну… Я забыла, что должна играть, — она подняла свой взор и виновато посмотрела в глаза своего сенсея, как бы извиняясь.
— Без шуток, что? — он резко прищурил свои и без того небольшие глаза и зорко уставился в лицо девушки, немного привстав с дивана.
— Я забыла, что я сегодня играю.

Златовласый быстро плюхнулся обратно, закрыв свое лицо левой рукой.
— Хината-сан, через пять минут вас объявляют! Вы должны уже стоять за кулисами! — быстро протараторил оператор, внезапно появившийся в дверях.

На минуту Хината как будто остолбенела. Скоро ее выход. Ее дебют. Скоро она останется наедине с роялем. Скоро. Такое долгожданное, но в то же время такое страшное ощущение. Кровь в жилах закипает, разум становится мутным, а руки потеют от волнения. Сколько раз она не выходила на сцену, а эти ощущения ее никогда не покидали. Как вечные спутники артиста — ты не уверен в себе, но зритель должен думать наоборот, тебе страшно, но для него ты храбрец, у тебя коленки подкашиваются от волнения и трусости, но снова же публика видит в тебе смельчака. Блеск и страх — вечные спутники публичного человека. Это чувство завораживает, но и убивает. А послевкусие одурманивает голову. Но до конца еще далеко…
— Хината Хьюга, — громогласно сказал Хотару, — на сцене ты все вспомнишь, гарантирую. А теперь бегом за кулисы!

Девушка вдруг приободрилась. Откуда в ней столько смелости и решимости? Все же стержень имеет очень большое значение для артиста.

Через пару минут она добралась до выхода на сцену и уже окончательно собиралась с духом.

Еще пару минут и ее объявили. Слышны громкие аплодисменты публики. Они взывают к ней. Они ждут. И она идет.

Сделав пару шагов, Хината вышла на сцену.

Её голова слегка вскружилась от такого яркого и жаркого цвета софитов. А потом она посмотрела в зал, где видны лишь какие-то тени, которые тихо переговариваются между собой, но тем самым создают дикий шум, который для музыканта порой нестерпим. По своему пути к роялю она невольно смотрела в зал и пыталась найти среди всех этих теней свою единственно родную, любимую тень… Но вот ее путь завершился и она стала у рояля. Она улыбалась. Людям казалось, что это сам ангел спустился на землю, чтобы сыграть им воистину божественную музыку. Ангел поклонился публике. Низко поклонился и сел за инструмент.

Хината немного притуплено посмотрела на клавиатуру. Её сознание в одно мгновение кишело кучей мыслей, но в тот же час было бело. Очень странное чувство, лечение от которого — начало игры. В одну секунду она сразу вспомнила о технике игры, о своем возлюбленном, о биографии композиторов, о теории музыки, о гармонии, о том, что ела на завтрак, о словах сенсея, о водителе такси…. Нет, так больше продолжаться не может.

Раздался первый аккорд.

* * *

Вот еще одна улица преодолена, еще один поворот, светофор, дом, пешеходный переход. Все смешалось между собой, и Киба едва мог разглядеть такие детали. Он летел наобум, не думая о последствиях. Он летел к своей Хинате, которая уже должна была начать играть.

* * *

Громогласно, величаво, устрашающе прозвучал ее первый аккорд, и как бы в противопоставление последующие уже оттеняли всю патетику гармонической палитры. Она сильно склонялась телом над клавиатурой, силясь издать по-настоящему идеальный звук для такой музыки. Ее взгляд вмиг помрачнел от напряжения как эмоционального, так и физического. Издать воистину правильный звук для момента, который длится всего лишь пару секунд, — вот истинная задача пианиста. Такое мрачное вступление походит на сжатый во сто крат сгусток энергии, что пытается прорваться наружу, но не может из-за того, что ее сдерживает что-то сильное, какой-то непреодолимый барьер. А тем временем мысль произведения постепенно перешла из аккордного изложения в более мелодическое. И все как будто разрешилось. Ощущение, будто кто-то молит кого-то о чем-то, очень настойчиво просит. Свободы? Наверное. Все стало нежнее, ярче, светлее, исполненное любовью, но столь идеалистическую картину нарушали внезапные громкие аккорды, как будто опуская нас обратно в гнетущую реальность. Но… Но нормальный человек никогда не хочет жить в проблемах, поэтому все же лелеет свою мечту, стремясь к ней. Высокий регистр просто великолепно отражает эту идею. Очень высокое мелодичное звучание настолько нежно прозвучало у Хинаты, что невольно сердце начинает биться в унисон с ритмом сонаты.

А мечты так и остаются мечтами, если не побороть ряд препятствий.

* * *

Киба уже был уверен, что после такой неистовой гонки по дороге, его закидают штрафами. Но он должен это сделать, он должен успеть хотя бы на второе отделение. Он должен! Иначе какой же он мужчина? Именно поэтому он еще больше добавил скорости, хотя, казалось бы, куда уж больше? Вокруг грязно и темно. Киба как раз проезжает плохо освещенный район, из-за чего его байк и штаны теперь все в грязи. А в театрах свой дресскод. И кто его таким пустит в храм искусства и гармонии? Но ему плевать. Всегда было плевать и будет плевать. Потому что его цель важнее. Вот он выехал из этой дрянной улицы на трассу. Скорость зашкаливает, адреналин уже давно смешался с его кровью, что кажется, будто его кровь и есть адреналин. Уже недалеко, осталась самая малость! А вдали виднеется гирлянда машинных фар. Киба вмиг стал сбрасывать скорость, чтобы не влететь во впередистоящую машину. Создалось ощущение, что парень сейчас расплачется от досады и несправедливости.

* * *

Музыка лилась из ее пальцев подобно текущему ручью в воде. Настолько это невообразимо и красиво! Музыка движется постоянно вперед, не давая слушателю взять передышку. Стремительным потоком она рвется дальше в неизведанные края. Остается только восхищаться такой изящной, но в то же время громоздкой, такой блестящей, но темной, такой тонкой, но с грубыми басами в аккомпанементе. Так противоречиво, но так прекрасно. Лицо Хинаты все в поту от перенапряжения, пальцы молниеносно бегают по клавишам, пытаясь точно попадать в ноты. А басы в левой руке бурлят и кипят, не разрешая остановить развитие. Музыка, льющаяся из-под крышки рояля, не останавливается, она совершенствуется, развивается, пытается показать нам все больше и больше своих возможностей! Так же, как и человек. Он не может остановиться в своем развитии, не имеет права, но если же это случается, то он погиб. Он мертв. Так же, как и музыка.

* * *

«Что же делать? Что же делать?! Так хотя бы на второе отделение попасть!». В голове парня то и дело крутились всевозможные планы, как вовремя приехать, но ни один из них не был реален. Все кончено. Все провалено. Все его планы на этот вечер можно смело выкинуть из головы и спокойно ехать себе домой, а Хинате сказать, что не успел из-за непредвиденных обстоятельств… Каких? Впрочем, неважно. Можно потом придумать. Хоть тот же Акамару, который вдруг заболел. Почему бы нет?

«Дурак! Как мне вообще в голову такое могло прийти? Все бросить?! Как бы не так!».

Парень в который раз за этот день посмотрел на циферблат своих часов, потом вдаль на дорогу, освещенную фарами машин, потом снова на циферблат. Такое ощущение, что он будто бы решает целую задачу по физике. Так сосредоточенно в одну точку может смотреть только человек, который строит тактику.

Киба резко схватился за свою голову и оскалился как-то по-звериному. Этот снег все еще продолжал идти, моментально тая и опять же моментально пополняя количество грязи на дороге.

— А-а-ай! Да гори оно все синем пламенем! — он быстро спрыгнул со своего байка, последний раз с сожалением посмотрел на свою гордость, на одну из самых своих дорогих вещей, и побежал между машинами вперед по трассе. Все дальше и дальше. Смотря только на свою цель.

* * *

Как и положено в сонатной форме в первой части, которую играет Хината, существует главная и побочная темы, которые умело перекликаются между собой. Самое главное — это правильно выделить их, правильно понять и разобрать, а потом донести до публики это море звуков, что каким-то образом является неразделимым целым. Каждый раз главную тему или побочную партию надо играть по-разному, расставляя свои оттенки. Это называется индивидуальностью, что составляет личность. Сейчас Хината ощущала себя единым целым с господином роялем. Её мягкие касания подушечками пальцев выдавали поистине громогласную музыку. Патетично и безумно энергично. Звуки заполняют весь зал, отражаясь от каменных стен, и доходят до слуха зрителей. Все сидят как завороженные. Ведь сейчас творится сказка, чудо, фантастика! Человек приходит в театр, садится в кресло и расслабляется. Он забывает про свои проблемы и улетает в непрерывном потоке красоты, гармонии, вечности… От такой музыки само время замирает и то и дело, что хочется дальше все слушать, слушать и раствориться в ней. Эта невероятная сила присуща только по-настоящему гениальному произведению, что дано было услышать композитору свыше. А теперь мы имеем возможность услышать ее прямо в реальности. Звук небес. Звук рая. Звук любви.

Продолжай же, Хината, продолжай чаровать нас.

* * *
— Да! Да-да-да! Оперный театр, я наконец-то до тебя добрался! Аха-ха! Добрался!

Такая неописуемая радость уже во второй раз посещает паренька. Он в последний раз посмотрел на часы, отметил для себя, что успел ко второму отделению и медленно, даже с каким-то торжеством крутого парня, вошел в театр. Вся его радость вмиг исчезла, оставив на лице только непроницаемую маску пофигизма. А что остается делать, если ты потный, в грязи с головы до ног и имеешь татуировки на щеках? Правильно, показывать всем, что так оно и должно быть! Пусть на него и косо смотрят все гардеробщицы и билетерши, но зато он чувствует себя как минимум миллионером. А сейчас он краем глаза заметил, как к нему подходит чересчур смелая старая женщина. На лице видна строгость, а стан ее до сих пор прямой, несмотря на свой возраст.
— Молодой человек, прошу предъявить ваш билет.

При таких бабушках надо держать свое лицо как можно выше и увереннее, тогда они не смогут прощупать твою настоящую почву и отстанут с миром. Киба протянул ей свой билет, та его проверила, и они разошлись себе спокойно. Теперь осталось только одно — найти вход в партер, а далее свое место.

* * *

Казалось, что эта музыка не имеет конца, что она будто бы шарманка повторяет одну и ту же мелодию, но с каждым разом все с большим и большим эмоциональным и энергичным наполнением. Но вот внезапно сильный аккорд… и тишина.

Через пару секунд тишину прорезали негромкие аккорды, идущие вверх с некой мольбой. Эти звуки созвучны с гармонией вступления. Они как будто бы прорываются вдаль, пытаясь уйти от этой кошмарной реальности, пытаясь… Руки пианистки задерживаются на самом верху клавиатуры. Кажется, что сердце остановилось вместе с мелодией. Но вот она постепенно опускается все ниже и ниже, все грустнее и грустнее. Несбыточные мечты, утопия… И вот последний порыв, последний рывок вверх! Эти стремительные аккорды бьют по сознанию, они несдержанны и яростны. Гнев и дикая энергия выбивается из-под рук пианистки, что сама не сдерживается и еще больше горбится над роялем, и заставляют сердце неистово трепетать. И на столь мрачном, страшном и ужасающем моменте музыка ставит точку. Логическое завершение. Ведь еще ничего не кончено.

Вымученная девушка быстро сняла свои руки с клавиатуры после столь громкого финального аккорда. Немного откинув голову назад, она сидела так непродолжительное количество времени. В ее голове крутилась только одна мысль, столь радостная и удовлетворяющая.

«Я отыграла. Я отыграла. Я это сделала. Спасибо тебе, Бетховен, за такую прекрасную возможность, спасибо».

Она не слышала громких оваций публики, она не слышала эти многочисленные «браво» и «брависсимо». Сейчас для нее существовало только долгожданное послевкусие. Но рано раскисать, рано.

Хината изящно встала с банкетки и повернулась к публике лицом. Свет включили, а зал стоял и аплодировал ей что есть мочи. Она смотрела в него заворожено долго. Рот ее полуоткрылся, а глаза были чему-то удивлены. Она всматривалась в партер, ища своего любимого, своего единственного. Но место его пустовало… Сердце вмиг пропустило несколько ударов. Девушка низко поклонилась залу и… ушла. Не оборачиваясь на них, она ушла за кулисы к своему продюсеру, который успокоит её и поможет ей справиться с эмоциональной напряженностью.
— Хината! Иди ко мне, моя радость, — Хотару уже стоял в гримерке с распростертыми объятиями.

Но девушка умело увернулась от его нежностей и упала на диван. В платье и с прической. Сейчас ей абсолютно все равно, ведь она сорок пять минут играла сольное отделение.
— Сколько у меня времени? — в подушку проговорила девушка.
— Пятнадцать минут. Может быть, двадцать, если не успеем тебя в порядок привести. Уже пришла в себя после куража?
— Дай мне две минуты полежать, а потом задавай вопросы. Нет сил, извини, — сейчас казалось, что у Хинаты всегда была единственным любовником эта кожаная подушка, которую она отказывалась разжимать, и так и лежала пять минут, не двигаясь.

Часы медленно-медленно тикали, тем самым показывая, что уже одна секунда драгоценного времени канула в вечность.
— Хината, вставай, пюре с мясом принесли, — мужчина нежно дотронулся до девичьего плеча, заставив ее пошевелиться немного.
— Уже? — она резко встала и бросилась в сторону пятилитровой кастрюли, где было то самое ее любимое мясо с пюре. — Огромное спасибо, Хотару-сенсей! Вы знали, что мне нужно!

Она быстро схватила ложку и, плюнув на столовый этикет, стала молниеносно поедать содержимое, запивая кофе.

Сейчас ей казалось, что даже сам Рахманинов со всеми его пятью концертами не сравнится с тем блаженством, которое она испытывает при поедании такой совершенной пищи.
— Я знал, что люди после концертов сильно хотят есть, но никогда не думал, что настолько…
— Хотару-шедшей, — жуя, Хината все же решила ответить, — вы шами когда-то отырывали коншерт? М?
— Нет, не отыгрывал, но ты хоть салфеткой закрой платье, а то оно очень дорогое.
— Школько у меня ошталошь времени?
— Еще пять минут, но я увеличу время антракта, так что считай, что десять.

Хината вмиг прекратила свою трапезу, запила все это большой чашкой кофе и стала поправлять прическу, которая сильно помялась за все это время.

Но в какой-то момент она остановилась и повернулась к своему сенсею.
— Он не пришел…
— Парень твой? Мои предположения оказались верны, — победоносно хмыкнул продюсер.
— Как вы можете так говорить?.. Я не знаю, что мне даже думать. Я ведь люблю его. Люблю безумно, безнадежно, — она уставила свой взгляд в пол, вот-вот, и первые маленькие хрустальные капельки слез падают на блестящий пол.
— Что делать? Выходить на сцену и отдаваться музыке. Музыка должна быть твоим парнем, а не байкер.

Хината не ожидала такого ответа от сенсея, действительно не ожидала. Но не смогла ничего ответить. Ей вдруг стало так одиноко и грустно, что двое ее дорогих людей столь жестоко с ней обращаются. Злые они, эти люди, очень злые…
— Ты, верно, думаешь сейчас, что я жестокий и злой мужчина, который твои чувства ни в грош не ставит? Так лучше сядь рядом со мной, посмотри мне в глаза и слушай внимательно, — столь приказной тон пресекал любые возражения, потому она сразу же повиновалась и, взяв себя в руки, посмотрела в эти пугающие голубые глаза. — Ты имела смелость назвать себя актрисой, более того, музыканткой. Уже автоматически ты должна всю свою жизнь, все свои мысли без остатка посвятить столь элитному делу. А ты сдуваешься, еле начав первые шаги к успеху. И как мне понимать такие выходки? Я согласен, что музыка невозможна без чувств, но это должны быть твои личные переживания при восприятии произведения, а не твоя бытовая жизнь. Твой парень — это быт. И если ты еще раз позволишь себе эмоционально сдуться во время концерта из-за какого-то быта, то грош цена твоему искусству и твоей титанической работе.

У девушки не было слов. Она так и сидела, как будто пригвожденная к дивану. Но Хината не могла отвести взгляда от столь напористых глаз сенсея. Хьюга думала, обдумывала, решала. И что-то в ней поменялось, какие-то неведомые замочки упали, открывая перед ней новые дороги возможностей.
— Хотару-сенсей, время уже поджимает. Почему же мы доселе сидим в гримерке? Пора на сцену.

* * *

Киба не понимал, что он здесь забыл, зачем он здесь, и что его держит в настолько «элитном» месте. Вернее, как он докатился до такого, что теперь ему постоянно, если его расчеты верны, конечно, придется бывать в таких местах. Но ради любви можно и подобное стерпеть, правда ведь? Он уже довольно долгое время просто сидел на своем месте в восьмом ряду. Вокруг ходят девушки в деловых костюмах или же строгих платьях по колено. На вид эти наряды вроде как дорогие, да и еще поверх золотые гарнитуры носят. Точно дорогие. Но как-то Кибе такие закрытые фасоны не по вкусу. И тут он поймал себя на мысли, что он глупо разглядывает людей уже где-то как минут десять. А он еще и удивлялся, почему те на него так подозрительно косились! Ну а что ему еще остается делать, как не разглядывать их? Правда, парень только сейчас вспомнил, что взял какой-то буклет при входе в партер.

«Ну хоть чем-то себя займу», — подумал байкер и раскрыл бумажку.

Внутри было указано множество названий разных произведений, которые уже исполнила и будет исполнять его Хината, как он понял. Эти слова и словосочетания ничего нового не открыли, разве что, кроме того, что он понятия не имеет, что они означают. Потому он резко закрыл бумажку и уставился на сцену. Не успел он спрятать ее в дальний карман, как прозвенел звонок, и прозвучал нежный женский голос, приглашавший всех занять свои места и приготовиться к началу второго отделения.

Наконец-то. Наконец-то он увидит её.

Вскоре свет погас, и все внезапно решили начать хлопать. Подумав, что так надо, Киба подстроился под их нескладный хор.

И вмиг его сердце остановилось, когда на сцену вышла она, в прекрасном простом платье, а волосы ее были каким-то образом, неведомым парню, уложены в форму, напоминающую ракушку. Как это так, что не только он может наслаждаться ее истинной красотой и изяществом? Но ему пришлось быстро отмахнуться от подобных мыслей, ведь если Хината узнает, то будет очень недовольна подобным чувствам со стороны парня.

Девушка низко поклонилась, слегка посмотрела в зал своими нежными, как фиалки, глазами и села за рояль. Потом парень будет вспоминать, что именно с этой секунды он раскрыл для себя абсолютно другую Хинату. Именно с этого момента можно сказать, что Хьюга ушла в свой мир.

Она играла много разных произведений. Все это длилось невообразимо долго для непривыкшего слуха, но парень забыл про время. Он вообще про все забыл и теперь для него существовал только хрупкий ангел, его ангел, что творил совершенство.

Быстрые произведения сменялись медленными, короткие – длинными. И везде был раскрыт свой образ. Где-то он увидел страстную Хинату, где-то угрюмую, монотонную, светлую, яркую, изящною… Можно подобрать огромное количество определений, и все они будут верны.

Он смотрел на нее, не отрываясь. Парень подмечал каждое движение рук или же стана. Киба силился запомнить эти самые прекрасные моменты в жизни.

Он восхищался ею как никогда. Не сказать, что он совсем не слушал ее игру до этого времени, но это впервые, когда он смотрит на нее издалека. Когда она далеко, и рукой не дотянуться… И вот очередное произведение закончилось, и девушка положила свои руки на колени. Хината незаметно покосилась глазами в сторону публики, но в следующий миг опять уставилась на клавиатуру. Набрав в легкие побольше воздуха, она прикоснулась к первой ноте в произведении.

Утешение.

Хьюга нежно нажимала на клавиши в низком регистре. Повторяющаяся мелодия как будто бы вводила слушателя в транс. Но вдруг на фоне такого гипнотического аккомпанементы невесомо ласково прорезался первый звук мелодии в правой руке. Он был как лунный свет, что указывал дорогу ночным путникам. Луна является спасением для потерявшихся во тьме леса. Она является единственным утешением для девушек, что так любят поведывать ей все свое самое сокровенное. Ничто тайное не скроется от ее всевидящего ока.

И ведь все это настроение невозможно передать публике, не познав свое собственное, свое любимое утешение.

«Луна моей жизни», — их мысли были созвучны.

Зал как будто вмиг опустел. Больше никого нет, только он, она и эта музыка, что бьется в их сердцах.

Это было воистину ликованием души, что так редко происходит в современном обществе. Киба нашел в своей маленькой, хрупкой Хинате то самое сокровенное и настолько интимное, что скрыто от людских глаз. Он уверен, что не отпустит ее, никогда и ни за что. Как же он хотел, чтобы время остановилось, и эта музыка никогда не завершалась! Как же он хотел, чтобы она звучала в его сознании, в его душе, в его теле, в самой его сути. Открывшись мощному потоку любви, сердце никогда более не хочет закрываться. И тогда время исчезает. И все это тиканье часов никогда более не раздражит ум человека, ведь более это неважно… Любовь затмевает это теперь уже бессмысленное понятие «время».

Киба еще долго будет вспоминать, как он хотел вечно купаться в лучах столь прекрасного чувства, что его захватило с головой. Он видел, как его возлюбленная реагировала на каждый сыгранный ею звук. Её брови были немного сведены к переносице, как будто бы эта музыка ворвалась шумным потоком в ее тело, она закрыла глаза, вслушиваясь в такую фантастическую мелодию. Она её чувствовала. Они жили. Они по-настоящему жили, пропуская через себя каждый звук Утешения.

Такое ощущение, что перед публикой открывается целое таинство любви. Нечто интимное сотворяется с каждой секундой. Это заставляет человеческие души полностью раскрыться, отчего они всем сердцем могут воспринять это чудо. Столько чувств в каждом обертоне звука нереально описать простыми словами. Да и нужно ли это? На то оно и таинство, чтобы оставаться сокрытым от людских умов. И только тот сможет его понять и разгадать, кто поддался светлому потоку любви.

Музыка воспевает любовь. Так давайте же поддадимся ей и познаем саму суть жизни.

Но вот-вот, еще чуть-чуть, и произведение закончится. Закончится гимн, ода, посвящение. А сердце уже не закроется. И Киба будет стараться всю свою жизнь, чтобы оно оставалось открытым и могло воспринимать саму суть, саму жизнь, саму истину. Ему кажется, что это и если его задача в жизни.

Но вот прозвучал последний аккорд, который, казалось, длился всего лишь какую-то долю секунды. Никто в зале не хотел окончания. Никто. Но теперь все зависит от них.

На минуту образовалась тишина. Хината как будто бы боялась опустить свои руки на колени. Она так и продолжала сидеть с закрытыми глазами. Весь ее дух был в трансе, который не желал отпускать девушку. Но увеличивающиеся аплодисменты постепенно стали возвращать Хинату в реальность. Она медленно стала открывать свои глаза, что были подёрнуты некой дымкой. Еще пару секунд, и она окончательно придет в себя, когда Киба в то же время не мог поднять свое тело с кресла, что как будто пропечаталось к нему невидимыми путами.

Зал встал. Все стали невыносимо громко хлопать, кричать «браво» и всячески показывать свое удовлетворение. Громкие овации ни на секунду не стихали. Если бы Инузука понимал, что здесь творится, то он бы удивился, почему люди кричат только пару слов, а не свистят и не гудят, как часто бывало в его среде. Но сейчас не до этого. Абсолютно не до этого. Он думал о том, что совсем забыл про цветы, о том, что он жутко потный, что одежда его вся в грязи… А скоро Хината уже закончит кланяться и принимать огромные букеты, так что надо торопиться и попасть в гримерку. Благо, пропуск он не забыл.

* * *

Девушка кое-как добралась до выделенной для нее комнаты. У нее не было сил, чтобы рассмотреть полутемную обстановку, которая казалась именно такой из-за включенного одного только светильника. Снова этот дикий красный, что так сильно раздражал ее сознание. Но сейчас в ее мире существует только диван. Такой пленительно мягкий и большой, что на него просто невозможно не плюхнуться. Лежа она еще немного о чем-то подумала. Какая-то мимолетная мысль пролетела в ее сознании, что она в этой комнате не одна.

Как только он заходит в помещение, то оно сразу заполняется его звериной аурой. Именно поэтому ей всегда было легко разгадать его «хитрые» ловушки. Она его чувствовала.
— Киба? — Хината была уже в полусонном состоянии. Еще чуть-чуть и ее тяжелые веки сомкнуться, лишая ее возможности увидеть лицо своего возлюбленного.
— Тс-с, — парень быстро оказался на коленях подле дивана и нежно убрал прядь волос, что мешали ему разглядывать столь любимое лицо. — Отдыхай.
— Спасибо… что пришел… Я ждала, — она взяла его за руку и слегка ее стиснула.

Инузука не нашелся, что ответить, и просто поцеловал ее в лоб.
Завтра.
Он сделает это завтра.
А пока он будет охранять её покой.