Мое время "после"...

Мое время «После».

Мир благосклонен к безумцам. Мир благосклонен ко мне. Отклоения поведения от общепринятых норм общественности стало моим глотком горячего кофе в морозное утро, последней дозой чистого воздуха, едким запахом пороха при взрыве... Когда мир вымышленный и реальный вступают в единый симбиоз, когда последствия действий не играют никакой роли,а восприятие безвозратно нарушено. Моя безучастность и отсутствие интереса к жизни, почему-то, стали угасать.
В городе еще не завывали сирены, а я уже все знал. Ведь, настоящее искусство заключено в одном мимолетном моменте взрыва. Знал, просто знал. Щекотливое дуновение холодного ветра растрепывали мой хвост, края жилета, а кожа на шее покрылась мурашками. Одним моментом, мне показалось, будто меня касается острое лезвие продолговатой, черной косы, принадлежащей госпоже Смерти. Шума вокруг будто не стало. Гул прохожих безвозвратно стихал предо мной, стук колес на стыке рельсов в метро постепенно иссякал. Парящие в небе птицы рваными порывами пытались скрыться отсюда. Темнеющее небо отражало лучи света, исходящие из окон жилых домов. Тусклые, печальные, мрачные. Последние. Я, не спеша, направился к первой попавшейся скамейке. Открыл старую, потертую пачку и достал одну сигарету, скрежет зажигалки, едкий дым. Вдох, выдох. Горький кашель. Прикрыл глаза, чувствуя как кончики пальцев на руках приятно колет, а маленькие волоски становятся дыбом. Мрачная пустота внутри меня заполняется никотином, смутно согреваяя мое одиночество. Сирены оглушающим воем вот-вот разорвут сегодняшний день надвое — время «До» и время «После», которого осталось так мало.
Пятнадцать минут.
Их хватит более чем, если не суетится. Достаточно, чтобы вспомнить мое безумие — точное повторение одного и того же, раз за разом, вдох за выдохом. Сплюнув остатки горечи во рту, я устало прикрыл глаза, слушал, слушал как город распадается на части. Все, все мертвы, но они еще не принимают этого. И только яркими вспышками, словно догорающие бенгальские огоньки, светились те, кто уже никуда не торопится, не суетится, не ждет. Лишь наблюдает.
Четырнадцать минут.
Внимание! Всем внимание! Атомная тревога! - вещали завсегда молчащие динамики на старых фонарных столбах. - Тревога! Это не учения! Мы повторяем: это не ученческая тревога! Немедленно укройтесь в ближайших убежищах! Внимание! - вторил суровый голос.
Блондинистый парень с резными полосами на щеках вздрогнул, потому как стоял прямо под столбом с рупором. Рассеянно огляделся, скупым движением закрывая маленький букет от очередного порыва ветра. Оглянулся еще раз и сразу же увидел ее — она бежала от остановки, глупо спотыкаясь, небрежно размахивая руками. Но не отрывая печального взгляда от его лица. Он следил лишь за ней, и все прохожие казались кострубатыми, грубыми линиями на белоснежном листе, измзанным пеплом.
- Н-наруто-кун, - тихо зашептала девушка, приблизившись - Ч-что делать? Ч-то теперь б-будет? - сказала она, сжимая карманы платья и смотря на потресканные линии асфальта.
- Вот, - протянув цветы, парень сверкнул белоснежной улыбкой, - Возьми, это тебе!
Подняв большие, удивленные глаза на блондина, девушка пискнула:
- С ума сошел? К-какие цветы, Нар-руто-кун?
- Возьми, - все еще улыбаясь сказал он, - И пойдем к нашему месту, Хината. Как раз успеем дойти к твоему любимому дереву.
Она посмотрела на цветы, вздохнула и несмело протянула к ним ладонь, вмиг успокоившись.
- Обещаешь, мы правда успеем?
- Конечно! - он снова улыбнулся, обнимая ее за тонкую талию, чувствуя как все внутри него леденеет от страха.
Тринадцать минут.
Он выстрелил два раза и увидел, как директор, господин Данзо, оседает в кресле, хлюпая ручьями крови и дрябло дергается, с последних сил шипя проклятья. Взглянув на него еще раз, бледнокожий парень улыбнулся фальшивой улыбкой.
- Простите, господин, - буркнул он себе под нос. - Нечего личного, только бизнесс.
Обернувшись, лениво нацелился на секретаршу, волосы которой были выкрашены в ярко-красный цвет, под стать глазам такого же цвета, прикрытых за коричневой оправой толстых очков. Ноги ее дрожали, а рука крепко сжимала телефон у груди.
- Беги, Карин-сан, беги. - посоветовал он мягко, все так же фальшиво улыбаясь.
После, завидел, что испачкал левую штанину черных джинсов пылью, похлопал по ней ладонью.
- Правда, поторопись. Может, еще успеешь, - сказал он еще раз, взглянув на испуганную девицу, скрываясь за дверью.
Двенадцать минут.
Темноволосый мужчина сидел неподвижно и глядел на доску, где его черный король проигрывал, глупо подставляя под удар пешки. Его противник же, лениво потягиваясь и зеваяя, устало посмотрел в даль, откинувшись на спинку стула. Вот уже несколько лет подряд они играют в Центральном парке, каждую среду. Хороший срок. Он так ни разу и не выиграл у своего ученика. Посмотрев вокруг, мужчина усмехнулся. Где-то слышались крики, гул бьющихся машин, визг шин и вой сирены. Проводил странную пару взглядом — высокого парня с резными полосами на щеках и его спутницу, прижимавшую к себе букет фиалок. Он бережно обнимал девушку с иссиня-черными волосами за плечи. Их взгляды скользнули по мужчине, ничего не замечая. Поглядев на доску, мужчина достал сигарету и прикурил. Закашлявшись, устало хмыкнул.
- Асума-сенсей, - обратился к мужчине парень, со странным хвостом, напоминавший верхушку ананаса, - Когда вы бросите эту вредную привычку?
- Как видишь, Шикамару, - выдохнул новую порцию дыма, - Никогда. - снова горькая усмешка.
Вытянув вперед худую руку и схватившись за темного короля холодными пальцами, парень аккуратно положил его на пустую клетку.
- Снова выиграл.
Одиннадцать минут.
- Интересно, а если я сейчас уйду, не заплатив — ты меня арестуешь, Ино? - Суйгецу вертел между пальцев рукоять старинной, золотой катаны, потом поглядел на побелевшее лицо продавщицы, сильно сжимающей край черного пиджака. Она его не слышала — стояла с белым лицом, дергая другой рукой маленький кулон на шее. «Мама... Папа... Вернитесь! Вернитесь!!!», - визжала в углу маленькая девочка, прикусывая сжатые в кулаке маленькие пальцы.
Буквально ворвавшись в помещение, огромный мужчина стал махать пистолетом, истошно вопя: «Отдавай деньги, мерзкая сука!». Покачав головой с стороны в сторону, пепельноволосый оскалился, обнажив два острых резца по бокам.
- Здесь, вообще-то, уже есть посетитель, - спокойно сказал Хозуки, едко глядя на тучного мужчину.
- Че? - презрительно окинув взглядом рослого паренька, мужик противно загоготал.
Увидев каплю пота на толстой шее и долю секунды разглядывая ее, Суйгецу подумал о том, что сплав катаны хорошо сбалансирован, вес вполне приемлем. Потом достал пистолет из левого кармана штанины и выстрелил точно в шею орущему мужчине, брезгливо скривившись. Капли крови измазали его ботинки.
Десять минут.
Они сидели в остановившемся пустом трамвае и передавали бутылку коньяка из рук в руки, морщившись от очередного терпкого глотка.
- Тупо вышло, - сказала Таюя, пытаясь выдавить подобие улыбки, пока зубы отстукивали ритм, а лицо темнело с каждым новым глотком. - Неохота так подыхать.
- Может, все-таки учения?... - вскинув розовато-светлой бровью, предположила девушка, тут же осекшись.
- Жаль, что не доехали к Конан. У нее сейчас как раз все собрались. День рожденья, дым столбом, наверно...
- Думаешь, легче было бы.. там? - скривившись от приторного вкуса во рту, Сакура вытерла влажные губы рукавом кофты.
- Нет, - хмыкнула Хокумон. - Не легче. Ладно, давай еще по глотку. Закусывай, торт все равно не довезем.
Сакура посмотрела сквозь запотевшее окно. Обернулась к подруге.
- Гляди, наш апокалипсис.
Отпив еще раз горькой жидкости, девушки стали есть торт руками.
Девять минут.
- Я так давно хотел это сказать... - закончив щелкать безразборчиво пультом, с одного канала на другой, Кусуне оставил телевизор в покое.
- Что же? - вяло отозвалась она.
- Никогда тебя не любил. Надо было еще тогда, лет 8 назад утопить. Подумали бы, несчастный случай.
- Скотина! - она ударила его по шеке.
Перехватив ее руку, он резко выкрутил ее тряхнув своими розовыми волосами. Когда жена завизжала и согнулась от боли, шипя проклятия, он погнал ее к открытому балкону, сильнее сжимая руку, до хруста костей.
- Не надо, Кусуне! - она пыталась уцепиться длинными ногтями за дверной косяк. - Прошу тебя, не надо! - истошно вопя, она ухватилась за его передплечье.
- Прощай, Шион. - он выбросил свою блондинистую женушку с балкона, едва ли удержавшись у перил.
Посмотрел пустыми глазами на то, как ее тело глухо шмякнулось на сухой асфальт, звука практически не было. Все перекрывали воющие сирены. Усмехнулся, достал пачку сигарет из-под угла карниза. Закурил. Двенадцать лет он уже толком не чувствовал вкуса сигаретного дыма, а все потому, что так хотела жена. Выдохнул, затянулся глубже, еще... Еще. Прикрыл глаза.
Восемь минут.
Толпа бежала по улицам, на ходу роняя последние вещи, которые были при них. Натыкаясь друг на друга, падая, разбивая колени и счесывая руки, кричали, ревели и ругались. И только один мужчина, чьи длинные волосы покрыла прочная седина шел не спеша, не мешая суетится окружающим, кутаясь в короткий серый плащ. Шапку сдуло резким дыханием ветра, та отлетела через всю дорогу, неуклюже вися на крае бардюра, рядом с лужей багровой жидкости, мужчина замер, взглянув на бегущую грудастую женщину, усмехнулся.
- Держите, - кто-то протянул мужчине пистолет, - один патрон там еще остался вроде. Разберетесь.
Исподлобья окинув взглядом парнишку в черных джинсах, мазок пыли на штанине, смахнул с руки пистолет на асфальт и пошел прочь. «Цунаде... жаль, так и не встретились...»
Семь минут.
В кинотеатре кого-то убивали, толпа пинала ногами бездыханное тело, возившее по полу разодранным и окровавленным лицом.
- Не смотри, - он ласково взял ее за подбородок, повернул к себе и поцеловал в щеку, на которой красовалась тату-полоса.
- Я и не смотрю, - она храбро пожала плечами, хотя и видно было, что напугана.
- Я тебя не брошу, - сказал он тихо.
- Что? - девушка не услышала, заткнула уши и громко закричала:
- Как эти сирены надоели! Я тебя совсем не слышу, Обито!
- И не слушай! - крикнул он в ответ. - Я тебя все равно не отпущу, Рин!
- Правда?
- Конечно!
Несколькими секундами позже их застрелил заросший грязной щетиной пепельноволосый парень, у которого откуда-то оказался пистолет. В обойме было всего два патрона, и ему не хватило, чтобы теперь застрелиться самому.
- Мрази! Да покарает вас воля Яшшина, ублюдошные людища! - кричал он еще долго, но никто его не слушал, разве что только двое девушек, в пустом трамвае рядом, поедающие торт руками.
Шесть минут.
- Ты так быстро все сделала, - сказал он, - Спасибо, Цунаде. И сирен почти не слышно.
- Молчи, - строго сказала женщина в зеленом халате, хмуря светлые брови. - Тебе нельзя говорить, Дан.
- Теперь-то уж толку? - хрипло засмеялся-закашлял он. - Ты дивная женщина, Цунаде.
Она молча поправила ему одеяло, сев рядом на край койки.
- Зато умрем вместе, - спокойно сказала женщина, сжав покрепче его руку и поглядывая в окно. «Так и не встретились, Джирайя...»
Пять минут.
Полупустой вагон. Тишина, слышно лишь прерывистое дыхание сидящих.
- Выйдем на перрон? - спросил машинист своего сменщика.
- Зачем, Какаши-семпай? Здесь, в кабине, хотя бы не тесно. А там сейчас сплошная истерика.
- И то верно, Ямато, - улыбнувшись, сквозь маску, мужчина положил старую, потертую по краям, книгу на сидение.
- В целом, вроде тихо, - пожал он плечами.
Это пока тихо. Стоит только подождать.
Да скоро будет уже все равно, сам знаешь. Здесь всех накроет.
Не успел купить новый том любимой книги.
Не успел посадить это триклятое дерево, обещанное жене.
Не успел признаться противной медсестре в чувствах.
Не успел исправить покосившиеся двери.
…купить новый жилет.
…погулять с племянником.
…съездить в отпуск.
Мелочи. Не успел.
Оба невесело усмехнулись. Щелкнув тумблером, и фары поезда погасли...
Четыре минуты.
Киба поднялся по неосвещенной лестнице на верхний этаж дома. Сначала ему показалось, что он здесь один, но после услышал тихий плач у двери, обитой коричневым кожезаменителем.
- Ну? Чего ревешь? - Инузука присел на корточки перед маленькой девочкой, в желтом комбинезоне.
- Так ведь, страшно... - сказала она, поглядев на него янтарными глазами. - Мама дверь не открывает. Они с папой ругались сильно, а потом замолчали. Я через дверь слышала, - ткнув пальчиком в коричневую обивку, малышка всхлипнула.
- Замолчали, говоришь? - парень нахмурился и серьезно сказал: - Это плохо! Может, пойдешь со мной на крышу? Сверху все видно, далеко-далеко.
- На крышу нельзя, - замотав головой из стороны в сторону, девчка спрятала зареванное лицо в маленькие ладошки.
Киба аккуратно развел ее руки в сторону, подальше от покрасневших щек, подмигнул.
- Сегодня можно. Я не чужой, а всего лишь, сосед снизу. Пойдем, посмотришь, как там красиво.
С характерным продряхлым скрипом, старая, заплесневелая дверь отворилась, впуская их на самый верх сдания. Инузука крепко сжал холодную ладошку малышки.
- Ну, - повернувшись к ней, ослепительно улыбнулся, - вот мы и пришли! - оглядевшись, он снял синюю курточку и постелил ее прямо на проржавевшое покрытие. - Садись! Хорошо видно?
- Да! - неотрываясь, она смотрела заплаканными, покрасневшими глазами на небо.
Вот и хорошо.
Умостившись поудобней, Киба грустно улыбнулся, предполагая, успеет ли он увидеть ракету или нет. Прижал девочку к себе, поднял взгляд на небо. Едкий запах стоял в воздухе.
Три минуты.
Город затихал. Я все так же сидел на скамейке, не открывая глаз, чувствуя, как люди, словно насекомые, копошатся в своих норах, пытаясь спрятаться от угрозы. Бесполезно. Этот взрыв — настоящий миг чистого искусства. Те, кому повезло выжить — далеко отсюда. Мне же повезло быть здесь. Фонари постепенно тускнели, покрывая дорогу причудливыми остатками света.
Две минуты.
Ветер наконец утих. Секундная стрелка наручных часов нестерпимо приближала конец отсчета. Каждый горожанин желал только одного сейчас — отстрочить эти секунды, заглушить удушающий страх внутри себя, вдохнуть еще раз. Еще. Еще. Но... никогда не бывает так, как хотят все. Старики и дети, взрослые, бедные и богатые были на равных сегодня, а в запасе давалось лишь несколько мгновений.
Минута.
В небе черкнула первая бело-желтая полосная вспышка. Удлиняясь, переплетаясь с небом, ярко полыхала сильней, будто слепительный отблеск звезды в лунной глади воды. Я прикрыл глаза, достал еще одну сигарету, рассмеялся.
Искренно, неимоверно, безумно, в последний раз.
- Вот оно, настоящее искусство подрывника! Мое искусство! - в груди клокотал смех, глаза застелила влажная пелена, а губы все еще удерживали не подкуренную сигарету.
В городе стояла полнейшая тишина. Меня никто не слушает. Если так подумать, то... у меня уже нет времени думать. Скоро ненавистный мне город превратится в серый комок, навечно вбитый в прочную корку земли... Откинувшись на спинку лавочки, я проялозил руками по волосам, запутывая поглубже в них свои холодные пальцы. Хриплый выдох...
Искусство — это настоящий миг, оно подобно пылкому моменту, зафиксированному в сознании.
Три, два, один...
- Кац!