Море

Палуба над головой покачивалась, пустая бутылка рома холодила руку, аострый край стола врезался в щёку. Где-то за стенкой – или за «потолком» - сочно материлась команда.
Спать далее больше не представлялось возможным. К тому же, если все его матросы где-то там ругаются, то кто же в таком случае управляет кораблём?
Мадара с трудом разлепил глаза, разогнулся и охнул от боли в ноющей пояснице. Критически глянул на карту – циркуль оставил пару лишних дырок в бумаге, но не более. Это хорошо, а то сбиться с курса с двумя русалками на борту было бы слишком паршиво. Как порою выражался Кисаме, у них и без того до жопы китового дерьма.
Но перед тем, как идти наверх, стоило посмотреть, что там с лицом. Сейчас Учиха не мог сделать ничего, кроме как вылить на рану ещё выпивки вместо антисептика, но оставаться в неведенье он не собирался.
Зеркало у него, к счастью, было, хорошее, достойное капитана. Стекло отражало примерно половину от должного, но на бритьё ему хватало.
Глядя на своё отражение, мужчина поморщился и с досадой цокнул языком.Четыре глубокие борозды, расчертившие лицо от уха до противоположного уголка рта, опухли и покраснели. Перед глазами встала картина вчерашнего происшествия: вот русалка смирно сидит, с ложной покорностью понурив голову с короткими волосами, для красоты выпачканными розовыми водорослями, с её рук капает красная, слишком яркая, почти человеческая кровь, и Мадара без должной осторожности подходит, чтобы ослабить натёршие нежные запястья кандалы. Вот ему и расплата – когти у этой твари оказались бритвенно острые.
Вот сука.
И поделом ему.
Учиха кончиком пальца прикоснулся к царапине и поморщился вновь. Кожу нещадно жгло, но в полусантиметре от непосредственно повреждения она, наоборот, теряла чувствительность. Скверно, очень скверно. Это точно не просто воспаление. Занесла, небось,  дрянь какую-нибудь, паршивка.
Ничего, до ближайшего порта он как-нибудь дотянет, а уж там и врач найдётся, которому неважно, сколько крови на деньгах, и русалок будет кому сбыть. Как бы не опухло его лицо, оно того стоило. Русалки и в самые лучшие времена были редкостью, дорогим украшением для богатых домов, а у него в трюме
целых две сидят. Славно погуляет команда, за морских див не жалеют золота... Да
и корабль бы стоило подлатать, а то последняя стычка с дозорными едва не стоила
им мачты, а паруса так и вовсе были в плачевном состоянии.
Мечтательно зажмурившийся Мадара встряхнулся. Им ещё по меньшей мере неделя пути. Да и команда начала шуметь громче.
Надо б проверить.

Интуиция, с детства-юношества настроенная на всякое дерьмо, привела его в трюм. Такому решению ещё послужило то, что на палубе было только трое: Зецу, торчащий в «вороньем гнезде»*, но этот псих, красящий половину бледного лица углём, спускался оттуда в основном за едой и ромом, привязанный верх ногами к главной мачте Обито и Итачи, стоящий у руля и меланхолично глядящий куда-то вдаль. Ветер был попутный, так что особо стараться ему не приходилось.
Обито Мадара отвязал – тело парня гулко шлёпнулось о палубу – и после того, как Учиха убедился, что тот не сдох и всё ещё дееспособен, у него состоялся занимательный диалог с Итачи:
- Какого чёрта тут произошло?
- Вам полный отчёт, капитан, или достаточно краткого?
- Не хами. Старпом обязан докладывать капитану о любых происшествиях накорабле. И почему ты его не отвязал?
- Вы учили меня не доверять родне, дядя, а следить за вашим сыном, которого вы нагуляли неизвестно где, я не обязан. Касательно произошедшего – Обито был против мнения команды.
- Нет, просто у него многовато синяков, и никто из команды, разумеется,не знал, что чувствительней мест, чем шрам и глазница, у него нет, - кажется, в его речи непозволительно много сарказма. Племянник, как всегда, начинал выбешивать с феноменальной скоростью. - Конкретней?
- Все в трюме, капитан, кроме Дейдары и Сасори.
- А что с ним?
С ним – это с Сасори. Цукури же последнюю неделю мудрил с пушками и порохом, возле них же дневал и ночевал. Бывшего оружейника морских дозорных предпочитали не трогать.
- Спит, капитан. У него вахта под утро была, которую вы же ему безочереди назначили, после он с подначки вылакал две бутылки...
- А как же твоя любимая жёнушка? – язвительно, проклиная себя заидиотскую забывчивость.
- Следить за Кисаме я тоже не обязан, - Итачи пожал плечами и невозмутимо поскрёб пальцами голую пятку.
Вот щенок, хоть бы раз в его сторону повернулся.

Команда пошумела ещё минуты три, перед тем как внимательный к мелочам Хидан заметил его в отражении тесака Кисаме. Мадара по-бабски приветливо улыбнулся ему, обнажив зубы, и выжидательно скрестил руки на груди.
Тридцать секунд толкотни, ругани – и команда выстроилась-таки в неровную шеренгу. Ну надо же, трезвые, кроме Мацураси, но это у него хроническое.
Орлы, блять!
В воцарившейся тишине слышался надрывный вой из карцера, где занеимением другого места держали русалок. За рядами грязных ног что-то непривычно белело.
- А ну, расступились.
Кисаме, как самый смелый и высокий, попытался возразить:
- Капитан, мы...
- Живо, я сказал! – рявкнул Учиха.
Ну, надо же, мозги под черепными коробками имеются.
На полу лежала мёртвая русалка. Та самая, розоволосая, что ещё вчераразукрасила ему лицо. А сейчас по-бесовски зелёные глаза закатились, тонкое горло было перерезано, однако на бледных губах навсегда застыл торжествующий оскал. Судя по крови на длинных, казавшихся полупрозрачными, пальцах, гордая
дива покончила с собой, использовав единственное своё оружие. Её водорослевое платье было характерно порвано на бёдрах и ниже.
Мадара вгляделся в лица своей команды. Впрочем, лица его интересовали меньше всего.
Укусы на синюшных руках Хошигаке.
Синяки у Какудзу, оторванная мочка уха Хидана...
Молодец, девка, сопротивлялась. Мужчина невольно почувствовал толикууважения к мёртвой бестии.
- А вы что здесь делаете? – Учиха повернулся к Нагато и егопирсингованному дружку. Удивление его не было наигранным – от этих двоих он ожидал чего угодно, даже бунта, но не насилия над русалкой. Эти скорее друг с другом переспят.
Да и вообще, Удзумаки не дурак, должен знать уже, к каким последствиям приводит такое своеволие.
Парни молча продемонстрировали гематомы, понимая, что сейчас не та ситуация, когда стоит крыть товарищей.
Мадара понимающе хмыкнул: хоть и говорят, что дети моря обладают силой десяти мужчин, ручки-то у них маленькие.
- Ц-ц-ц... Стареешь, Какудзу, удар у тебя уже не тот. Или ты ещё не такая сволочь, чтобы своих в полную силу бить?
Риторический вопрос: Какудзу был и оставался продажной сволочью. Просто от увеченья своих он не получит никакой выгоды.
Учиха прошёл вперёд – парни отшатнулись – и поднял на руки русалку. От такой близости лицо будто бы заболело сильнее, но делать было нечего: везти её дальше было бессмысленно. Конечно, можно было попытаться, но мёртвые дивы никому не нужны – земля их не принимает. И чем дольше она пробудет на борту, тем хуже.
Сестра её продолжала выть, но чёрт с ней. Потом разберётся
На палубе никто не обратил на него внимания. Обито ещё не оправился, а Итачи глянул как-то вскользь и вновь отвернулся. Будто каждый день капитан корабля ходит по палубе с мёртвыми русалками на руках.
Выбросив тело за борт, Мадара с двойственным интересом проследил, как оно разбилось о волны и стало морской пеной. Над неровной водной гладью пронёсся жалобный крик, который моряки называли дельфиньим плачем. Впрочем, Учиха особо не верил, что этот звук, сопровождающий смерть русалки, на самом деле как-то связан с дельфинами.
Вволю полюбовавшись на простор – было ранее утро, в воздухе ещё виселадымка не до конца растаявшего ночного тумана, частого в этих морях – мужчина зевнул и, насвистывая, направился обратно в трюм, на ходу закатывая рукава рубахи.
Эх, жаль он оставил пустую бутылку в каюте...

Кисаме выплюнул обломок акулообразного зуба вместе со сгустком крови. Хидан шипел и тёр полученные повреждения, коих у него было не мало. Только Какудзу выглядел так же, как раньше, но
вряд всё на самом деле было так лучезарно.
У Мадары не просто так ни разу не было даже попытки переворота,уважение не только своей команды, но и других пиратов он добивался потом и кровью. Надо сказать, что больше кровью. А уж на удары по болевым точкам никогда не скупился.
Мужчина скрестил руки на груди и лениво прислонился к стене.
- Что я вам говорил о порче товара?
- Но...
- Заткнись!!!
Хошигаке резво зажал рот ладонью. Вообще-то Учиха обращался к всё ещё воющей русалке за решёткой, так как её нытьё начинало действовать на нервы, но реакция Кисаме была довольно забавной.
- Так вот... – Мадара продолжил негромко и вкрадчиво. – По-хорошему,вас стоило бросить в карцер до самого порта, а там продать всех троих вместо мёртвой русалки, - на этих словах оставшаяся тихо всхлипнула. Краем глаза мужчина увидел, что дива сидит на полу, поджав под себя ноги, и, вцепившись в
волосы, раскачивается взад-вперёд. – Но так как карцер занят, может, мне стоит
бросить вас за борт?
Ответа не было. За борт никому не хотелось. Судьбу Саске, попытавшегося сместить капитана, и его дружков повторять никто не хотел. Даже Итачи не встал на сторону родного брата, хотя они никогда не были особо близки.
- Ну ладно ты, кобель хренов, - Учиха посмотрел на Мацураси; тот зыркнул из под упавших на лоб пепельных волос, но в сизо-сиреневых глаза горел огонёк злого азарта. – Ладно ты, Хидан мог тебя подкупить, хотя, могу поспорить, что ты пьян, так как от продажи русалки выгоды гораздо больше,  - Какудзу предпочёл
промолчать, только тёмные мышцы на шрамированных руках и груди вздулись. – Но Кисаме! От тебя вот не ожидал, не ожидал... Итачи же так тебе доверяет, так рекомендовал тебя в команду...
В его голосе было почти искреннее разочарование. Хошигаке что-топробормотал, смотря в пол, но как раз таки его можно было понять. От его клыков и синей кожи даже портовые девки, поголовно суеверные, бывало, шарахались, считая Кисаме морским чёртом.
- Все к Дейдаре. Он давно жаловался, что его достало чистить сопла одному, вот и поможете. Четыре дня под его руководством, и чтоб не рыпались.
- Но, капитан, это же!..
- Неделю! И Цукури будет каждый день докладывать, какие вы усердные работники.
Все трое заскрипели зубами. Дейдару они люто ненавидели и кое-кактерпели за незаменимые навыки.
- Кстати, ваши обычные обязанности не отменяются, и, Хидан, не мог быты отдать мне то, что у тебя за пазухой?
- Чего?
Мадара выжидательно приподнял бровь и протянул руку. Хидан оскалился,однако, пошарив во внутренних карманах распахнутой жилетки, извлёк на свет искусственный глаз и бросил его в руки капитану. Учиха подбросил гладкий шарик на руке.
- Всё, свободны. И да – что б здесь и на палубе всё блестело, ясно?
- Ясно...  – уныло.

Владелец глаза всё ещё валялся пластом на палубе, прикрыв лицопотрёпанной шляпой-треуголкой. Его шляпой.
- Эй, Обито!
- Ась?
- Сколько раз я говорил не трогать шляпу?
- А ну это... Не помню, - беспечно. – Не считал.
- Как вижу, ты уже оправился?
- Ага, типа того, - парень лучезарно улыбнулся. Такому бы вблагополучную семью, чтоб сначала на обучение, а потом дозор или ещё куда, а сыну пирата и проститутки не пристало так лыбиться.
- Неужто ты настолько рад, что это тебе уже не нужно?
Мадара продемонстрировал глаз. Обито попытался его достать.
- Эй, отдай! Я ж за него столько денег отдал!
- За это барахло? У Орочимару что ли брал?
- У Блаженного Тоби!
Это был аргумент. Глаз перекочевал в руки хозяина, и старший Учиха нахлобучил шляпу на голову. Обито облизнул палец и, не глядя, протёр шарик.
- Ну, бывай, - зачем-то махнул Мадара и направился к себе.
И почти сразу же из-за спины донеслось:
- Суки! Они  ж его поцарапали! ДаТоби в три раза больше за починку возьмёт!!!
Да уж... Но Обито сам виноват. Связываться с Блаженным Тоби – гиблое дело.

Тонкие линии карты расплывались перед глазами, собственные патлы лезли в лицо, мешая видеть, щетина, которую он не мог сбрить из-за свежего ещё шрама, чесалась и раздражала, а коптящий свет лампы казался слишком ярким. От привычных движений пола вдруг начало укачивать.
Мадара устало провёл рукой по лицу. Всё было как обычно, но и одновременно с этим всё было не так.
Сильно пахло солью.
Вдруг его осенило. Учиха выругался, рефлекторно схватил оружие и вышелвон.

Русалка сидела на полу у дальней стены, но, стоило ему приблизиться,вскочила. Слегка проржавевшие, но всё равно крепкие цепи гулко ударились о грязный пол. Только сейчас Мадара рассмотрел её как следует.
Морская дива была бледной, в вечном мраке карцера она слегка отливал азеленым. Руки тонкие и хрупкие, но ломкие пальцы, с тонкой линией полупрозрачных перепонок между ними, были увенчаны заострёнными когтями. Тяжёлые кандалы оттягивали её руки вниз, а металлический ошейник уродовал изящную шею. Всё это было больше не для пресечения побега, а чтобы не было попыток самоубийства - добраться до собственных голубых вен русалка не могла. Края её «платья», отдалённо похожего на те, что носят человеческие женщины, все эти пышные конструкции с корсетами, многослойными юбками и глубокими декольте, были буквально вшиты грубыми широкими стежками в кожу на спине и как раз по линии пресловутого декольте, едва прикрывавшему полные груди. Вместо ткани были грязно-бурые, широкие листья водорослей, с подола стекала вода, но Учиха знал, что это подобие одежды – всего лишь часть её тела. Оказываясь на суше, русалки часто, осознанно или нет, копируют людей. Небось, видела утопленницу в подобном платье.
Под водой эти тряпки ей, разумеется, не нужны.
Волосы русалки были невероятно длинные, сине-чёрные, как бездонный омут,они струились по рукам и спине, маня прикоснуться, чтобы убедиться в том, что тёмные пряди будут струиться сквозь пальцы; ровная чёлка закрывала пол-лица, не давая взглянуть в глаза. Однако, дива всем своим видом излучала такую чистую и искреннею радость, что мужчина на секунду опешил, ослеплённый завораживающей нечеловеческой красотой.
Мадара тряхнул головой и крепко зажмурился. Наваждение спало. Теперь он испытывал к русалке если не лёгкую форму отвращения, то просто неприязнь.
Губы дивы искривились, она подняла уголки рта вверх, обнажаяжемчужно-белые острые зубы.
- Спасибо тебе, - произнесла она. Её голос отозвался в ушах райскими переливами, но было в нём что-то по-звериному хищное.
- За что? – не слишком дружелюбно спросил Учиха.
Голова раскалывалась.
- Ты освободил мою сестру и вернул её домой, - она продолжала улыбаться. – А ещё ты защитил меня. Как же ты сразу не понял, глупый капитанчик?
Русалка прильнула к решётке, но браслеты кандалов не давали ей просунуть руку в отверстие между прутьями. Так как половины её лица видно не было, в сочетании с широкой неестественной улыбкой смотрелось это жутко.
В своё время Мадара стал лучшим фехтовальщиком Восточного океана и последние пять лет с лёгкостью отстаивал это звание. Клинок же он натачивал ровно настолько, чтоб оно могло перерубить ненатянутую шёлковую ленту. Если кто-то и поговаривал, что так неудобно, то его ровным счётом всё устраивало.
К тому же, этот самый клинок был ещё и тонким...
Честно говоря, Учиха ожидал, что дива испугается оружия, но она вполне спокойно дала обрезать себе чёлку. Чёрные прядки упали на пол, мужчина вздрогнул.
Глаза как глаза. Ничего особенного, большущие глаза с длинными ресницами, тоже самыми обычными, только не чёрными, а серыми. Эти ресницы ещё забавно слипались в стрелочки в уголках.
Но вместо нормальной радужки и зрачка – бельмо. Тоже ничего особенного, просто неожиданно.Слепая что ли?
В глубоких водах зрение не нужно...
Русалка озорно прищурилась и наклонила голову на бок. Не, не слепая.Слишком велико ощущение, что насквозь смотрит. Для проверки Мадара чуть надавил клинком, и удостоился взгляда, полного отчаянной паники.
Ну, точно, видит.
А ещё болтает. Что-то он не знал, что бессловесные русалки могут так болтать
.- Где языком чесать так научилась? Или вы все умеете? – Учиха провёл тупой кромкой лезвия по скуле и
приподнял острием волосы возле уха. Русалка, не чувствуя враждебных намерений с его стороны, с любопытством рассматривала его лицо.
Если не знать, и не догадаешься, что за ушной раковиной – три влажных разреза мягких жабр.
- Да моряки как тонуть начинают, так всё кричат и кричат, а потом плывут на шлюпках и говорят-говорят-говорят... А я выплыву и послушаю, запомню, а потом...
Мадара отстранённо подумал, была ли на самом деле умершая русалка и эта сёстрами. Или же они все друг другу как сёстры?
- И что потом?
Какого чёрта он тут торчит?!
Мужчина убрал клинок от её лица и привычным движением заткнул за пояс.
- А потом раз – и посреди простора переворачивала лодку!
Разозлившись, Учиха забыл на мгновение о решётке и замахнулся, русалка, звонко хохоча, отшатнулась от прутьев и плюхнулась в угол, притянув колени к груди. На голых блестящих щиколотках Мадаре померещилась чешуя.
Уходя, мужчина кожей чувствовал направленный ему вслед пристальныйвзгляд.

Честно говоря, увидев вдалеке корабль, Мадара уже знал, что будет скучно. Учиха не стал бы его преследовать – не с русалкой в карцере – но так уж получилось, что два разных течения сливались в одно, а чужой корабль шёл по слишком быстрому ответвлению.
Как и предсказывалось – было скучно. Впрочем, капитан рад был датьзасидевшейся команде размять мышцы. Сам он тоже с удовольствием глушил стоящий в ушах дьявольский смех людскими криками и перебивал запах морской воды, водорослей и соли кровью, потом и порохом.
Правда, долго это не продлилось. На борту оказалось много пороха и табака. Табак им был не нужен, разве что курящий Мадара набил кисет и взял немного про запас, а вот порох...
- Тащите быстрее, долбодятлы! – разошедшись, орал Дейдара.
- Сам ты долбодятел!!! – нагруженный аж двумя бочками с порохом Хидан не придумал ничего лучше, чем перевести стрелки. Так как это был уже четвёртый заход, множество своих заковыристых ругательств Мацураси потерял где-то по пути.
Кисаме и Какудзу промолчали. Как бы ни пинал Цукури всех и вся, больше всех доставалось именно Хидану, поэтому остальные предпочли злорадствовать по-тихому. Под присмотром капитана всё равно ничего толкового не сделаешь.
- Доброе утро, капитан, - интеллигентно поздоровался Сасори.
- Где тебя черти носили, Акасуна? – беззлобно спросил Мадара.
Парень равнодушно пожал плечами.
- В трюме.
- В нашем? – с подозрением. С командой и капитаном у Сасори были довольно странные отношения: вроде и подчиняется, и проблем лишних не причиняет, но Учиха никогда не мог сказать наверняка, что у него на уме.
А ещё Акасуна славился своей педантичностью и фанатичной любовью кразличным редкостям, будто древняя заспиртованная мумия или же живая русалка.
- Нет. Если бы у них, - красноволосый кивнул в сторону чужого корабля – оказалось на борту нечто ценное, то мне бы хотелось увидеть это не в сломанном состоянии.
- И?
- Пусто.
Сасори чиркнул спичкой, очень стильно поджёг кончик самокрутки и затянулся. Этот жест был преисполнен столь глубокой тоски и скуки к жизни, что в глубине души Мадара ему немножко
посочувствовал.
Так, совсем чуть-чуть.

Каждый день проходил как обычно.
Каждый вечер и утро, не доверяя в этом плане подчинённым, капитан корабля спускался к русалке. Морская дива могла его проигнорировать, гневно зашипеть ему в лицо или же встретить с детской радостью, но в любом случае от принесённой им сырой рыбы к следующему его посещению оставался лишь хребет. Это
было хорошо: значит, гордость ещё не поборола инстинкты. Если она объявит голодовку, то прощай прибыль – помрёт. Придётся и её за борт.
Или же девка рассчитывает сбежать живой?
К пятому дню море заволокло туманом. Эта дрянь держалась двое суток. В этом был только один сомнительный плюс – после долгого затишья парни, наконец, встряхнулись.
На утро первого дня новой недели в липкой штилевой мгле, когда Мацураси, шепча молитвы вперемешку с проклятиями, потянулся к чёткам, в гнезде ожил Зецу.
- Капитан! – крикнул он.
Старший Учиха, ведомый смутным предчувствием, на всякий случай послал Итачи к русалке, а сам полез наверх.
Зецу сидел на борту «вороньего гнезда», каким-то образом балансируя на мысках. Соблазн столкнуть его вниз был велик, однако, желание посмотреть на то, как он навернётся самостоятельно, перевесило. К тому же, этот псих слишком ценит своё уединение, чтобы звать по пустякам.
В лицо ударил ветер, который здесь был гораздо сильнее, чем внизу.
- Что у тебя?
Парень молча указал пальцем куда-то вперёд. Мадара прищурился,вглядываясь в туман.
То, что он увидел, ему сильно не понравилось. Нет, Учиха не был суеверным или верующим, как Хидан, но жизнь вдали от берега научила уважать и не недооценивать море. Жёлто-зелёные огненные всполохи ничего хорошего сулить не могли.
- Как думаешь, что это?
- Понятия не имею, капитан, - пауза. – Но это не к добру.
- Да я уже понял...
Вопрос – идти ли дальше?
Вдруг в дымке возникла гигантская «живая» тень, напоминающая выныривающего из воды кита-горбача. Собственно, это и была бы тень кита, но только даже киты не бывают такими огромными.
Это всё решило.
- Сбросить якорь, убрать паруса!!! – крикнул Учиха. – Переждём туман!!!
Когда он спустился, вернулся Итачи. Выглядел он слегка растерянно.
- Ну? Она что-то тебе сказала?
- Да, капитан.
- И что?
- Вы уверены, что...
- Давай, выкладывай!
- Русалка приняла меня за вас, назвала «капитанчиком», - Мадару передёрнуло, Итачи был невозмутим, - а затем, поняв, что я – не вы, прокляла и стала шипеть, царапая решётку. Зовёт вас.
- Твою мать... Как прокляла хоть?
Младший Учиха объяснил и добавил, что повторил её проклятия слово в слово. Капитана передёрнуло вторично.
- Слышь, Мацураси! – окликнул Хидана стоящий неподалёку Дейдара, невольно подслушавший разговор. - Тебе ещё расти и расти!
Мацураси оскалился, остальные загоготали. Это слегка разрядило обстановку.
Мадара запоздало подумал, что стоило остановиться раньше.

За всеми хлопотами – капитан решил на всякий случай привязать пушки и их личный груз, а так же перепроверить все узлы – и попытками понять, что происходит, мужчина совсем забыл о русалке.
Зайдя к себе в каюту, Учиха сразу же почувствовал дикую усталость. Мадара без сил, даже не разуваясь, рухнул на койку и сразу же отключился.
Поначалу сон был дурной. Из подсознания стала вылезать какая-то муть, вкоторой мешались непонятные огни и картины прошлого, за которыми мужчина наблюдал со стороны. Видел себя, тогда ещё не капитана, валяющегося с дырой в животе и усмехающегося над тем, что такому же патлатому, как и он сам, дозорному с горящими азартом карими глазами тоже сейчас не сладко; кадр сменился – мелкий ещё оболтус Обито, пытающийся смыться с пиратского корабля, потом зеленоватая муть и огни, затем он сам, такой же мелкий оболтус и, какая ирония, тоже пытающийся сбежать с пиратского корабля, готовый плыть много миль
даже не на шлюпке, а вплавь. Драли его за это каждый раз знатно, боцманским ремнём с острыми металлическими бляхами и фигурной пряжкой, которая, по инерции загибаясь вокруг тела, срывала кожу с голого мальчишеского живота.
Шрамы до сих пор не до конца исчезли.
Потом голову заволокла тьма. Чернота была обволакивающей и мягкой, какпуховая перина, Учиха тонул в ней и не хотел сопротивляться, так как почувствовал себя невероятно защищённым. Откуда-то полилась музыка, вдали вспыхивали огни, но не те, трупного оттенка, а ярко-синие искры. Чем-то они были похожи на звёзды, но что-то подсказывало, что они гораздо ближе. Так что ничего удивительного в том, что Мадара потянулся к ним, не было.
А что тут такого? Ему просто интересно посмотреть, потрогать... Как ребёнку, который только начинает познавать окружающий мир. К тому же было в них что-то притягательное, а в сочетании со ставшей громче мелодией – завораживающими красивыми.
Ну же, ещё чуть-чуть... Последний рывок...
Мужчина резко подался вперёд и со всей дури стукнулся об угол низкой полки. Сон как рукой сняло, мужчина стиснул зубы, чтобы не взвыть от боли, и рефлекторно прижал руку к виску. Под ладонью постепенно набухала шишка, перед глазами плясали разноцветные искры.
Чёрт, ведь тысячу раз собирался отодрать эту доску от стены, но как-то так вышло, что он начал сваливать туда всё ненужное барахло и...
Музыка.
Песня.
Мелодия не исчезла.  Сознание вновь начала окутывать мягкая пелена,утаскивая в глубокий омут сна.
Мадара заорал, глуша гипнотическую музыку собственным голосом. Несясь на палубу, он гремел всем, что под руку попадалось, желая создать как можно больше шума.
Туман растворился в холодной ночи. Звёзды отражались в зеркальнойповерхности воды настолько чётко, что можно было подумать, будто корабль взлетел.
На палубу Учиха поспел как раз вовремя: почти вся его команда собиралась броситься за борт. Самой печальной ему показалась судьба Зецу. При таком штиле остальных, ковыляющих по палубе к сияющей воде за бортом, он с грехом пополам выловит, а этот, наверняка, неловко расшибётся о воду, падая с
такой высоты. Ещё не факт, что до воды долетит, соскользнёт с мачты раньше
времени, а там уж об палубу и...
Вода, кстати, действительно сияла. Синим, звёздным, мать его, светом.
По пути Учиха толкал и ставил подножки своим матросам, замедляя движение. Было настолько холодно, что на палубе образовалась жгущая босые – спеша, он оставил сапоги внизу - ноги ледяная корка, вот парни не без его помощи на ней скользили и падали. Как он сам ещё не навернулся, и как потом не свалился с обледеневших верёвок, карабкаясь наверх, было известно лишь морскому дьяволу.
Зецу удалось догнать как раз в момент его неизбежного падения. Ухватить за шкирняк, преодолеть вялое сопротивление, не слышать русалочью песню и не рухнуть с головокружительной высоты вниз, сосредотачиваясь на колющей боли в задубевших ногах и ноющей в виске – плёвое дело, если об этом не думать.
Мадара не думал.
В «вороньем гнезде» оказались две верёвки: короткий и толстый обрывок промасленного каната и длинная, тонкая и старая, лохматая такая. Первой он в небрежно привязал Зецу, надеясь, что ему не вздумается отвязываться, а вторую сбросил на палубу.
Вниз он съехал, в буквальном смысле, на быстро развязанном длинномкреплении паруса. Когда он отпустил канат, ладони с содранной до мяса кожей горели.
Наверное, самым разумным было сейчас ринуться в трюм и вправить мозги русалке. С каждой секундой его сознание всё легче преодолевало воздействие дивного голоса. В крайнем случае, умертвить диву было бы проще простого - она хоть и не человек, но отнюдь не бессмертна, как им наглядно продемонстрировала
её товарка. Сделать это немедленно Мадаре помешала лишь твёрдая уверенность в том, что, пока он будет ковыряться с русалкой, кто-нибудь из этих идиотов всё же утопнет.
Да и не зря же он моток верёвки скинул.

Привязывая Какудзу, Учиха почувствовал живительный прилив злорадства. А вообще, весело вышло – вся его команда кружком привязана к главной мачте, а где-то наверху этой же мачты звездит зелёными волосами Зецу. Красота... Правда, все дружно стучали зубами от холода, но это ничего – друг о дружку отогреются,
да и рассвет скоро. Ничего жизненно необходимого себе не отморозят.
К русалке он отправился прямо так, запыхавшийся и босой. Чем быстрее он с ней разберётся, тем лучше, тем более что музыка всё ещё звучала.
Морская дива расположилась в своём любимом углу, вытянув ноги в стороныи теребя подол. В голову пришла глупая мысль, что в высшем обществе такую крестьянскую манеру сидеть сочли бы неприличной. Русалка запрокидывала голову к потолку, глаза с распушившимися ресницами были закрыты, бледные губы еле шевелились.
Мелодия лилась. У Мадары закружилась голова. На секунду захотелось взять ключ, открыть клетку, снять кандалы; обнять её, такую несчастную и невыразимо прекрасную, чистую, утешить, как-то защитить, наслаждаясь пением...
Мужчина ударил стоящим тут же вонючим железным ведром для отбросов опрутья. Дива дрогнула, песня оборвалась. Русалка распахнула глаза и поспешно подтянула к себе ноги, испуганно отодвигаясь назад.
- Сука, - сказал Учиха. Коротко и ясно.
Девка вжала в голову в плечи.
- Решила утопить команду, да? Тебе ведь почти удалось... Представляешь: пустой корабль, а тут ты, прикованная.
Худенькие плечи затряслись. То, что надо. Всё же портить товар рукоприкладством не хотелось; больше синяков – меньше цена
.- Мне было так страшно... – залепетала она. – Так страшно, так страшно,а мужчина-тень обманул и тебя не привёл, а туман сочится... и сочится... опутывает...
«Мужчина-тень» - это Итачи. Если вдуматься, очень меткое определение.
Осознав, что причинять ей вред не собираются, русалка осмелела и вскинула на Мадару бельмы глаз, однако, встретившись с ним взглядом, прикрыла голову – лоб и рваную чёлку, уже невероятно быстро отросшую – ладошками; когти блеснули в темноте. Так маленькие дети, если рядом нет их матерей, прячутся от
любых опасностей, если поблизости не находится другого, более эффективного, укрытия.
- Опутывает... и блуждающие огни... они слепят, жгутся, а тут водынет... страшно... И что-то грохочет, бьётся, а так плохо-плохо, страшно-страшно...
Внезапно бессмысленное бормотание оборвалось.
- Я люблю петь, когда мне страшно, - очень отчётливо произнесла морская дива.
Учиха подумал, что это безнадёжно.
Вообще-то, на их корабле уже бывали русалки. Произошедший со второй русалкой инцидент далеко не первый. И даже не второй.
Но раньше они не пели...
Знал бы, какой опасности подвергается команда, Мадара ни за что не взял подобную тварь на борт. Эта ещё не пыталась специально навредить, и то, что он стоит здесь, это подтверждало.
- Лицо болит? – вдруг участливо спросила русалка.
Рука непроизвольно дёрнулась, потянувшись к шраму.
Болит.
А розовые полосы воспалились, опухли и отзывались на любое прикосновение к ним, даже самое лёгкое. Ощущения не из приятных, вдобавок, позавчера его вывернуло наизнанку.
Может, отравился чем.
Может, русалий яд, чьё существование никто никогда не будет доказывать.
Может, смерть уже дышит ему в затылок, стискивает в своих жёстких объятиях, а странный туман – лишь её плащ, прощальный подарок капитану корабля пиратов-неудачников.
Неудачников – потому что, если ты пират, то, так или иначе, жизнь утебя не задалась.
- Как тебя зовут? – кажется, у их рода это в привычку – перескакивать стемы на тему; ветер в голове гуляет.
Только с чего такое внимание к его персоне
?Но лучше ответить. А то с русалки станется вновь начать петь.
- Учиха Мадара.
Морской диве его имя понравилось. Не вникая в значение, она назвала его смешным, однако выглядела при этом очень задумчиво, словно чего-то ожидая.
Ах, да...
- У тебя есть имя? – мужчина опустился на корточки, чтобы их лица былипримерно на одном уровне.
И зачем он это делает?
Русалка приложила указательный палец к губам. С такого ракурса перепонка на одну фалангу была видна особенно отчётливо.
- Хината! – её осенило. – Да, точно, меня так зовут! Это ну... как маленькие жёлтые рыбки из солнца в воде... Они забавные такие... Их ловишь, а они уплыва-а-ают...**
Мадара был почти уверен, что «Хината» придумала себе имя только что. С ней надо было что-то делать, а не то в следующий раз команда всё же пойдёт на дно.
Откуда-то сверху донеслось:
- Какого чёрта?! – пауза. – Бля!
Хидан как обычно немногословен, но в этот раз остальные поддакивали примерно так же. Наверное, странное ощущение – уснуть у себя или привычно нести ночную вахту, а с утра оказаться привязанным к мачте.
- Да ебись всё конём, отвяжите меня!
- Не ори мне на ухо!
- Пошёл на хуй, Цукури!
И в завершение:
- Твою мать, не кусайся
!Капитан страдальчески вздохнул и закатил глаза.
Ну за какие грехи в прошлой жизни ему такое?

Мадара почти безошибочно мог определить, кто из команды вошёл в его каюту, даже лёжа, накрыв лицо шляпой. А дверные петли он никогда не смазывал достаточно хорошо.
Запах серы и пороха – Дейдара. Цукури ещё ошивается подолгу у порога,словно колеблясь, войти или нет.
Соль, рыба и сосредоточенное пыхтение – Хошигаки.
Тяжёлая шумная поступь – Какудзу.
Сасори – сандаловое дерево, масло, табак и южные специи, вроде щекочущего нос перца или пряного карри.
Обито никогда не стучит, врывается и орёт. Это либо что-то серьёзное, либо полнейшая чушь.
Зецу спускается только за едой и если наверху слишком холодно. Смотри также: шторм. Смотри также: буря, гроза, тайфун и другие подобные радости
жизни.
Итачи ходит бесшумно, только дверь скрипит, выдавая его.
А Хидан – это чётки и вагон суеверий.
С Мацураси можно не церемониться; старший Учиха не только не поднимается, но и не шевелится. Лень.
- Чего тебе?
Молчание.
- Если что-то не серьёзное, то проваливай.
- Так точно, капитан, - остатки армейской выправки. – То есть, нет. То есть да, серьёзное.
Мадара, заинтересовавшись, сдвинул шляпу назад. Свет резанул по отвыкшим от него глазам. Хидан нервно теребил чётки, небольшие чёрные шарики, миниатюрные пушечные ядра.
- Так что?
- Русалка.
- И?
- Мы думаем, что она сирена, - Мацураси закусил губу. – Так как девка нас чуть не утопила, песня и...
- Да понял я, понял.
Честно говоря, Учиха последние несколько часов размышлял над такой возможностью. Дело усложняло то, что раньше он никогда не имел дело с сиренами, даже редкому знатоку распознать такую было непросто.
Сирены считались родными дочерьми морского бога. Или дьявола, зависело от рассказчика, от которого Мадара слышал рассказы о сиренах. Сирены отличаются от своих сестёр: сразу вспомнилось платье Хинаты, так как у второй была просто бесформенная тряпка.
Неплохое владение человеческой речью, хотя она часто теряла смысл и перескакивала с темы на тему.
Бельмы вместо нормальных глаз.
Да ещё это пение.
Хината вполне могла оказаться сиреной.
А может, это просто череда совпадений.
- Кто – мы?
- Почти все.
- Почти?
- Сасори, Итачи и Зецу – срать на всё. Обито против.
Пояснять, против чего был миролюбивый Обито, было не обязательно. И так ясно – команде проще взять на себя ещё один русалочий труп, чем подвергать себя риску.
Мадара заложил руки за голову и задумался. Хидан терпеливо ждал.
Ну, сирена и сирена. Судя по всему, робкая или же весьма смутно осознаёт собственные силы.
Никто так и не умер.
Дальше что?
Капитан задал Мацураси тот же вопрос, что секундой ранее себе. Тот пожал плечами.
- Море за сирен мстит.
Учиха шумно выдохнул. Если он ещё и суеверный – то всё без толку.
- Ясно. Свободен.
- Бля, капитан...
- Хотя нет, постой, - мужчина сел. Ему вдруг в голову пришёл достаточно разумный выход в идейном плане, но безумный в исполнительном.
Круглосуточная слежка. Только никто из надёжных не согласится, Сасори слишком мутный, а Итачи он не доверял.
А самому сутками сидеть в карцере – ну, рядом с ним, что почти одно ито же - банально не хотелось.
- Видишь кольца в стене? Берёшь трёх, хотя нет, четырёх человек. Отвязываете русалку, не снимая с неё цепей: отсоедините от стены. Приводите сюда, цепи в кольца, только укоротите так, чтобы до меня не дотянулась, - Мадара облизнул пересохшие губы. – Вот теперь свободен.
Хидан присвистнул, и в этом свисте слышалось некое уважение.
- Да вы совсем ебанулись, капитан.
Кинутый в него сапог врезался в уже закрывшуюся дверь. Учиха зевнул и, решив, что давненько не стоял у руля, пошёл отнимать это право у Итачи, на ходу подобрав «снаряд».
Если хочешь что-то сделать – делай это сам.

Учиха был уверен – он не заснёт рядом с русалкой. Поэтому попыталсяотоспаться днём: морские дивы ночные существа. Не вышло. Потому как у себя не удалось, а на палубе особо не выспишься – отвык.
Поздним вечером – тянул, как только мог, срываясь на команде, ностараясь не показывать им некого волнения и нервозности  - Мадара всё же лёг. Вроде как спать. Вроде как ему плевать на не самое приятное соседство.
И ребячески отвернулся к стенке, просунув руку под тонкую мятую подушку. Закрыл глаза. Свет он, разумеется, потушил. Очередная глупость: с одной стороны, стоило оставить ради безопасности, с другой – со светом спят только дети малые да слишком впечатлительные бабы, пугающиеся теней от занавесок.
Остался только слух.
Русалка проснулась, цепи негромко звякнули. Хотя звякнули – слишком хорошее слово для получившегося звука. Затем какой-то шорох и свист.
Отвратительное чавканье: Учиха почти видел, как острые зубы вонзаются в сырое мясо, отрывают от него крупные куски. Как русалка шумно глотает – маленький бугорок на изящной шее дёргается – и кашляет от попытки заглотить слишком много за один раз. Как жует, перемалывая мелкие косточки и хрящи,
неаккуратно, не привыкнув есть на поверхности. А на губах – блестящие серебряные чешуйки.
Мерзость.
Но он видел и более мерзкие вещи.
И всё же – омерзительно, так как лицо урусалки почти человеческое,мило-девичье.
Затем всё затихло.Что-то за спиной пошуршало, повздыхало...
Качка действовала успокаивающе. Далеко, наверное, на небе или в Аду, илина борту кораблей-призраков мирно скрипели снасти. Разгуливающий по палубе Обито болтал сам собой – заразился привычкой от Блаженного Тоби.
Мадара провалился в царство Морфея примерно так же, как и множество других людей – не заметив и не осознав этого.

Как-то раз капитан «Алой акулы» проснулся в тюрьме. Было страсть как холодно, голова раскалывалась, бок кровил и в камере пованивало мочой, кошачьей. А может, и человечьей, не к лицу капитану корабля, даже если и пиратского, разбираться в таких вещах.
Впрочем, тогда Учиха не был капитаном. Капитан – не «Акулы», тогда ещё не построенной, а другого корабля, чьё название он забыл - валялся там же, на полу, а потом его убило ядром, так как крепость начали прицельно обстреливать.
Интересно, нападавшие на захолустный городок знали, что стреляют в тюрьму?
Или специально стреляли, чтобы атакованным жизнь сказкой не казалась?
Во всяком случае, то отвратное пробуждение в камере Мадара мог назватьсамым худшим в своей жизни.
Теперь у него появился конкурент.
Были схожие черты: холод и внезапность этого самого пробуждения. Словно ведро ледяной воды на голову вылили.
Зато в прошлый раз под боком не было русалки. Её чуть влажная ладошкаласково погладила его по щеке и дальше, по линиям ноющего шрама-раны, шершавый металлический браслет то и дело неприятно задевал чувствительную кожу, а Учиха думал, что убьёт Хидана за то, что не сделал цепи короче, как ему и говорилось. И потом бросится за борт, так, освежить голову, так как следовало проверить.
Самому.
Но это всё – если морская дива его не убьёт.
Не сожрёт, как сырую рыбу.
Не удушит.
Мало ли что ей в голову придёт. Пришла же вот мысль забраться ему в постель. В собственных мыслях звучало это забавно и похабно, потому что русалка грудью вжималась ему в спину.
Да бля.
С лицом что-то происходило. С него стекало что-то липкое, с каким-то непонятным, въедливым запахом. Ощущение противное, но странная слизь уносила с собой боль, и сознание как-то сразу очистилось от шлака.
Поэтому, когда рука отстранилась на пару дюймов, Мадара ударил локтём куда-то назад, во что-то попал и, перехватывая ломкие ладони, перевернулся, с трудом подавляя в себе желание задушить русалку ежесекундно. Мужчина страшно злился, больше на себя.
На всё про всё – четыре секунды. Возможно, три с половиной.
Хината смотрела на него загнанно, забыв о том, что может с лёгкостью вырваться. Пугливая девка, даже трусливая. А ведь если нашла бы труп – не погнушилась бы человеческим мясом. И пьянела бы от вкуса крови, как от лучшего вина или терпкого рома.
Но сейчас она его боялась. Это было на руку.
Учиха перехватил её ладони в правую руку: именно ладони, на запястьях –кандалы. Другой рукой собрал её чёлку в кулак и оттянул назад, наблюдая за переменами в её лице. Дива вынужденно запрокинула голову и всхлипнула. Её незащищённое горло было белым, тёмная синеватая вена билась быстро-быстро.
Опустить взгляд ниже оказалось наудивление естественно, в глаза бросились швы, похожие на вырванные из чьего-то тела, добела высушенные на солнце сухожилия. Правда, и они поблёскивали в густой темноте.
Тело русалки светилось.
Дурацкое «платье». Слишком реалистичное, поэтому Мадара ощутил зудящее желание его снять. Хотя бы для того, чтобы, зависая, не пялиться в декольте и не представлять себе плавные изгибы прохладного красивого тела, пахнущего морем. Не водорослями, не рыбой, не солью, не какими-либо другими побочными
продуктами - именно морем. Учиха никогда раньше не сталкивался с подобным запахом, но точно знал – это именно он.
Если Учиха Мадара в кого-то когда-либо и был влюблён, так это в море. И любил его и по сей день. Любовь с первого взгляда в сторону водяного горизонта и на всю грязную поломанную жизнь.
И самая желанная для него смерть, так же как и самая мучительная –утонуть.
С этой точки зрения, русалка была непозволительно притягательной, но Учиха гнал от себя лишние мысли.
Когда он последний раз был с женщиной? Месяц назад? Два?
Ах, три!.. Это всё объясняло.
В кои-то веки, Мадара, хоть и поздно, понял свою команду. Просто блеск. Сундук золота ему за это, но лучше – самую дорогую, на которую только хватит денег, шлюху, ухоженную красотку с ярко-малиновыми губами, готовую выполнить все его больные фантазии.  Если с деталями, то с виду покорную сероглазую брюнетку. В грязно-зелёном платье.
Можно и вовсе без него.
Учиха сдул упавшие на лоб волосы – они упали обратно – и угрюмо спросил:
- Чего тебе?
Вся логичная враждебность к ней куда-то исчезла.
Хината шевельнула вывернутыми плечами.
- Ты страшный.
Пауза.
- Допустим. И? – он предупреждающе сжал её пальцы, недвусмысленно намекая, что может их сломать. – Что тебе надо?
Голову русалка всё ещё запрокидывала, несмотря на то, что Мадара ужеотпустил её волосы: струящиеся и холодные, именно такие, какими выглядели. Мужчина боролся с двумя противоречивыми потребностями: впиться зубами и губами в живую жилу на шее или же эту шею переломить. Как вариант – стиснуть руками и
задушить.
- Ты мне нравишься! – заявила Хината и весело-радостно рассмеялась, через секунду став ужасно серьёзной. – А ещё у тебя болело лицо.
Это она правильно сказала – в прошедшем времени. Даже если слизь с её рук обладала не лечащим, а анестезирующим действием, то всё равно стало гораздо легче.
Но, скорее всего, та русалка, розоволосая, занесла-таки в рану яд, а уж кому, как не такой же русалке, знать, что с ним делать. Тем более, гипотетической сирене.
Однако никакой благодарности Учиха не испытывал.
- Пошла вон отсюда, - выплюнул он и столкнул девку на пол. Знакомый звук столкновения цепей с полом.
Морская дива «Хината» на четвереньках – её волосы мели пол и оставляли мокрый след, как от полусухой тряпки - добралась до стены с кольцами, села, обхватив ноги руками, и обиженно насупилась. Серые, без зрачков, глаза, тускло светились во мраке.
Ну и чёрт с ней. Лишь бы в его сторону не смотрела.
Мадара, шумно фыркая, плюхнулся на спину и вслепую потянулся за шляпой. Где-то тут она должна быть... Когда шляпа легла на глаза, мужчина закрыл их, плюнул на русалку и второй раз за эту ночь заснул.

На утро всё было подозрительно прекрасно. Русалка спала, свернувшиськалачиком, никаких линий на лице не было. Учиха с жадным удовольствием сбрил длинную щетину, которая через пару дней переросла бы в жалкую недобородёнку, и хищно оскалился отражению.
За день не произошло ничего примечательного.
Следующий день был примерно таким же.
Затем - ещё два дня, за которые Мадара так и не смог отогнать вплавившийсяв него запах. Причина была проста: море было со всех сторон, и он оказался пленником своего обоняния.
А потом был тайфун.Самое главное – ничто не предвещало тайфуна. Не было злых порывовветра, у Нагато не болела голова, как часто бывало перед сменой погоды, небо не очищалось от рваных тонких облаков в предгрозовом затишье...
Просто вдруг раз – и нахлынуло. Накрыло с головой и команду, и капитана, и абсолютно неподготовленный к подобному дерьму корабль.
Мадара честно пытался что-то сделать. Выжимал из себя всё, что мог, и больше – потому что был капитаном. Потому что, чтобы сделать это или то, нужно было его указание. Даже если не слышно из-за дикого шума ветра и чужих воплей, даже если он увеличивает свой риск захлебнуться – команда должна понимать, что они – команда, а не кучка людей, волей случая оказавшихся в одной лодке.
Когда Учиха увидел волну, он уже понимал, что не спастись. Просто он оказался в очень неудобном месте палубы, где ухватиться было особо не за что.
Вода, слишком много воды. Соль в глазах и на языке, в желудке и уже в лёгких. Какое-то время он ещё пытался выплыть, но тело стало чудовищно тяжёлым.
Нет, Мадара не сдался. Скорее, поддался нахлынувшему вдруг спокойствию. Откуда-то из его тела лилась кровь, и теперь он тонул в собственной крови.
Что-то мучительно сдавило виски, заскребло горло и грудную клетку и в следующее мгновение легко ударилось в затылок изнутри, вышибая сознание прочь.

Это не был берег: под  головойбыли доски. Учиха надрывно закашлялся, выплёвывая воду, и резко сел, о чём
пожалёл почти сразу же. Его мутило, и мужчина лёг обратно. Кажется, это было то, что осталось от палубы. Очень ровная поверхность.
Тайфун не закончился, но теперь Мадара был в его центре. Здесь было спокойно и – смешно – солнечно. Не так далеко над морем была тьма, а в море – верная и быстрая смерть, а тут – сол-неч-но. Учиха рассмеялся бы, да сил не было.
Очень тихо. Как на похоронах. Кто-то решил над ним поиздеваться – подарить «спасение». Ха. Ха. Мадара болтался посреди открытого моря; тайфун переменчив. Либо он продолжит здесь дрейфовать, либо волны утопят его вторично.
Всплеск. Привлечённый звуком, Учиха повернул голову. Русалка – ну, Хината – положила руки на край его импровизированного плота, на руки – подбородок и повернула голову на бок, рассматривая его. Без чёлки, которая во время плавания забралась назад и, напитавшись тяжёлой воды, отлипать не собиралась, её лицо было незнакомым, а мокрые волосы – на пару тонов темнее; при ярком свете бельмы глаз отливали бледным фиолетовым.
Не, не интересно.
Мужчина закрыл глаза. Солнце прорывалось сквозь веки, в маленьком мирке его зрения воцарились красные, жёлтые и теневые оттенки. Было тепло, лениво и неестественно легко.
Сильно болела нога – но это не так уж и важно.
Что бы вы предпочли: умереть от жажды или во второй раз утонуть?
Опять всплеск. Мадара открыл глаза.
Русалка уселась неподалёку, оставив хвост – гигантский хвост, двухметровый, с внушительным плавником -
болтаться в воде, и развернулась к нему. Её кожа была жемчужной с налётом еле заметной водянистой зелени, твёрдые соски казались слишком тёмными в светлом чистом обрамлении; никаких волос на её теле, разумеется, не было.
Насколько мог понять Учиха со своего ракурса, со спины хвост плавно«начинался» примерно от пояса, а спереди – там, где оканчиваются ноги.
- Сделай одолжение – дай мне спокойно утонуть, - устало, а от тогонесколько раздражённо попросил Мадара. – Не мельтеши перед глазами.
Мужчина раскинул руки в стороны.
Хорошо-о-о...
Хината потянулась, подтянула хвост – широченный обломок палубы слегка накренился – и, неуклюже к нему подобравшись, улеглась рядом.
Когда ноги становятся хвостом, а водорослевое, пришитое платье –сбрасывается, как это выглядит? А если наоборот – то как?
Русалки – странные существа, прекрасные океаниды и жестокие твари в одном теле. Но никогда – хитрые или коварные. Вранье – это людское.
Удивительные существа.
Солнце играло с каплями воды, россыпью брильянтов покрывавших белое тело, чешуя тяжёлого хвоста переливалась слепящим серебром – Хината сияла ярче небесного светила, мягче и бережней окутывала своим сиянием и не понималаэтого. Морская дива раскрывала и закрывала тонкий веер плавника, то и дело
задевая им ноги Мадары, побочный раздулся изогнутым полупрозрачным гребнем. Русалка не улыбалась, но для выражения своей радости ей не нужно было человеческое искривление лица. Даже серые ресницы и когти теперь не уродовали, а украшали.
Эта русалка была украшением моря. Для неё быть здесь – легко и привычно. Учиха слышал, что у русалок нет места жительства: им не важно, в какой части безграничного моря существовать. У Хинаты не было дома, и он же был везде, где есть солёная вода и пропитание.
В её мире он был чужеродным объектом, грязью. Чем быстрее смоет, тем лучше.
- Глупый капитанчик.
- Как ты выбралась?
- Сёстры помогли.
Это не ложь, хотя на её запястьях алые кровоподтёки и содранная кожа.Это правда на высшем, недоступном ему уровне.
Мадара нахмурился, силясь понять. Русалка игралась и давала ему мутные подсказки, ответ был совсем рядом, вот только он никак не мог его поймать.
- Ты сирена? И этот тайфун – месть? – напрямик не выйдет, но Учиха хоть попытается.
- Глупый капитанчик, - Хината пальчиком разгладила складку между его бровей, коготь царапнул кожу. – У-чи-ха Ма-да-ра, - по слогам. - Слишком много думаешь.
Дива тёрла его переносицу до тех пор, пока мужчина по-настоящему не расслабился. Затем она перевернулась на спину и улыбнулась в небо. Мадаре это не понравилось – не красиво, русалка не умела улыбаться.
Хвост в очередной раз задел его ступню.
Учиха дал своим мыслям полную свободу. Глубоко дыша, он решил, чтопусть они сами уложатся как надо.
Хината носила «человеческое платье».
Хината знала человеческую речь.
Хината перенимала человеческую манеру общения: жесты, мимику и прочее.
Вдали запели дельфины, высокий, протяжный, чистый звук. На глазапопались красные капли с рук русалки. И тут Мадару осенило.
- Сирена – не ты. Сиреной была та, первая, - он ухватился за новую догадку, которая с каждым новым фактом становилась всё реальней. – Она не умела говорить, вела себя по хищнически, была ядовитой... На ней были просто водоросли, свободные. Море мстило не за тебя...
Розоволосая русалка была так далека, так чужеродна человеческому роду.
Абсолютно другая.
Сирена.
Какой же он идиот. Все они люди, в общей своей массе – идиоты.
- ... а за неё. Так?
Русалка перекатилась на бок.
- Ты забыл.
- Что забыл?
- Кое-что важное, глупый капитанчик.
Пауза.
- Я жив?
- Догадался, догадался! – она захлопала в ладоши.
Кисаме, Какудзу, Хидан... Учиха ценил их как преданных членов команды.
Мужчина закрыл глаза. Всё встало на свои места.
Русалка соскользнула в море и – он был уверен в этом – уплыла. Мадара остался один. Обломок палубы несильно покачивало на волнах.
Учиха перевернулся на бок, укладываясь поудобней. Умирать не хотелось,но сейчас он не мог ничего сделать. Единственный шанс – что его вынесет течением к суше. Даже если там нет людей, то там наверняка есть вода. А где вода – там и еда.
Его окутывала жаркая дымка. Почему-то Мадара не ощущал никакого отчаяния. Ну, плывёт, вот так вот беспомощно плывёт – а дальше что? Плыть – это привычное состояние, он всю жизнь только и делал, что куда-то плыл.
В какой-то момент от соли противно стянуло лицо. Наверное, в умывании солёной водой смысла не было, но выбор был не богат. Смоет соль, а воду сотрёт рукавом...
Пока добирался до края, мужчина понял, что умрёт он не от жажды, а от потери крови – от воткнутой в ногу щепы тянулся красный след. Щепу он вынул, опознав в ней обломок мачты, ногу перевязал оторванным рукавом рубахи, соль смыл, а вот сдвинуться обратно никаких сил не было.
Русалка появилась внезапно. Выплыла из глубины, за счёт силы хвоста подняла верхнюю часть тела над водой и обхватила за шею. Мягко так, но железной хваткой. И прежде, чем Мадара успел что-то сделать, со смехом утянула под воду.

Пахло долбанной смородиной. Почему долбанной?
Потому что тот отрезок жизни, который Мадара мог назвать своим детством, долбанным и тупым, просто пропитался этим запахом. Учиха смутно помнил то время – но помнил смородину.
Смородина и море... Странное сочетание.
Истерически взвизгнула чайка. Или крикнула. Или что там они делают. Раскалывающейся голове были не так уж и важны эти тонкости.
Мадара тряхнул головой и чихнул.
Сколько раз ему ещё надо тонуть?
Мужчина кое-как сел и оглянулся. Его вынесло на тонкую линию пляжа, покрытого мелким, похожим на муку, белым песком. Начинался отлив, поэтому кромка воды была уже довольно далеко. Учиха, мимоходом отметив, что кровь из ноги хлестать перестала, развернулся поглядеть, что там за спиной.
Смородина. Много-много кустов, с широкими тёмно-зелёными листьями и темнеющимив тени ягодами.
Чёрт, еда!
Подволакивая ногу, Мадара кое-как добрался до поросли, не думая о том,как это растение ухитрилось здесь вырасти. Да ещё  в таких количествах.
Вкус первых ягод Учиха даже не почувствовал. Просто лопнуло что-то на языке и кисловатый сок разлился по ротовой полости. Четыре горсти были на один глоток, но всё равно – вкусно. И жажду утоляло ничем не хуже воды, хоть на зубах немного скрипело от пыли.
Разлёгшись со всеми доступными удобствами, Мадара начал ждать. Мужчина и сам не знал чего, но шевелиться не хотелось. К тому же, с такой ногой далеко не уйдёшь. Его знатно потрепало, а сейчас перед глазами появилось странное воспоминание: русалка машет ему рукой и фальшиво скалится.
Это Хината так тонко намекнула, чтобы в море он больше не совался?
Или, наоборот, приглашала заглянуть ещё?
Ну что ж, он учтёт и первое, и второе.
Ждать пришлось долго, однако...
- Гляньте, там труп капитана!!!
- Давайте его съедим!
Ну почему именно они...
- Я жив, ушлёпки!!!
Мадара бросил в сторону Хидана, Обито, Зецу и скучающего Итачи какую-то ветку; камней по близости, к сожалению, не наблюдалось. Средний Учиха приставил руку ко лбу козырьком и, наверняка, сощурился.
- Паа-а-ап, это ты?!
- Захлопнись! – капитану без корабля захотелось швырнуть в отпрыска что-нибудь ещё.
- Бля, чувак, обед отменяется, - Мацураси панибратски хлопнул Зецу по плечу, тот нервно дёрнулся.
Старший Учиха закатил глаза и подумал, что Хидан не даром хвастался,что бессмертный.
Месть моря, месть моря...
Не утонул же.

*«Воронье гнездо» - наблюдательныйпост на мачте судна в виде прикрепленной к ней на известной высоте бочки. В
бочке помещается наблюдатель.** Имя «Хината» переводится как «солнце»