Начало противостояния. Глава 1.

Глава 1: “Возвращение. Тяжелые воспоминания” (POV Сэн).

- Госпожа Сэн, проснитесь, - тихий, немного скрипучий старческий голос вывел меня из поверхностного сна, в который я ненадолго окунулась, утомленная тяжелым трехдневным путешествием по горным тропам. Я проснулась моментально, скинув сладкую дрему, не позволяя себе понежиться еще хотя бы минуточку в объятиях столь желанного сейчас сна.
- Мы скоро будем на месте, - сидящий рядом старый Кеншин, воспитывавший еще моего отца, поставил на пол большую деревянную чашу, до краев наполненную водой. - Вам стоит привести себя в порядок.
- Хочешь сказать, что я выгляжу ужасно? – я скептически улыбнулась своему отражению на зеркальной поверхности водной глади, чувствуя, что сердце уже в который раз за прошедшие три дня бьется чуть чаще обычного. Старик Кеншин, как я же скучала по тебе эти долгие пять лет! Воспоминания быстрым хороводом закружились в моем сознании…

FB
Маленькой девочкой семи лет от роду я задумчиво бродила по мрачным коридорам родового замка своего клана, вслушиваясь в томительную тишину. Отец с братом уехали неделю назад, как всегда не сказав ни слова. Будто бы меня и не было вовсе… Едва слышно вздохнув, я взобралась на подоконник и посмотрела сквозь промерзшее стекло на мириады пляшущих под порывами ледяного горного ветра снежинок.
Мой клан испокон веков находил свое пристанище в этих суровых краях, на границе между небом и землей, деля это место лишь с жестоким небесным бегуном, вестником всех бурь и непогод да парящими высоко в небесах белоснежными орлами. Замок примостился на самом краю обрыва, нависая над бездонной пропастью, уверенно впиваясь опорными балками в твердокаменную земную плоть, начисто лишенную плодородного почвенного слоя. Только сильные и суровые люди могли выжить в подобных условиях! А клан Учиха был именно таким. Сильнейшие и отважнейшие, самые талантливые в мире шиноби, не терпящие предательства, чтущие и уважающие традиции и свое прошлое. И еще – обладатели уникальной техники, передающейся из поколения в поколение. Шаринган - видящий сквозь плоть - даровал своему обладателю потрясающую скорость и сверхъестественную способность копировать чужие техники; в одно мгновение повергал противника в жутчайшие иллюзии, из которых единственным выходом могла быть только смерть. Многие шиноби продали бы душу дьяволу в обмен на возможность обладать такой способностью.
Все это я не раз слышала из уст отца, брата и многих других. Слушала и не понимала, как можно хотеть приносить кому-то боль и страдание, забирать чьи-то жизни? Ведь обладание Шаринганом в конечном итоге сводилось именно к этому.
Зябко передернув худенькими плечиками, слезла с подоконника и пошла вперед по коридору, на ходу поправляя сбившееся кимоно. Через какое-то время я увидела мягкий свет, льющийся из чуть приоткрытой двери, находившейся совсем недалеко от меня. И удивленно распахнула свои темные глазенки – надо же, оказывается, в этом замке есть кто-то еще кроме меня. Тихонько приблизившись к двери, одним глазком заглянула в комнату. На низенькой скамеечке перед горящим камином сидел пожилой мужчина, одетый в традиционное черное кимоно с символом клана. Его спина была гордо выпрямлена, плечи расправлены, между коленями зажата старая, потрепанная рукоять мерцающей в отблесках пламени катаны. Руки мужчины, покрытые выступающими венами и многочисленными шрамами, легко порхали над серебристым клинком, полируя его и без того безупречную поверхность мягкой замшевой тряпочкой. Шуршание ткани на поверхности металла сливалось с треском горящих поленьев в завораживающий унисон, дополняемые завыванием ветра в печной трубе. Чуть вытянув шею, я попыталась разглядеть сидящего перед огнем, и вдруг неосторожно толкнула рукой дверей, нарушая очаровательный хор резким скрипом несмазанных петель. Мужчина мгновенно повернулся в сторону нового звука, и я с изумлением заметила на его глазах плотную повязку.
- Кто здесь? – спокойный голос окутал мое начавшее было дрожать тело непривычным теплом. Найдя в себе смелость, я уже хотела выйти из своего укрытия и представиться, но слепой продолжил разговор. – Маленькая химе? – он скорее утверждал, нежели спрашивал.
- Да, - мой тонкий голосок неуверенно раздался в тишине, отражаясь от высокого потолка. - Откуда вы знаете, что это я?
- Ты единственная, от чьих шагов не стонут стены в этом замке, - хмыкнув, мужчина продолжил прерванное занятие. Отражаясь от блестящего лезвия, языки пламени плясали на стенах, завораживая и увлекая в неведомый волшебный мир. Осмелев, я подошла на расстояние вытянутой руки и замерла в нерешительности. Мужчина вновь повернулся в мою сторону, ладным движением откидывая назад густую гриву седых волос.
- Меня зовут Сэн, - моя маленькая ладошка легла на морщинистую кожу широкой мужской кисти. Уголки сурового рта дергались вверх, растягиваясь в широкую улыбку.
- А меня Кеншин, химе.
/FB

Освежившись прохладной влагой, я распустила собранные в тугой пучок волосы и начала расчесывать их деревянным гребнем. И снова думы, снова воспоминания…
Пять лет назад, когда погиб отец, старейшины клана решили поместить меня в монастырь для получения соответствующего моему званию воспитания. Годы, проведенные мною в каменных стенах в окружении монахинь, не прошли даром. Я в совершенстве овладела искусством каллиграфии, пения, игры на десятке музыкальных инструментах, шитья и вышивания, сложения рифмы и белых стихов, ведению разговора на приличествующие обстановке темы. В общем, меня научили всему тому, что должна была уметь принцесса крови. Но ни одна из окружающих меня учителей и в подметки не годилась старому Кеншину!

FB
- Химе, ваши движения слишком предсказуемы! – холодный голос старика был хуже соли на рану. Оскалившись, я лишь крепче сжала в потных руках рукоять тяжелой катаны, и бросилась на него, метя острым лезвием прямо в живот. Едва заметно усмехнувшись, Кеншин легко развернулся на носках, отшатнулся в сторону буквально на пару сантиметров, и я пролетела мимо цели, потеряв равновесие и упав вслед за массивным клинком на жесткий татами тренировочного зала. В то же мгновение чья-то рука обхватила мой подбородок, задирая голову вверх, и я почувствовала неприятный холодок куная на своей шее. – Считайте, что в настоящем бою вы уже сто раз были убиты.
- Как? – хрипя, я облизывала пересохшие губы, восстанавливая дыхание после непрерывного двухчасового боя. - Как у тебя это получается? Ты ведь ничего не видишь! – волны отчаяния захлестывали меня. В глазах уже вовсю предательски пощипывало, а тело дрожало в неудобной унизительной позе на коленях. Вздохнув, Кеншин присел рядом со мной и погладил шершавой ладонью мои залитые потом щеки.
- Сэн, девочка моя, соберись, - он подхватил меня под руку и поднял с колен. - Ты знала, на что идешь, прося меня учить тебя. Так не отступай же от своих решений.
/FB

Послышался крик возницы, и повозка замерла на месте. Вот и приехали…
Кеншин открыл дверцу и ловко выскочил наружу, будто и не было на его глазах повязки. Мельком глянув в маленькое зеркальце, я удовлетворенно отметила, что выгляжу вполне прилично, и с подобающим моему положению достоинством последовала за стариком, опираясь на его предусмотрительно подставленную руку. Свежий ветер, напоенный ароматами цветущего луга и живительной энергией весеннего солнца, наполнил мои привыкшие к сухому горному воздуху легкие, ударил по мозгам, заставляя кровь быстрее бежать по венам. С непривычки даже голова слегка закружилась.
- Госпожа, - Кеншин легонько сжал мой локоть, словно призывал к вниманию. Посмотрев вперед, я увидела, что к нам быстро приближалась небольшая группка людей. Впереди всех шел высокий стройный мужчина, облаченный в черное хаори. Темные же хакама разлетались от его стремительных шагов, цепляя растущую вдоль узкой дорожки траву. Прямые длинные волосы цвета вороного крыла причудливо торчали в разные стороны, аристократическое лицо абсолютно ничего не выражало, будто только что вышло из-под резца скульптора, тонкие губы были сжаты в прямую линию, бездонные глаза-омуты пусты и темны, словно небо в безлунную ночь. Мой брат - Учиха Мадара.
Остановившись за три шага до меня, он отвесил церемонный поклон; идеально ровная спина его излучала царственность и непреклонность. Я ответила таким же доведенным до совершенства поклоном.
- Добро пожаловать домой, сестра, – голос брата был холоден и равнодушен. Я с горечью подумала, что после пятилетней разлуки можно быть более приветливым с младшей сестрой. Но у Мадары было свое мнение на этот счет, и я вряд ли когда-нибудь смогу изменить его. Холодное, нарочито вежливое уважение – это все, на что я могла рассчитывать.
- Здравствуй, Мадара. Давно не виделись, - я попыталась слабо улыбнуться ему, но мои робкие усилия не вызвали на его бледном лице никакой реакции. Жестом приказав пришедшим с ним людям взять мои вещи, он повернулся спиной и коротко бросил:
- Пойдем.
Тихонько вздохнув, я последовала за ним, по-прежнему опираясь на руку Кеншина, сжимая ее, словно хватающийся за последнюю соломинку утопающий. Единственный человек, признавший меня лишь за то, что я есть…

FB
Глубоко вздохнув и собравшись с силами, я смело постучала в темную дубовую дверь. Не дожидаясь разрешения, я опустила тяжелую ручку вниз и зашла в таинственный полумрак отцовского кабинета.
Отец был равнодушен к самому факту моего существования, и потому сквозь пальцы смотрел на все мои вольности, но сегодня мне все равно было не по себе. Слишком о многом я решилась просить его.
Отец сидел за столом, подперев рукой подбородок, и задумчиво смотрел на маленький карандашный рисунок, стоящий на краю стола. Красивая темноволосая девушка прижимала к груди маленький комочек, завернутый в белоснежные пеленки; темные глаза светятся искренним счастьем, губы слегка улыбались. Моя мама…
Мне было всего полгода, когда она неожиданно умерла. Старейшины вздохнули с облегчением – их весьма напрягал тот факт, что глава клана выбрал себе в жены девушку не из клана Учиха. Да что там говорить – в жилах моей мамы текла кровь обычных землевладельцев, не имевших к оружию никакого отношения. Какой там улучшенный геном… Но отец, сытый по горло известной всему свету неприступной холодностью Учих, полюбил ее горячо, и мнение старейшин его совершенно не волновало. Он наконец-то обрел личное счастье… Забыв обо всем на свете, отдался чувствам, и на какое-то время все заботы о клане, война с нашими извечными противниками Сенджу, мой старший брат, ставший незадолго до этого сиротой, перестали для него существовать.
Я никогда не думала о правильности поступков моего отца, хотя бы потому, что он всегда был для меня главой клана, а решения главы клана не обсуждались – им подчинялись. Но сейчас, по прошествии стольких лет, мне довелось оказаться на его месте. И теперь я понимала, почему отец так поступил…
Но все же осознание пришло ко мне лишь недавно… А в тот момент я была всего-навсего маленькой, отвергнутой всеми, но не отчаявшейся до конца, девочкой. Во мне еще оставались крупицы храбрости, и потому я шагнула вперед, вставая прямо перед отцом, и тихо, но уверенно, сказала:
- Отец, позволь мне учиться у Кеншина!
Не сразу, спустя почти минуту, отец силой оторвал свой затуманенный взор от портрета и посмотрел на меня, словно сквозь пелену воспоминаний и так и не утихшего горя. Я снова повторила свой вопрос. Чуть приглушенный вздох, взмах черных ресниц – сморгнув, теперь он смотрел на меня прямо, и не ничто не вызывало сомнений в том, что глаза отца видели именно меня.
- Пожалуйста, если тебе так надо это… - сказал он равнодушно, отстраненно, и вновь уставился на мою вечно молодую и невозвратно мертвую маму.
Я молча поклонилась в ответ и вышла из кабинета. Стараясь не шуметь, притворила тяжелую дверь и побежала прочь по коридору.
“Спасибо, отец! – подумала я, спеша к Кеншину. – Спасибо за то, что хотя бы не ненавидишь меня…”
/FB

Наше путешествие к поместью было достаточно коротким, но на каждом шагу я делала открытия, пусть и совсем маленькие, незначительные на первый взгляд, но так сильно поразившие меня. Привыкнув к такому густому, текущему, словно мед высшего сорта, воздуху, смирившись с его непонятной пряной сладостью, я начала любопытно оглядываться по сторонам. И глазам, привычным подмечать малейшие признаки чувств на лице противника, еле уловимые движения напряженной плоти врага, открывались тайны и секреты нового места.
Все признаки активно строящегося поселения были на лицо – всюду, куда ни глянь, лежали штабеля бревен, сновали обнаженные по пояс мужчины, в руках которых находились инструменты всех видов. Топор, пила, рубанок – моих скудных познаний в плотницком деле хватило только на идентификацию этих предметов, о названии и предназначении остальных я могла только догадываться. Еще не была толком проложена и должным образом вымощена дорога, но я насчитала как минимум несколько десятков наполовину законченных строений.
Осторожно ступая по шатким, прогибающимся доскам, положенных поверх раскисшей после дождя темно-красной земле, я увидела в сотне метров от поселения большую поляну. Точнее, это был луг, удивительным образом расположенный в самом сердце древнего дубового леса, как и строящаяся деревня. Сенджу бережно относились к деревьям; даже на наиболее близко расположенных к стройке я не заметила ни одного обломанного сучка.
Но мое внимание вновь перенеслось на покрытый густой, невысокой, примерно по середину голени, травой луг. Там, невесомо скользя и словно паря над сверкающим изумрудным морем, тренировалась группа воинов. Плавно занося вверх, а затем со всей мощью обрушивая вниз ослепительно блестящие на солнце катаны, они двигались в унисон, словно были группой клонов, повторяющих движение своего создателя. Я заворожено наблюдала за их восхитительно прекрасным танцем, а правая рука непроизвольно легла на пояс в поисках ножен… Воистину, зрелище было настолько заразительным, что я забыла где нахожусь! И что меч покоится вместе со всем остальным грузом…
Отделившись, один из воинов вышел чуточку вперед и продолжил упражнение, а остальные замерли, следя за каждым его движением. От удивления я даже рот приоткрыла. Никогда еще не видела такого поразительного сочетания – плавные, буквально стелющиеся над травой шаги, и едва уловимые простым взглядом взмахи клинка, упругая, неторопливая поступь, напоминающая охотящегося льва, и стремительные, словно прыжки оленя, уходы в сторону.
Все это время мужчина двигался спиной ко мне, а мне и в голову не приходило помыслить о том, какой же лицо у человека, вытворяющего такие потрясающие вещи. Но вдруг, резко подняв меч прямо острием вверх, он начала медленно поворачиваться вокруг собственной оси… Я даже остановилась, так резко, что Кеншин чуть не споткнулся от неожиданности. Еще жалкая сотая мгновения, и я увижу его лицо, как вдруг…
- Химе, - тихий шепот отвлек меня, а тяжелая рука старика легла на плечо, заставляя отвернуться от готовой приоткрыться загадки. С долей раздражения я продолжила путь вперед, но не выдержала и вновь украдкой бросила взор в сторону поляны. Загадочный воин вновь стоял спиной ко мне, и лишь небольшое колыхание волос указывало на то, что он только что совершил поворот. Но тут Кеншин снова отвлек мое внимание:
- Госпожа, вы увидели что-то интересное? – его голос был спокоен и мягок. Такой родной, ласкающий слух, согревающий душу… Утаивать что-то от старика не имело смысла.
- Да, - неожиданно для самой себя я улыбнулась. – На поляне недалеко от поселения тренируются воины, и это… Это просто восхитительно!
- Хм… - одобрительно хмыкнул старик. – Во что они одеты?
- Обычные костюмы воинов – черные хаори и хакама, но на спине у каждого темно-бордовые символы, какие-то то ли завитки, то ли линии. Признаться честно, не разглядела.
- Вы, как всегда, непростительно небрежны к символике, Химе, - с деланной строгостью рассмеялся мой учитель. – Это воины клана Сенджу, многие века бывшие нашими противниками, а последние пять лет – верными союзниками. Их знак, перечеркнутые горизонтальной линией два геометрических изображения листа, символизирует равновесие, ум, рассудительность, мудрость, поклонение лесу и прочее. Говорят, первый воин клана Сенджу вышел из необъятного ствола самого первого на этом свете дуба, и Лес жил в нем, даря невообразимую силу и невиданные ранее техники, - я хихикнула, представляя, как первый Сенджу вылезает из дупла, но тут же умолкла, устыдившись по-детски разыгравшейся фантазии. А Кеншин продолжал, - а еще говорят, что нынешний лидер Сенджу, Хаширама, по совместительству Хокаге строящейся деревни, унаследовал этот редкий дар, дав тем самым своему клану внушительный перевес в извечной борьбе с Учиха.
Я хотела что-то ответить наставнику, но не успела. Шедший впереди Мадара остановился перед свежим, недавно возведенным забором. Бревна, из которых было сложено это довольно таки высокое и внушительное на вид сооружение, еще пахли лесом, жизнью, источая крошечные, сияющие на солнце, капельки смолы. И почему-то мне стало невыносимо грустно смотреть на эти янтарные слезы, слышать безмолвный плач обреченных на медленную погибель деревьев. И страшная мысль промелькнула в моей голове – если я окажусь по ту сторону этого ужасного забора, то буду угасать так же медленно, день за днем теряя саму себя в выматывающей борьбе за положение, за признание, хоть за толику положенного мне по званию, но не по крови, уважения…
Вздохнув, я с вызовом подняла голову и гордо прошествовала, опираясь на руку Кеншина, за Мадарой мимо склонивших голову воинов, по усыпанной гравием дорожке к большому дому с кроваво-белыми веерами, нарисованными на стенах, слабо покачивающихся бумажных светильниках, ставнях, дверях…
Подбежавший слуга поклонился и повел за собой, провожая к выделенной для меня комнате. Большой, светлой, почти что уютной…
Еще раз почтительно поклонившись, мальчишка сказал, что принесет мои вещи чуть позже, и оставил меня наедине.
Дверь захлопнулась, и его быстрые шаги смолкли, не успев породить в мрачном сумраке широкого коридора эхо.
Я без сил рухнула на стоящую возле окна кровать, обхватывая вдруг налившиеся тяжестью виски дрожащими пальцами.
Все вернулось на круги своя…
Я снова начала теряться в догадках, пытаясь найти ответ на свой извечный вопрос, вечный спутник моего сознания на всем протяжении жизни.
Почему ни один из старейшин клана Учиха не признает меня достойной?
И почему мой брат, пусть и сводный, но владеющий таким же, как и я, Шаринганом, и видевший, на что я способна в бою, не желает пойти на встречу?

FB
Ноги затекли, превратившись в нечто отдельное от моего организма и совершенно бесчувственное. Веки налились неимоверной тяжестью, и уже не представлялось возможным приоткрыть их хотя бы на миллиметр. Спину свело нещадной судорогой, мышцы грозились лопнуть от нечеловеческого напряжения. Соединенные в кольцо пальцы рук, большой к указательному, тоже окаменели… Дыхание, должное быть спокойным и размеренным, почти что невесомым, было невероятно тяжелым, постоянно прерывающимся судорожными всхлипами.
Зубы были стиснуты чуть ли не до скрежета. Но тщетно... Медитация, призванная помочь пробудить заложенный на уровне генома Шаринган, оказалась бесполезной, и уже в который раз напоминала мне пытку, безжалостно растаптывающую все мои робкие надежды на успех.
- Ксооо! – чуть ли не плача, прошептала я сквозь зубы, с ненавистью смакуя каждую букву такого сладкого сейчас ругательства. И плевать, что я слишком мала для таких слов, плевать, что я девочка, плевать, что я дочь главы клана! Это все убийственно бессмысленно на фоне одной простой суровой истины. Я – полукровка, ничтожество, не способное пробудить и использовать великую силу могучего клана.
Я захотела встать, но затекшие ноги подвели, и я неловко упала на колени, с трудом успев подставить руку.
Мои занятия всегда проходили на заднем дворе поместья – там было тихо и пустынно, потому что все остальные воины клана предпочитали куда как больший по размерам центральный двор. Он широкий и просторный, с одной стороны уставлен множеством различных манекенов и снарядом. Найдется место и для спаррингов, и для отработки приемов на снарядах, и вообще, много для чего. Там всегда было весело и шумно, взрывы сумасшедшего энергичного смеха прерывались шуточными перепалками, звоном мечей, пением стрел и напряженным кряхтеньем.
А я всегда была одна, замкнутая в себе, умирающая от невыносимого желания, рожденного позорным существованием – пробудить Шаринган, доказать, что я достойна носить на своей спине герб Учиха!
Я до малейшего оттенка чувствовала незавидность своего положения. Несмотря на то, что обычные воины любили меня и всячески подбадривали, никогда не отказывали в помощи, давали советы и всевозможные наставления относительно воинского искусства, да и в целом никогда не отказывались поболтать и посмеяться, старейшины смотрели на меня как на пустое место. Разрешение отца на мои занятия с Кеншином вызвало у них презрительно-снисходительную усмешку. Мол, хочет дитя поразвлекаться – пусть развлекается. Но плевать бы на их отношение ко мне, не будь проблемы более важной, более болезненной – мой брат…
Старше на десять лет, Мадара, при всей своей внешней взрослости и рассудительности, не упускал случая сказать что-нибудь нелестное в мой адрес. У него была просто фантастическая способность появляться в самые тяжелые, неудачные моменты и, не говоря ни слова, одаривать презрительно-осуждающими взглядами. Никак не получается концентрировать чакру в ладонях – ну что еще ждать от девчонки? Удары неточны, а взмахи катаной неуклюжи – ха, ну что ты хотела, вечно ноющая соплячка? Не пробуждается Шаринган – да брось ты эти глупые надежды, полукровка.
Вот и сейчас, стоило мне упасть на колени, как чья-то тень двинулась в мою сторону, и я, уже готовая озлобленно дать отпор, подняла лицо вверх. Так и есть – Мадара стоял в двух шагах, насмешливо щурясь на утреннем солнце и глядя на меня. В его глазах, непроглядных, словно ночь, не было видно ничего, кроме издевательской насмешки и деланного сожаления. Конечно же, он сразу понял, чем я здесь занимаюсь, уединившись ото всех, даже от Кеншина. Моя поза, все еще неразжатые пальцы другой руки, покрытое крупными каплями пота лицо говорили сами за себя. Загадочно усмехнувшись, он неожиданно подошел, садясь на корточки и протягивая мне носовой платок.
- Возьмите, принцесса, - его низкий бархатистый голос на миг обдал меня желанным теплом, и я, несмело улыбаясь, потянулась к платку. Мне уже в который раз казалось, что своим упорством я когда-нибудь добьюсь уважения брата, он заметит меня и примет как равную. Но это была очередная иллюзия, разбившаяся в тот же миг и плюнувшая отрезвляющую правду прямо в лицо. Резко отдёрнув изящную, но не выглядящую немужественной, кисть, Мадара убрал платок за широкий пояс, и сказал, словно отрезал:
- Боги, Сэн, когда же ты перестанешь ныть и верить всем на слово? Так и не пойму, когда ты увидишь, что мир не такой, какой ты себе придумала? С чего ты вообще взяла, что мне вдруг придет в голову жалеть тебя, поддерживать, помогать? – я низко опустила голову, борясь с отчаянным желанием крепко-крепко закрыть уши, а потом убежать подальше от этого места, от этого безжалостного, не способного хоть на малейшее понимание и сочувствие, человека.
- Мне жаль тебя, сестренка… - и вновь его голос утратил жесткие нотки, лаская мой слух мягкостью, почти что нежностью. Но лишь на миг. А потом снова холодный, режущий по живому, металл. – Потому что тебе вряд ли суждено стать чем-то более значащим, нежели просто прыгающая с мечом и повторяющая за каждым все его движения мартышка, принцесса.
И от этих слов во мне, раньше могущей лишь убиваться и принимать их, как правду, внутри начал разгораться огонек сопротивления. Даже если Мадара и старше, и опытнее, и сильнее – это не дает ему права говорить так со мной, обращаться подобным образом, словно я последняя из рабов. Встав, неожиданно резко и быстро, я посмотрела в его глаза, прямо, без страха, и слова сами собой пришли на ум.
- Жаль, Мадара, что ты… - но договорить мне не удалось. Тихий, спокойный голос прервал мою грозящую затянуться надолго речь.
- Госпожа, не стоит, - легко, даже не опираясь на перила, Кеншин спустился с невысокого крылечка, и пошел прямо в нашу сторону.
Я вздохнула с облегчением, а Мадара вновь презрительно скривил тонкие губы, окинув старика быстрым взором.
- Что же, принцесса, вот и ваша защита подоспела, - ядовито процедил он, даже не подумав почтительно поприветствовать уважаемого всеми в клане воина. Правила не для Мадары были писаны.
- Не смей так го… - я не выносила, когда он начинал пускать свои отравленные шпильки в моего Учителя. Но Кеншин был не из тех, кто нуждался в защите. Подойдя ко мне, он мягко сжал мое дрожащее плечо крепкой рукой и успокаивающе проговорил:
- Успокойтесь, Химе. Я могу сам за себя постоять. Вы лучше уделяйте больше внимания себе, и в следующий раз не дайте себя в обиду. А вы, Мадара-сан, позорите доблестное имя клана. Как будущий глава Учиха, вы должны защищать всех, кто носит на себе красно-белый веер.
- Не учи меня, старик! – с ненавистью крикнул брат, яростно сверля враз покрасневшими глазами плотную повязку, скрывающую уродливый шрам на лице Кеншина. – Если ты кому и можешь что-то втирать, то только этой полукровке, но не мне, запомни это! Еще не хватало, чтобы такой жалкий и неспособный больше ни на что слабак читал мне нотации!
Я вся сжалась, с ужасом понимая, как оскорбительно звучат слова Мадары для славного старика. Чуть ли не умоляя, я впилась отчаянным взором в искаженное ненавистью красивое лицо брата, желая, чтобы весь несправедливый гнев, вся грязь были перекинуты на меня, только не на замершего с улыбкой, гордо выпрямившегося, Кеншина!
- Вы чересчур переоцениваете чистоту своей крови, Мадара-сан. И забываете, что главное – чистота души, намерений, помыслов, - с достоинством сказал Кеншин, отворачиваясь от разъяренного Мадары и увлекая меня за собой в дальний угол двора. – Пойдемте, госпожа Сэн. Ваша тренировка еще не закончена.
И я поспешила последовать за моим спасителем, украдкой выглянув из-за плеча старика. Лицо Мадары, и без того всегда бледное, теперь же стало белее первого снега. Тонкие, изящные ноздри прямого, с маленькой горбинкой, носа, раздувались, не в силах скрыть охватившее его бешенство. Словно в припадке, он кусал нижнюю, ставшую бескровной, губу белоснежными зубами. И наконец, справившись с бушевавшей внутри бурей, прошипел, словно змея, источая яд, презрение, холодную ненависть:
- Было бы чем гордиться, старик! Так бездарно променять свою силу на жалкое, никчемное существование…
Но Кеншин и этот камушек отразил легко, даже не почувствовав. Он не стал оборачиваться, лишь тихо, с толикой жалости, ответил:
- Тебе не понять, Мадара, никогда не понять моего поступка, - и потащил меня за собой, словно застывший в нечеловеческом бешенстве Мадара перестал существовать для него навсегда.
- Чего не понять, Кеншин? Что Мадара имел в виду, когда говорил тебе про какой-то поступок? – осторожно положив руку на могучее плечо старика, тихонько произнесла я. Он вздохнул, на миг показавшись растерянным, но лишь на миг. Передо мной снова сидел мой учитель – спокойный, уверенный в себе, невообразимо целостный. Моя опора и защита в этом сумасшедшем, регулярно встающим на дыбы, мире.
- Ваш брат, химе, осуждает один из поступков моей молодости. Когда-то, давным-давно, я был одним из лучших воинов ударной группы клана Учиха. Сила моего тела, ловкость, реакция превосходили и оставляли позади себя многих и многих талантливых воинов, которыми всегда славились Учиха. Шаринган же, пробужденный еще в детстве, был для меня лишь дополнением к силе телесной и ментальной. Я шокировал всех, кто знал меня, идя в самые отчаянные бои с реактивированным Шаринганом. Я слишком привык полагаться на собственную силу, изначально заложенную во мне, как и в любом другом человеке, а затем многократно помноженную путем старательных ежедневных тренировок; и потому не видел смысла использовать улучшенный геном. Знаете, принцесса, это было особое, ни с чем несравнимое удовольствие – побеждать противника своими силами, обманывать своей хитростью, вводить в иллюзию, не создавая ее. Я упивался этим, и мне не было дело до слухов и пересудов, ходивших в клане. Даже когда проводились показательные бои между воинами клана, я дрался и побеждал, используя лишь свое закаленное, доведенное почти до совершенства, тело.
- Но разве может простой воин победить обладателя Шарингана? – с трудом осмысливая услышанное, спросила я. Старик, рассмеявшись мягко и снисходительно, но не раня моего достоинства, ответил.
- Я никогда не был простым воином, госпожа Сэн. Я был воином клана Учиха, кровь от крови, плоть от плоти сильнейших воинов. Истинная сила нашего клана не в улучшенном геноме, а в том, какой дух живет в нас, незримо передаваемый из поколения в поколение. Шаринган – это лишь внешнее проявление. Равно как и Мангекью Шаринган. Они не более чем дополнительные, но не обязательные бонусы, полученные в качестве приза после тяжелой, нечеловеческой работы над своим духом и телом. И мне посчастливилось прозреть, осознав эту не такую уж и хитрую истину. Потому я без сожаления подставился под удар врага, защищая вашего отца, тогда совсем еще мальчика, госпожа. Даже активированный Шаринган не спас бы мое зрение. Поэтому я принес эту бестолковую формальность в жертву, ощущая символичность происходящего. И с тех пор ни разу не пожалел о своем поступке.
- Но, Кеншин, - пораженная до глубины души, я не сразу нашлась, что сказать в ответ. – Ты ведь потерял зрение, потерял преимущество… Как ты мог драться после этого? Я не понимаю.
- Госпожа, вы видели меня в деле. Да и слышали, наверное, от других воинов, что я далеко не беспомощный старик. После того боя ваш отец попросил у своего отца разрешения учиться у меня, и в последствии не пожалел об этом. Так что, как видите, я ничего не потерял, - с улыбкой закончил старик свой рассказ.
- Ты потрясающий человек, Кеншин! – благоговейно выдохнула я, все еще не в силах осознать всей величины его поступка. И лишь одна мысль, крутящаяся в голове уже очень давно, была высказана мною вслух. – Я так горжусь тем, что ты учишь меня, - и я встала на одно колено перед стариком, опуская голову в знак уважения и благодарности. Тот снова рассмеялся, поднимая меня и крепко сжимая мои руки в своих.
- Не говорите глупостей, химе. Давайте-ка лучше продолжим вашу тренировку.
- Ос, сенсей! – бодро откликнулась я, вставая в стойку и вытягивая из-за пояса меч.
- Да, и еще, - так же обнажив свой меч, добавил старик. – Забудьте про Шаринган, химе. Все придет к вам, когда обретете понимание, что же такое истинная сила.
- Но, Мадара… У него уже давно Шаринган… Мне никогда не угнаться за ним, - боевой запал исчез лишь при одной мысли о брате, и я повесила голову, тяжело вздохнув.
- Снова вы за свое, Сэн. Забудьте про Мадару, забудьте про Шаринган. Это все пустое. У вашего брата нет истинной силы, и потому сам он никогда не продвинется дальше достигнутого. В нем нет правды. А сила без правды – лишь зло, несущее хаос и разрушение. В вас же есть правда, госпожа, но силы вы еще не обрели, поэтому слабы. Но я знаю, что вы справитесь. Поэтому перестаньте засорять свой ум ненужными мыслями и приступайте к работе, - голос старика был немного наставительным, но я нисколечко не обиделась. Потому что в ту же секунду он снова улыбнулся, тепло и мягко. – А я всегда помогу вам, Химе, чтобы ни случилось.
Определенно, Кеншин знал подход к отчаявшимся одиннадцатилетним девочкам.
/FB