Начало противостояния. Глава 8.

FB
Мальчик стоял на самом краю обрыва, пристально глядя далеко-далеко на запад, туда, где отливали ослепительной белизной вечно заснеженные вершины горных перевалов. По правую руку возносились ввысь такие же горные хребты, изломанными линиями отделявшими край стремительных холодных ветров от зеленых плодородных равнин. Слева, дрожа в восходящих теплых потоках весеннего воздуха, боролись за свою жизнь тоненькие хилые побеги какого-то кустарника.
Здесь, на головокружительной высоте, примерно пяти тысяч метров над уровнем моря, могли выжить лишь сильнейшие: те, у кого хватало сил на то, чтобы даже в таких суровых условиях продолжать сиять безупречным чистым светом. У кого не набиралось духу, тот бежал направо, под укрытие зеленых дубов, в теплые изнеженные долины. Те же, кто решил пойти наперекор предначертанной судьбе и ошибся в своем выборе, представляли теперь жалкое зрелище: ломаясь от невыносимых условий жизни, своим существованием они лишь позорили величественный горный край. И все простая истина была словно нарисована в этом наглядном горном пейзаже.
Мальчик, с трудом оторвав свой взор от дальних заснеженных хребтов, развернулся и зашагал прочь по извилистой узкой тропке. Ледяной ветер пронизывал насквозь его простое черное кимоно, но он не спешил укрыться от холода или поддаться порыву обнять себя за плечи в попытках хоть чуточку согреться. Спина его была по-прежнему гордо расправлена, а глаза упорно смотрели вперед, игнорируя скользкую каменистую тропу.
Наконец, его путь закончился возле небольшого, всего на пять палаток, лагеря. Пройдя между кострами, разведенными с подветренной стороны, он вошел в самую большую и самую высокую.
- Ты, как всегда, долго гулял, Мадара, - приветствовал мальчика высокий темноволосый мужчина, также облаченный в черное кимоно. Сидя за низеньким столиком, он разливал в чашки горячий чай. Приятный ароматный пар, исходивший от напитка, заставил мальчика вспомнить о том, что он порядочно замерз.
- Да, отец, - просто ответил он, садясь за столик напротив мужчины и замирая в ожидании дальнейшего приглашения.
- Ну же, бери, пей, - усмехнувшись про себя, жестом указал мужчина.
- Спасибо, отец, – так же ровно ответил Мадара и, взяв одну из чашек, сделал первый глоток.
Изами Учиха, глава клана и отец мальчика, продолжал с усмешкой наблюдать за своим наследником. Тот, серьезно глядя прямо перед собой, степенно и медленно пил обжигающе-горячий напиток и прилагал все усилия к тому, чтобы не позволить себе с наслаждением обхватить чашечку покрепче. Пальца Мадары, длинные и бледные, уже совсем не по-детски изящные, буквально излучали царственную выдержку, которая так же ясно была нарисована на худеньком личике мальчика. Черные сияющие глаза смотрели равнодушно, и лишь волосы, непокорно топорщась во все стороны, хоть как-то смягчали несвойственную восьмилетнему ребенку строгость.
- Ты слишком напряжен, Мадара, - заботливо начал Изами, про себя волнуясь о сыне. – Вынужден признать, что общение со старейшинами тебе не на пользу. Послушай, почему бы тебе не проводить больше времени дома или, например, со мной, в походах? Некоторые из твоих тренировок будут куда как сложнее учений, что я провожу каждые четыре месяца с нашими воинами. Так как?
- Нет, отец. Меня устраивает такое положение вещей, - с абсолютным равнодушием возразил мальчик. – То, что так не нравится тебе во мне, всего лишь те черты, которые ты не смог воспитать в себе, даже несмотря на свой возраст.
Усмехнувшись, Изами поставил чашечку на стол, внимательно изучая неизменившееся лицо сына.
- И это тебе старейшины сказали?
- Ты считаешь, что я еще слишком мал для того, чтобы самому дойти до столь явных вещей? – даже не поведя бровью, бросил в ответ Мадара.
Мужчина вздохнул.
- Пойми же, в этом мире есть много других интересных вещей помимо власти, войны, тренировок, заговоров, интриг… Ты еще так мал, а уже лезешь во все это. На твою жизнь хватит закулисной грязи лидера клана.
- Действительно, мне придется отдуваться за то, что упустил ты со своим миролюбием. Если бы Учихи не пошли на попятную в прошлогоднем сражении с Сенджу, не согласились бы на их чертово перемирие, то сейчас мы бы даже не вспоминали о них!
- Мадара, ты забываешься. Тогда и мы нуждались в этом, пусть и временном, но перемирии.
- А старейшины говорят, что таким, как эти южные выскочки, не грех и в спину ударить.
- Ты тоже так думаешь? – прямо спросил мужчина, понимая, что со своими походами он упустил нечто более важное, нежели просто мирная жизнь родного клана.
- Слабаков надо убивать, не раздумывая. Их существование не более чем жалкая пародия на достойную жизнь настоящего воина. Одним ударом, без переговоров и компромиссов.
Изами, снова вздохнув, встал из-за стола и неожиданно резко обратился к сыну.
- Что же… Раз ты такой принципиальный, пойдем, попробуем твою теорию на тебе самом же. Может, горький опыт хоть немного вразумит тебя.
Конечно же, мальчик ничего не смог сделать против закаленного в боях мужчины. Но даже упав на землю десятый раз, Мадара, скрипя зубами и бросая на отца из-под бровей тяжелый взгляд, все равно пытался если не встать, то хотя бы пошевелиться.
Но все рано или поздно кончается. И в этом неравном бою так же наступил момент, когда обессиленный мальчик мог лишь яростно скрипеть зубами. Наклонившись над сыном, крепко схватив его за ворот кимоно и приподнимая к себе, Изами тихо спросил:
- Вот ты и оказался на месте тех самых никчемных слабаков, жизнь которых лишь жалкая пародия. Что ты стал бы делать, будь на моем месте один из Сенджу? Не все из них уравновешенные и справедливые люди, найдутся и помешанные на мести всем Учиха. Отвечай, Мадара, что же ты будешь делать?
Мальчик молчал, понимая, что расклад совершенно не в его сторону. Но потом все же нашелся.
- Мангекью… - хрипло выдохнул он, вызывая на лице отца беспредельное удивление.
- Мангекью Шаринган, - прохрипел он снова, опираясь руками на землю, пытаясь уменьшить давление ворота на шею. – Я буду тренироваться, пока не заполучу Мангекью Шаринган, и тогда мне не будет равных ни среди Учиха, ни тем более среди Сенджу. И мир падет к моим ногам.
- Мир падет к твоим ногам!? – с печальной улыбкой спросил Изами Учиха, выпуская из рук ворот сына.
– Мангекью!? Сын мой, последний Мангекью удалось пробудить пять поколений назад. И с чего ты решил, что тебе непременно удастся это сделать?
- Потому что я не хочу быть похожим на тебя! – неожиданно с чувством воскликнул мальчик, и глаза его зажглись презрением. – Ты позволяешь нашему клану опуститься низко настолько, что мы принимаем перемирие от Сенджу. Это… Это непозволительно!
Но его едкие слова не достигли цели. Изами, встав и протягивая сыну руку, сказал:
- Ты немного ошибаешься, Мадара. Власть и сила далеко не самое главное в этом мире.
Но Мадара, встав самостоятельно, проигнорировал помощь отца. Отряхнувшись и вытерев текущую с уголка губы кровь, он пошел прочь бросив напоследок:
- Что еще можно услышать от такого слабака, как ты.
Изами, проводив его взглядом, остался на площадке в полном одиночестве. Вскинув взор на дальние белоснежные вершины, он задумался о чем-то, но мысли его были прерваны тихими шагами.
- Кеншин, - утвердительно позвал Изами, не оборачиваясь.
- Да, Изами-сан?
- Где я ошибся, Кеншин?
Слепой старик, становясь рядом, какое-то время молчал, а за тем произнес:
- Вы правы во всем, Изами-сан. То, что происходит у нас на глазах, плоды политики клана. Вы были бы бессильны что-либо сделать.
- Ты хочешь сказать, что даже если бы я чаще был дома, то не смог бы повлиять на Мадару?
Старик утвердительно кивнул головой.
- И ты по-прежнему считаешь брак с моей женой ошибкой?
- Она была вашей двоюродной сестрой, Изами-сан… Судить я не в праве, но… - Кеншин умолк, почтительно склоняя голову.
- Чистая кровь Учиха… - задумчиво произнес Изами, теребя ворот кимоно. – Послушай, Кеншин, и далась им эта чистая кровь. Сенджу, кажется, особо и не заморачиваются по этому поводу, и сила их не уменьшается из поколения в поколение, лишь возрастает.
- Воля Огня, - просто ответил старик, и мужчина сразу же понял, о чем он.
- Как думаешь, Мангекью раскроется в этом поколении? – спросил он пару минут спустя.
- Должен раскрыться, Изами-сан. Грядет время перемен, и Мангекью сыграет в будущем хаосе немалую роль…
- Будьте прокляты, обреченные жить во время перемен… - отстраненно прошептал Изами, будто бы на миг заглянув в страшное будущее.
- Пойдем, Кеншин, пора собираться. Скоро разразится снежная буря, и хотелось бы вернуться домой до ее начала.
Когда небольшой отряд Учих пробирался через последний горный перевал, держась намеченной тропы несмотря на начавший валить плотной стеной снег, Изами, шедший впереди, приметил на обрыве справа тоненький силуэт.
Стоя на самом краю, какой-то человек, невысокий и очень худенький, раскачивался из стороны в сторону, грозя каждую секунду упасть вниз, на острые каменные клыки пропасти. Отреагировавший быстрее всех, Изами метнулся к человеку, успев перехватить его за мгновение до падения.
В его руках, бесчувственная и смертельно-бледная, лежала молоденькая девушка. А снежинки, ложась на ее холодную кожу, путаясь в угольно-черных волосах, падали все так же неумолимо и размеренно.
/FB

Встав из-за стола, Мадара подошел к плотно закрытому окну, раскрывая его и с наслаждением вдыхая сладкий сентябрьский воздух. Любоваться и принимать во внимание такие мелочи он не привык. Лишь потребность в чистом воздухе руководила его действиями. Вынужденный после ужина сесть и пересмотреть пару каких-то писем, он неожиданным образом провел в кабинете почти три часа.
В густом сумраке, сопровождаемый звуком легких шагов, мелькнул чей-то силуэт. Резко хлопнула входная дверь и шаги стихли, а затем вновь раздались. На этот раз совсем близко – на лестнице. А после утихли вновь, указывая на то, что источник звука скрылся за поворотом, ведущим в соседнее крыло дома.
- Сэн? – спросил у тишины Мадара, озадаченно вспоминая силуэт и сравнивая его с очертаниями фигуры младшей сестры. – Нет, не может быть. Так поздно?
Не на шутку заинтересованный, он с трудом выждал пару часов, а затем вышел из комнаты, бесшумно проследовав на соседнюю половину дома. Вслушавшись в абсолютную тишину, царящую за дверью, преградившей ему вход в комнату девушки, он тихонько толкнул ее, проникая в приют младшей сестры.
В комнате было темно, лишь слабый свет луны давал возможность видеть хоть что-то. На кровати, прикрытая наполовину сбившимся одеялом, лежала Сэн, бесконечно милая и притягательная в светло-розовой ночной рубашке, так выгодно подчеркивающей разрумянившиеся щечки и странно припухшие губы.
В любой другой момент он бы позволил себе остановиться на этом зрелище, соблазнительном и самым наглым образом проверяющим его выдержку, но краем глаза Мадара заметил на подоконнике какое-то мутное белое пятно. Так же тихо ступая, он прошел вперед, и через минуту в его руках была обычная тетрадь в потрепанном кожаном переплете. Половина желтоватых листов была исписана изящным мелким почерком, вторая же половина была незаполненной и будто бы ожидала своей будущей участи.
Затаив дыхание, Мадара открыл на первой странице.
“Сегодня я вернулась домой после пятилетнего отсутствия. Хотя… Можно ли называть домом место, где тебя почти никто не ждет? Где холодное презрение – своеобразная квинтэссенция чувств, максимум, на который можешь рассчитывать?”
Скривив губы, мужчина начала листать дальше.
“Мне нравится Коноха. Окруженная густым зеленым лесом, спокойная и размеренная, приветливая, дружелюбная, она кажется живым существом. Все в ней, от многолетних дубов до коричневой пыли, оседающей на сапогах, заставляет думать о нем… “
Озадаченно прокрутив еще пару страниц, Мадара нахмурился, чувствуя, как где-то внутри начинает разгораться знакомый огонек неудержимого бешенства.
“Сенджу Хаширама… В нем есть какая-то загадка, или мне это кажется? Может, вся его загадка как раз в их полном отсутствии? Он честный, прямой, кристально-чистый, бесконечно мудрый, невообразимо добрый. Его руки, увитые шрамами, говорят о том, сколько же горя пришлось ему вынести. Его лицо и плечи, несмотря на все трудности, никогда не омрачаются сомнениями, не опускаются вниз. Его глаза… Мне кажется, что о его глазах я смогла бы писать вечно. Одно знаю точно – свет их затмевает само солнце…”
Стиснув зубы, с трудом удерживаясь от того, чтобы не разорвать в клочья страницы, Мадара упрямо листал вперед, уже прекрасно понимая, что именно он прочтет дальше.
Его ожидания оправдались с лихвой…
Последнее, радостно-нестройное на фоне остальных, практически каллиграфических предложений, засело в его мозгу раскаленной лавой.
“Хаширама… Теперь это имя навеки останется в моем сердце именем человека, жизнь которого стала моей жизнью, желания и стремления – моими желаниями и стремлениями.
Знаешь, Хаширама, а я даже не могу вспомнить момент, когда поняла, что не могу жить без тебя…
Такое чувство, что всю свою жизнь я ждала лишь тебя…”
Спотыкаясь на ровном месте, ослепленный невообразимым бешенством вкупе с какой-то надрывной, необъяснимой тоской, Мадара покинул комнату Сэн, сжимая непослушными пальцами тетрадку.


Я проснулась, как и обычно, рано утром. В конце сентября солнце встает уже достаточно поздно, и потому в комнате царил приятный зеленоватый полумрак.
Потягиваясь и бездумно перебирая спутавшиеся за ночь волосы, я потянулась за гребнем. Напевая что-то беззаботно-радостное, долго, прядь за прядью, расчесывала волосы. Иногда, вспоминая вчерашнее, сжималась в каком-то невыразимом сладком смущении, чувствуя, как щеки вновь начинают гореть румянцем.
Когда с волосами было покончено, я встала и прошла к окну. Распахнула створки и невольно поежилась от колючей утренней прохлады. Не мешало бы накинуть что-нибудь сверху, но это потом. А сначала надо найти дневник. Кажется, вчера я оставила его именно на подоконнике. Но на темном дереве было пусто. Может, все-таки я положила дневник куда-нибудь в другое место? А, ладно… Потом поищу. Хотя…
Отойдя от окна, я вновь села на кровать, откидываясь назад и изучая идеально ровный потолок.
Вчера я, кажется, написала в дневнике обо всем, что случилось с нами. О долгожданной встрече, о взаимном признании, пусть и не высказанном обычными словами, но таком прекрасном.
А губы Сенджу… Я прикрыла глаза, боясь вспоминать дальше. А сердце снова и снова набирало обороты, становясь маленьким неутомимым двигателем.
Да, я написала все о его чудесных губах и о чутких руках, и бесконечно честном сердце, и самых светлых на свете глазах.
Не заметив за приятными размышлениями, как взошло солнце, я очнулась от чарующего сна наяву лишь ближе к полудню.
Быстро умывшись и одевшись для тренировки, я радостно устремилась во двор и дальше – к воротам.
Мое потрясение было непередаваемым, когда выход оказался прегражденным не на шутку хмурыми Кэном и Нориаки.
- Что случилось? – не подав виду, с улыбкой спросила я, пытаясь развести в стороны обнаженные перекрещенные лезвия их мечей.
- Простите, госпожа… - неожиданно официально обратился ко мне Кэн. Нориаки, взглянув с какой-то затаенной болью, поспешил отвести взгляд и покрепче сжать рукоять катаны.
- Что-то произошло в деревне, и теперь введен военный режим? – все еще улыбаясь, пыталась я докопаться до истины. Но парни, хмуро переглянувшись, лишь покачали одинаково растрепанными темноволосыми головами.
Нервно сглотнув, Кэн тихо проговорил:
- Мы лишь выполняем приказ Мадары-сана, Сэн… Прости, пожалуйста, но мы не можем выпустить тебя с территории поместья.
- Приказ моего брата? – потрясенная, я совершенно не могла поверить услышанному. – Да какой, к черту, приказ? Меня не волнуют его идиотские выходки!
Ребята побледнели при этих словах, но продолжали стоять у меня на пути, отчаянно вцепившись в мечи.
- Сэн, прошу тебя, - страдальчески выдал Нориаки, оглядываясь по сторонам. – Мы ведь не сможем задержать тебя силой, у нас просто руки не поднимутся, но Мадара-сан…
- Твой брат отрубит нам головы, если ты выйдешь в деревню, - завершил Кэн.
Я стояла, словно громом пораженная. Смысл сказанного постепенно доходил до моего расслабленного после всего случившегося вчера мозга.
- Нам чертовски стыдно, Сэн, - не глядя на меня, продолжал Кэн. – Ведь мы оба в неоплатном долгу перед тобой… Прости… - и оба они, не сговариваясь, склонили передо мной головы.
Я нашла в себе силы улыбнуться им. Положив руки на их ссутуленные плечи, прошептала:
- Неужели вы думаете, что я позволила бы вам выпустить себя после всего, что вы сказали?


FB
- Кто вы? Как вас зовут? – обеспокоенно спрашивал Изами наконец-то пришедшую в себя девушку. Она все еще была слаба, и потому не могла держать кружку с горячим питьем. Тяготившаяся своей беспомощностью, она виновато улыбнулась и смущенно отвела взгляд в сторону. Черные волосы, оттаявшие от инея и теперь блестевшие в свете ярко пылающего камина, закрыли ее начавшее розоветь личико.
- Простите, господин, что доставила вам столько неприятностей… - чуть слышно прошептала она, еще ниже склоняя голову перед сидевшим напротив Изами.
- Главное, что с вами все в порядке, - улыбнулся он девушке. – Может, вы расскажете, что все-таки случилось с вами?
История оказалась совсем невеселой. Вместе со своим отцом, отправившимся на ежегодную ярмарку, Кохана впервые отправилась в путешествие по стране Огня. Все было хорошо до тех пор, пока они не начали подниматься с привычных равнин в горы, вставшие на их пути. Здесь-то их и настигла беда…
Изами так и не расслышал подробностей, смазанных отчаянным надрывным плачем девушки. Понял лишь, что теперь она осталась одна-одинешенька на всем белом свете.
Тяжело вздохнув, он осторожно взял ее за руку и просидел так до тех пор, пока Кохана не забылась сном.
На следующее утро он предложил ей остаться в поместье Учих до весны, а когда горные перевалы станут наиболее пригодными для прохождения, отряд его воинов проводит девушку до дома.
Кохана, которой не к кому было возвращаться, согласилась, выпросив разрешение чинить одежду для всех обитателей просторного общего дома.
/FB

Мадара сидел буквально на взводе. Нетерпеливо поглядывая на входную дверь, прислушиваясь, не раздаются ли в начале коридора стремительные быстрые шаги, он изредка брал в руки раздобытый ночью дневник Сэн. Эти желтоватые страницы, полные откровений и невысказанных признаний, необъяснимым образом притягивали его душу, противоречивую в своем уродстве. Еще в раннем детстве добровольно отказавшись от простых человеческих радостей, он, не знавший никогда тепла и участия, теперь чувствовал тягу ко всему, от чего раньше воротил нос. И как все остальное, что порождала его душа, эта тяга была ненормальной, обостренно-болезненной и нечуткой к желаниям других.
Забывшись в своей ненависти, переплетенной с пугающе-навязчивой любовью-манией к Сэн, он вполне искренно полагал, что на его желании все и заканчивается. Лишь некая щепетильность, присущая ему как лидеру клана, славящегося традициями, останавливала от необдуманных поступков. И, несмотря на все предосторожности, он так до сих пор и не придумал, что же будет делать, когда поставленный им самим срок придет к концу.
- До Нового года, Сэн, даю тебя время до Нового года, - шептал он, сминая бледными пальцами листы дневника, со злостью вновь и вновь перечитывая последние строки. – Если ты до этого времени не выкинешь из головы ублюдка, клянусь небом, я не отвечаю за себя!
Кривя губы, размышляя о том, как низко пал, Мадара все равно страстно желал девушку. Плевать, что полукровка, плевать, что наполовину сестра! И пусть он глава клана, и пусть старейшины сочтут его еще большим идиотом, нежели отца. О, в отличие от отца, он никому не позволит ставить под сомнение свои поступки! Даже если ради этого придется пойти на такие крайние меры, как сегодня. Он всегда получал желаемое, несмотря ни на что. А Сэн придется лишь принять его волю как данность, смириться. В конце концов, неужели она смеет надеяться на нечто большее?
- Ха-ха-ха! – бессильно откинувшись на спинку стула, рассмеялся он, обхватывая гудящий после бессонной ночи лоб. – Ха-ха-ха, глупая принцесса, ну неужели ты полагаешь, что Хаширама… - но дальше говорить не смог. Ненавистное имя жгло и словно запечатывало рот пламенным клеймом.
Глухо выругавшись, Мадара отшвырнул дневник в сторону.
- Ублюдок… Маленькая, наивная дрянь… - медленно произнес он, потянувшись к чистому листу бумаги.

FB
- Мадара-сан, разрешите, я сниму с вас мерки, - улыбаясь, Кохана подошла к хмуро глядящему на нее мальчику. За все то время, что она провозилась с ним, Мадара не произнес ни слова. А едва девушка закончила работу, поспешил покинуть комнату, где она находилась.
Чуть позже, вновь идя излюбленной тропой к обрыву, на котором проводил свободное время, он вспоминал слова старейшин. Стоявшая в тени, но мечтавшая об абсолютной власти, кучка чистокровных и уже выживающих из ума догматиков день и ночь твердила ему о своих взглядах на устройство клана, мира и всего сущего. Но даже будучи ребенком, Мадара прекрасно понимал, что старики пытаются его обхитрить, сделав в будущем оружие в пользу собственной выгоды.
Криво усмехнувшись, мальчик вновь посмотрел на дальние сияющие вершины.
Старые идиоты возомнили о себе слишком много. Да, чистая кровь Учиха нуждается в защите, в умелом и способном лидере. И он, Мадара, станет таким. Перешагнет через всех, кто будет стоять у него на пути, но власть над кланом станет лишь первым шагом к будущему величию. Он не из тех, кто ограничится малым – ему нужно все! Он чувствовал это, знал, что пока мир не склонит перед ним голову, мятежный, не признающий правил дух не успокоится.

***

Ловко перекусив толстую нитку и вправив ее в игольное ушко, Кохана потянулась за следующим косодэ. Ее изящные смуглые руки сновали туда-сюда, солнечный свет отражался от блестящей стали иглы и бросал в глаза Изами тонюсеньких солнечных зайчиков.
- Кохана-сан, через пару недель снег сойдет окончательно, и вы сможете вернуться домой.
Придя в комнату, в которой девушка так любила проводить свой досуг, Изами сказал то, что должен был. И почему-то после этих слов в душу закралась необъяснимая тоска.
- Благодарю вас, Изами-сама, - робко произнесла она, улыбаясь украдкой и откладывая начатую работу. – Вы были так добры ко мне… Я вряд ли смогу когда-нибудь вернуть вам все сторицей, - сложив руки перед собой, девушка низко-низко поклонилась сидящему напротив нее мужчине.
Изами продолжал молчать, прожигая взглядом беззащитную смуглую шею, не прикрытую густым плащом темно-каштановых волос, собранных в тугой пучок.
Эти слова дались ему нелегко. Кохана, милая и бесхитростная девушка из семьи бедного землевладельца, запала ему в самое сердце. Живая, непосредственная, скромная и чистая, она казалась ему легким весенним ветерком. Ее тихий робкий смех грел душу, карие глаза так и манили к себе, обещая то, о существовании чего он, взрослый опытный мужчина, даже не подозревал.
В ней было столько тепла и ласки, что появлялась стойкая уверенность в том, что этих щедрых даров хватит на всех. Ее полюбили. К ней привыкли. Весь клан, за исключением старейшин и державшегося особняком Мадары, буквально носил на руках девушку, ставшую для Изами чудесным даром небес. И потому отпустить ее казалось теперь немыслимой, чудовищной оплошностью!
Но как удержать ее хоть на миг, на краткий миг, который будет для него дороже всей прожитой жизни? Разве это не преступление – сажать нежный равнинный цветок на бесплодной каменистой почве гор? Но как жить после того, как она исчезнет, скроется за последним горным перевалом, что стоит незыблемой стеной на границе их миров?
- Изами-сама, простите, что отвлекаю вас, - ее голосок вновь зазвучал в гудящей тишине, что возникла после слов мужчины. Кохана по-прежнему сидела напротив, но теперь чуточку ближе. Участливо глядя на растерявшегося мужчину, она снова улыбнулась.
- Изами-сама, я принесу вам чай – сегодня вы почти целый день тренировались на улице... – она встала и, отвесив легкий поклон, пошла к выходу.
Изами с особой болезненностью почувствовал, что если сейчас за ней закроется дверь, то он никогда не сможет сказать тех слов, что крутились у него на уме уже многие дни и ночи. Резко встав и догнав Кохану почти у самого выхода, он остановил ее, крепко сжимая хрупкие плечи девушки. Она же недоуменно посмотрела на тяжело дышащего мужчину, чувствуя, как всегда сильные и уверенные руки господина Учихи начинают мелко подрагивать.
- Кохана, прошу вас, останьтесь здесь! – с чувством выпалил Изами, мысленно посылая к черту старейшин, обычаи, традиции, обязанности и прочую ерунду. – Останьтесь здесь навсегда, без вас тут будет пусто!
Девушка продолжала молчать, лишь алая краска, медленно заливавшая ее лицо, показывала, насколько она переживает в этот момент. Неправильно истолковав этот румянец, Изами чуть ли не проклинал себя и свое косноязычие. С ужасом представив, что Кохана объяснила его порыв самыми низменными желаниями, он поспешил добавить то, что еще никогда и никому не говорил.
- Прошу, будь моей женой. Будь со мной, Кохана!

***

Они поженились пару недель спустя, когда бушевавшие праведные гневом старейшины поняли, что в этот раз им не переломить Изами. Он твердо стоял на принятом решении и вынудил упрямых старых догматиков смириться с его желанием. Махнув рукой, в душе радуясь тому, что по крайней мере Изами успел подарить клану чистокровного наследника, старейшины отступились. “Делай как знаешь, Изами, - сказали они мужчине. – Только не рассчитывай, что ребенок, который может родиться в результате этого скоропалительного брака, когда-нибудь займет достойное место в клане”.
О судьбе ребенка, который родился через девять месяцев после свадьбы, мужчина думал меньше всего. Крепкая здоровая девочка, оказавшаяся точной копией Коханы, не существовала для него в том ослепительном мире счастья и любви, который он воздвиг вокруг своей молодой жены. Он обращал на нее внимание лишь тогда, когда девушка, гордая и счастливая в обретенной любви, просила его об этом. “Изами, ты только посмотри – малышка Сэн просто чудо!” Она души не чаяла в своей дочке, но Изами видел лишь Кохану, слышал лишь ее и думал только о ней.
И потому, когда спустя полгода после родом жена заболела и буквально сгорела за пару недель, он чувствовал лишь страшную горечь потери. И забавно улюлюкавшая в колыбельке девочка с глазами, пронзительными, как у Коханы, была вычеркнута им из жизни. Как напоминание о потерянной любви, как ноющая заноза в беспрестанно кровоточащей ране. В этом отторжении не было ни ненависти, ни брезгливости – лишь желание оградить себя от того, чего мужчина просто-напросто боялся не вынести.
Да, Изами оказался слишком слабым для роли лидера клана Учих…

***

Сэн было четыре годика, когда она впервые узнала, что у нее есть брат. До этого ни разу не выходившая из дома, лишь на руках у няньки, сегодня она впервые осмелилась переступить высокий порог и протопать по деревянному крыльцу вниз.
Дул сильный юго-западный ветер. Он нес с собой пыль, тепло и предчувствие скорой грозы. Стояла середина июля.
Пройдя пару шагов по вымощенной камнем дорожке, девочка сошла с нее, заинтересовавшись каким-то ослепительно-белым пятном. Протянув руку, она с интересом начала разглядывать оброненный кем-то носовой платок. Улыбнувшись, девочка подняла его вверх, натягивая между пальцами и смотря за тем, как солнечные лучи силятся пробиться сквозь плотную ткань.
В самом углу, чернея и переливаясь алыми полосами, был вышит символ, который она видела очень часто – веер.
Решив пройтись по всему поместью и поискать владельца потерянной вещицы, она хотела вернуться на дорожку, но неожиданно врезалась во что-то. Подняв голову, девчушка поняла, что это был человек.
- Отдай, - протягивая бледную руку, равнодушно проронил Мадара, мельком скользнув по испуганно сжавшейся фигурке презрительным взглядом.
- Это… Это ваше? – еле слышно прошептал Сэн, напуганная столь внезапным появлением юноши. Она видела его раньше, пару раз, украдкой, когда подглядывала из окон за тренирующимися во дворе воинами. Этот был особенно хорош, быстр и ловок. Но глаза его, холодные и непонятные, пугали девочку.
- Отдай, - снова повторил Мадара, нетерпеливо вырывая из маленьких пальчиков платок. Глянув на Сэн с выражением плохо скрытой брезгливости, он развернулся и пошел прочь, комкая в руках полученный назад платок. Его невыносимо раздражала эта маленькая полукровка – плод преступной слабости его слабохарактерного отца.

- Кто это? – испуганным шепотом спросила девочка няню за ужином, указывая на внезапно появившегося в зале Мадару.
- Это твой сводный брат, Сэн, - прошептала в ответ не менее напуганная служанка.
/FB


Мадара, это уже слишком! Что дальше? Решил посадить меня на цепь? И чем же на этот раз вызваны твои приступы необъяснимого идиотизма?
Ну что, что случилось на этот раз?
Я неслась вверх по лестнице, не чуя под собой ног. В глазах побелело от необъяснимой ярости, и я впервые в жизни чувствовала себя настоящей Учиха. Такой, которая не остановится ни перед чем, ведомая бурно кипящей кровью проклятого Богами клана.
Не останавливаясь ни на миг, выбив ногой неплотно прикрытую дверь в кабинет брата, я за считанные мгновения пролетела разделявшее нас расстояние. Вальяжно развалившийся в кресле Мадара видел каждое мое движение, но не пошевелился даже тогда, когда я яростно стиснула пальцы на вороте его косодэ, тряся и прожигая требовательным злым взором.
- Черт побери, и как ты это объяснишь? – выпалила я, особенно сильно дергая его за ворот. – Что это такое, Мадара, как это понимать? Я… Я жду от тебя как минимум несколько причин такого дурацкого поведения. Да что ты вообще о себе возомнил?
Задыхаясь, чувствуя, как пальцы сводит безжалостной судорогой, я тряхнула его еще раз и умолкла в ожидании ответа.
Медленно подняв лицо, Мадара беззвучно рассмеялся. Его глаза, наполненные в этот момент необъяснимой смесью чувств, сверкали сквозь спутанные пряди волос. Алые губы кривились в подобии улыбки, а лицо его, красивое и бледное, явно говорило об одном – он от всей души наслаждается происходящим.
Вдруг, резко встав, он навис надо мной, сжимая мои запястья и грубо отбрасывая их. Сделав шаг вперед и вынудив меня отступить, он продолжал смеяться, но уже в голос – резко, пронзительно, с явной издевкой.
- Ха-ха-ха, Сэн, ты меня пугаешь! Столько угрозы, проще лицо, сестренка…
- Прекрати! – я грубо толкнула его в грудь, окончательно выходя из себя. Шагнула вперед, вновь хватаясь за черный ворот. – Я требую объяснений!
Внезапно Мадара прекратил смеяться. Его лицо будто бы окаменело, и он вновь двинулся на меня, впиваясь пальцами в плечи и тесня прочь от стола.
- Объяснений, говоришь? – хрипло прошептал он, сжимая мои плечи так сильно, что захотелось кричать от боли. Потом он неожиданно толкнул меня, и я с силой упала в стоящее позади кресло, больно ударившись затылком о спинку.
- Объяснения, принцесса, очень простые, - продолжил он все тем же зловещим шепотом, медленно подходя ко мне и склоняясь вниз, перекрывая все пути к отступлению опирающимися на подлокотники руками.
Я вжалась в спинку, боясь глядеть на него и в тоже время не в силах опустить взгляд вниз. Противные мурашки прошлись по спине, и я почувствовала, как дрожат руки. Вновь было непередаваемо страшно – от неизвестности, от непонимания происходящего, от подспудно терзавшего душу ужаса.
- Я же просил, Сэн, впервые жизни просил тебя – не заставляй меня принимать опрометчивые решения…
Я задохнулась, вспоминая наш прошлый разговор, и поняла, что именно имел в виду Мадара…
- Ведь это невыгодно для нас обоих, верно, Сэн? – участливо спросил он, чуточку смягчая голос.
- Какое решение? – прошептала я, чувствуя, как сердце уходит в пятки, оставляя на своем месте болезненную тянущую пустоту.
- Я решил, - четко сказал он, выпрямляясь и возвращаясь за стол. Перевернув пару листов, внимательно вглядываясь в каждый, он, наконец, остановил свой взор на одном из них. Пробежав глазами по его содержимому, откинулся на спинку кресла и продолжил. – Я решил, Сэн, что принимаю предложение первого советника дайме.
Я похолодела, вновь ощущая преступную слабость во всем теле.
- Какое предложение? – бессмысленно выдавила я из себя, сразу же вспомнив тот странный разговор, произошедший две недели назад. – О чем ты?
- Брось, сестренка, не делай вид, что удивлена и напугана, - Мадара вновь встал из-за стола и подошел к окну. Так, стоя ко мне вполоборота, он продолжал говорить.
- Что тебя не устраивает, не понимаю. У тебя будет все, что только может пожелать женщина. Ну, конечно, муж-старик не подарок, но не может же все быть так, как хочется лишь тебе. За все приходится платить, Сэн, и то, что ты заплатишь, напрямую зависит от того, что получаешь. Тут все понятно, сестренка, так что смирись… Могло быть гораздо хуже.
- Я не хочу, – тихо сказала я, поднимая голову и медленно вставая.
- Я не позволю тебе так поступать со мной, - продолжала я, приближаясь к Мадаре.
- Черт побери, Мадара, да кто ты такой, чтобы решать за меня? – я подошла к нему вплотную, не чувствуя ничего, кроме страшной злости и подкатывающегося нервного срыва. Вцепившись в его ворот, я продолжала что-то кричать, возмущаться, обвинять и требовать справедливости. На какой-то момент умолкнув, перевела дух и вновь открыла рот, задумав продолжить начатое, но умолкла, случайно заметив странное выражение глаз брата. Он смотрел на меня, не отрываясь, чуть склонив голову в бок и странно приподняв левый уголок губ. Загипнотизированная его взглядом, непроницаемым и волнующим, я совершено забыла то, что собиралась выплеснуть на него. В комнате на пару секунд воцарилась тишина, а затем смех Мадары разбил ее, словно красочный фейверк озарил полуночное небо. Но не было в звучание его голоса ни намека на что-то хорошее и радостное – лишь презрение, издевка, снисхождение и что-то, что никак не поддавалось пониманию.
Этот смех подействовал на меня словно ушат холодной воды. Вздрогнув, я испуганно разжала судорожно стиснутые пальцы и неверяще уставилась на них. Да что это со мной такое? Затем я перевела взгляд на Мадару, и будто бы впервые увидела этого человека. Выше меня на полторы головы, он буквально нависал надо мной, словно холодная неумолимая скала, и снова смеялся. Едко, обидно, невыносимо…
Не владея собой, не понимая, что делаю, я ударила его прямо в лицо, совсем не думая о последствиях…
Он опомнился моментально – удар был слишком слабым, слишком ненаправленным. Глаза утратили деланное веселье – угрожающими огоньками вспыхнула в них привычная для Мадары агрессия и непредсказуемость. Неосознанно я пыталась отступить назад, будто бы эти робкие шаги могли исправить содеянное, но было поздно.
Больно хватая меня за плечи, разворачивая и прижимая к стене, Мадара буквально взорвался.
- Руки распускаешь, принцесса? – прошипел он, склоняясь к моему лицо и прожигая неистовым взором. – Дерзкая.
Я дернулась, но он держал крепко. Еще сильнее сжав пальцы, причиняя почти уже нестерпимую боль, он ясно показывал, что прощения моему поступку не будет.
- Я хотел по-хорошему, Сэн, но, видимо, полукровкам этого не понять. Не слишком ли ты зазналась, принцесса? Шаринган, признание, почтение – у тебя ведь все это теперь есть, но тебе мало! Непростительная для Учих требовательность, не находишь?
Я слабо пыталась возражать, но, конечно же, безуспешно.
- Но не думай, что твоя жалкая попытка ударить меня привела к такому результату. Я не обращаю вниманию на жалкие потуги слабаков. Но… Твоя репутация, Сэн, репутация клана. О чем ты думала, когда отдавалась ублюдку Сенджу?
Я продолжала молчать, не в силах поспеть за бурно развивающимися событиями. В голове все перемешалось. Болезненно-отчетливо пульсировал лишь один вопрос: “Откуда? Откуда он узнал про меня и Хашираму?” И даже явное преувеличение действительности, больше похожее на неприкрытое оскорбление, не сразу дошло до меня.
- Молчишь? – злобно процедил Мадара. Резко отпустив меня, почти отбросив от себя, он пошел к столу, вытащил что-то из верхнего ящика стола и вернулся ко мне, дрожащий и невыразимо злой. Ломаными резкими движениями он перелистывал листки какой-то тетради. Найдя нужную страницу, грубо схватил меня за шею, вжимая лицом в разворот тетради.
- Я тебя спрашиваю, маленькая дрянь, что это такое?!
Я задрожала – от страха, от пришедшего понимания, от проснувшегося негодования и возрастающего возмущения.
Мой дневник… Пропахший моими руками, лавандой и еще чем-то неуловимо-нежным и теплым. Мой дневник, развороченный и растрепанный его грубыми руками, хранивший в себе так много откровений, тайных и понятных лишь мне одной, но никак не ему, грубому и сумасшедшему. Мой дневник покорно лежал в его руках, раскрытый на самой последней странице…
Волна ярости накрыла меня, давая силы скинуть с себя гнет рук Мадары, вырвать из его пальцев свое оскверненное сокровище и оттолкнуть от себя ненавистного человека. Дрожа, но не от страха – от враз переполнившей меня силы, - я с вызовом посмотрела на брата, замечая в его взгляде вопрос.
- Не смей лезть в мою душу! – выпалила я, тяжело дыша и прижимая к груди тетрадь. – Я не позволю тебе портить мою жизнь, не позволю говорить гадости и решать за меня что бы то ни было. Моя жизнь, честь, путь – все это принадлежит лишь мне одной, и только я буду решать, что делать с этим! Тебе никогда не было до меня до дела – что же случилось сейчас, Мадара? Откуда такая забота о моей репутации, братик? – ядовито поинтересовалась я. – Откуда такой интерес к моей скромной персоне? Не слишком ли много для полукровки?
- Бесполезно, Сэн, - великодушно улыбнулся Мадара. – Этим меня не задеть, потому можешь перестать плеваться ядом. Согласись, это не твой конек.
- Мадара, если ты думаешь, что я… - он стремительно подошел ко мне, и в этот раз ситуация стала по-настоящему безвыходной. Дневник выпал из ослабевших пальцев – Мадара вновь впился в мои плечи, сжимая их до синяков.
- Ты хотела признания, чертова девчонка? Хотела быть Учиха, хотела быть наравне? Так получай же свое признание! Ты чувствуешь его, а? Что, не нравится? Не нравится быть одной из Учиха и полностью подчиняться решениям главы клана? А ты думала, что будет по-другому? Что ты станешь Учиха, но сохранишь свою независимость? Нееет, Сэн. Такому не бывать… Жизнь не сказка, знаешь ли.
Плечи прекратились в один сплошной комок боли, в глазах помутилось, ноги подкашивались… Я беспомощно повисла в руках Мадары, не понимая, не слыша, не видя ничего вокруг. Признание, равенство… И потерянная свобода. Неужели оно того стоило? Не может быть, нет! Это лишь воспаленный мозг Мадары так перевернул смысл всей моей жизни, не более!
- Что ты молчишь, Сэн? Никак на радостях язык проглотила? – он презрительно хмыкнул и отпустил меня. Пройдя к столу, сел и убрал разбросанные бумаги верхний ящик.
- Мне плевать, кто ты. Учиха, полуучиха или что там еще может быть. С сегодняшнего дня ноги твоей не будет за оградой поместья.
- Я убегу! – горячо воскликнула я. – Хаширама, он…
Мадара опять рассмеялся и встал из-за стола.
- Дурочка, маленькая наивная дурочка! Сенджу плевал на тебя - получил, что хотел, и поминай как звали. А для тебя у меня найдется кое-что… - неуловимым движением он одел на мое правое запястье какой-то браслет. Легкий щелчок – и я в плену тонкого стального обруча.
- Вот и все, принцесса. Допрыгалась.
Он усмехнулся, поднося скованное запястье к моему лицу.
- Занятная вещица, не находишь?
Догадка резанула сознание, и я судорожно выдохнула. Подавитель чакры…
Это было ударом в спину… Слезы начали закипать на глазах, и я опустила голову, пряча взгляд.
Голос Мадары, резкий, как удар хлыста, резанул слух.
- Можешь идти, Сэн, и не делай глупостей – я отрублю голову любому, кто хотя бы попытается выпустить тебя или передать какое-то послание. Ты выходишь замуж за советника дайме после Нового года.
Я все стояла, окаменев от дурноты и боли. Кто-то подошел ко мне и всунул в руки упавший дневник. Мадара…
- Проваливай, Сэн! – прохрипел он, впервые за все время выдавая что-то искренное, хоть и совершенно необъяснимое.
Выйдя за дверь, я какое-то время стояла неподвижно. Слишком много мыслей, слишком много боли, слишком…
Вздрогнув, вспоминая и осознавая все случившееся, я пустилась бегом по длинному коридору. Редкие светильники, мигая и покачиваясь, озаряли путь, но я не замечала их. Слезы лились из глаз как заговоренные, им не было конца и края. Глухие всхлипывания душили, сердце сжималось, пульс колотился в висках сумасшедшим маятником.
- Кеншин! – отчаянно заливаясь рыданиями, кричала я, забегая в комнату старика.
- Кеншин! – всхлипнув, глухо и протяжно, упала на колени, отбивая их на твердом деревянном полу.
- Что я сделала не так, Кеншин?! – цепляясь за шею старика, стонала я в каком-то туманном забытьи, чувствуя, как земля уходит из-под ног, как все вокруг начинает кружиться в сумасшедшем водовороте страшных событий грядущего будущего.
- Я ведь не сделала ничего плохого, Кеншин, ничего! Я просто… Я просто люблю его, Кеншин, не могу без него! – задыхалась я, торопясь вывалить на учителя все свое горе, всю боль и несправедливо нанесенную обиду. – Ведь мы не сделали ничего дурного, Кеншин! Ты веришь мне, веришь?
Старик молчал, слушая весь этот бессмысленный плач и просто гладя меня по голове. И хотя слезы утихли еще не скоро, а дрожь долго держала в своих цепких объятиях, я с горем пополам рассказала ему обо всем. О Хашираме, о Мадаре и его угрозах, о своих рухнувших мечтах…
Когда внутри что-то оборвалось, и дыхание стало почти спокойным, я тихонько прошептала, без сил сжимаясь в объятиях учителя:
- За что он так ненавидит меня, Кеншин?
В пламени камина блеснула полоска тонкой стали, охватившая мою руку.
- Безнадежно, все просто безнадежно… - простонала я, окончательно затихая.


- Мадара-кун, до меня дошли слухи, что у вас в клане какие-то проблемы. Я могу чем-то помочь? – после еженедельного собрания совета Хаширама выловил главу клана Учих, слишком стремительно последовавшего к выходу.
Обернувшись, Мадара приветливо улыбнулся Сенджу, про себя проклиная последнего за идиотские вопросы.
- Хаширама-кун, ну разве обычный грипп может быть проблемой, которая требует твоей помощи? Это все затянувшаяся акклиматизация, не иначе.
- Ясно…. – протянул Хаширама, пряча недоверчивый взгляд за прежней обеспокоенностью и заботой. Он впервые в жизни чувствовал себя настолько растерянным. Сэн не появлялась уже две недели, ее никто не видел, и спросить у Мадары об этом было бы логично, но молодой человек не хотел. Чувствуя, насколько все непросто в отношениях двух родственников, он меньше всего желал навредить Сэн даже таким безобидным на первый взгляд поступком. А еще он видел Мадару насквозь – результат игры за чистую кровь был понятен с самого начала.
Но в этот раз ответ Учихи оказался непредсказуемым.
- Хаширама-кун, думаю, ты должен знать об этом. Я распорядился отправить всех женщин и детей в наш старый замок, тот, что в горах. Мне кажется, что привычная обстановка скажется на них как минимум благотворно.
Хаширама кивнул, улыбаясь.
- Я не сомневаюсь в правильности принятого тобой решения, Мадара-кун. Ты всегда заботился о своем клане.
Пожав друг другу руки, они разошлись.
Невысказанные причины вопросов первого и ответов второго были слишком уж понятны им обоим.
Противостояние, несмотря на видимое перемирие, не утихло ни на миг.
FB
- Отец, нет! – отчаянный надрывный крик разнесся над полем боя, перекрывая лязг мечей, стоны раненых, свист и шипение складываемых печатей и техник.
Мадара кружился словно волчок, не давая никому подступиться к себе ближе, чем на метр, но услышав этот крик, остановился. Вокруг него валялись убитые и раненые, сраженные его скоростью и силой, помноженные на мощь дарованного от рождения Шарингана. Вытирая с лица свою и чужую кровь, оглядываясь по сторонам затуманенным адреналином взором, Мадара увидел, как какой-то парень в темно-бордовых доспехах метнулся в сторону от основной массы сражения и помчался куда-то в сторону. Следя за ним взглядом, не понимая, что же случилось, думая, что мальчишка просто струсил и решился сбежать, он усмехнулся. Сенджу такие слабаки…
Заметив, как парень упал на колени перед какими-то телами, Мадара вновь снисходительно усмехнулся. Трус, презренный трус… Это его первый бой, не иначе.
Но вдруг что-то заставило Мадару приглядеться получше к тому месту, где стоял на коленях мальчишка-Сенджу.
Не веря увиденному, Учиха медленно пошел туда, не глядя ни на кого другого, кроме лежащего на земле подле коленнопреклонного парнишки.
Это не могло быть иллюзией, Мадара точно знал. Все было наяву, и ему впервые стало по-настоящему страшно, хотя он так никогда после и не признался себе в минутной слабости.
Изами Учиха, глава клана, его отец, хоть и нелюбимый, хоть и не признанный, лежал на изрытой земле в лужах собственной крови. Пробитые насквозь доспехи, многочисленные раны и пробоины, сбитый шлем, алая струйка, стекающая из уголка рта… Этого хватило, чтобы понять – Изами не протянет и пары минут.
Не осознавая происходящего, Мадара упал на колени, находя и сжимая холодеющую руку отца.
- Мадара… - до его слуха дошел хриплый шепот умирающего. Невольно вслушиваясь в эти последние отзвуки жизни, Мадара склонился ниже, заглядывая в мутнеющие черные глаза Изами, но так и не услышал желаемого. Пара протяжных судорожных вздохов – и глаза мужчины закрылись навеки…
- Отец… - чей-то голос, слишком спокойный для такой обстановки, резанул слух Мадары. Подняв голову, он тупо уставился перед собой. Буквально в метре от него, так же стоя на коленях и сжимая ладонь другого умирающего, стоял тот самый Сенджу, кого он вначале счел за дезертира. Совсем еще мальчишка, смуглый и темноволосый, он с трудом сдерживал слезы, и все шептал хриплым голосом: “Нет, отец, не уходи, не сейчас, не так!”
Катана мальчишки, перепачканная кровью, валялась где-то в стороне. Руки его дрожали, плечи, еще не набравшие полную силу, ссутулились под тяжестью враз навалившихся проблем. Лежавший подле него мужчина, так же облаченный в темно-бордовые доспехи, чуть слышно проговорил:
- Хаширама, мальчик мой, это битва – твоя…
Лидер клана Сенджу выиграл у Учихи чуть больше пары секунд, а затем устремился вслед за своим известным противником на небеса…
Они долго сидели друг напротив друг – осиротевшие сыновья, вновь испеченные главы враждебных кланов, противники, сведенные на этом поле неизбежной судьбой. От того, как разрешится их первая встреча, зависело, каким станет мир через многие десятки лет.
Наконец, первым не выдержал Мадара. Взявшись за рукоять катаны, он начал подниматься, но мальчишка опередил его.
- Убери меч, - просто сказал он, вставая и пряча свое оружие за пояс.
- Я не буду драться с тобой, Мадара-кун, - в тот день Сенджу впервые назвал своего врага другом, и не побоялся покинуть поле боя, так и не получившего исход.
- Пора заканчивать проливать кровь, как думаешь? – бросил Хаширама напоследок, враз делаясь в глазах изумленного Мадары необъяснимо мудрым, взрослым, рассудительным.
Пальцы разжались и катана с глухим стуком упала обратно на изрытую землю. Мадара так и не смог понять, что помешало ему в тот момент убить уходившего спиной к нему Сенджу.
/FB

“Вот, значит, как?”
Хаширама со злостью стянул с себя юкату, швыряя ее на пол, и рухнул на постель. Где-то что-то не сходилось – он чувствовал это весьма отчетливо. Но понять до конца, что именно не понравилось ему в словах Мадары, он так и не мог.
На первый взгляд все казалось донельзя логичным – повальная эпидемия то ли гриппа, то ли другой дряни. Заботливый глава клана оправляет наиболее подверженных заболеванию – женщин и детей, – подальше от источника заразы. Придраться не к чему, но в мозгу засела одна маленькая, но невероятно упрямая мысль – это все не просто так. Он не видел Сэн с того самого вечера, как вернулся в Коноху, хотя все это время каждый вечер ходил на их привычное место, надеясь встретить девушку. Но она не появлялась – исчезла, будто и вовсе не существовала. И Тобирама, каждый вечер приносивший, словно сорока на хвосте, сплетни и новости со всей деревни, ничего толком не говорил про Учих. Лишь туманное “они заперлись ото всех”.
Мадара скрывал за своей лживой улыбкой истинные причины произошедшего. Хаширама готов был прозакладывать все, что угодно – “исчезновение” Сэн прошло не без участия старшего брата. И якобы отосланные в родной замок женщины и дети были всего лишь плохо скроенной декорацией, скрывавшей кадры действительности.
Не будь он Хокаге, раскатал бы все поместья Учих по бревнышку. Для него это дело пары минут – сотворить с пяток печатей плевое дело. Но он был Хокаге… И единственное, что ему оставалось, это мило улыбаться противнику и отчаянно пытаться всеми фибрами души уловить чакру Сэн, словно испарившуюся после того памятного вечера…

“Решил спросить напрямую, да, Хаширама?”
Мадара сидел в своем кабинете непривычно задумчивый. Это его удивляло. Обычная реакция на Сенджу – раздражение, не меньше, а сейчас…
Сэн… Это все она, Мадара не сомневался. Глупая девчонка за все время ни разу не вышла из своей комнаты, ни разу не появилась в общей зале или на тренировочной площадке. Спряталась, словно мышка, лишь Кеншин бывал у нее.
Но Мадара знал все до последнего ее вздоха, будто бы видел сквозь стены. Она плакала и заламывала руки, с каждым днем впадая в темные пучины отчаяния. Совсем забросила тренировки, сутки напролет нянчась со своим горем. И грозила перестать быть той, что так волновала и притягивала его запутавшуюся в своих желаниях душу.
Хмыкнув, Мадара встал из-за стола и прошел к книжному шкафу, внимательно изучая его содержимое. Мужчина не боялся держать в своем кабинете столь редкие и ценные свитки, как этот – знал, что ни одна живая душа в клане ни за какие богатства не согласится проникнуть в его комнату без разрешения хозяина. А для нарушителей спокойствия извне у него всегда найдется парочка занятных сюрпризов.
Порывшись в пыльных стопках старых документов, он довольно скоро извлек на свет божий искомое. Да, именно это ему и нужно – для того, чтобы вернуть прежнюю Сэн все средства хороши. Даже такие невозможные и неосуществимые, как только что придуманное. Конечно, сестренка может сколько угодно думать, что ему плевать на нее и, как следствие, Мадара ничегошеньки не знает о том, что творится в ее душе. Пусть считает так, если угодно, ведь, по сути, здесь Сэн недалека от истины. Мадара со стопроцентной уверенностью знал о ней лишь одно – девчонка не любит проигрывать. На это он и поставит в грядущем раунде.
- Занятно, принцесса, не находишь ли? – говорить с ней в ее отсутствии грозило стать привычкой, но Мадара был не против. – Вот и посмотрим, чего стоит твоя хваленая воля к победе…