Не в себе. Счастлива.

Все в жирном курсиве, почти все, принадлежит Гремуллю.

Не в себе. Счастлива.
И алкоголь не спасает, после трех суток без сна.
Сколько дней она уже находится в неопределенном состоянии: день? Два? Больше? Нет. Всего лишь три, вроде бы - три дня существования. А до этих трех дней, казалось, жизнь била ключом, и не ручейком, а большим газовым ключом по башке...

До момента первого дня, у нее имелась сказка, своя, девичья: парень, которого она любит, работа, параллельно еще учеба, дом, их спальня, кухня, общие друзья... Такие своеобразные приоритеты, стимулы к жизни.
Парень. Ты мой секрет, мой ангел, мой маяк во мраке. Мой воздух и необходимая стихия. Она его же любит отчаянно. Неистово. Самозабвенно. Любит каждую секунду так, будто только влюбилась, и это первый миг осознания. Чувства и на миллиметр не угасают. Лишь бы находиться рядом с ним, ощущать его прикосновение, видеть что-то на подобие улыбки - такое редкое зрелище на фоне его угрюмости. Он кажется таким таинственным, недосягаемым, и то, что он с ней, Сакура воспринимает как дар, как снисхождение какого-то демона тьмы, что решил раз в пар тысяч лет одарить грешницу милосердием... или наказанием? Фантазия лишь нарисует колоритные узоры. Вот именно, что сейчас, уже впервые за три года появилось сомнение: милосердие или наказание?

- Я же его так любила, - говорит Сакура мысленно себе.
- Какая жалость! И все в задницу Мирового зла. Ками, мне так противно от тебя. Жалкая. Хочется тебя раздавить, чтоб не слышать твоего нытья, - вдруг ответил внутренний голос.

Харуно подпрыгнула на скамейке: девушку вдруг вернуло в реальность, а может быть, только пнуло, да таким пинком, что она подскочила на скамейке, где сидела уже неизвестно сколько времени. Она резко ощутила резкий холод, мороз, что словно какой-то грызун сразу впился своими острыми маленькими зубками в ее кожу, которая была доступна для ударов-потоков вьюги, что разогнала всех гуляющих из этого парка.

Зима. Как странно, будучи с Саске в своей эйфории чувств, она даже не заметила, как сменялись летом весна, весну сменяла осень, последнюю сменяла зима, замыкая круг. Но для нее все это время была весна, она не останавливалась ни на секунду, не прекращалась ни на сантиметр, ни на грамм. И так три года, пока... Пока она не оступилась.

- Я даже не понимаю, как это произошло, - опять мысленно рассуждает Харуно, пробует.
- А что тут думать? Тебя кинули. Выкинули. Хочешь, будешь мусором, а хочешь, будешь сломанной игрушкой? Или хламом? Как тебе такая перспективка? Ха-ха-ха!
- Нет, Саске же не такой, - она все равно не хочет признавать то, что случилось.
- Ога, и ни козел ни разу, так, оборотень. А какой он?
- Не смей так о нем говорить! - Харуно отвечает возмущенно мысленно, так как не допускает ни одного плохого факта о Саске. - Он. Он! Он...
- Ну да, может, еще его в святые пропишешь, пойдешь в монастырь, удавливаясь своей жертвой? А какой повод! Давай, иди и убейся, - сарказм течет из второго голоса.
- Да кто ты, черт возьми?!
- Я - твоя Обида, будем знакомы. Я - твоя злость. Я - твоя честь, и я ненавижу тебя за содеянное.
- Я сошла с ума?
- Нет, если бы ты сошла с ума, к тебе бы пришло другое, а разговор начался бы так: привет, я белочка и машу хвостиком, ха-ха. И тот хвост сумасшествия бы уже щекотал твой никчемный рассудок, - раздался смех.

Сакура нахмурилась - она четко слышала чей-то голос в себе. Но это не было так, как, например, когда сам задаешь вопрос, а потом сам отвечаешь. Но почему-то страшно не было, так как она вообще не уверена, что вменяема - так было сильно потрясение от разрыва с Саске.

С серых свинцових туч, что собрались над всем Токио, сыпал снег, словно кто-то, кто засеменяет поле, теперь рассыпал снежинки, сразу получая урожай - маленькие сугробики росли очень быстро, а белизна потихоньку застилала это место. Снежинки кружились, танцуя свой дебют, перед тем, как упокоиться на земле или растаять на чьей-то коже. Сакура даже не смахивала с ресниц белых незваных гостей: так не было заметно, что она плачет. Так не заметно, где текут слезы, а где струйками стекает талый снег. Сделай погромче плеер, полети по волнам звука. Пусть станут незаметными идущие вокруг. Не заметно ее. Не заметно, что она пьяна. Не заметно, что ей больно. Но это же хорошо!

- Что тебе хорошо? Сидеть и разлагаться от жалости к себе? Правильно, а что ты еще можешь? Один раз в жизни ты не смогла его ослушаться, хах. Сидела в баре, сверля взглядом свои наручные часы. Я бы на их месте вообще сломалась.
- Мне все равно.
- А почему Саске должно быть не все равно? М? Или ты себя считаешь особенной? Сидишь тут, пьешь колу с бренди в стаканчике общепита, чтоб не придрались... Шикарный спектакль. А игра, игра какая! Браво, какой напор чувств, какая агония, а какие поминки себе устроила! Иди и закопайся в сугроб, фе! И найдут тебя синюшной, страшной как атомная война... Совсем не симпатично. Это не оценят. А Саске на тебя вообще смотреть не захочет, - голос бил своим цинизмом по самолюбию.
- Да заткнись ты уже, а?
- А то, что? Начнешь биться башкой об асфальт? Давай! Ну же, покажи себя мне. Я знаю и помню тебя другой. Поставь седьмую песню в плеере.
- Откуда ты знаешь, что это за песня? - Харуно удивилась, но сил на панику не оставалось - девушка просто решила плыть по течению с этим голосом.

На уровне между границей правды и границей лжи.
Ты мне скажи, ради чего стоит не падать с крыш,
Когда лишь тишь снаружи кроет под собой огонь души?
Просто дыши! Сквозь воздух легкие порежет дымом,
Пореже солнце будет выходить, мир встанет дыбом,
Тела с обилием придуманных и мнимых нимбов
Не остановятся, не познакомившись с обрывом.
Наигранная серость дней уже течет по венам,
Виновен априори тот, кто вышел из системы.
Но эти темы выше стен и не подвластны тени,
Поиск себя во тьме за годы не привел к успеху.
Среди порывов смеха, гнева и бесстыдных сцен
Писать сценарий для себя без тормоза - бесценно.

Многое бесит, в частности своё бессилье. Воспоминанья превращаются в горсти осевшей пыли. Нелепое ощущение. Только три дня обратно все было на своем месте. А было ли? Или она сама себе придумала сказку? Сама выкладывала кирпичик идеала за кирпичиком, возводя вокруг себя высокую, но такую хрупкую стену. А он взял и без рук обрушил. И рухнули ее мечты. Рухнул мир, окутывая до крови своим холодом и пустотой. Казалось, кровь леденела, но больно не было. Намного неприятней становилось от его категоричного решения. Словно у нее был ее вечно зеленый мир, где всегда солнце, где всегда тепло, где краски ярки. А он взял, да вырвал всю эту зелень ее мира из под ног, и она упала. Смял, как старый ненужный половик и выкинул. А вместе с ее идеалом - и ее саму. Легко. Рука не дрогнула. Одна фраза на экране телефона. «Можешь домой больше не возвращаться». Лучше бы он начал ругаться! Лучше бы он на нее наорал, ударил, толкнул, обозвал! Но, нет. Телефон выпал из рук, и ее словно парализовало. Пусть это всего лишь фраза, но от нее веяло льдом, обреченность, прахом... А это значит все - весна умерла, не переходя в лето, осень, сразу обрушивая буран эмоций. Как же это? - осознать, что - вот оно в руке, а вот секунда, и у тебя прах. Один миг. И буран боли и жестокости вырывает своими потоками обрывки воспоминаний, которое, словно чувствуя свою гибель - пробегают в сознании. На прощанье. Вьюга будет подпевать душе, что начинает исполнять эмоциями реквием. Реквием по счастью, мечте, радости...

Бренди уже не режет рот своей резкостью. Она облизывает губы. Ей так нравится бренди с колой, - это его вкус губ. Странно, но горечь, окутавшая все ее горло, не душит, она лишь тяжелой шалью обматывает ее, но не убивает. Третий день. Третий день существования. Свинец неба, кажется, наливается грязью. Народ суетливо пытается спастись от лютой метели, что правит городом. Безжалостно бьет по лицу, вырывает своими потоками пакеты из рук прохожих, хлещет. Может, ее тоже кто-то обидел?.. А он лишь одной фразой ее убил. Ни грамма сомнения. Но уже не больно. Лишь отчужденность. Хочется заснуть на этой скамейке и не проснуться. Хочется просто уйти. Убежать к своей весне. Залечиться воспоминаниями, розовыми, нежными, ласковыми... Сладкими, греющими. Ведь реальность так холодна. Она слишком жестока. А у Сакуры даже истерики не было. Она думала, что все на прочном канате, а оказалось, что на хрупкой ниточке. Он дернул, и мир оборвался. Так зачем ей это? Ведь воспоминания никто не может отобрать! Никто никогда! Они же в ней, с ней! Всегда будут помниться его губы и руки, редкие улыбки. Ощущение счастья...

- Не смей мне врать! - опять внутренний голос. - Какое счастье? У тебя розовый цвет волос проел мозг до глаз?! Как, как ты не могла это рассмотреть? А? Жалкая. Ничтожная. Мерзкая. Сидишь тут, топишь в своей обиде здравый смысл.
- Заткнись.
- Сама заткнись. Воспоминания чего? Своей лжи? Всего выдуманного мира? Ты это строила, не он. Сочувствуешь себе?
- Заткнись.
- Вставай! Хватит. Оставь свои заебы черепной коробки сёдзё для взрослых. А мне противно.
- И иди к черту! Надоела.
- Ха, видишь, сама себе надоела. Видишь, значит, истину. Встать сможешь?
- Не знаю. - Сакура уже не думает, что второй голос странный. Нет, он ее, пусть и жестоко, но ставит на ноги. Пытается. Пытается поставить ее в реальность этой зимы, холода. А что? Она же привыкла только к весне и теплу.
Пора и закаляться. Попытаться.
- Ты пьяна.
- Да, но сознание трезво.

Слишком же холодно. Слишком ощутимым становится мороз, который начинает безжалостно вгрызаться в пальцы, щеки. Розовые волосы все в снежинках, стекают на лоб, глаза, и не понятно, где ее слезы, а где эти маленькие хрусталики. Или им так больно за девушку, что они жертвуют собой и плачут вместе с ней, сопереживая? Омывают своей чистотой больное сознание. Такое растоптанное, жалкое. Но порывы правды не перестают безжалостно хлестать по щекам, сметая в небытие бурана капельки снежинок. Вместе с ними слетает все то, что существовало. Они словно впитывают в себя последние воспоминания, унося с собой и растворяя в воздухе. Смешивают со слякотью асфальта. Девственно-чистое становится омерзительно грязним. Всего за миг. И вот, эти снежинки воспоминаний уже никто не отличит от всего жизненного дерьма, что смешались под колесами Жизни.

- Протрезвела?
- Что-то вроде того.
- Я не про алкоголь.
- Я понимаю.
- Пошли?
- Попробую.

Девушка встает. Колени подкошенны. Ее начинает трясти. Делает шаг. Второй. Два шага в потоки правды этой метели. Два шага в реальность. Топ. Топ. Кап. Кап. Пощечины реальности так болезненны. Они так безжалостны. Лютуют над ее сознанием. Эта Зима не похожа на ее Весну. Нет тепла. Нет радости. Но где-то внутри что-то начинает греть. То ли организм самозащищается, то ли что-то иное. Странное ощущение. Счастье? Но, как? Как может быть ощутимо счастье?

- Но как? - обращается она к голосу.
- Легко. Правда. Осознание. Иди против метели, иди в буран.
- Зачем?
- Как? Я хочу, чтобы с тебя сдуло все то лживое счастье. Я хочу тебя очистить. Разве ты не хочешь познать истинное ощущение радости?
- Хочу.
- Хорошо, как тебе снежинки?
- Они становятся острыми осколками, что впиваются в мою кожу. Так больно. Но они не теряют уникальность. Они все еще прекрасны для меня своим узором.
- Ха-ха, трезвое восприятие реальности снизошло на тебя. А теперь, подумай про Саске также: оставь его той красотой ощущений своего восприятия, но не исключай болезненности, - голос стал добрее, очень похожим на Ино.
- Яманака? Почему я слышу твой голос? - девушка теперь действительно поразилась: ведь она стояла одна, никого не было по близости.
- Да, я говорю с тобой ее голосом. Никто с тобой не был так жесток и правдив, как она. Маму ты не слушаешь. Наруто тоже. Голос Саске бы тебя свел с ума. А Ино... она же твоя подруга. Честна в жестокой заботе о тебе. Но она так искренна. А теперь, отряхнись от осколков своей лжеправды. Почувствуй отрезвляющую боль. Впитай ее. И почувствуй облегчение. Поймай снежинку правды и успей отпустить. Прими и успокойся, и я уйду.
- Обида?
- Да, Сакура?
- Спасибо.
- Беги и помни: лучше выпить правды яда, чем ядовито-сладкий мед.

Свинец неба теперь казался чудом - он становился похожим на серебро, легкое, искрящееся от снежинок, так как уже темнело, и фары машин делали подсветку для этих кристалликов. Тьма поглощала город, но на душе было светло. Потому что приятно и хорошо. Становилось тепло и спокойно. Не в себе. Счастлива. Счастлива от осознания правды. Ведь только приняв ее до конца, можно успокоится и отпустить обиду. Но простить - это забыть и помнить всегда. Поэтому, отпускайте обиду с метелью, пусть уносит, принося облегчение, долгожданной весной.