Небесная рапсодия: на перекрестке миров. Ч.1.2.

Примечания:
Сюита — произведение для одного или двух инструментов из нескольких разнородных пьес, связанных общим замыслом.

Часть 1. Увертюра.

Ч.1.2. Сюита их душ.

Луна скромно выглядывала из-за облаков и безразлично провожала холодным желтым глазом девушку, не спеша бредущую по токийским тротуарам. Слабый ветерок развевал белый сарафан и длинные розовые волосы; мурашками пробегался по участкам оголенной кожи и заставлял зябко обнимать хрупкие плечи, спасаясь от ночной прохлады.

Сакура особо не задумывалась, куда идет. Ноги самостоятельно вели по знакомым улочкам. Вскоре из-за многоэтажек выскользнула на первый взгляд пустошь, а на самом деле – городское кладбище.

Ей не хотелось туда идти, но другого места, чтобы побыть с ним, у нее просто-напросто не осталось.

Как только показались первые надгробия, охваченные ночным мраком со слабыми просветами далеких фонарей, в груди что-то рухнуло. Сердце, и так бьющееся медленнее обычного, практически остановилось одновременно со своей хозяйкой. Внутри не было ничего, кроме высасывающей пустоты, вызывающего дрожь страха и детской беспомощности перед этим миром, который все еще представлялся ей чем-то несовместимым с ней.

Несмотря на то что прошло два долгих года, Сакура уверилась, что все случилось вчера – нет, не вчера, а пару часов назад. Хоть время и не стояло на месте, ничего не менялось. Желание жить исчезло вместе с ним; иногда девушка напоминала самой себе бесчувственного робота, который все делает автоматически: ест, пьет, что-то учит, изредка встречается со старыми друзьями. Впрочем, сейчас они вовсе не друзья, а лишь отголоски прошлого.

Время ее убивало с каждой новой секундой, постепенно стирало с лица земли. Теперь она всего-навсего тень той, что была когда-то.

Пережитый шок, ужас и боль оставили после себя раны, которые никогда не затянутся, не превратятся в шрамы, рубцы будут кровоточить вечно, до конца ее дней. Создавалось ощущение, что она сама не хочет выныривать из этого бесконечного омута всепоглощающего ничто.

Первые дни после произошедшего она сходила с ума в самом прямом смысле этого слова. Просыпаясь каждое новое утро, Сакура в приступе бегала по квартире в поисках, но его нигде не было. После она вырывалась на улицу, босиком, неодетая, бродила по ближайшим паркам, где когда-то, совсем недавно, он так крепко сжимал ее худые плечи; с безумной надеждой заглядывала в кафе, его они посещали почти каждый день, за чашечкой ароматного кофе обсуждая что-нибудь незначительное или наоборот самое важное в их жизни; бежала в школу, прочесывала там каждый класс; в университет, надеясь на случайную встречу. А потом обессиленно падала посреди улицы, забываясь беззвучными рыданиями. Ее не просто рвало на части, кости внутри не просто ломались, мир не просто рушился. Этого не описать словами, эти страдания можно лишь ощутить на себе, но такого Харуно не пожелала бы даже врагу.

Если бы нашелся такой человек, который бы задал ей вопрос: «Каково это?» – она бы задумчиво пожевала губу и со странным наслаждением сказала бы так:

– Представьте, что вначале вы шли по бескрайнему полю, купаясь в море цветов, солнца, теплого ветра. Счастье текло по венам вместе с вашей кровью, вы любили жизнь, вы жили, вы хотели жить. Но тут появились неизвестные люди. В масках, в черной одежде. Они безжалостно схватили вас, но почему-то сопротивляться вы не могли, неимение сил здесь ни при чем, вы просто не могли, и все тут. Вас потащили по земле. Ртом вам приходилось есть землю, траву, камни царапали кожу, вырывали волосы. Вас принесли в темную комнату без дверей и окон, распяли на стене, медленно вгоняя деревянные колы в запястья. Потом вырывали по одному ногтю за другим, иногда мучительно медленно, иногда так резко, что сознание куда-то улетучивалось, позволяя вам хотя бы немного отдохнуть, а потом снова возвращалось из-за приступов адской боли. Но это еще не все, ваши бы ногти каждый раз отрастали, и это бы повторялось изо дня в день, до бесконечности, и к боли вы привыкнуть не могли, каждый раз переживая все как в первый раз. Вот каково это...

Иногда на нее накатывало странное желание стереть все, что напоминает о нем. Тогда девушка в остервенении рвала на куски общие фотографии, коих было слишком мало, убирала все его вещи в коробки и прятала в кладовку. Но потом снова, с любовью и тупой болью, от которой подкашивались ноги, развешивала рубашки, расставляла флакончики с парфюмом, лосьонами, шампунями, обратно клала бритву и голубую зубную щетку, непременно рядом со своей. Дрожащими пальцами склеивала фотографии и бережно вставляла в рамки. Но через какое-то время все повторялось заново, словно она шла по замкнутому кругу неизвестного ей прежде безумия.

Было много слез, горьких, беззвучных, оглушающих; случался безумный смех вместе с катанием по полу, срыванием занавесок и битьем посуды; наступала апатия, безразличное созерцание потолка, и так целыми неделями. А потом опять все заново. Снова и снова. Разрушающее душу сумасшествие. Случались потери рассудка, после непонятно откуда взявшиеся просветления. Иногда она могла часами сидеть в темном углу или под столом и раскачиваться из стороны в сторону. Было девять попаданий в больницу из-за истощения, семь визитов к психиатру и один раз она чуть ли не попала в клинику для душевнобольных.

Девушка уже сбилась со счета, сколько раз она собиралась свести счеты с жизнью, но каждый раз, стоило ей только подняться на крышу дома, набрать в руку горсть таблеток или в ожидании смотреть на расписание прибытия поездов и в предвкушении дрожать всем телом, как в сознании возникали его укоряющие глаза, и только их смутный образ до сих пор держал ее на земле.

Между ними было намного больше, чем то, что люди привыкли называть любовью. Больше, чем дружба, семья и другие связи. Они не были частями друг друга – одним целым. Она – смысл его жизни, свет; он – сама ее жизнь, путеводитель, ориентир.

Сбившийся с маршрута корабль уже не найдет пути домой, особенно если его захватила буря, шторм и гроза, а вокруг только рифы. Пугающе острые рифы и мягкие голоса, зовущие в пучину морских глубин.

Сакура приблизилась к воротам кладбища и переступила невидимый порог, словно пересекла грань между двумя мирами.

Она ненавидела кладбища, ненавидела смерть и не понимала ее, не хотела признавать. Потертые надгробия, букеты засыхающих цветов, истоптанные дорожки – все это вводило в безумие, хотелось к черту разворотить все могилы, чтобы Бог забрал ее на небо за этот непростительный грех, но девушка держалась. Ведь и он был здесь.

Ее ноги медленно ступали по примятой траве. В голове не было ни единой мысли, только пустота. В стеклянных глазах отражались темнеющие надгробия.

Резко остановившись, она вздохнула и медленно повернулась, оживая на глазах. Худое и бледное лицо неожиданно озарилось румянцем, задрожали покусанные губы, силясь выдавить хотя бы одно-единственное слово. Сакура бросилась на колени перед знакомым памятником, пальцами провела по ледяному мрамору, такому гладкому…

– Здравствуй, – шепотом выдохнула она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, но плакать перед ним так не хотелось. – А знаешь, – всхлип, – вчера я видела падающую звезду, когда стояла на крыше дома. Нет, ты не подумай ничего, я просто хотела подышать свежим воздухом. Там очень красиво, или ты никогда не бывал на крыше нашего дома?

Порыв ветра послужил ей ответом. По щеке скатилась слеза и разбилась о камень надгробия.

– Не бывал, значит, – голос ее срывался, но Сакура боролась с собой, не желая волновать его душу.

С уст слетали бессмысленные фразы, какие-то истории, в прошлом рассказанные не один раз, по щекам текли слезы.

Поглощенная разговором, Харуно и не заметила чей-то темный силуэт, медленно приближающийся к ней.



Саске не раз задавался вопросом, почему настолько сильно и практически непреодолимо ему хочется узнать о своем прошлом. В подсознании постоянно что-то кричало об этой необходимости, из-за которой он мог убивать часы, просто сидя в одной позе и напрягая мозг, дабы выжать из него хотя бы самое маленькое и незначительное воспоминание. Но все было бесполезно.

Обычно к умершим память возвращалась лет через пять, семь или десять, кому-то через добрую сотню, а кто-то помнил все сразу. Саске был мертв уже два года и все эти семьсот тридцать дней пытался вспомнить, из них пятьсот двенадцать он спрашивал об успехах у Наруто. Каждый раз, получая от Узумаки отрицательный ответ, он чувствовал, как внутри что-то обрывалось. Больше всего парня бесило незнание, заставляющее его убиваться и страдать даже здесь, в Аду, где он не грешник. Или, быть может, таким образом он и расплачивался за свои грехи.

Холодный порыв ветра на миг остудил пылающую голову. Демон снижался, уже паря над сотнями надгробий. В ночной тьме с сокрытыми за облаками звездами это место наводило на парня тоску, особенно если учесть, что именно на этом кладбище находилась его могила.

Саске ни разу не видел ее и боялся подойти к каменному напоминанию о том, что он мертв, действительно мертв, хотя и не чувствовал этого в полной мере.

Ощутив твердую землю под ногами, он наполнил легкие воздухом, пытаясь определить, откуда идет запах, но точного местонахождения назвать не мог – это настораживало. На высоте нескольких сотен метров брюнет отчетливо, резко и ярко ощущал запах смерти, будто труп находился прямо перед ним, сейчас же вокруг него летали лишь слабые отголоски этого отвратительного аромата.

Медленно, стараясь не потерять тонкую ниточку, ведущую к душе, он петлял между надгробиями, с безразличием читая имена, высеченные на камнях.

Запах становился все слабее и слабее, Демон не мог понять, в чем причина, продолжая осторожно переставлять ноги.

С того момента, как Саске стал посланником Ада, появилось много новых способностей, которыми не могли похвастаться другие умершие: величественные черные крылья, позволяющие летать, острое чутье и «нюх» на смерть, а также способность видеть души, определяя их «чистоту».

Из-за того, что запах практически пропал, парню пришлось прибегнуть к последней способности, которой он пользовался крайне редко. Брюнет закрыл глаза, глубоко вздохнул, собирая энергию. Он физически ощущал, как потоки силы концентрируются в зрачках, изменяя их структуру.

Через несколько секунд из-под длинной челки смотрели два кроваво-красных глаза с причудливыми узорами в виде запятых. Весь мир преобразился, играя только лишь черно-красными красками, все ненужное исчезло, изменилось небо, деревья, земля – изменилось все. Пространство стало таким, каким его видит душа.

Саске ненавидел этот новый мир. Он напоминал угольно-черный пепел, покрытый свежей кровью, которая никогда не засохнет. Смотреть на все это было как минимум неприятно.

Внимательно обводя взглядом миллиметр за миллиметром, Демон искал душу, запах которой уже практически исчез. Оставался вариант, что Ангел подоспел раньше, но тогда бы он почувствовал это существо, от которого за несколько километров разило яблоками. Складывалось такое ощущение, что в Раю ничем не занимались кроме поедания яблок, натиранием себя яблоками, поливанием себя яблочным соком и прочим в таком же духе.

Наконец взгляд зацепился за робкий бело-розоватый свет, льющийся от пространства между надгробий. Быстрым шагом Саске пошел по направлению к нему, все еще находясь в ступоре от странности этой души, точнее, запаха, который в данный момент исчез абсолютно. Такое в его небогатой практике случалось впервые. Впрочем, он же Демон, а это само по себе не так уж буднично, так что мало ли какие еще удивления и потрясения его ожидают.

Черные пятна-надгробия сливались в один сплошной мазок, так же как и красная земля под ногами. Саске все увеличивал скорость, чтобы поскорее «отключить» неприятную способность и посмотреть уже на знакомый мир, где красок намного больше и не стоишь на грани безумия.

По мере его приближения мерцание души становилось все ярче и отчетливее. Свет этот был мягким и теплым. Он нежно обнимал, закрадываясь куда-то в глубину естества, освещая душу, если, конечно, у Демона была душа.

Источником света оказалась молодая девушка, лежащая возле чьего-то памятника. Вокруг ее головы и небрежно разметавшихся по грязной земле длинных розовых волос постепенно разрасталась ярко-кровавая лужа.

Луна выскользнула из-за облаков, которые раньше плотной пеленой висели в ночном небе, и осветила мертвую девушку.

Саске остановился.

К слову, «носителя» души он видел так же, как и при обычном зрении, лишь в груди у человека зияла черная дыра, в которой билась захваченная в плен земного тела душа.

Девушка показалась ему красивой. Хоть и лицо ее становилось все бледнее с каждой секундой, немного впалые щеки очерчивали скулы, а на худом теле выпирали кости, она привлекала. Нежная кожа почти светилась в лунном свете. Сбившийся белый сарафан оголял длинные стройные ноги и округлые бедра, вырез представлял вниманию парня ямочку между небольшими, но приятной формы грудями. Даже кровь, что струйками стекала по высокому лбу, плотно закрытым глазам и носу, не уродовала девушку, скорее, наоборот, сочеталась с сияющей белизной ее кожи и худобой тела.

Саске присел на соседний памятник. Ему понравилось смотреть на эту чистую девушку, которая сейчас в его глазах, только она одна-единственная, была живой, кроме всего остального красно-черного пространства.

Грудь ее все еще слабо вздымалась. Жива.

Демоны никогда никого не добивают, зачастую из-за того, что в этом нет необходимости: они находят уже мертвые тела, но живые души. Да и посланников Ада никто не видит, даже всякие маги, экстрасенсы, колдуны и прочие шарлатаны.

Вздохнув, парень принялся с интересом следить за ее вздымающейся грудью и комком света, что клубился внутри.



Боль медленно, как будто ласково, разливалась по затылку вместе с кровью. Где-то на задворках сознания Сакура понимала, что все еще жива, но глаза открывать не хотелось. Бороться, стараться, стремиться – нет. Она сдалась, сдалась еще до того, как какой-то металлический предмет врезался ей в голову. Сдалась, когда его не стало.

Когда не стало ее мира.

Она уже давно ждала смерти, и лишь в этом Сакура видела свое избавление. Мир, что сейчас окружал ее, был холодным, девушка ему не принадлежала. С самого детства она была не такой, как все. И лишь его появление сумело подарить ей веру в будущее и наслаждение настоящим.

Девушка чувствовала, что постепенно сознание возвращалось. Это не радовало. Единственное, чего она желала, – перестать чувствовать невыносимую боль в груди и увидеть его еще раз, хотя бы один раз, еще…

По телу пробежала мелкая дрожь. Кто-то приближался. Тихие, осторожные шаги, похожие на кошачьи. Немного неуверенные, но умело это скрывающие. Ровное дыхание, пристальный взгляд, такой знакомый, что, кажется, даже волосы на затылке зашевелились от чувства, которое она испытывала когда-то давным-давно.

Шорох травы. Шаги. Почему-то для нее эти шаги были самым прекрасным звуком, что она когда-либо слышала. Нет, не так. Самым прекрасным звуком был его голос. Чарующий голос.

Осторожные шаги. Ровное дыхание.

Сердце замерло в груди.

«Саске?..»

Сакура резко распахнула глаза. Не в силах что-то разглядеть из-за застилавшей весь обзор красной пелены, Харуно попыталась поднять ладонь и стереть кровь, которая густой жидкостью стекала по лбу, но рука казалась тяжелее камня. Напрягая мышцы, девушка с огромным усилием поднесла ладонь ко лбу и дрожащими пальцами вытерла кровь.

Сфокусировать зрение было еще тяжелее, перед глазами все смазывалось в пятно цвета засохшей глины. Неизвестные черные силуэты пугали, но она ворочала зрачками в поисках лишь одного, до боли в запястьях знакомого человека. Его очертания...

Сузив глаза, девушка сконцентрировалась на неизвестном ей существе, которое сидело на надгробии напротив ее умирающего тела. Она не могла разглядеть лица, даже фигуры, но лишь за спиной угадывались странные продолговатые отростки, похожие на крылья.

Постепенно способность видеть возвращалась. Из вязкой темноты неторопливо выныривал мужчина со сложенными в замок руками и немного сгорбленной спиной. С длинной черной челкой, спадавшей на глаза, с тонкими губами, сжатыми в полоску, с белой, как первый снег, кожей и глазами цвета ее крови.

Она уже знала, кто перед ней, но подсознательно чувствовала, что он не знает.

– Кто ты? – с силой разлепив губы, прошептала Сакура, с трудом узнавая собственный голос.

Мужчина чуть заметно дернул головой и выпрямился, с толикой непонимания глядя на нее. По лицу пробежала тень замешательства, но ее быстро сменила маска холода и безразличия.

– Я умираю? – желая больше всего на свете услышать его голос, продолжила Харуно.

Он снова опустил локти на колени, но взгляда не отводил. Внутри у девушки все переворачивалось вверх дном, сердце прыгало как обезумевшее, в припадке качая постепенно утекающую кровь.

– Да, – наконец ответил он.

По холодеющей коже пробежала знакомая, все еще не забытая, приятная дрожь. Его голос, звучащий аккордами низких октав, придуманный самым гениальным композитором, – он обволакивал, подчинял, лишал воли. Его обладатель, скорее всего, не знал всей силы своего волшебного голоса, но знали окружающие.

Приятный, незабываемый баритон, иногда с хрипотцой, возвышающийся, медленный, один-единственный на всем белом свете.

Он поднялся с надгробия и подошел к ней, не отрывая внимательных красных глаз от ее лица. Присел на корточки.

От его близости закружилась голова, и, чтобы хоть как-то скрыть свое безумное состояние, девушка прикрыла глаза, позволяя крови беспрепятственно течь по лицу.

– Жалко, что сейчас не день.

Наверное, при солнечном свете она могла бы намного лучше разглядеть его, заново узнать, еще раз запомнить. Насладиться лучами солнца в волосах цвета безлунной ночи, увидеть, как будет блестеть его гладкая кожа.

Девушка почувствовала твердые шершавые пальцы у себя на веках, которые аккуратно, боясь навредить, стирали кровь. Прикосновения успокаивали душу. Наконец она может с ним попрощаться по-настоящему. Ради такого можно и умереть.

– Спасибо, – по давней привычке слетело с губ.

Сакура с благодарностью посмотрела на него, любовно разглядывая черты дорогого лица. Говорить о прошлом, которого он не помнит, Харуно почему-то в этом уверена, не хотелось, да и зачем, когда сейчас она может смотреть на него, ощущать его присутствие, слушать его ровное дыхание. Но глаза, она хочет увидеть его ониксовые глаза, бездонные, засасывающие в воронку черной бесконечности глаза.

– Почему твои глаза красные с черными запятыми?

Его тонкие брови немного дернулись, но лицо продолжало оставаться холодным и безучастным. Сакура медленно подняла дрожащую и слабеющую руку, осторожно дотронулась до его щеки. Теплая. И кожа такая же грубоватая, как раньше.

– Так я могу видеть души, – в голосе его проскользнуло удивление.

– А все демоны такие красивые? – поддразнивая, улыбнулась она и облизала пересохшие губы.

Да, демон. Пускай хоть сам сатана!

– От тебя пахнет золой и пеплом.

Сакура попыталась запомнить этот новый для себя запах, отличный от того, что был в прошлом.

Черты его лица, голос, руки – ничего не изменилось.

Конец близится.

Сакура почувствовала, как холодеют пальцы ног, а боль в теле куда-то испаряется, принося с собой чувство невиданной легкости.

Еще чуть-чуть. Еще несколько секунд, пожалуйста, всего лишь несколько секунд!..

Из глаза выскользнула слеза, но больше Харуно не намерена плакать.

– Недавно я видела падающую звезду. – Каждое слово давалось с трудом, словно она ворочала не языком, а бетонной плитой. – Я загадала желание… Знаешь, оно все-таки исполнилось...

Смерть уже дышала в затылок, обдавая загробным холодом и морозом. Но сейчас ей было тепло, так тепло…

Она хочет и дальше смотреть на него.

Пожалуйста...

– Я рада... что мы... встретились... Сас...ке...

Все чувства и мысли в голове сбились в единый хаотичный поток, заполняя сознание. Перед глазами подобно кадрам из кинофильма мелькали картины его прошлой жизни. Детство, которое он желал забыть. Годы, проведенные в одиночестве. Время, которое она озарила своим неповторимым светом.

Дыхание сбилось. Задрожали пальцы. Саске чувствовал, что за эти два года в теле демона он потерял нечто важное, но лишь сейчас его мозг осознал ценность утраченного.

Сердце глухо отбивало ритм самой быстрой чечетки в груди, гоня по венам застывшую кровь. Потели руки. Саске с каким-то странным удивлением посмотрел на них. Кружилась голова. Что он, черт возьми, делал все это время?! И что ему делать теперь?.. За несколько секунд он успел придумать десятки самых невероятных планов: как ее забрать, как скрыть, как оставить себе. Душа! Он должен извлечь душу. Для начала…

Поднять голову и немного отвлечься его заставил шорох крыльев и надоевший до рези в животе запах яблок.

Рядом с ее телом опустился ангел. Молодой паренек испуганно покосился на дрожащего Саске, но отступать не собирался. Ангел присел рядом с ней и, запустив руку в грудь, отчего брюнет вскочил на ноги и отступил на шаг, вытащил ее поразительно-чистую душу.

Саске казалось, что все, происходящее перед ним, – чья-то злая шутка или розыгрыш. Все проносилось мимо него, он не мог захватить ни одного момента, он не мог поучаствовать в ситуации, словно был где-то за пределом досягаемости.

В груди больно резануло тупым ножом.

– Прощай, Сакура, – слетело с побледневших губ, которые в бессвязности продолжали что-то шептать, ловя исчезающий воздух и ее запах.

По щеке скатилась кровавая слеза.

Не в силах стоять, Саске опустился на колени. Руки безвольно повисли вдоль туловища. Теперь все кончено.