Недотроги. Глава 32

Глава 32. Общее одеяло

Шок и растерянность влили жидкого металла в состав языка, отчего тот уже не в состоянии был выдавать нужные звуки и, в конце концов, вовсе угомонился. Из зала послышались недовольные вздохи и обидные крики, но выступление, забравшее несколько бессонных ночей, уже не занимало места в ее мечущихся мыслях.
Соскочив и чуть не навернувшись со сцены, чему поспособствовали новые смешки, Харуно побежала к дверям рабочего персонала, которые находились неподалеку от стойки.
Тем временем к Учихе грациозно подплыла Зуреика и в открытую наслаждалась его красотой. Черная кожаная куртка, чуть ли не обтягивающая его торс, темные джинсы с цепью и гладкие рукавицы хорошо гармонировали с его стилем, но что больше всего ее зацепило, так это пробитая бровь над левым глазом. Сей пункт еще больше прибавлял эксклюзивности его независимому взгляду, что, конечно же, не позволяло остаться равнодушной. Даже позор Сакуры не мог ее так обрадовать, как этот юноша.
– Кого-то ищете? – начала кокетничать Зуреика с ним. – Может, вам кто-то нужен?
– Да, – спешно ответил тот, – она. – И мигом рванул за исчезающей Харуно, перехватив ее у самих дверей.
При взаимном созерцании они на мгновение замерли и даже услышали идущие со сцены извинения, но пыл побега утихомирить не удалось, и Сакура ударила по чужим рукам и толкнула в сильные плечи, тем самым показывая свое нежелание видеть Учиху.
– Зачем ты пришел?
Тут же снова появилась Зуреика, которая, видимо, не могла позволить, чтобы ей отказал мужчина, да еще ради какой-то простофили, вроде Харуно. Она встала меж двумя огнями лицом к Саске, и на этот момент Сакура даже была ей благодарна, ведь она не готова была разговаривать с ним, просто жизненно необходимо было скрыться.
– Да бросьте! Зачем такому симпатичному мужчине понадобилась столь мелкая птичка? Ведь здесь есть такие, у которых перышки и позолотистей. – Намеками рекламируя себя, Зуреика довольно улыбнулась.
Саске, не сводящий за период высказываний взгляда с объекта столь долгих поисков, посмотрел, наконец, на наглую и эгоистичную личность близ себя, и в его глазах она увидела четкий силуэт презрения и опасности.
– Не интересует, – медленно, чтобы не пришлось заново повторять, ответил он, буквально уменьшая ее в размерах силой взора.
Резкая потеря самообладания от такого серьезного тона проявились краснотой смущения на щеках, поэтому, приложив ладонь к одной из них, Зуреика кивнула и отошла наблюдать со стороны. Мало ли, возможно, это ее брат или просто родственник. А может, она вообще ему денег должна.
Когда Учиха отвлекся на Зуреику, Сакура уже успела схватиться за дверную ручку и открыть выход на свободу, как он снова захлопнулся под натиском крепкой кисти.
– Сакура, хватит, – не вытерпел он и повернул ее к себе лицом.
– Нет. Не нужно. Не прикасайся ко мне. Не говори со мной. Не хочу. Не хочу снова…
«…страдать».
Слова скользили умоляюще и больше в каком-то бреду, а не здравомыслии. Отводя взгляд, она увильнула в сторону, на что тот несколько грубо вернул ее на место и больно сдавил плечи. От подобной грубости Сакура еще больше начала вырываться и необычно поскуливать. Не такое приветствие ожидал Саске, но эта девица не раз разрушала его предпосылки. Не выпуская мотылька из своих сетей, он наклонил голову и впился в женские приятные губы и не потому поводу, что хотелось, просто по-другому он даже не знал, как ее усмирить.
Харуно замерла, как доисторическая статуя. Сегодняшний день явно отличался от своих предшественников. Поцелуй был недолгим, но глубоким настолько, что все когда-то прожитые моменты вновь замелькали слайдами, и когда его губы оторвались от ее, она одарила красивое лицо нещадной пощечиной. Заметно было, как он округлил глаза, глядя на нее, но, тем не менее, не пошевелился.
– Сакура, у тебя все в порядке? Этот парень пристает к тебе? – Из-за угла выглянула голова бармена, и, обратив на нее внимание, Сакура тут же заметила с интересом наблюдающую за происходящим Зуреику. И взор ее был не менее колючий, но несколько иной: так смотрят на конкурентку, соперницу, на достойного боя противника.
«Даже когда ты просто появляешься, вся жизнь вдруг переворачивается».
– Нет… Все нормально. – Она, наконец, подняла свои необычно зеленые глаза с читаемыми терзаниями и слезами, которые когда-то Учиха видел ранее. Не те, при которых плачут глаза, а при которых рыдает и извивается нутро.
– Неужели после стольких поисков ты даже не подаришь мне ответы? – горестно и печально спросил он, неспешно убирая руку со своей покрасневшей щеки.
Стольких поисков. Значит, его появление здесь не случайно. Он искал именно ее, он пришел за ней.
Нечеткий кивок согласия уже в некотором роде являлся победой. И дабы их не слышали больше лишние уши, Сакура взялась за рукав чужой куртки и затащила Учиху в более тихое помещение.
– Ты уже где-то остановился? – И вот он – решающий вопрос после такого периода разлуки?
Саске отрицательно покачал головой, за время чего Харуно успела детально разглядеть новый штрих в его внешности – пробитую бровь.
– Тогда поедем ко мне, только знай, это обыкновенная ночевка, ничего большего. Тем более говорить мне там будет комфортнее, чем в какой-то кафешке.
– Хорошо, – согласился тот на подходящие условия.

Шли двое в абсолютном молчании. На улицах было тихо, холод под вечер стал чуть агрессивнее, под ногами успокаивающе хрустел снег, а в некоторых витринах уже помигивали новогодние гирлянды. Квартира являлась двухкомнатной, со скромной кухней и совмещенными ванной и туалетом. Сакура включила электронный чайник и предложила гостю присесть. Тот повесил свою куртку на спинку скромного стула и присел за стол, на котором стояла маленькая искусственная еще не наряженная елочка, подготовленной сожительницей – Хинатой.
– Для начала хочу заметить: я очень рада тому факту, что ты снова встал на ноги, – начала Сакура, преподнося печенье в вазочке.
– Только от баскетбола пришлось отказаться.
Она подсела рядом на стул, воспитанно сложила руки на столешнице и наблюдала, как привлекательно шевелятся его губы. Само собой, обратила внимание на глаза и, соответственно, на ту самую бровь.
– И как? – заинтересованно спросил Саске, обнаружив, какой частью лица увлеклась девушка, и непроизвольно растянув губы в улыбке.
– Нравится… Тебе идет. – Харуно тоже улыбнулась и подошла к кипящему чайнику, но стоило ей поднять сосуд и обернуться, как тут же чуть ли не пролила его на неожиданно выросшего возле нее человека.
– Почему ты уехала?
– Поосторожнее, я чуть тебя не ошпарила.
– Они переживали за тебя…
«Но приехал ты, а не они».
музыка
Лицо Сакуры заметно погрустнело, во взгляде ощущалось чувство вины и внутренние бои попыток оправдания. Она опустила голову, не в силах противостоять его требующим ответы глазам, и прошептала:
– Я правда очень скучала по всем вам… – Сглотнуть тяжесть слов не получилось. - Как они там?
– Они все еще надеются, что по возвращении ты найдешь достойные объяснения. Но их не существует, правда? Ты просто ушла, просто испарилась из их жизней, перечеркнув всю дружбу и убеждения. Отказалась от витаминов ради сухофруктов, ради вот такой вот жизни.
– Хватит, Саске! Ты не прав! – не вытерпела та, поставив чайник назад на подставку и ускользнув от него.
– Сука, – бросил он, даже не повернувшись в ее сторону.
– Пришел оскорблять меня?.. Убирайся, – разборчиво приказала она сквозь зубы, наливая в стакан сок для увлажнения горла.
– Ты изменила не только свое окружение, но и свою начинку. – Учиха подошел к ней и посмотрел с таким невежеством, что ей стало дурно. – Не знаю, каковой для тебя покажется новость, но тебя исключили из университета. Наверное, с обеих сторон она кажется отличной: в твоем случае – уж если отрезать хвосты, то все без исключения, а в моем – выгода в нервах, я не буду видеть там твой фальшивый фейс.
Каждое слово подбавляло температуру в общем котле ощущений, где уже варились злость, терзания и обида. Казалось, она сейчас захлебнется этим бульоном и разрыдается прямо у него на глазах. И шпилька оскорбления крылась не в образовании, продлившемся не столь долго, его отношение к ней щедро наградило взрывчаткой разум, и решающий натиск на кнопку был на подходе. Ведь он не догадывался, как все это время сны телепортировали ее в прошлое, как мысли жили им, а на секретных клочках бумаги в столе ее комнаты с неуклюжим почерком таились песни о нем. Он не знал, как затхлый запах его обитания все еще блуждал в ее внутреннем мире. В закрытой урне. Упакованной и преподнесенной на камин с тлеющей скорбью и чуть потрескивающей любовью.
Рука метнулась вперед и нарочно выплеснула содержимое стакана на мужское лицо. На миг он закрыл глаза, но затем снова разъяренным взглядом посмотрел на Харуно. Разговор абсолютно не вязался, необъятное напряжение физически не позволяло выразить свои мысли и намерения.
– Мне жаль, что ты не знаешь меня, Саске. Жаль, что из-за меня ты пережил такое количество операций. Что ты потратил столько времени на мои поиски. Что твои ожидания не оправдались. Жаль, что твой взгляд теперь посвящает мне лишь ненависть, а речь только и может, что больно хлестать по спине. – Горечь текла по горлу, в превышенной влажности глаз блеснула верхняя лампочка. – Но я никогда не буду жалеть о том, что наши судьбы переплелись между собой пусть и несколько необычным способом... И, знай, ничего не закончилось. Не может закончиться то, чего не существовало… – Взгляд метнулся на выход кухни из-за постороннего хлопка входных дверей. Видимо, Хината пришла с работы. – Лишь порошок иллюзии, который можно развеять негромким щелчком пальцев.
Никто долго не прислушивался, как посторонний за дверью шагает к кухне, неудачный разговор, видимо, обязан был прерваться.
– Слишком большие подвиги ради иллюзий, – шепотом подытожил он, также тайно выглядывая из-под черных прядей. – Я знаю, что ты сделала.
Последняя фраза вогнала Сакуру в шок. Неужели он узнал о Хидане? О ее скрытой мести за его увечья и мучения? Может ли быть, что он разрыл больше, чем она себе представляла?
– Ой, простите. – В помещении, как и ожидалось, появилась миловидная брюнетка. – Я думала, что здесь одна Сакура.
– Ничего… – сменяя выражение лица на более мягкое и спасительное для Сакуры, ответил Учиха. – Мне и так нужно… умыться.
– Да, конечно, – провожая взглядом гостя, замешкалась Хината. – Ванная налево. – И когда он скрылся, посмотрела на стоящую в ступоре подругу. – Сакура…
Она усадила подругу на стул, а сама присела на корточки:
– Что-то сделать для тебя?
– Подай мне эту чертову бутылку с соком. Во рту пустыня.
Та выполнила просьбу Харуно и присела рядом на стул.
– Не нужно было говорить…
– О чем?
– О моих чувствах.
– Кому? – Сакуре все еще было тяжело перестроиться.
– Наруто.
– А… – Все, что и сказала она, позволяя длительную паузу. – А что, есть сдвиги?
– Есть… Он подходил сегодня. Но теперь я ощущаю себя глупо.
– Не стоит. Наруто не из тех, кто будет смеяться. Просто не носи грим той, которой ты не являешься. Настоящая ты обязательно ему понравишься.
Хината горько улыбнулась и, поднявшись со стула, убрала розовую волосинку с одежды подруги.
– Спасибо тебе…
– Всегда… только для тебя.
– Этот человек… тот самый Саске?
– Тот самый…
– Ясно… – С желанием покинуть кухню Хьюго обернулась: – Делай, как считаешь нужным, только не упусти своего счастья. Слишком ты хорошая.
Одиночество укрыло пледом спокойствия и душевного равновесия. Стоило подумать, как же быть дальше: с прошлым, с отношениями, с Саске. Про обучение стоило забыть, а, получив еще один шанс, хотела ли учиться там дальше? Эти полгода насытили ее сущность музыкой, пропитав каждую клетку гортанным дребезжанием и полетами в мелодичных просторах. Перед зазубренными медицинскими терминами, голыми шприцами, пинцетами и стерильными рукавицами вдруг приоткрылись гигантские двери искусства и выпустили режущий луч проникновения. На фоне этой красоты медицина расщепляется в собственных наркозах и антибиотиках, превращаясь в неинтересное вещество. Профессия сухая, однотонная, безликая. По сравнению с ослепляющим светом музыки.
Чувствуя усталость и утомление от сильных передряг, Сакура приблизилась к раковине, у которой умиротворенно разместилась крышка сока. Пальцы неумело, будто в первый раз, поместили ее на предназначенное место, как вдруг она соскочила и покатилась по розовой плитке пола. Досадливо вздохнув, Харуно опустилась на колени и потянулась под стол, где хитрая крышечка успела припарковаться. Чарующий запах гейпфрукта, мяты и мускатного ореха отвлекли ее внимание, принуждая растаять в облаке аромата, идущего от висящей на стуле черной куртки. Его одежда, его запах – его присутствие и объятия.
Как маньяк на чужие вещи, она схватила куртку и с блаженством вдохнула благоуханные ноты, недействительным способом позволяя коснуться его тела. Пусть нереально. Пусть воображаемо. Но порой даже ностальгия и легенды могут привести к необузданному исступлению. Фантазия заполняла пространство, детально прорисовывая суровый желанный образ совместимо с добычей реальности, и с закрытыми глазами на голом прохладном полу Сакура таяла в собственных ощущениях, обнимая чужую вещь, пока не послышала хлопок двери ванной, заставляющий проснуться и взять себя в руки.

Спальня. Он стоял, опершись о стену, и вопросительно смотрел на кровать. Она с очень занятым видом рылась в шкафу, да и вообще все время пыталась показать, что новый разговор заводить сейчас не стоит, будто боялась всех слов и всех терзаний, претендующих на озвучивание.
– Мы будем спать в одной кровати? – обнаружив на той две подушки, спросил Учиха и посмотрел на Сакуру, облик которой удивил его не меньше: она бесстыдно оголила грудь и надевала ночную сорочку. – Ты не скромничаешь передо мной?
– Да ладно, – махнула рукой та и залезла под одеяло. – Когда-то же мы спали вместе. Голой ты меня уже видел, а значит, и скрывать уже нечего.
Произнесено это было как-то бесстрастно, без жизни, как былое и невозвратимое.
– Когда будешь ложиться, выключи боковой свет. – Она повернулась спиной к нему и словно в трансе вслушивалась в каждый шорох.
музыка
Саске неторопливо разделся и залез под общее одеяло. Щелчок пальцевой кнопки выключил блеклое освещение, оставляя тьму, тяжесть и напряжение. Они обязаны были здесь заснуть, но для сна эта спальня, казалось, закрылась навечно. Мертвое молчание и тихое дыхание теребили пространство, а царапающие чувства с заклеенным ртом упорно вырывались из кандалов. Так мечтала, чтобы человек ее безумия вдруг появился в ее ложе, и вот, когда это случилось, она отвернулась он него, словно спрятавшаяся в крыльях от стрелы птица.
Тот Саске, по которому она выла бессонными ночами, как оборотень на луну, сейчас рядом – лишь повернись и обними его. Гордость укрыта твердым кафелем, но и его можно пробить каблуком настойчивости ради такого поступка. Вот только боязнь отвержения и холода пугали до выступающего пота на висках и разбитого психического равновесия. Сейчас он рядом, а завтра останется лишь продавленный телом след на ее постели. Исчезнет, подарив испаряющееся тепло простыней и вмятину на сердце.
Эмоции подступили к горлу, и слезы без внутриполитического боя вольно покатились по переносице, ресницам, бесследно впитываясь в мягкую подушку. Но развязав ошейник зверю, назад ты его уже не наденешь. Жидкость глаз, как весенний родник, тихо стекала в небытие, не подавая бурных признаков на существование. Чужая рука овила талию, символизируя чувственные и заботливые объятия, что окончательно дало подножку на краю пропасти и бросило в омут беспредельного дождя. Слезы с новым напором и желаниями выплеснулись, казалось, кровью, тело задрожало во всхлипах, как жук с вырванными лапками, а руки все еще с надеждой закрывали рот.
Под чужим руководством тело перевернулось на спину, а влажные щеки вспламенились щадящими поцелуями. Его действия все больше разрушали выдержку, и, рыдая уже в открытую, она начала отталкивать не унимающегося парня, который так нежно подбирал губами ее слезы.
– Что ты делаешь? – Хрип издался с осколками голоса, но и тот, казалось, не слушали. – Саске…
Почти недействительные, почти прозрачные поцелуи – или же безудержные касания – создавали внутренний хаос: взрывали офисы убеждений и храмы веры, купола катились к ногам, мелодичные опилки стекла подхватывал ветер и уносил в облака. И всю ее, будто заброшенную долгими годами цивилизацию, вновь оплетали корни жизни. Старые мосты, обрубки стен, статуи подражания.
– Перестань… Хватит… – А слезы-предатели так и не унимались. – Больно…
Эмоциональная боль подобна току, когда физические увечья незаметны, а мучительное ощущение расщепляет тебя на мелкие частички. Затем умело запечатывает их в фольгу и, как коробку вкусных конфет, пожирает медленно и с психически сдвинутым наслаждением.
– Больна я тобой. Больна. – Безысходная расщепляющая чума состояния заставила оттолкнуть мужское тело и сползти с кровати, как тушканчик, забившись в угол меж стеной и выдвижной тумбочкой.
Саске коленями коснулся пола и подполз к Сакуре, позволяющей выразительно обнять себя и рыться пальцами в тонких волосах. Звуки всхлипов липли к обоям и потолку, а по голому плечу стекали накопленные чувства.
– Почему ты ушла? – Его голос казался музыкой из ряда той грациозности, что на нечитанных листах была посвящена ему.
– Я боялась…
– Меня?
– Тебя. Хидана. Перемен. Сложностей. Я убежала, как жалкая трусиха, не в силах больше ощущать постоянное напряжение, строить планы защиты и нападения, наблюдать за всеми этими новыми оборотами, которые психологически не желаешь воспринимать. А когда поняла свою ошибку, то застыдилась возвращаться, думая, что подруги меня не поймут и, более того, возненавидят. Я не перенесу этого заслуженного презрительного отношения… Не переживу.
– Они же тебе друзья, Сакура. – Весь разговор происходил шепотом, будто достаточно короткого завышенного звука, чтобы эти двое снова рванули по разным углам. – А если друг тебя не понял, значит, он не достоин таковым называться. Я же видел их… Они ждут тебя. Ждут и скучают.
Недолгая пауза накрыла шум плача толстым одеялом, и лишь редкие судорожные вздохи постукивали по ушам. Все окружающее казалось деталями природы: за окном гудела метель, на подоконнике цвела гузмания, а невдалеке на полу замерли двое людей, беззвучно обнимая друг друга.
– А что касается тебя, Саске?.. – озвучила она не менее волнующий вопрос.
– Я тоже скучал. – Незначительная фраза, а служит, как признание.
– Я ведь тебя совсем не знаю.
– Это исправимо.
И отблески зарождающихся улыбок, видимые лишь тьме.
– Схожу сума… – Поцеловала ароматную кожу и крепче прижалась. – От тебя.
– Я тоже.

Сбежала. Скрылась. Огляделась снова.
Земля не своя вокруг – чужеродна.
И в снах и в музыке кричать готова.
Я свободна, ответь, свободна?
Крылья мои распустил готические,
И нимб не светится, и жизнь двугласна.
Нравы наши грешные и демонические.
Ты опасен?.. А я опасна?
Плевать, что общаемся обрубками
И планы на будущее не строим,
Выражаемся не словами, а поступками,
Но ведь освоим, скажи, освоим?

***

конечная музыка
Фонтан-ветеран, стоящий во дворе государственного университета неведомо сколько лет, успел вписаться не только в экстерьер, но и в воспоминания студентов. Четверка таковых ожидала у сооружения уже минут двадцать, но, несмотря на зимний щипающий за щеки холод, это занятие их не утруждало. Одна девушка посмеивалась над чудной шапкой парня, которая лежала неровно из-за спрятанного пышного хвоста. Другая – попыталась залезть на скользкое ограждение фонтана, как тут же получила снежок в спину и свалилась за «борт».
– Суйгетсу, сволочь! Я тебя накормлю этим снегом! – в процессе вылезания, выкрикивала Карин.
– Ну-ну. – Тот, пританцовывая на месте, уже лепил новую бомбочку, а когда ввел ее в действие, Темари вдруг решила помочь подруге и тем самым подставилась под атаку. – Ой, мишень спрятали.
– Ай! – Потирая ушибленную голову, Темари почему-то первым делом посмотрела на Шикамару, который нагло смеялся, а затем – на пустившего снежок. – Чего ржете, динозавры? Войны хотите? Карин, ты на моей стороне?
– А то! – сгребая уже в кучу снег, ответила та. – Потом и Саске покажем с его обещанным сюрпризом.
– Шикамару, в атаку! Они настроены серьезно! – с наигранной истерикой закричал Суйгетсу.
– Пусть только кто-то попробует коснуться моей шапки, – прищурив глаза, предупредил тот, взирая на того самого «кого-то».
– Коснусь. Не сомневайся. – Темари хитро улыбнулась и бросила первый снежок.
В такой веселой суматохе они даже не заметили две фигуры, стоящие невдалеке под лысым деревом. Ветер почти утих и снежинки ровно падали на плечи. В зелени глазах отражались друзья так давно невидимые и столь необходимые. Рядом также наблюдающий перевел взгляд на девушку, тем самым призывая выйти из зимней тени, но заметил на симпатичном лице сомнения и боязнь предстоящего поступка. Широкая рука спрятала маленькую кисть в свое тепло и свою обитель.
– Не волнуйся. Они прежние.
Благодарный взгляд и первые совместные шаги приближения. Первые блики на губах и отблески в глазах. Первые улыбки и первые возгласы:
– Сакура?!

Наша дружба – живая вена,
Где друг другу педагоги.
Для кого-то мы проблема,
А некоторых – недотроги.

Конец.

Дата написания: 2009 – 2013 гг.