Немые ноты

Сасори не спеша прошел на середину гостиной, плотнее запахивая свой плащ, чтобы поистине могильный холод не беспокоил его. Печальный взгляд карих глаз, с тоской осматривал когда-то оживленный дом, не пропуская мимо своего внимания сломанные пыльные кресла, застеленные серой скатертью столы, темные картины, чья краска уже давно смазалась, и старый, но хорошо сохранившийся черный рояль. Стоявший позади Дейдара, осторожно подошел к своему другу, сочувственно кладя руку на плече красноволосого. Не оборачиваясь, Сасори лишь грустно вздохнул.

Удивительно, как быстро этот до боли родной дом превратился в заброшенное место, пристанищем для крыс, мышей и пыли. А ведь всего-то пять лет назад, эти когда-то тусклые стены были нежно-желтыми, усыпанными причудливым узором обоями, разрушенный пол – аккуратным дубовым паркетом, а загрязненные слоем грязи окна когда-то пропускали сквозь себя теплые лучи весеннего солнца. Звонкие радостные голоса бывших обладателей дома ныне были заменены звуками воющего в щелях ветра, а о самих владельцах остались лишь воспоминания, больно режущие душу, подобно ржавому мечу.

До судороги, в скулах сжав зубы, Сасори попытался отогнать накатившую на него грусть и, неспешным шагом, подошел к обсидиановому роялю. Как он любил этот инструмент. Порой, проводить по идеально прямоугольным черно-белым клавишам инструмента пальцами было на столько сладостным занятием, что внезапно накатившее вдохновение так и норовило взять управление в свои руки и долго-долго творить новые этюды, полонезы и вальсы. Но сейчас не было никакого настроения играть на рояле, если на создателе музыки не музицирует его хозяйка.

- Сасори, может, прекратишь терзать себя? Мы все за тебя волнуемся, - неуверенно подал голос блондин, оставаясь в том же положении, что и был. Не оборачиваясь, парень лишь глубоко и медленно вздохнул, проводя рукой по пыльной глади инструмента.

- Не могу, Дейдара. Просто не могу, - с печальной усмешкой тихо и двусмысленно пояснил ему красноволосый.

- Ее все равно уже не вернешь, - настаивал голубоглазый, но Сасори, лишь устало покачав головой, стал далее исследовать бывший дом своей мертвой девушки неизвестно в какой уже раз. Осторожно походив еще по разрушенной гостиной, вспоминая то время, когда любимая девушка была жива, какой они счастливой парой были, и сколько всего было связанно с этим гнилым домом, парень направился в стороны других комнат. Как и холл, они оказались такими же унылыми, разрушенными и затхлыми. Но, несмотря на все это, красноволосый с неким благоговением наблюдал до боли знакомые помещения, словно мазохист, терзая свою душу, а его лучший друг – Дейдара, ходил за ним по пятам, опасаясь, что кареглазый опять может сорваться.

Не раз, когда блондин терял из вида Сасори хотя бы на пять минут, то в месте, куда забредал Акасуна, всегда были слышны истерические крики сумасшедшего и звуки ломающихся вещей. Сказать, что кареглазый не получил психологическую травму после смерти своей девушки - значит, ничего не сказать. Дейдара каждый раз с замиранием сердца вспоминает ту ужасную депрессию, настигшую на его друга, безумные заявления и попытки суицида, благо, друзья Сасори не позволили ему этого сделать. Со временем, он перестал совершать эти ужасные вещи, но терзать себя не прекратил. А некогда охристо-медовые глаза Акасуны, в которых так и светилась жизнь, теперь навсегда стали пустыми, без всякого стремления к существованию очами.

Совершив небольшой кружок по разваливающемуся дому, приятели снова вернулись в гостиную. Решив закончить свой небольшой поход тем, с чего он начался, Сасори подошел к излюбленному роялю, напоследок провел кончиками пальцем по шероховатой глади и, развернувшись на девяносто градусов, побрел в сторону выхода.
Неожиданно, в почти опустевшем месте заиграла приятная, немного трагическая, лирическая музыка, явно исходившая сзади, со стороны рояля.

- Что это? – осторожно спросил Сасори, услышав в звучавших нотах до боли в сердце знакомый мотив.

- Ты о чем? – непонимающе спросил Дейдара. Прослушав вопрос, красноволосый повернулся обратно к роялю, продолжая слышать самую замечательную для него мелодию, которую так давно играла его девушка, и замер в ступоре. За инструментом, ловко перебирая пальцами по клавишам и складывая звуки в сложные аккорды, сидела розоволосая девушка, одетая в самый обыкновенный небесно-голубой свитер и черные штаны, но окутанная прозрачно-белой дымкой. Повернув голову в сторону Сасори, при этом продолжая играть, она улыбнулась краешками губ и перешла на октаву ниже, начиная исчезать так же быстро, как и появилась, лишь напоследок розоволосая губами произнесла: «Я люблю тебя». И растворилась в воздухе. В помещении же до сих пор играла печальная прелюдия, а Сасори с благоговейной улыбкой на лице смотрел на опустевший рояль.

- Ты это слышал? – вдруг вслух спросил парень, обращаясь неизвестно к кому – будто в пустоту.

- Что слышал? Сасори, ты в порядке? – обеспокоенно спросил Дейдара.

- Сакура, - лишь вымолвил красноволосый, все еще слушая немые ноты, давно исчезнувшие в холодной пустоте дома, где только что пребывал призрак розоволосой девушки.