Ненависть

Он стоял на коленях в свете косых солнечных лучей. Тень от грубой кованой решётки причудливо падала на его окровавленные крылья. Отняв руки от лица, он обвёл затуманенным взглядом изуродованные тела охранников. Крылья дрогнули и тяжело поднялись с пола, оставляя в засохших лужах крови выдранные перья. Сколько он здесь? Боль, застилавшая разум, медленно отступала, оставляя за собой звонкую гулкую пустоту и бездумную слепую радость от убийства.
Пьянящий запах крови внезапно ударил в нос, унося из сознания остатки тумана. Он медленно оглядел полуразрушенное помещение и уставился на собственные ладони. С когтей свисали ошмётки плоти и ткани. Брезгливо отряхнув руки, он, пошатываясь, встал и медленно побрёл к выходу. Но уже на втором шагу в глазах помутилось, он оступился и тяжело привалился к каменной стене со следами от когтей и оружия. Грубый камень неприятно впился в нежную кожу, расцарапав плечо. Двигаться не было ни сил, ни желания. Он медленно сполз по стене, крылья, дрогнув последний раз, как чужие рухнули на грязный пол.
Сколько он так просидел? Он не знал. Просто медленно появлялось ощущение холода и полного истощения чакры. Сделав последнее усилие, он поднял испачканные кровью и пылью крылья и укутался ими, как плащом. Ведь ничего, если он так посидит часок-другой? Взгляд безучастно скользнул по полу камеры, прошёлся по осколкам бутылок, на секунду остановился на чудом уцелевшей колбе из толстого тёмно-зелёного стекла. Он досадливо поморщился и машинально прижал руки с многочисленными следами инъекций к телу. В нескольких сантиметрах от кучи осколков валялась связка кунаев, а чуть дальше и их владелец со вспоротой грудиной. Внутренности вывалились из тела, разорванные мышцы по краям раны взбугрились и обнажили белеющие осколки рёбер. В прорезях маски навсегда остекленели в выражении искреннего удивления глаза. В дальней части камеры темнели несколько сваленных в кучу тел. Под ними растеклась огромная лужа густой чёрной крови, и только маски АНБУ неестественно белели в углу.

Он ненавидел этих людей… Ненавидел Орочимару, эту лабораторию. Когда-то он был человеком… А эти эксперименты отняли у него всё. А ещё он ненавидел смерть и боялся её…

Глаза слипались, и, не в силах больше противиться усталости, он сомкнул отяжелевшие веки. Тут же на задний план отошёл и холод камня, и боль в ободранном плече, и удушливый запах смерти, и неестественная тишина, забивающая уши плотной ватой…
Ведь ничего страшного, если он поспит часик-другой в этом уютном сумраке? Правда?