Непрощенная бабочка

Прощать кого-либо тяжело, даже не важно, что за ситуация произошла – все равно тяжело. Как будто отрываешь, что-то от себя, кусочек собственного существования, что ли… Прощать всегда тяжелее, чем просить прощение. Но так уж создан и устроен мир, что мы либо просим, либо получаем прощение. Это кругооборот… Все идет, как по старой отработанной схеме, снова и снова, раз за разом, прощаем, просим прощение и снова прощаем…
Мы просим извинение у родителей, у любимых, друзей, знакомых, случайных попутчиков, прохожих… За все! За испорченное платье, за взятые без спроса сережки, за появление дома в пять утра в нетрезвом виде, за пролитый чай, за опоздание на встречу, за столкновение на улице, за нечаянный толчок локтем в маршрутке… Нас прощают, но мы снова совершаем те же самые поступки и глупости, наступаем на те же самые грабли. По инерции? Или из-за злобы? На противность кому-то? Нет, просто мы так устроены. И за все мелкие и крупные проступки нас извиняют. Долго, напряженно, со слезами, криками, мольбами. Но все равно прощают. Но не до конца! В душе все так же остается ком обиды, воспоминания о случившемся. И мы таим в себе это, закапываем глубже внедри мозга и памяти, чтобы потом при случае все вместе вспомнить и не простить еще раз.
Мне не простили. Я непрощенная…
Мы дружили, общались, делили радость и горе. Переносили вместе все невзгоды, выпавшие на наши еще тогда, детские плечи. Когда все начиналось, нам было 13. Мы были несмышлеными, ничего не понимали ни в музыке, ни в отношениях. Но знали точно, что будет всегда все вместе. Вшестером. Казалось, что мы пережили все! Школа, в которую все вместе ходили, осталась позади. Горечи и первые потери на любовном фронте – прошли быстро и не очень ощутимо. Клубы, пабы, дискотеки, прогулки ночью, когда весь город спит, все это так далеко. Вступительные экзамены – пройденный этап. И снова судьба не подвела нас: мы поступили в вуз вшестером, причем на одну специальность, в один поток, в одну группу… И опять чувство полета, невесомости и невероятной легкости. Удивительно, как мы не спились и не подсели на наркотики?! Душа-то музыкальная, творческая, требующая раз за разом все больше и больше допинга, стимула. А это, как известно, ничем хорошим не заканчивается! Да и по учебе мы не скатились. Все стабильно, все понятно и довольно-таки скучно, не то, что наши тогдашние вечерние посиделки. Помните?! Думаю, такое не забудешь…всегда, сколько бы гитар не прошли через твои руки, но ее ты не забудешь никогда! Ты вставал с ней и ложился спать, на всех гулянках она вечно была приклеена к твоим рукам или спине. Она была твоей любовницей, женой и сестрой в один момент. Она делила с тобой все радости и переживания. Она была для тебя всем! Ты простил отца. Но прощу ли я вас?
До сих пор помню, как в наш класс перевели тебя, Шикомару. Твои глаза были грустными и слегка затуманенными. Ты походил на наркомана: сонного и млявого. Но стоило тебе всего лишь на миг прикоснуться к синтезатору, так ты преображался. Твои пальцы неистово бегали по клавишам, выводя такое, что уму непостижимо. Ты мечтал стать легендой, не хуже Битлз или Квин, ну, в крайнем случае, походить на Нирвану. Твои пристрастия сводили с ума, заставляя, усомнится в твоей адекватности. Одновременно слушая рок и реп, ты поливал все это частицами глема и харда, но выводил совершенно другое по звучанию и восприятию. В какой то, степени ты – романтик. Нежно, боясь спугнуть невидимую бабочку, ты играл, затем резко дернув головой, ты всем своим существом помогал создавать определенный ритм Шино. До сих пор не понимаю, как в одном коллективе, такое продолжительное время, могут уживаться двое совершенно разных людей?! Рассудительность, ненавязчивость, высокая степень серьезности всегда конкурировала с твоей флегматичностью и наплевательским отношением к окружению. Но вас объединяло ограниченное количество интересов. Музыка, а также беседы на разную тематику: от секса до денежно-кредитной политики… Между вами часто возникали недомолвки и разногласия. Но это не мешало вашей истинной мужской дружбе! Наверное, только он тебя удержал на плаву в такой трудный момент как тот, помнишь? Думаю, да. Ты каждый раз, из года в год, этот день, наверное, ненавидишь больше жизни. Ты замыкаешься и уходишь в свой мир. В мир выпивки и забвения…
У тебя появилась девушка. Как же я ревновала и злилась! Конечно, она красавица и умница, имеющая брата-музыканта из «Дискавери», выступающем ко всему прочему в самом пафосном клубе нашего города! Я думала, что она хочет тебя переманить. И мы вместе с Ино, моей лучшей подругой строили вам самые различные козни, пытались поссорить. А потом она попала под машину. Глупая, нелепая смерть, ставшая переломным моментом как в твоей, так и в нашей общей жизни. Мы еле вытащили тебя из той глуши, в которую ты сам себя загнал. Тот первый, невыносимый год прошел быстро и в некотором роде незаметно. Ты справился, но простил ли?
А я простила тебя, Саске! За все! Слышишь? Думаю, что нет. Ну, и не услышишь, так как я тебе больше ничего не скажу! Мы виделись только вчера, но за эту ночь я успела тебя возненавидеть всеми фибрами своей души!
О, это ужасное чувство, разъедает меня изнутри, но я ничего не могу с собой поделать! Это уже в крови. А ты помнишь, как все начиналось?
Помнишь… И я помню!
Все начиналось, как обычно с пьянки! И гаража твоего отца. Удивительно, как нам тогда фатально везло. Побывав на мини-аукционе одного старого и заслуженного рокера, мы скупили по дешевке почти всю его аппаратуру, начиная с драм-машины и заканчивая держателем для микрофона. Конечно, влетели в копеечку, но оно того стояло! Мы были счастливы. Еще бы, сбылась мечта идиотов! Потом, из пыльного ящика, были достаны мои стихи, парни сразу же ринулись повторять нотный стан, заучивать заново все аккорды. Вскоре у нас родилась первая песня. Мотив был простоват и довольно-таки легок при исполнении, но это было первое наше серьезное достижение! На поиск вокала мы время долго не тратили. Все единогласно выбрали меня. Сначала было тяжело тянуть на себе партию соло-гитары и при этом петь. Но посоветовавшись, было решено перебросить мои «участки» Саске. И теперь мы с тобой звучали почти в унисон, изредка перебивая друг друга, но при этом, умудряясь не мешать. Ино, милая моя Ино, ты всегда присутствовала на наших репетициях, была почетным членом наших попоек, и ты всегда была рядом. Начиная с начальной школы, ты поддерживала меня, заставляя расправить спину и гордо ступать под оценивающим взглядом окружающих. Твоим мнением я до сих пор дорожу и беру его в расчет. Ты умела в нужное время дать умелый совет, с твоим-то опытом это и немудрено, ты всегда умела сдерживать мой порыв и направлять бьющую из меня фонтаном энергию в нужное русло. То словом, то делом – ты помогла мне выжить и не сдаться. Даже сейчас, некоторая часть тебя поддерживает меня, а некоторая пытается образумить и заставить простить. А я не знаю, я запуталась. Мне больно, одиноко и грустно.
Теперь никогда не будет наших общих с вами походов в кинотеатр на вечерний сеанс в последнем ряду, мы не будем до ночи сидеть на остановке и играть в карты, не закажем огромное количество пицц, не упадем со всем этим на диван, смотря очередные ужасы… А самое страшное, меня никто не назовет бабочкой…
Все начиналось с выпивки. С такими темпами, мы в скором времени станем хроническими алкоголиками, если будем продолжать в том же духе!
До сих пор помню в мельчайших подробностях тот вечер. Весна выдалась холодной, но это не помешало нам пойти прогуляться. Ино взяла своего очередного ухажера, кто-то из ребят прихватил девчонок. Мы шли по проспекту и веселились, не обращая внимания на случайных прохожих и различных компаний типа нашей. Твой пьяный взор, Саске, на миг прояснился, и ты резко развернул меня к себе спиной. Наверное, ты еще больше протрезвел, когда увидел в свете фонаря рисунок на моей толстовке: уродливая, бесформенная бабочка с большими, ужасающими крыльями черной расцветки. Тогда ты впервые назвал меня бабочкой. Так я и получила это прозвище, которое моментально прилипло ко мне. Я обижалась, так как название двусмысленное получилось. Но к большой моей радости, ничего общего с ночными мотыльками, что трудятся на трассе, я не имела. Кто-то ляпнул, что я Черная Бабочка. Black Butterfly. А досконально изучающий иностранные языки Шино пошутил, что в таком одеянии я baleful, то есть dreary – мрачная. «Драйри» - название прилипло моментально к нашей группе, а «Бабочка» - ко мне. Я всегда была мрачной. Тоны моей одежды тогда балансировали от просто черного до чисто черного. Хоть готом я себя никогда не считала, но влечение к черному цвету остро тогда ощущалось.
Начался новый этап нашей жизни. Он мел название «dreary». И кто знал, что этот период жизни, а также его сумбурное название принесет нам столько огорчений и разочарований, сколько боли и обиды! Хотелось все бросить, послать к чертовой матери, но что-то держало, не давая сорваться, забыться, вынырнуть и сделать глоток свежего и столь желанного чистого воздуха, не пропитанного дымом, запахом сигарет, духов и железа. Последний запах меня преследовал даже во сне. От нервной, бешеной игры на гитаре оставались мозоли и жуткий запах после туго натянутых струн. Нейлоновые струны – плохо звучат, но зато не имеют столь характерного запаха в отличие от моих, металлических. Парни посмеивались надо мной, не обращали на претензии и мои тирады должного внимания. И я их простила.
Переломный момент наступил, когда я начала встречаться с парнем. Он был гораздо старше и опытнее меня. Ребята были в шоке. Подруга – в ужасе, родители – в неведенье. Они прибили бы меня, узнав, что я общаюсь с почти их ровесником. А мне всего-то 15 стукнуло! Весь мир был в розовом цвете, хотя иногда его окраска становилась черной. Во мне играл юношеский максимализм и жажда самоутвердится. До сих пор помню, как кричал Шино, бросая в меня барабанные палочки, благо их было только две. Саске курил, Шикомару просто смотрел на меня. Пронзительно с долей грусти. Но осуждения в его взгляде я не увидела. Он жалел меня и пытался понять. Наруто тоже молчал, но вся его легкость и бодрость вмиг исчезла. На ее место пришло разочарование и обида. Я сказала, что уйду из группы. Ино, моя Ино, ты все время сидела на колонке и тихо плакала. В наш диалог, а вернее монолог Шино никто не вмешивался. Все прекрасно понимали, что от их крика мое мнение не поменяется, и я не изменюсь. Все их мысли и желания выражал Шино в своей громкой тираде, направленной на меня в надежде достучатся до моего сознания. И куда только делась его хваленая выдержка, краткость и интеллигентность? Я ушла, бросив простое «извините», а ответом мне послужила неровная тишина, прерываемая всхлипами Ино и жесткими порывами ветра на улице.
Вобрушились слова некогда любимой песни «The Unforgiven». Это был кавер. А пел Саске. Я никогда не слышала как он поет. Его голос на всю мою жизнь врезался мне в память и сердце. Протяжно, грустно, будто неся немалую толику тяжелого груза и напора чувств, он выводил позабытые мною слова. В целом парни сыграли неплохо: недостающие инструменты были благополучно заменены, партии слегка видоизменены, но, к сожалению, узнаваемые мною. Прокручивая вновь и вновь запись, я плакала. Непрощенная…
Было больно и одиноко. Захотелось наплевать на гордость и позвонить им, но слезы, душившие меня не дали этому сбыться.
Тогда вы простили меня, засунув этот момент в глубину совей памяти на долгие последующие годы. Я снова стала вашей бабочкой, вроде все было забыто, а для пущей вероятности, мы полным составом, вшестером, отправились в ближайший паб, запить и проглотить горькую обиду, разочарование и боль, отдающейся в больном мозгу колоколом.
Я всегда была несчастливой. Помнится, Шикомару сказал как-то, что я родилась под неправильной звездой. Хотя это с какой стороны посмотреть! Но за свои 17 лет мне, наверное, гипсовали и бинтовали каждый миллиметр моего тела. Все к чему я прикасалась – взрывалось, рушилось, все на чем я передвигалась – сталкивалось, разбивалось. В некотором смысле я была разрушителем и ходячей катастрофой. Все бы ничего, если бы это происходило от моей чрезмерной активности и невнимательности. Но как можно было уронить учебник, сломав при этом, пальцы или плавать, разбивая об дно бассейна голову? До сих пор загадка! Но друзья прощали мне мою нерасторопность и неудачливость. Я тоже простила. Особенно Саске. Мы играли в футбол и я споткнувшись, упала. Саске, толком не заметив меня, саданул по мячу, но промазал, попав мне по ребрам. Всю дорогу до больницы я корчилась в машине. Сейчас это вспоминается с улыбкой, но тогда я думала, что родители нас поубивают: меня – за невнимательность и игру в футбол, а Саске – за мои ребра и так, для профилактики.
Я предала вас. Опять. По пьяни выболтала и отдала листик с только написанным текстом нашей новой песни для конкурса. В итоге конкуренты сыграли наш материал, а «Бабочку» с позором выгнали из клуба. На этот раз кричали и плевались все, даже Ино не удержалась и высказала все, что обо мне думает, и что наболело. Тогда я поклялась больше не пить и не общаться с вами и Ино, из-за еще не до конца проглоченной обиды. Но уже через неделю, оба обещания были позабыты, они просто напросто утонули в моем пивном бокале… И снова я была непрощенной.
Даже теперь, когда мы ссоримся, то вспоминаем, друг другу все, что было. Это не правильно, нужно прощать до конца, искренне, но как можно заставить мозг не думать. Повторюсь, жаль, что в голове не флэш-карта и ее нельзя отформатировать.
Наруто попал в больницу с нервным срывом. Его отец опять начал пить, при этом распуская руки. И теперь на умиротворенном спящем лице моего друга был наклеен пластырь, а костяшки – перебинтованы. Я разозлилась, возомнила из себя черти что, и пошла на следующий день к нему домой. Дверь открыл вполне приемлемый, полностью трезвый мужчина, собирающий пакеты для передачи сыну. Но увидев меня, он, опрокинув термос, начал кричать понося нашу группу, музыку, и меня лично. Вытолкав за дверь он всего лишь сказал: «Не прощу тебя за сына!»
Я втянула Наруто сюда, показала и открыла ему мир миноров и мажоров, познакомила с грифом и его первой любовью.
Так тяжело. Нести в себе все это – невероятно тяжело. Зная, помня каждый свой проступок, промах я живу. Живу с этим каждый день, из года в год. Но если посудить, то я не одна такая. Каждый человек в своей жизни жалеет о чем-либо, краснеет, вспомнив свой какой-то казус, но ничего. А тут я с некоторыми мелкими ошибками сижу и философствую над тяготами жизни! Нужно научится воспринимать, все как есть, не зацикливаться на мелочах и не рубить с плеча, как все обычно и происходит. А еще нужно научится прощать и быть прощеными. Но легко сказать. А вот так взять и поменять с бухты-барахты всю свою идеологию, нарушить хлипкие стены моего мировоззрения, заставить мыслить себя по другому, очень тяжело, и не под силу каждому.
За это время мы выросли. Наш дух и профессионализм окреп. Восприятия установились. Репертуар сложился. Наши маленькие шажки неопытного, начинающего жить ребенка вскоре превратились в уверенные, полноценные шаги взрослого человека. Строчки в моей голове появлялись вновь и вновь, идеи, вдохновенье – мы черпали сполна. Созданные стихи вполне логично ложились на музыку, создавая определенный контраст. Желание пробиться, возрасти – вело нас вперед.
Наша первая демо-запись… Все почему-то происходило неуклюже и скомкано. Записывались не в студии, а на квартире у все того же друга. Благо он компьютерщик от Бога и смог нам обеспечить не вмешательство посторонних звуков, и малую толику профессионализма, и мастер-класса. Но, фундамент был заложен…
Кто же знал, что я опять подведу коллектив?!
Возникшее непреодолимое желание научится кататься на скейте было подкреплено моей неумелой и весьма болезненной практикой. Услышав мое волевозжелание, Саске, пришел в ужас. Но не отказался, знал ведь, что я обижусь и так просто от него не отстану. Мы поссоримся, и я снова буду просить извинение, а он прощать меня такую непрощенную.
Ино, на удивление, впервые поддержала мое новое неожиданное желание, мотивируя тем, что все скейтеры – весьма привлекательные молодые люди, и это, при живом-то парне.
Площадка, специально оборудованного зала, устрашала и вдохновляла одновременно. Преодолев страх, я под вызывающий взгляд парней, стала на доску и оттолкнулась, не видя, куда пролег мой путь.
Позже, когда я открыла глаза, поняла, что когда чему-то хочешь научиться, то по сторонам смотреть нечего. Но мысль толком не успела сформироваться, как ее наглым образом перебила пульсирующая боль во всем теле. При всех моих слабых попытках пошевелится у меня ничего не получалось. Но, паника отступила, как только я увидела испуганные лица моих родителей. Мамочка, как за такой короткий период времени, твои волосы потускнели, а глаза поблекли?! А на бледном лице отца были явно видны следы бессонной ночи, твой лоб «украсила» новая складочка, и от этого мне стало так горько, как никогда в жизни. Мама сказала, что никогда не простит меня, что я заставила их волноваться. Зачем просить прощение, если я заранее знаю, что непрощенная?
Дни тянулись долго, невыносимо хотелось вернуться домой и снять одежду, пропитанную больничным запахом. Но дома оказалось тяжелее. С одной загипсованной ногой и рукой по ступенькам в доме не сильно побегаешь. Швы болели, переломы ныли, а голова казалось, вот-вот расколется или взорвется, к чертям собачим! Это было невыносимо. Жизнь показалась адом. Но еще невыносимо было видеть лица друзей и их комментарии по этому поводу. Сначала бурно пожурив меня , она начали наперебой меня жалеть. Лучше б ругали и отчитывали. Прочить прощение за мое нынешнее состояние было глупо. И я промолчала. Ребята поняли, и тоже не стали выделываться. Они заходили ко мне до и после пар. Ино несколько раз ночевала у меня. Мы висели часами по телефону, болтали в нете. Все было по-старому. Кроме одного. И это «одно» я не хотела вспоминать, более того, мне не хотелось об этом думать, а тем более серьезно размышлять. Но, тем не менее проблема все таки начала остро ощущаться всеми участниками «Бабочки». В загипсованном виде я пролежу еще долго. Да и восстановление - дело серьезное и мучительное. А парням нужно развиваться, расти, крепнуть, выходить на новый уровень. Но в группе появился балласт. Им оказалась я и моя временная профнепригодность, растянувшаяся на неопределенный срок. Сначала, Саске сказал, что они будут репетировать пока сами, а я за это время подучу недостающий мне информационный материал. Вроде все остались довольны, но чувство их обиды и некоторой недосказанности я ощущала явно. В душу начали закрадываться сомнение и горечь, но я гнала их от себя прочь, а зря.
Гром грянул среди белого дня, и развязка наступила на мой любимый праздник – День святого Валентина. Его я встречала на больничной койке. Причиной послужило, то, что я потеряла сознание на длительное временя из-за болевого шока. Но это не помешало медсестре тайно провести ко мне ребят. Те подготовились основательно. Зная, что в этом году праздник я отмечаю одна, так как парень бросил меня, узнав, что подруга жизни в гипсе, то они решили скрасить мое одиночество. Подарки были самыми разнообразными: начиная от большого пушистого зайца и заканчивая пронесенной бутылкой спиртного в кармане брюк…
Но, как говорится, белая полоса в жизни подошла к завершению, уступая место контрастной и более мрачной – черной.
Плохую весть принесла мне моя Ино на следующий же день. Оказывается, вчерашний вечер был заключительным и отчетным. Премьера, так сказать, удалась на славу. Аплодисменты были получены сполна, критики остались довольны. Но вот расплачиваться за фуршет, оказалось, довольно таки делом не из приятных.
«Бабочкой» занялись всерьез. Непонятно откуда взялся продюсер, жаждущий раскрутить новую группу, подающую большие надежды и перспективы. Мнимый «кастинг» успешно прошла «Драйри». Мужчина внушал уважение, а предложенный контракт – сулил золотые горы. Но загвоздка оказалась во мне. Концерты в клубах нужно давать сейчас, а не спустя полгода.
Гонцом оказалась Ино… Молча выслушав несвязное лепетание подруги я выгнала ее взашей. Такое не прощается! Одиночество и тупая ноющая боль в груди на последующие три дня заполонили мое существование. Хотелось выть от безвыходности. Родители не понимали, друзья отвернулись. Картина впечатляющая!
Но самое обидное, что разум соглашался отпустить парней, но вот сердце не позволяло. Чувство собственности сыграло со мной жестокую шутку: я не могла отпустить одновременно дорогих и столь ненавистных мне людей. Просто не могла. Их продюсер оказался изворотливым и предусмотрительным типом. На мое место он настоятельно рекомендует своего племянника, таким образом, раскручивая подающую надежды молодежную группу, он выводит в свет и своего подопечного.
Что же теперь будет? Теперь «Драйри» перестает быть «Бабочкой». Как же она полетит без бабочки-то?!