Obsession. Глава 2.

I

Мы сидели в её комнате. Надо было заниматься набросками по композиции, которую я нещадно пропустила, целуя эту девочку в шею посреди коридора. Ей тоже наверняка надо было что-то доделывать, потому что нет художника с полностью законченными работами, но ей было всё равно. На втором курсе она окончательно распустилась, и это было видно по комнате: слишком много незаконченных картин, явно написанных не по советам учителя. То была фантазия, соскользнувшая с кончика кисти и выпущенная в свободный полёт по влажной бумаге. Акварель. Явно сформированная годами техника.
Она училась здесь, но на самом деле сама уже могла учить.
Эта странная особенность художников – непомерность гениальности. Всеобъятность. Бесцельность.
Ты можешь сколько угодно гнаться за идеалом, которого попросту нет.
- Карин.
Я звала её. Мне нравилось её имя. С какой звонкостью, грацией и несомненной яркостью оно звучит. Я вытягивала каждую гласную, нещадно меняла ударения, выбирая, как же сделать её имя ещё приятней.
Она кинула на меня выжидающий взгляд из-под всклоченных моими же руками красных волос.
- Ка-а-арин.
Она всё ещё смотрели на меня.
- Кари-и-ин.
Её терпению, казалось, не было предела.
А мне было забавно. Мне нравилась эта атмосфера незаконченного секса, повисшая в воздухе. Мне нравились спущенные лямки её майки, из-под которой просвечивали вздёрнутые соски.
- Ты знаешь, что женская мастурбация – одна из красивейших вещей в этом мире?
Её брови взметнулись вверх от столь дерзкого замечания.
Она продолжала на меня смотреть с пару секунд, а после этого встала с незаправленной кровати, собирая непослушные волосы в хвост.
Она бросила на пол одну из простыней, ловким движением направила лампу на воображаемую постановку и села прямо у моих ног.
Я видела прекраснейшую игру света и тени на её губах, глазах и изогнутой шее.
Она удерживала взгляд на моём лице, хотя вся её сущность была обращена внутрь себя.
Она проводила руками по своим плечам, шее, медленно переходя на живот и вновь возвращаясь к груди.
Я видела, как краснота разливается у неё на лице от жара, разгоравшегося внутри.
Я села на колени так, чтобы пятки упирались в промежность, и, приняв самый непринуждённый вид, продолжила наблюдать за разворачивающейся сценой.
Сценой безупречного стриптиза, безупречного соблазнения, намного прекраснее, чем все известные мне порно-сюжеты.
Намного более возбуждающе.
Карин гладила всю себя, аккуратно приподнимая майку, и, казалось, делала всё, чтобы я видела как можно меньше её и так почти обнажённого тела.
Она дразнилась, и это читалось во всём: от мимолётных прикосновений к соскам до пронзительно-ироничного взгляда.
Я следила за каждым её движением. Смотрела на неё сверху вниз, словно была её Хозяйкой. Но чёрт знает, кто из нас был сейчас больше зависим от другой.
Я чувствовала, как внутри уже давно разгорелось возбуждение, а теперь оно становилось только острее от терпкости сцены.
Карин лёгким движением сняла майку и незаметно стянула трусики.
Передо мной сидела идеальная скульптура светотени, идеальное женское тело, идеальная грация движения и самое прекрасное Возбуждение.
Она стояла на четвереньках, закидывая голову назад, изучая одной рукой собственной тело, давно ей известное, а другой пыталась удержать смутное равновесие. Иногда она подавалась чуть вперёд, иногда садилась, потом вновь приподнималась, и так, казалось, длилось целую вечность.
Её тело, разделённое на полутона, искрилось энергией и удовольствием. Прогибаясь в спине, дрожа бёдрами и обессиленными ногами, пытаясь опираться на уходящий куда-то в абстракцию пол.
Она сжимала губы, а я сжимала ягодицы, сокращала мышцы, чувствуя, как возбуждение становится невыносимо-приятным.
Она извивалась, чуть слышно стонала и очень громко дышала. Казалось, будто её сорванно-обжигающее дыхание касается моих обнажённых коленей.
Я молча сглатывала подступивший к горлу ком.
- Карин…
Чуть слышно сорвалось с моих губ.
Я, не выдержав, встала. В одно движение оказавшись рядом, я впилась в губы этой невероятной девушки с единственным желанием – ощущать это исходящее от неё возбуждение каждой клеткой своего тела.
Чувствовать каждоё её прикосновение на себе.
Ласкать это разделённое на грани светом тело.

*

N

Мы встречались везде, где только можно было.
Это стало самой настоящей навязчивой идеей, когда ты видишь человека в каждом прохожем, но проблема была в другом – каждый прохожий и так был Саске.
Учихой Саске, который, казалось, и сам изнемогал от череды случайностей, свалившихся нам на голову.
Я видел его на парах, я видел его в коридорах, я встречал его, заходя на минуту в общежитие, спрашивая у преподавателя о заданиях.
Немые сцены, когда каждый из нас уже уставал поражаться постоянному присутствию другого.
Мой взгляд запинался об Учиху по несколько раз на дню.
Когда мы заходили в аудиторию, ту, в которой впервые заговорили, казалось, будто мы знаем друг друга уже целую вечность.
У Саске был опустошённый взгляд, у меня – чуть уставший.
Какие-то новые люди, наконец пришедшие на занятие, уже мало волновали нас.
Я смею говорить о нас, употребляю местоимение «мы», потому что подсознательно чувствую скрытое удивление этого парня в каждый из разов, когда мы случайно сталкивались в огромном комплексе академии.
Или, может, не случайно?
Чёрт его знает.
Он кивнул мне в знак приветствия, а я принялся точить поломанные карандаши, поспешно улыбнувшись ему в ответ.

*

I

- Со скольки лет ты мастурбируешь, Карин?
Она усмехнулась, накидывая на своё обнажённое тело шёлковый халат.
- Мне было лет восемь, когда я случайно забралась себе в трусы, и мне это жутко понравилось. Это случилось бы и раньше, но отец, когда жил с нами и мыл меня, постоянно так больно трогал меня там, что я боялась к себе прикасаться. Я до сих пор не понимаю, то ли он домогался меня, то ли действительно мыл.
Я была не в силах сдержать улыбку, завернувшись в простынь.
- Твоя мастурбация - едва ли не самое прекрасное, что я видела за всю свою жизнь.
- Ты видела так много женских мастурбаций? – Карин слащаво засмеялась, закидывая ногу на ногу. В ней была львиная доля стервозности, но стервозности скорее пародийной, чем настоящей. Я не копалась в душе у этой девочки, но мы были уверены в огромном духовном опыте друг друга.
Карин была старше меня на три года, но едва ли это хоть немного чувствовалось.
Либо мы обе были непоправимо неповзрослевшими, либо слишком переросли свой возраст.
Я повернулась к окну. За ним начиналась осень с промозглым ветром и пожелтевшими листьями. Едва ли можно было назвать это время года прекрасным, но нельзя было отрицать его грацию и меланхоличность.
- Ты не возражаешь, если я останусь у тебя до завтра? Не хочу выходить на улицу.
Карин кивнула и начала ставить чайник.
Я скинула с себя простынь и пожелала ходить по комнате обнажённой.

*

Sui

В классе стоял удручающий гул. Этот день был едва ли не самым раздражающим за последнее время, и, если бы не урок композиции, я бы и не вздумал досиживать до конца.
Но композиция была сильнее меня, и любовь к ней была сильнее любой другой любви к какому-либо искусству. А виновником этой любви был длинноволосый учитель, своим шепчущим голосом сводящий меня с ума.
Любому творцу нужна Муза. Моя муза ходила в выглаженных рубашках и испепеляла взглядом любого, кто не мог продумать композицию до конца и показывал ему незавершённые эскизы.
На доске корявым почерком было выведено «Абстракционизм», а после - куча маленьких квадратов, в которых на скорую руку были закомпонованы круги и линии.
Я всегда испытывал паническую нелюбовь к простым фигурам и насыщенному цвету.
Какая ирония.

*

N

Мы остались в пустой аудитории, и где-то в подсознании у меня появилась мысль, что это вошло уже в какую-то странную привычку.
Саске относился ко мне с молчаливым смирением, иногда роняя ничего не значащие фразы и прося что-нибудь рассказать, когда становилось непомерно скучно.
В его взгляде я порой читал что-то вроде: «Ты настолько наивный мальчишка, что у меня даже не хватает слов для твоего описания» и что с это мыслью он смотрит на меня каждый раз, издавая удрученный вздох. Я видел мастерство его рук и внимательность глаз, из-за чего уже не оставалась никаких сомнений насчёт его гениальности.
И я видел его неразговорчивость, замкнутость и небрежность, из-за чего нетрудно было догадаться о его характере.
Казалось, каждое его движение говорило: «Не прикасайся ко мне лишний раз», и, неосторожно подойдя к нему, можно было получить самый холодный и въедающийся в душу взгляд.
Его отношение ко мне представляло собой какое-то одолжение, которое я каким-то странным образом заслужил. Он смотрел на меня и, кажется, был настолько разочарован, что даже не пытался высказывать этого своего раздражения.
- Ты из богатой семьи, ведь так?
Я постоянно спрашивал о правильности любой пришедшей мне в голову насчёт него мысли.
Он холодно на меня посмотрел.
- Да, и я учился в одной из лучших школ. Но это не значит, что я обязан своими умениям тамошним учителям.
Я отрицательно замотал головой, подбирая слова в свою защиту, но не успел я начать предложение, как дверь в аудиторию с грохотом открылась.
- Учиха, давно не виделись!
В проходе стоял беловолосый юноша, весь вид которого указывал на расточительство и эффектность, начиная от дорогого накрахмаленного пиджака и заканчивая ярко-фиолетовыми линзами.
Саске выдавил из себя подобие ухмылки.
Пришедший окинул меня оценивающим взглядом.
Я пялился то на одного, то на другого.
- Прошу прощения, творцы! Дополнительные занятия – это очень даже неплохо. Но, Саске…
Беловолосый с нарочитым шумом пододвинул стул к мольберту Учихи.
- Мне нужна твоя помощь.
Учиха с молчанием ожидал продолжения, которое, несомненно, последовало через несколько секунд.
- Абстракция не дает мне покоя третью ночь своей невыполнимостью и длинноволосостью.
Учиха удивленно приподнял брови.
Я непонимающе глядел на разворачивающуюся сцену.
- Если мне не изменяет память, твоя «длинноволосая абстракция» пожирала меня взглядом несколько пар подряд с таким рвением, которое я встречал только в гей-клубах 35+.
- Ты был в таких клубах? Учиха, я знал, что ты побывал во всех дырах нашего города, но не до такой же степени!
Суйгецу засмеялся, раскачиваясь на стуле, на который он сел спинкой вперёд.
- Но твои успехи в области похождений по рукам старых извращенцев меня мало интересуют, лучше скажи, где мне раздобыть нечто настолько фееричное, что в голове появятся прекрасные композиции с упором на цвет.
Суйгецу улыбался, пока его взгляд не встретился с моим. Тут его лицо на секунду изменилось, и не заставила себя ждать наглая фраза:
- Кстати, этот мальчишка разве не относится к разряду тех пай-мальчиков, которые вечно подставляют нас, да ещё и бездарно пишут?
Я уже было открыл рот, чтобы послать к чёрту этого размалёванного идиота, но на помощь внезапно пришёл Саске:
- Этот мальчик неплохо занимает эфирное время, и его смазливость окупает взгляды этих стариков-извращенцев, близости с которыми ты так жаждешь.
Суйгецу пожал плечами. Я попытался скрыть удивление и недоумение.
Если я всё правильно понимал, Саске был геем. Чёртов Учиха Саске был геем.
С ума сойти.
- Плевать. К кому мне стоит обращаться для познания великих тайн нашего мозга?
- Пытаешь скрыть свою бездарность галлюциногенами? Какая гадость.
- То, что моя душа не лежит к чёртовой композиции, не значит, что я бездарность, ровно как и то, что моё тело не захочет одного из рьяных представителей этого направления.
- О господи, Суйгецу, что за бред… он не трахнет тебя, если ты подсунешь ему работу под наркотой…
Я как-то совершенно не к месту подавился, из-за чего тут же поймал насмешливый взгляд пришедшего парня.
- Хорошо. Ино. Яманако Ино. Моя старая знакомая.
Суйгецу выжидающе смотрел, но Саске, кажется, не собирался продолжать.
- Ну и? Учиха, откуда я знаю, как выглядит твоя знакомая?
Саске испепеляюще посмотрел на обладателя отглаженного пиджака и, фыркнув, откинулся на стуле.
- Лесбиянка с первого курса. Блондинка. Ты её сразу узнаешь, если увидишь.
- Чудесно, Учиха, чудесно! Ты так красноречив! Впрочем, и на том спасибо. А теперь пока-пока, мои юные творцы.
Блондин с шумом отодвинул стул и направился к двери.
- Слишком тихий этот твой «нормальный мальчик», как бы ты не свихнулся, Учиха, от такого «заполнения эфира», - сказал Суйгецу, кинув на меня прощальный взгляд.
- Твоя рожа кого угодно выведет из душевного равновесия, - огрызнулся Учиха ему вслед и, повертев в руках карандаш, снова положил его на место. – Что-то не рисуется мне сегодня.
По моим ушам проехалось, словно пластмассой по стеклу, слово «рисуется», но я лишь внимательно смотрел на Учиху.
- Вечно он врывается со своим недотрахом и сбивает. Совершенно сбивает.
Саске уставился в потолок, монотонно выбивая пальцами мелодию по краю планшета.
- Саске, ты – гей?
Учиха глянул на меня почти презрительно, устало и по-кошачьи властно.
- Мне кажется, что тебе нравится задавать вопросы, ответы на которые очевидны.
- Саске Учиха – гей. С ума сойти.
Повторил я бьющую у меня в голове фразу.
- Я бисексуален. Кажется, это нормально для художественного училища. Эстетика мужчины меня привлекает... ты удивлён?
Я кивнул.
- Чтобы ты не боялся, я скажу, что меня мало привлекают блондины. Не моё.
- Я даже не думал об этом.
Я подошёл к раковине и выплеснул туда помутневшую воду. С учебой на сегодня можно заканчивать.
- Но я неплохо отношусь к соблазнению невинных мальчиков-натуралов. Вот тут можешь начинать бояться.
Учиха окинул меня медленно-оценивающим взглядом, а потом с напущенной жадностью посмотрел мне в глаза.
- А если я скажу тебе, что я асексуален?
Учиха нахмурился, скептично протянув:
- О господи, бедный ребёнок. Тебе насиловали какие-то идиоты и не смогли довести до оргазма. Какая жалость.
- Идиотки в моём случае, - поправил я.
Саске окинул меня недоверчивым взглядом и начал собирать вещи.
- Знаешь, ты действительно производишь впечатление пай-мальчика. Но ты связался со мной. Прости, я, кажется, испортил твой образ?
Я кинул на Учиху ненавидящий взгляд, из-за чего он лишь усмехнулся.
- Возвращаясь к старому разговору... Я живу в общаге на третьем этаже. 307 комната. Так что заходи, если будет время.
Удивление на моём лице видимо было настолько очевидным, что Саске поспешил пояснить:
- Я натыкался на тебя целую неделю. Большая часть пар у нас проходит вместе. Даже у моего игнорирования есть свои пределы. Уж лучше дать посмотреть тебе хорошие фильмы и иметь хоть какого-то, но собеседника, чем смотреть, как кучки недоумков перебрасываются оценивающими взглядами и корчат из себя глыбы льда и презрения.
Я поспешно кивнул головой, вспоминая тягучесть атмосферы, когда аудитория забита первокурсниками.
Учиха в это время собрал вещи, и не прошло и минуты, как он вышел из кабинета.

*

Sasori

Наш закрытый мирок был превосходен.
Дейдара – мой неизменный слуга в своей нескончаемой любви.
И я в его руках – постоянно зависящий от собственного возбуждения.
Комната в общаге была переполнена нами: наши портреты по углам, разбросанные вещи, поломанные кисти и украшения. Железные колечки, вытащенные его языком из моих сосков, его подвески на толстых цепочках.
Наш маленький, закрытый и прекрасный мирок. Тут даже воздух был пропитан нами.
Моим одеколоном и его гель для душа. Подушки пропитались нашим потом, пролитым во время нескончаемого секса.
- Замри, чёрт бы тебя побрал!
Дейдара был раздражительным, когда принимался за кисти. Я в такие моменты впадал в особенный сарказм, который доводил его ещё больше.
Я согласился позировать ему в течение часа, сидя обнажённым на полу.
Он говорил, что я похож на куклу. Он сказал, если я буду двигаться, как он приказывает, то он создаст серию зарисовок «сломанная игрушка».
Мне было слегка обидно, что зарисовки мне никогда не показывают.
- Теперь брось руку на пол.
Я изумлённо на него уставился.
- Сделай неряшливое движение так, будто тебя не слушается рука.
Я посмотрел на деревянный пол и на свои побелевшие костяшки.
- Мне будет больно, если я буду делать это, не пытаясь избежать удара.
Дейдара засмеялся. Его золотые волосы рассыпались по плечам.
- Будто я не знаю, как ты относишься к боли.
Я усмехнулся и поднял руку верх, а потом, расслабив, почувствовал, как рука до приятного жжения стукнулась о пол.
- Вот так. Ты прекрасен, Сасори, я тебе это говорил?