Общее безумие

Честно говоря, Такахеши так и не решил, альбинос она или нет. Волосы вроде не крашенные, но кожа слишком смуглая для чистого альбиноса, а глаза – слишком едкие. Дьявольские. Завлекающие. Чёрная лаковая кожа, в которую была облачена Матсураси, шла и к этим глазам, и к коротким платиновым прядям.
Всегда шла.
- Ну что, будешь ещё за этой сучкой ухлёстывать?
Тен поморщился. Неджи умна, красива и недоступна, идеал в глазах тех, кому претит зимний холод младшей Учиха, а солнечная яркость Наруко слепит глаза. Такахеши один из них.
Неджи похожа на лук, который окажется бесполезной деревяшкой в руках невежды. И поэтому все «невежды» были одаренны лишь презрительным взглядом. А Такахеши даже этого не удостоился.
Но сейчас Хьюга – сучка. Заглядывая на огонёк к Хиде, Тен уже знал это.
- Нет, госпожа... – с придыханием.
- Я разве разрешала тебе говорить?!
Её голос взлетел на две октавы выше, и острый каблук сапога болезненно упёрся в бедро. Болезненно и возбуждающе.
На этот раз Такахеши всё сделал верно: затравленно покачал головой, глядя на «госпожу» снизу вверх с собачьей преданностью.
- То-то же... – смягчённые, чтобы не оставить шрамов, концы плётки любовно обвели алеющие полосы на обнажённой груди. Матсураси похотливо скользнула по губам кончиком острого розового язычка. Тен очень хорошо знал, на что способен этот язык и как развратно могут причмокивать эти тонкие бледные губы, но это случалось лишь в те редкие случаи, когда Хиде загоралась лёгкая страсть к мазохизму. Играла она всегда хорошо, а потом материла за то, что он «мягкотелый тюфяк».
Матсураси уселась Такахеши на живот и протянула одну ногу, положив голень ему на плечо. Кожа тихо скрипнула.
Приподнявшись настолько, насколько позволял бондаж верхней части тела и привязанные к холодным кованным ножкам ступни, Тен стал послушно вылизывать прохладную кожу прямо так, сквозь чулок. Кусать нельзя, рвать тоже, проходили уже. Нет, мягко ласкать языком и изредка рабопленно касаться губами обуви – это то, что нужно, особенно когда когтистая рука опасно шарит в районе паха, а волосы на голове встают дыбом от того, что Матсураси может сделать всё что угодно. Хида может. Может понаставить синяков, может отхлестать плёткой так, что лежать на спине потом не сможешь, может оставить глубокие рисунки скальпелем прямо в коже... Лишь вопрос времени, когда этой живой инкарнации зубристого кинжала взбредёт это в голову.
Такахеши не уверен в том, что сможет её остановить в нужный момент и остановиться сам.
Внезапно сквозь помутнённый рассудок пробилось ощущение, что его тянут за волосы. Кажется, Матсураси надоело играться.
Девушка, сдвинувшись назад, резко насадилась на него, и Тен прикусил щёку изнутри, сдерживая глухой стон. Рот наполнился металлическим вкусом.
Стонать «рабу» тоже нельзя. Раб здесь лишь для удовлетворения извращённых желаний хозяйки.
К тому же, Такахеши готов искусать зубами хоть всю свою ротовую полость, лишь бы не чувствовать на лице скотч.
Хида двигалась быстро, возможно, причиняя боль самой себе. Она вскрикивала и закатывала аметистовые глаза к потолку, короткие, обычно зализанные назад, пряди разметались, и на худых скулах вспыхнул такой яркий костёр румянца, что казалось, девушка горит изнутри. Тен до боли хотелось обнять её, притянуть ближе к себе, чтобы соприкасались не только бёдрами, но и телами, но всё это надуманное, так как представить что-то нормальное с Матсураси невозможно.
Способ выразить свою ревность и повергнуть соперницу в кислоту Хида выбрала идеальный, так как само существование Неджи противоестественно для их общего безумия.
Госпожа склонилась, надавила рукоятью плётки поперёк горла, заставив запрокинуть голову и приоткрыть губы, и проскользнула языком в рот Такахеши в вампирской жажде крови из прокушенных капилляров.

- Давай, давай, пошевеливайся.
- Раз тебя так раздражает шнуровка, то могла бы надеть что-то другое, - резонно заметил Такахеши, впрочем, не переставая распутывать. Запястья ныли от наручников, ноги тоже болели - от царапин, на что парень не преминул пожаловаться, и Хида не постеснялась проигнорировать. Настроение у неё было благодушное.
Матсураси нырнула под одеяло и, урча, как кошка, устроилась под боком. Тен не без удовольствия приобнял её за плечи, морально готовясь к долгой лекции на тему, почему к этой сучке Неджи ему лучше не подходить.
Комнатка, в которой стояла металлическая кровать с жёстким матрасом, была надёжная закрыта на два замка вместе со всей атрибутикой, а спать Хида предпочитала в с комфортом, под гигантским, похожим на облако, белым одеялом, и в обнимку с любовником.