Одержимость

Ночь, ещё одна ночь. Естественное время суток. Она только пришла домой, даже не успела переодеться из легкомысленного платья в домашнее.

Я не умру. Чувствуй, знай это.

Спина рефлекторно изогнулась, лопатки выпятились назад, увлекая за собой беспомощные руки, голова с расширенными от удивления и ужаса глазами запрокинулась назад, ноги подкосились; она медленно стала оседать на колени. Ей казалось, что кто-то ударил её по позвоночнику тяжелым тупым молотом: невыносимая тяжесть обрушилась на неё без возможности пошевелиться. Дыхание стало сбивчивым, громким, а кровь будто попутала направление своего пути. Сердце девушку не волновало, она отчаянно тревожилась за мозг. Либо она сошла с ума, либо мир, в котором мертвые не воскресают даже в современных сказках. Горло скрутила судорога, непослушное тело стремительно теряло равновесие. Если она еще чуть-чуть отклонится набок, то неминуемо упадёт и, возможно, уже никогда не встанет.

Я никогда не умирал. И это уж точно не в твоей власти – убить меня, заставить прекратить мыслить, существовать, творить.

Кислород в лёгких стремительно заканчивался, на новый вздох не хватало сил и желания. Ослепительная вспышка - и тишина. Но вот и тишина стремительно покидает её, громко смеясь в лицо, строя отвратительные рожицы. Пальцы бессмысленно сгибаются и разгибаются, а рот застывает в немом, но яростном крике, как будто между пальцами вырастают когти. Но и судорога тоже проходит, изо рта вырывается глухой хрип, и всё прекращается.

Ты беспрекословно поверишь в моё могущество, детка.

Недавно корчащееся тело застыло; дыхания почти не было слышно. Девушка, лёжа на животе, оперлась на локти и отстраненно изучила своё лицо ладонями. Вдруг она ощутила себя зверем: немигающие стеклянные глаза, острый слух, возбужденный ум и резкие движения. Тихое дыхание сменилось шумным и прерывистым. Она протёрла тыльной стороной ладони губы, зверски откинула назад волосы и вновь приникла грудью к полу, отчаянно хватая ртом воздух. Голова гудела, девушка была уверена, что слышит, как в мозгу расползаются трещины. Но тело не шевелится.

Это конец?

Нет, теперь ты в клетке, моя игрушка. Как в игрушечном домике.

Вскочив на ноги, она монотонно рассмеялась. Вяло подняла одну руку вверх и помотала кистью. Согнула в локте и контуженным движением опустила. Высоко поднимая ноги, прошла вперед шесть шагов, перпендикулярно развернулась - и вновь шесть шагов. И еще. И еще. Квадрат. Тесная клетка, однако. В глазах горели огоньки, которые рвались на свободу, но затуманенный рассудок не был в силах подчиниться хозяйке, лишь лицо судорожно скривилось. Но ничего не менялось, она ходила по квадрату: сначала неуклюже ступая, потом всё увереннее, гибче, пластичнее. За какие-то секунды – минуты, часы, дни? – она теряла сомнения. Её существование измерялось этими бессмысленными шагами, её воля блекла, таяла, но она отчаянно хваталась за крупицы здравого смысла. Её тело дрожало, а зубы стучали.

Нет, ты избавишься от прежних связей, будешь изнывать от страха по ночам. Будешь ждать меня.

Её тело упало на кровать, пальцы сжимали простынь, а ногти бессмысленно царапали ткань, оставляя кривые полосы. Что хочет от неё этот голос? Почему её тело покорно подчиняется ему? Он мертв, да и не был жив! Но она ведь жива, сердце всё ещё гонит кровь по кровеносным сосудам, та насыщает собою органы, а их совместная работа позволяет её телу еще раз выгнуться, а зубам ещё раз укусить нижнюю губу. Если это галлюцинации, то почему они беспрепятственно парализуют, извиваются и проникают в неё, располагаясь меж её костей, клеток? Сейчас она возбуждена и мечется на широкой кровати с багровыми простынями. Один только голос – в пространстве, мозгу, бреду?.. – может заставить её выпрыгнуть из окна или утопиться. Этот тихий ломкий голос своим звучанием играл на её нервах.
Зрачки расширились, на лбу выступили капельки пота, адреналин большой порцией поступил в кровь. Страх. Не паника, ужас или отвращение – лишь леденящий насквозь, не знающий преград страх.
- Жду…тебя, - еле выговорила она и вновь застыла.
Саске? Наруто? Сай? Какаши? Цунаде? Ино? Кто это?
Ничего не значащие имена. Ничего ценного в них нет. Ничего родного они не предполагают. Ничего личного.

Ты забудешь, как это – чувствовать; потеряешь значение слов «привязанность», «дружба», «любовь».

Наконец-то она может слышать что-то помимо себя: собственных криков и собственного молчания. Осознание того, что в мире существуют посторонние звуки, потрясло её до глубины души. Девушка ощутила в себе силы и поднялась с кровати. Подойдя к зеркалу, она расчесала и уложила волосы, подкрасилась. Движения были быстрыми и резкими, в глазах читалась отчужденность и безразличие. Девушка взяла несколько рамок с фотографиями и вышла из дома.

- Привет, решила навестить меня? – Наруто улыбается, приветствуя её. Он либо улыбается, либо плачет. Он не бывает равнодушным! И она раньше не бывала. До сегодняшней ночи.
Её выражение лица не менялось и ничего не выражало, она продолжала молчать.
- Что с тобой, Сакура? – его лучезарная улыбка сменилась наивно-милым удивлением. – Что случилось?
Сакура бросила фотографии к его ногам и ушла.
Стекла треснули. Как раскололись и их пути. Они недолго были вместе: Саске, Сакура, Наруто и Какаши. А с Цунаде и Ино и того меньше. Однако, их связывают крепкие узы, но Сакура уже не восприимчива к ним. Он зовёт её. Взывает к ней сквозь пространство, время и боль. Физическую, первобытную. Она бросила все воспоминания и привязанности человеку, который олицетворял для неё дружбу, в лицо - и они упали к его ногам. Но он не растопчет их.
Наруто выбежал за порог, стал кричать, звать её, искать. Но поздно. Её нельзя найти, она растворилась для него, она сокрыта от него. Она ушла. Наруто ничего не понимал, но боялся. Такой Сакуру он не видел никогда. В растерянности вернувшись, он присел у сломанных рамок с треснувшими кое-где стеклами. Она выбросила дружбу, доверие, уверенность.
- Сакура и Саске…Этой фотографии нет. Сакура не выбросила её, не распрощалась с этим прошлым. Не всё потеряно. Не всё потеряно… - шептал Наруто.

Забудь. Ты принадлежишь мне. Безраздельно. Не противься.

Но неизвестные даже самой Сакуре силы сопротивлялись, не давая стереть из памяти образ Саске. Он слишком прочно засел у неё в памяти, овладел её мыслями. Сакура цеплялась за него, как за последнюю смутную надежду.
Ветер трепал её волосы, охлаждал своей свежестью разгоряченные щеки. Её начало трясти - новый приступ близок. Уже видно дом, она успеет добрести до него. Огонь жег её внутренности, тошнота подкатила к горлу. Он управляет ей, таково уж его мастерство.
Она распахивает дверь, влетает в дом.
Саске! Саске! Она из всех сил старается удержать память о нём, но тёмный образ становится всё более расплывчатым, он ускользает от неё.
Сакура бьёт посуду, сметает всё с поверхностей, крушит мебель, хлопает дверьми. Ей вновь кажется, что вырастают когти и она может рычать, как разъяренная зеленоглазая кошка, но это бессмысленно. Сакура стоит перед фактом: она не может удержать его.

Прекрати!

Она тщетно старается не слушать этот голос, но другой, более родной, приятно ласкающий слух голос нежно прошептал:
...Пожалуйста, отпусти…Спасибо и…прости.
- Саске!
…Отпусти..!
По щеке скатилась слеза, и её ярость только возросла. Она корчилась, била кулаками по стенам. На заплетающихся ногах дойдя до спальни, Сакура достала из ящика тумбочки фотографию и не узнала человека рядом с собой.

Вот и всё. Я сильнее бессмертных чувств. Я могу повелевать ими.

Её тело распласталось в неудобной позе на полу. Не существовало ничего кроме хаоса, обрушившегося на неё со всех сторон, но Сакура не понимала, почему это происходит. Она чувствовала, что лишилась чего-то очень важного, но выяснить, чего же, не представлялось возможным. И она лежала: разбитая, сломанная, просроченная, ненужная самой себе. Кукла. Ненавистное слово, не выражающее абсолютно ничего и слишком хорошо ей подходящее. Всё, что она могла – это дышать и слушать. Дышать душным воздухом и просто слушать мир вокруг себя. Речь, голоса природы, звуки предметов.
Где ты? У меня уже ничего не осталось! Почему ты молчишь, восставший из пепла? Нравится терзать меня?

О да! Я мщу. Тебе осталось избавиться лишь от одного, что может держать тебя, и тогда ты придешь ко мне.

Сакура поднялась, повинуясь единственному, что с ней осталось. Жизнь – это падения и подъемы. Но в её случае это слишком буквально.
Протектор Конохи висел в шкафу, перевешенный через балку. Повязка на лбу – символ верности деревне и способности защищать её. Она разорвала её в клочья руками безумной, которой повелевает могущественный кукловод. Сакура потеряла себя. Он всё за неё решил.
- Где ты? Я жду тебя! – хриплым голосом кричит девушка, не знающая, где заканчивается реальность и начинается бред.

Иди же ко мне!

Она карабкалась, пальцы железной хваткой цеплялись, ногти яростно впивались, а ноги упирались; по лицу потоком текла вода.
Добравшись до сырой пещеры, скрываемой водопадом, она увидела Сасори. Прекрасный, искусственный, могущественный, он сидел в кресле, похожем на трон, и в упор смотрел на Сакуру.
- Думал, сюда невозможно добраться.
- Ты звал.
Она застыла, неестественно склонив голову набок, её глаза горели страстным огнём. Сасори улыбался.
- Теперь ты моя.