Одна на двоих

- Я не буду этого делать.
Гаара смотрит спокойно и строго, губы его сжаты в привычную тонкую полоску.
- Не глупи, она ранена! – срывается на крик Канкуро.
В палатке тесно и невыносимо душно, крохотная лампа, подвешенная под потолком, светит неровно: то вспыхивает, разгорается ярко, так, что в глазах пляшут огненные блики; то еле-еле озаряет полотняные стены тусклым, неверным свечением.
Темари лежит без сознания. Ее нехило потрепало в сегодняшней битве: ткань кимоно взмокла от свежей крови, окрасилась ярко-алым на груди. И по уму следовало бы обработать рану, залечить ее, перебинтовать как следует…
- Я не собираюсь раздевать собственную сестру, - голос Казекаге звучит тихо и твердо, ни тени сомнения, ни грамма неуверенности в нем. – Почему бы тебе не сделать это самому?
Время тянется нестерпимо медленно, драгоценные минуты уходят на пустые, бессмысленные размышления, и Канкуро это прекрасно понимает.
«Какого черта?! Мы же шиноби! Помогать боевым товарищам – наш долг!»
Он в который раз ловит себя на мысли, что ответственные решения всегда даются ему особенно нелегко.
- Выйди, - произносит чуть слышно. И, зашуршав тихонько плащом, Гаара покидает палатку.

***
Руки у кукольника дрожат мелкой, едва заметной дрожью. Пальцы, развязывающие красный кушак, не слушаются, кажутся внезапно задубевшими, начисто лишившимися былой гибкости. И Канкуро понимает, что ловко управляться с марионетками – ничто по сравнению с тем, чем он занимается сейчас. Он раздевает ее. Раздевает свою сестру…
Алая лента легко скользит в его ладони. Она гладкая и прохладная, как промасленный шелк. Кукольник бережно сматывает ее и откладывает в сторону. Тянется негнущимися пальцами к ткани кимоно, плотно обтягивающей полную, тяжелую девичью грудь, вздымающуюся мерно и ровно. Темари спит спокойным, глубоким сном. Темари не чувствует, как руки брата гладят-ласкают ее полуобнаженное израненное тело…
- Ты что делаешь?
Канкуро поднимает на внезапно вернувшегося брата мутный, невидящий взгляд. Взгляд безумный и бесцельно блуждающий.
- Выйди вон! – рявкает зло не своим голосом. – Чего приперся?!
Походную палатку тут же наполняет звучный шорох песка: у самых ног Гаары стремительно собирается-зарождается миниатюрный песчаный вихрь. В воздухе уже вовсю летают крохотные колючие крупицы-песчинки.
- Оставь ее, - Казекаге сжимает руки в кулаки так, что белеют костяшки пальцев. – Не трогай…
В ответ слышится издевательский смешок. Канкуро спешно расстегивает на себе песочного цвета жилет. Смотрит с явным вызовом на младшего брата.
- Брось, Гаара: она ведь все равно ничего не узнает. Признайся, тебе ведь самому не терпится ей вставить.
- Это гадко. Я не собираюсь этого делать… И тебе не позволю.
Кукольник лишь согласно кивает и деланно равнодушно пожимает плечами. А затем принимается за осмотр раны. Тут же становится ясно, что рана эта – всего лишь царапина, и залечить ее не составит никакой сложности.
- К тому же… Что если она еще девственница? – произносит Казекаге чуть слышно, в голосе отчетливо слышится сомнение.
- Девственница?! Ты не жил с ней в одном номере во время экзамена на чуунина. И уж точно не слышал, как она стонала в соседней комнате, когда этот щенок Нара приходил к ней якобы «по делам».
В палатке вновь воцаряется напряженная тишина. Лампа уже почти не светит: догорает стремительно. И все реже пляшут на полотняных стенах неяркие, обманчивые блики.
- Она даже ничего не почувствует, - нашептывает заговорщицки Канкуро. Он понимает, что Гаара уже давным-давно сдался, осталось только окончательно уничтожить все его сомнения, добить. – Неужели ты не хочешь ее? Она ждет, она вся твоя…

***
Видеть собственную сестру голой чересчур непривычно, слишком волнующе. Тусклый свет догорающей лампы разливается золотистыми отблесками по молочно-белой, гладкой поверхности кожи. Гаара отчетливо понимает всю неправильность своих действий, но уже просто не может остановиться: судорожно шарит руками по груди Темари, с силой сжимает в ладонях мягкую, упругую плоть.
- Я первый, - спокойно заявляет кукольник.
- Ладно, - слышится так же коротко, безразлично в ответ.
Канкуро поглаживает свой член; подушечкой большого пальца массирует головку, размазывая по ней вязкие капли смазки. А другой рукой водит у сестры между ног: тщательно ощупывает влажные складки, скользит меж ними липкими пальцами, проникая внутрь осторожно - на фалангу, не более. Дразнит-щекочет набухший клитор.
Юного Казекаге возбуждает это зрелище. Ему нравится то, что он видит. Нравится смотреть на то, как его старший брат забавляется со спящей Темари. Но в то же время нестерпимо хочется поскорее сделать нечто подобное самому… Гаара крепко сжимает в руке свой стоящий член и начитает старательно, с чувством его надрачивать: двигает кожицу быстрыми и резкими движениями «от себя», получая при этом небывалое, почти болезненное наслаждение.
- Зачем дрочить, если можно сунуть ей в рот? – ухмыляется кукольник, вытирая блестящие от смазки пальцы о плоский девичий живот.
Младший брат шумно сглатывает и едва заметно кивает в ответ.
Канкуро сжимает ноги сестры под коленками, настойчиво разводит их в стороны, приподнимая. И не без удовольствия смотрит на результат своей работы: из Темари уже обильно течет, половые губы покраснели и раскрылись, открыв вид на узкую темную дырочку.
- Она уже готова.
Но кукольник вовсе не намерен спешить, хотя его член уже давно стоит во всю длину, изредка подрагивая. Шанс безнаказанно отыметь собственную сестру выпадает раз в жизни, и расходовать его впустую – непростительная глупость. Раз уж господин Случай предоставил Канкуро такую привлекательную возможность, он воспользуется ею с умом.
Он неторопливо приваливается сверху и какое-то время просто ритмично трется твердым членом о гладко выбритый лобок, чтобы еще больше усилить возбуждение. Потом опускается чуть ниже, настойчиво тыкаясь во влажные складки, нежа промеж них обнаженную головку. И только после этого медленно-медленно въезжает внутрь как по маслу и замирает, наслаждаясь теплом и мягкостью плотно сжимающих его стенок.
- А-а-а, черт… Как же хорошо… - постанывает глухо. И хочет еще что-то сказать, но как только начинает неспешно двигать загорелыми бедрами, слова загадочным образом застревают поперек горла. А вместо них с губ срываются частые, судорожные вздохи.
Гаара и не вслушивается особо: он чересчур увлечен своим грязным делом. Казекаге занят тем, что водит членом по лицу своей спящей сестры: «очерчивает» им ее скулы; неосознанно капает полупрозрачной смазкой на лоб, измазывая кончики светлых волос тугими каплями; легонько шлепает по приоткрытым губам ярко-розовой, вылезшей головкой. И все норовит толкнуться дальше, в манящую теплоту рта, да никак не получается: мешают зубы.
- Так не пойдет. Давай меняться местами, - предлагает.
Смотреть на то, как Канкуро ритмично и целенаправленно вколачивается в распластанное под ним девичье тело, становится попросту невыносимо. Гаара мучается от одного только созерцания: ему уже давно нестерпимо хочется кончить. Кончить в свою родную сестру.
- Ладно уж, - раздосадовано тянет кукольник, соглашается нехотя. На самом же деле перспектива делиться с братом ему совершенно не нравится.

***
Юный Казекаге больше не намерен ждать: он наваливается на Темари всем телом, как наваливается на песчаный бережок дорвавшийся до оазиса путник. Наваливается и тут же вгоняет ей по самые яйца одним единственным резким движением. Он двигается неровными толчками, лишенными всякого ритма. Сказывается отсутствие опыта: Гаара вбивается внутрь неумело, кое-как; его член, липкий от смазки, то и дело выскальзывает из растянутой, растраханной дырки.
Казекаге вздрагивает всем телом и жалобно всхлипывает, дергается, брызгая спермой в такт собственным движениям, словно молодой кобелек, впервые осеменивший суку.
- Ты что, уже кончил? – интересуется Канкуро удивленно и чуть насмешливо. А через секунду чуть ли не задыхается от возмущения, - ты кончил в нее?! Ты хоть понимаешь, что натворил?! А если она забеременеет, что тогда?!
Гаара его не слушает даже: он спешно одевается, путая то рукава, то штанины. Подхватывает на ходу свою бутыль с песком, вешает ее на плечо второпях и тут же выметается из палатки.
Кукольник провожает его недоверчивым взглядом и лишь пожимает беззаботно плечами. Наконец-то он остался с сестрой наедине. Ждать больше ни к чему: Канкуро по-хозяйски раздвигает ей ноги и с легкостью закидывает их себе на плечи. Кривится брезгливо, видя, как вытекает из Темари обильным потоком густая сперма ее же младшего брата.
- Вот же идиот.
Повторно долбиться в использованную щелку как-то не особо хочется. Приходится выбирать: либо анал, либо рука. Без лишних размышлений кукольник выбирает первое: смазка в виде чужой спермы уже есть – и то хлеб. Канкуро закрывает глаза, закусывает губу в предвкушении и пытается медленно втиснуться внутрь, но дальше головки член не идет: тугое колечко мышц сжимает его чересчур плотно, должно быть.
- Прости, сестренка. Придется тебе немного потерпеть.
Он толкается резко и быстро, сразу на всю длину. Трахает ее, как дешевую обконченную шлюху: грубо и глубоко, гулко шлепая яйцами по подтянутым ягодицам при каждом толчке.
- Да-а-а, еще… Я знаю, что тебе нравится…
Канкуро выходит из нее в последний момент и доводит себя до оргазма ритмичными движениями руки. Он нарочно привстает на коленях и кончает своей сестре прямо на лицо – пачкает вязким семенем приоткрытые губы и чуть вздернутый подбородок, забрызгивает тонкими белесыми струйками по-детски пухлые щеки.

Последний раз мигнув, озарив на прощание неверным светом всю палатку, гаснет под потолком крохотная масляная лампа.