Огненный вихрь

На улице вечерело. Кажется, стрелка часов приближалась к десяти.
Я провел рукой по непослушной копне волос.
Квартира выглядела особенно уныло с громоздкими картонными коробками, голыми стенами, опечатанной мебелью. Вообще-то, можно было и не упаковывать все, но я явно увлекся самым, пожалуй, нудным занятием на свете.
Свет тусклого фонаря забил через окно, оставляя желтое пятно на полу. Значит, уже десять.
Я встал с кровати, одернув черный пиджак. Осталось только повязать галстук. Красный.
Посмотрев на себя в пыльное зеркало, я пришел к выводу, что выгляжу сносно. Мне всегда шли строгие костюмы, поэтому они и составляли большую часть моего скудного гардероба. Но этот был особенно хорош: дорогая ткань идеально сидела, подчеркивая фигуру, благородный черный цвет выделялся на фоне бледной кожи.
Оглянувшись по сторонам, я заметил, что совсем не вписываюсь в общую обстановку.
Пора уходить.
Сегодня для меня особенный день — последний в этом городе, стране, континенте. Чувства были смешанные, хоть решение и было принято давно и лично мной. Учиха Саске никогда не поддается чужому влиянию, ну или так считает.
Я сдержал ухмылку, которая уже таилась в уголках губ.
Сев в такси, я наслаждался пролетающими мимо неоновыми огнями города, лицами случайных людей, местной суетой.
Кто бы мог подумать, что где-то в глубине души Учиха Саске романтик. Но, в конце концов, могу я позволить себе расслабиться в последний вечер?
Я действительно считал его особенным. В нем присутствовало неуловимое волшебство, которое я не в силах объяснить. Возможно, я не один, кто переживал подобные чувства. И, может, кто-нибудь поймет меня.
Заплатив таксисту, я вышел из машины.
Яркая вывеска, конечно же, привлекала к себе внимание прохожих. Некоторые останавливались почитать афиши, кто-то фотографировался на фоне мемориальной стены, собравшей на себе сотни автографов каких-то звезд. Я бы сказал точнее, но, к сожалению, совершенно не слежу за новостями.
У входа почти никого не было — выступление уже началось. Но я знал, что время еще есть. Охранник узнал меня, я протянул ему купюру и вскоре оказался внутри.
Духота помещения встретила меня, как всегда, внезапно. Почему здесь никогда не проветривается? Достаточно-то дверь открыть.
— …девушки мадам Музанье! — сокрушительные аплодисменты на мгновение заглушили музыку.
Мое место было в самом углу, столик для одного. Раньше был хотя бы второй стул, но теперь и его нет. Смотрится жалко, соглашусь. Наверное, поэтому каждая вторая девушка горела желанием меня «пожалеть».
Помнится, одна из таких назвала меня котенком, брошенным под холодным ливнем. Думаю, вам не стоит рассказывать, что было дальше.
Музыка заиграла громче, и я отвлекся от мыслей, переключив свой взгляд на сцену.
Одна за другой из-за бархатных гардин появлялись ослепительные красавицы: брюнетки, блондинки, рыжие, высокие, стройные. Казалось бы, каждый найдет себе музу по вкусу!
И моя всегда появлялась последней.
Короткие наряды девушек будоражили мужские сознания, но, в то же время, смешили своей театральностью. Черные, синие, красные чулки! Лаковые шпильки с бантиками и без! Корсеты, юбки, прекрасные лица с огромным количеством макияжа! О да, казалось, даже воздух пропитан этой приторной красотой.
Ослепительные прожектора подчеркивали каждую деталь их костюмов.
Наконец, появилась она — Сакура.
Я не знал, настоящее это имя или нет. Пожалуй, слишком красивое, чтобы быть настоящим. Как и она сама, наверное.
Ее взгляд был устремлен куда-то выше зала, но не настолько, чтобы могло показаться, что ей безразличны зрители.
Она улыбалась, но никак остальные, по-другому. Загадочно. Нельзя было угадать, действительно ли она счастлива или это просто маска, которую она так старательно держит в своей тоненькой ручке.
Но я был бы полными идиотом, сумасшедшим, если бы не сказал о волосах этой девушки. Огненные пряди спадали вдоль тела, с точностью повторяя его изгибы. Но пламя не сжигало ее почти прозрачную кожу, а только придавало свечение.
Это было одно из самых прекрасных чудес на свете.
Огромные глаза блестели, и где-то в глубине души я надеялся, что, возможно, и меня коснется это сияние.
Что было дальше? Собственно, что и обычно.
Танцовщицы пели, улыбались, крутили аппетитными формами. Что-то вроде костюмированного стриптиза, что уж таить.
Сакура выступала здесь каждую неделю.
Воспоминание о дне нашего знакомства я трепетно храню в сердце.
Была холодная зима, пальцы рук замерзали даже через перчатки.
Я был пьян, насколько я помню. Очень.
Так же, как и другие, я остановился перед яркой вывеской, попялился на афиши и решил, что это вполне сносное место для того, чтобы не сдохнуть на этом морозе. На стол мне тогда поставили стакан с коньяком, и он быстро отогрел мои замороженные конечности.
Потом я увидел ее. Что я почувствовал?
Я никогда не был сторонником любви с первого взгляда, поэтому могу лишь сказать, что ее огромные глаза отрезвили меня в одну секунду.
Хотя, возможно, это всего лишь и преувеличение, связанное с алкогольным опьянением.
Но то, что я запомню на всю жизнь, — моя первая мысль: «Я должен узнать ее имя».
Так все и началось.
В нашу первую встречу она посмотрела на меня, как на дерьмо. А я… Надеюсь, не слишком жалобно.
— Как тебя зовут? — Скажем так, я никогда не умел «подкатывать «, да мне это и не нужно было. Учиха Саске всегда брал то, что ему нужно, не спрашивая разрешения. И да, в любом состоянии.
— С чего это я должна говорить тебе свое имя? — девушка прошла мимо меня, быстро завернув за угол.
Выскочка.
Я помчался за ней, стараясь при этом никуда не влететь. Увидел, как за ней закрывается дверь в гримерку, и, не раздумывая, вошел.
Она тут же заметила меня в отражении своего огромного зеркала.
— Проваливай по-хорошему. Или я вызову охрану, и они выкинут тебя на улицу, как мешок с отходами.
Я не сдержал смеха.
Девушка обернулась ко мне, и копна огненных волос разметалась по ее лицу.
— Что я смешного сказала?
Я сделал шаг в ее сторону и увидел, как расширились ее зрачки. Так-так, кажется, кто-то не такой уж и смелый.
— Меня зовут Саске. А тебя? — я не отрывал взгляда от ее лица, получая от этого истинное удовольствие. Мне нравилось изучать ее. Я чувствовал, что нашел очень интересную книгу. И где-то в глубине души надеялся, что развязка где-то еще вдалеке.
— Сакура. Так меня зовут, — тихо ответила танцовщица.
— Ты очень красивая, Сакура.
— Проваливай отсюда.
Так мы и познакомились. Да, я сразу ушел, но это было только начало наших… отношений? Честно сказать, я не знаю.

Выступление подходило к концу. И я старался уловить каждое ее движение, каждый взгляд. Запомнить это так, чтобы даже в самый ужасный день ее улыбка грела мое сердце.
Господи, а я ведь еще даже трезвый.
— Давайте поблагодарим наших прекрасных дам! И попросим на сцену… — я потерял всякий интерес.
Встал с места, кинув на стол мятую купюру.
Сакура была уже в гримерке, когда я бесшумно зашел. Она обернулась.
— Саске, — девушка улыбнулась.
Я ничего не ответил, прислонившись к косяку просто смотрел на нее.
Сакура сняла сережки, спрятав их в цветастую шкатулку.
— Почему ты молчишь? — она поднялась с розового пуфика и подошла ко мне.
Близко, чертовски близко.
— Какой красивый галстук. Мой любимый цвет, — она провела тонкими пальцами по дорогой ткани.
Конечно, ее любимый.
— Я не знал, — соврал я.
Руки девушки прикоснулись к моей шее, волосам, лицу. Я чувствовал сладкий аромат ее духов, ощущал мягкие подушечки ее пальцев, видел эти огромные глаза, в которых отражался я сам.
Я старался не копаться в своих чувствах, отдаваясь ощущениям.
— Зачем ты пришел?
Попрощаться.
— Увидеть тебя, — чуть улыбнувшись, ответил я.
— Ты давно не приходил… — она наигранно вздохнула, не отводя глаз от меня.
— У меня были дела, — отчасти, правда.
— Не сомневаюсь, — Сакура убрала руки, повернувшись ко мне спиной.
Кто-то мог подумать, что она обиделась, но я слишком хорошо ее изучил. Да, нельзя было наверняка сказать, что она чувствовала. Зато я прекрасно знал, что она хочет, чтобы думал я.
И я послушно играл в эту игру, выжидая подходящий момент, чтобы наконец-то сломать эту нимфу.
Может, за всем этим стояло обычно ребячество, а может, что-то еще. В любом случае, я не мог понять.
Я подошел к ней, развернув к себе лицом. Волосы лезли в глаза, но мне было плевать.
Поцеловал ее. Настойчиво, грубо, забирая всю ее без остатка.
Сакура обвила мою шею, прижимаясь еще ближе ко мне. Мы всегда целовались как ненормальные, как будто жить нам осталось минуту, а мы — безумно влюблены.
Каждый гребаный раз она прижималась ко мне, как в последний. И если обычно это лишь возбуждало меня, то сегодня я был готов завыть.
Я подхватил ее, с грубостью посадив на стол. Послышались звуки разбивающихся баночек с хрен знает чем.
Девушка стаскивала с меня одежду. В эти минуты она ненавидела мои костюмы, а я внутри слегка злорадствовал.
Ее корсет очень быстро полетел на пол, так же, как и юбка. Но я никогда не трогал чулки, о нет, в них она была как подарок на рождество.
Блядь, я обожаю рождество.
Без преувеличений, у меня было много девушек. Совершенно разных: я любил экспериментировать. Но почему в мой последний день я пришел именно к этой, я не понимаю. Проснувшись сегодня, я решил, что точно разберусь с этим. И выйдя из этого борделя, уже наверняка буду знать.
С одной стороны, это правильно, потому что я ненавидел, когда что-то в моей голове не укладывалось. А с другой, где-то очень-очень глубоко внутри я понимал, что не хочу знать ответ.
Потому что это будет означать конец.
Я кусал ее нежную кожу, оставляя синяки, хотя знал, как сильно она будет меня за это ненавидеть. Целовал ее в ключицу, проводя языком вдоль выпирающих косточек. Нежно, почти незаметно прикасался к соскам, зная как это ее возбуждает.
А потом мы трахались. Почему так грубо? А как можно назвать секс на столе в гримерке?
Господи, она шептала мое имя, так и не сняв с меня рубашку.
Это была девушка — противоречие. По сути же, передо мной обычная шлюха. Наверное, она получала деньги за секс. Ведь не проживешь же на одних танцульках по пятницам.
Но я так надеялся, черт, я так сильно надеялся, что только мне она так улыбалась, только мое имя так тихо, нежно, почти незаметно, она шептала, когда мои руки касались ее мягкой кожи. Я не любитель иллюзий, и именно поэтому мне сейчас было так противно. Скорее от себя, чем от нее.
Я все еще помню ее глаза в тот зимний день.
И сейчас, заглянув в них снова, я пытался понять, что же меня так зацепило. Как Учиха Саске мог попасть в этот огненный капкан?
— Саске, с тобой все нормально?
Я отошел на несколько шагов, и девушка спрыгнула со стола.
— Все в норме, — сухо ответил я.
— Сомневаюсь. Сегодня ты какой-то… — она повернулась ко мне. — Как будто не здесь.
Странная эмоция отразилась на лице Сакуры, и я слишком поздно осознал, что это значило.
— Ты решил прекратить наши встречи, да?
Вот такой простой вопрос, который поставил нас на край обрыва. И кто-то должен прыгнуть.
— А ты хочешь, чтобы это была наша последняя встреча? — во рту пересохло, и я понял, что наконец-то приблизился хотя бы немного к вопросу, который мучил меня уже давно.
— Я…
Ее грудь все еще была оголена. Такая красивая, аккуратная. У нее было потрясающее тело.
А эти волосы, боже, эти волосы.
— …не знаю.
Что? Что она сказала? Я не хочу слышать.
Эти волосы… Ненавижу!
Я схватил пиджак и немедленно вышел из гримерки, стараясь не смотреть на Сакуру. Идя по коридору, я старался привести свой внешний вид снова к определению «сносно», совсем скоро вырвавшись на улицу, где не было этого сладкого запаха и огромных глаз.
Все было именно так, как было.
Дурацкая фраза, совершенно бессмысленная.
Я закурил, откинув волосы с глаз.
Не знает она.
На улице было так тихо, а в моей голове так шумно. Тысячи салютов разрывались где-то внутри меня, и я изо всех сил старался их не замечать. Лучше всего вообще об этом не думать, просто выкинуть из головы, пойти выпить, а завтра утром уже сесть в самолет, дыша своим перегаром на других пассажиров.
Все эти сцены пронеслись перед моими глазами, и я уже мысленно согласился со своим планом. Но вряд ли что-то выйдет.
Уже вообще ничего не выйдет. Последние минуты я тянул фильтр.
Я выкинул окурок, застегнул пиджак и рубашку и понял, что галстука при мне нет. Охереть как символично. Жалко, конечно, дорогой был.
Но вернуться обратно я не смогу.
Я обернулся на здание позади меня, удивившись, как же безобразно выглядит его задняя часть. Ну конечно, главное отделать парадный вход, зачем париться из-зазапасного выхода. Здесь пахло отбросами, а я лишь радовался, что не ее духами.
Так получается, что наша жизнь — порой веселая, а порой совершенно дерьмовая — строится исключительно нашими руками. Я стоял здесь, без галстука, среди отходов по той причине, что поддался слабости.
До этого я никогда не стремился залезть в свои эмоции, тщательно пряча их под маской безразличия. Многие люди — в основном девушки — считают это неправильным. В чем смысл своего существования без чувств?
Но сейчас, побывав в настоящем эмоциональном аду, я понял, что все это полный бред, и жить стоит только так, как хочешь ты.
Замкнуться в себе? Пожалуйста. Быть бездушной сволочью? Без проблем! Главное, что ты чувствуешь себя при этом не как убитая горем школьница.
Я достал новую сигарету из пачки, закурил. И решил, что вот он — мой путь. Развернуться и уйти отсюда по этому богом забытому переулку, никогда не возвращаясь.
Дверь сзади неприятно заскрипела.
— Саске!
Я резко обернулся, так и задержав сигарету у самого рта, не успев вдохнуть.
— Ты еще не ушел… — на ней уже была одежда, правда, в виде серого свитера и шорт.
Честно признаться, я вообще не знал, как на это реагировать. Мой мозг отказывался произвести хоть одну мысль. Любую.
Сакура спустилась с шаткой лестницы и подошла ко мне, я пару раз моргнул и, наконец то, вдохнул.
Она стояла передо мной, смотрела мне в глаза. Что это вообще такое?
— Кажется, если я тебя сейчас отпущу, то больше никогда не увижу. А этого я точно не хочу.
— А чего же ты хочешь, Сакура? — тихо сказал я.
— Может, сходим куда-нибудь? — она улыбнулась мне самой очаровательной улыбкой на свете. — Пригласи меня в кино.
И все? Вот так просто? Легко и играючи я снова оказался там, откуда меня так грубо вышвырнули.
И чтобы я там ни говорил, знайте, Саске Учиха признается: все, что я говорил до этого — полная чушь. Потому она мне улыбается.
Я был счастлив. Пожалуй, даже сильнее, чем когда-либо.
— Приглашаю, — я хило улыбнулся ей.
Потому что завтра я улетаю, и она правда больше меня никогда не увидит.
Пламя потухнет, оставит маленькие угольки. Но я сохраню один. Я обязательно сохраню.