Outer space.

Куда попадают души после смерти человека? Одни говорят, что в Рай или Ад, другие — они скитаются по миру. Третьи и вовсе в это не верят. Но каждый хотя бы на секунду задумывался о том, чем он будет занят, если будет жить вечно. Хотя бы душой.
А что происходит с душой, когда умирают светлые чувства? Она оказывается в темноте? Она попадает в иной мир? Нет. Каждый заключает свою сущность в особую клетку, ну а эти двое — в космос. В вечность и бесконечность. В холодный и пустой мир недосягаемого.



Moving in darkness.
— Как выглядит вечность?
— Наверняка там только пустота. Если бы мы могли знать наверняка.
— Какой ты себе её представляешь, Сакура? — голос стал тише и мягче.
— Я не могу себе её представить, ведь тебя там нет. Там нет нас, — её шепот стал едва различим. — На свете нет ничего вечного.

Слыша тяжелые басы, издаваемые соседским музыкальным центром, она закрывала глаза и делала какие-то легкие движения, ощущая себя пребывающей в невесомости. Там, где не существует ничего, кроме скоплений раскаленного газа, которым суждено исчезнуть через несколько триллионов лет, если не позже. И никакого жужжания дрели за перекрытием. Никаких ошибочных телефонных звонков с утра. Никакого его существования.
После этой мысли глаза тут же открылись. Искренние... они прищурились от бьющего в глаза дневного света.
«Нет. Так я не существую».

Она ужасно хотела увидеть все то, что сокрыто за пределами небесной сферы. За пределами многих миллионов световых лет. Сакура знала, что это невозможно, и что человек может издали увидеть лишь крупицы огромной вселенной. И человека, с которым их мало что связывало, она отождествляла с космосом. Он был для неё таким же неизвестным. Она не могла осязать, как и звезды, его мысли и чувства. Не могла увидеть всех его тревог и привычек в силу скрытности. Но она мечтала стать ближе, хотя бы на шаг. Стать ближе к нему. Снова.
И, когда придет время, сойти с привычной орбиты — сгореть в атмосфере.

Perfect silence.
Обещал простить все ошибки. Обещал извиниться за свои, а теперь сидит в тишине и смотрит на свесившуюся со стола трубку стационарного телефона, свесившуюся на витиеватом проводе со стола. И в голове постоянно перематывается кассетная пленка с их старым разговором. Болезненные ощущения возвращаются, давая осознать, что тишина — вовсе не вакуум. И, сидя в тишине, все равно будешь ощущать боль своих мыслей. Чистый эгоизм.
Облокотившись о стену, парень просто тяжко вздохнул и попытался переключиться на другую волну, но пленка снова начала прокручиваться в голове.

— Ты, правда, веришь, что есть что-то вечное?
— Теперь да...
— Боже, как ты непостоянна, — он тяжко вздохнул.
— Но почему? — она зажглась идеей, как вспышка на солнце. — Люди, просчитав миллиарды километров неизвестной материи вперед, - продолжила рассуждать Харуно, поправив прядь розовых волос, - осознав и предположив в теории существование несоизмеримо многого, назвали краем вселенной бесконечность. Так почему же мы, не зная, сколько нам быть ещё вместе, не можем назвать нашу любовь вечностью? Бесконечное количество минут рядом. Зачем их считать, когда можно просто быть друг с другом?
На секунду тишина поглотила их разговор, превратив все вокруг в безвоздушное пространство. Один из двух знал, кто первым невольно выйдет из игры. Холодный взгляд оставил в тот момент глубокий след в её хрупком сердце. Бездушие было ему свойственно, как ни пытайся закрыть глаза.
— Давай не будем лгать друг другу.
Он отпустил её теплую, но дрожащую руку. И больше не смотрел на неё. И больше не вторгался в космос её души ослепительно яркой кометой.

~Chapter 2. Spirit.~

Without oxygen.
Девушка неподвижно лежала в своей койке, пойманная в паутину трубок, присоединенных к электродам проводов и капельниц. Склонившись над борющейся за жизнь девушкой, сидел человек, чьи глаза были такими же неизведанными холодными галактиками для Сакуры. Её пальцы судорожно сжимали протянутую им руку.
— Он не придет, — тихо сказала она, завороженно глядя на Итачи.
— Придет. Вот увидишь, он обещал, — едва улыбаясь, пытался как можно более уверенно сказать Учиха. На редкость плохо у него получалось.
— Я подожду ещё чуть-чуть. Ради него.
Итачи было невыносимо тяжко это слушать. Сакура стала для него младшей сестренкой, которую он оберегал. Сиротка осталась совсем одна, когда болезнь вонзила свой грязный ржавый нож ей в спину. Девушку некому больше было поддержать, но, не поддаваясь законам физики, эта звезда сгорит чуть быстрее, чем могла.
Она повернула голову в сторону закрытой двери больничной палаты и спокойно вздохнула. Боль.
— Ты знаешь, Итачи... Я устала бороться. Пора уходить.
— Не говори так.
— Одной так больно. Эта боль страшнее других. Одной страшно, Итачи, понимаешь?
— Ты выкарабкаешься. Ты сильнее других, — убеждал её тот, как встретил знакомый отчужденный и отрезвляюще холодный взгляд в зеленом спектре.
— Давай не будем лгать друг другу, — она отдернула свою холодную руку и, не дав возможности остановить себя, выдернула несколько проводов, а потом убрала капельницу.
— Стой! Зачем? Врача! Врача! — надрывисто кричал брюнет.
Он подскочил и пытался что-то сделать сам. Но понимал, что это бесполезно. И даже прибывшие врачи вряд ли остановят это столкновение страха со смертью. С ледяной бесконечностью, лишенной чувств.
Девушка, чуть дрогнув, совсем ослабла. Она лишь шепнула себе под нос:
— Холодно.

Freedom in black.
Саске не смотрел на часы. Он пугливо прятал взгляд от будильника, не подходил к мобильному телефону, ругал себя за желание быть свободным и за то, что позволил преобладать этому желанию. Теперь он свободен. По-настоящему свободен от отношений, но не от совести и мыслей.
На ступеньке сидел его брат и смотрел на прохожих, как на музейные экспонаты. Непонимающе. Но, заметив брата, он спокойно встал и подошел к нему. Младший смотрел на того с упор, не мигая, и услышал:
— Можешь вздохнуть спокойно, глупец. Она умерла.
В свете фар только что проехавшего автомобиля Саске заметил тени, залегшие под глазами его брата. И опухшие от слез глаза. Ему было невдомек, что Итачи тоже умел плакать. От горя или счастья. Сейчас было первое.
— И?
В их космос попал кто-то третий.
Тут же младший был с силой прижат к стене дома рассвирепевшим Итачи. Он с силой тряс Саске, как тряпичную куклу и кричал:
— Ты же прекрасно знал о её недуге! Не прикидывайся дураком! Ты ведь из-за этого не брал трубку и не приехал, верно? Ты мог остаться с ней рядом, чтобы облегчить её существование. Хотя бы сегодня.
— И чем же я облегчил ей жизнь?
Тяжело и прерывисто дыша, Итачи продолжил ещё минуту разглядывать своего бестолкового братца, а потом просто отпустил.
— Безнадежен тот, из-за кого она собственноручно отключила почти все свои приборы. Она практически наложила на себя руки, понимаешь? Стоила ли девочка таких жертв?
Молчание.
— Да что с тобой разговаривать... — Итачи развернулся и пошел прочь, переполненный сожалением и горем потери, смешанным с отвращением к черствости собственного брата.
— Что будет завтра?
— Мы будем жить, — спокойно сказал старший Учиха.
— А она? — с детской наивностью спросил Саске.
— Я заберу её из морга и...
— Стоп. Ничего больше не говори.
«Я не хотел такой свободы».

Collision. Conclusion.
Так куда же тогда уходит душа после смерти? Она оказывается в том мирке, в который человек так искренне верит, представляя его единственным местом существования своей вечной души, истекающей кровью.
Саске знал, что слаб тот, кто способен наложить на себя руки. И он не собирался так делать, но, видимо, Сакура не могла пребывать одна в мрачной неизвестности, пока слезы неба размывают землю, присыпавшую её последнее пристанище. В дождливый вечер старенькую тойоту, за рулем которой сидел нетрезвый мужчина, занесло на тротуар. Кто-то скажет, что это случайность...

Но в бесконечности, не имеющей координат, две души столкнулись со скоростью света и слились в единое целое. И здесь вовсе ни причём притяжение или прочие научные сложности. Это их мир холодных взглядов и пылающих сердец, превратившихся в две ярких звезды, стремящихся к неизбежному столкновению, чтобы, став единым целым, закрутиться в вихре возродившихся из пепла чувств в новую галактику. Это мир их двоих. Прощеного и простившей. Уставшего от того, что нужно постоянно скрывать чувства в поисках истинной свободы, Саске и Сакуры, которая больше не будет плакать. Девушки, лицо которой больше не измождено болезнями и болью, и парня, который обрел истинную свободу, ведь космос бесконечен.

А звезды не умирают так, как люди. Они не исчезают — со временем они просто становятся невидимыми.