Параллель. Боль в тебе. 9.

Она решила не тратить свое время на пустые чувства. После того вечера она установила в себе барьер, издала закон, которого должна была неукоснительно подчиняться. Без него ее миру придет крах. Ей будет только хуже.
И хотя сердце твердило ей одно, она решила не слушать его. То счастье было всего лишь иллюзией. Наутро пришло жесткое осознание, что она изменяет своим принципам. Что она предает себя.
Выкинуть этих людей из своей жизни – вот что требовалось от нее. И прежде всего надо выкинуть Дейдару. Иначе он просто завладеет ею. Основательно.
Никаких компромиссов. Никаких уступок. Никаких согласий со слабой душой и сердцем. Просто не обращать внимания на то, что творится у нее внутри, когда она отвергает его, когда отторгается от его мира и перестает быть его частью.
Отныне ничего, кроме необходимой вежливости. Она не должна пересекать эту черту. Не должна идти на попытки сблизиться с ним, не должна потакать ему. Даже если сильно хочется. Так будет лучше. Она была в этом уверена, хоть и не знала, в чем будет проявляться это «лучше».
Ей не следует привязываться. В конце будет разочарование. Так всегда бывало с теми далекими людьми из ее детства. Так теперь поступила с ней мать.
Человек одинок. Везде и во всем. С рождения и до самой смерти. Сколько бы людей не появлялись в его жизни, он всегда будет пуст и одинок. Ино ясно себе уяснила это. И не собиралась восполнять свою боль и дыру в душе кем-то другим. Легче от этого никому не будет.
Она родилась одна. Она проживет одна. Она умрет одна.
Это неоспоримый закон всего человечества.


Ее трясло в приступе дикой ярости. Она смотрела в лицо матери и едва могла с собой совладать, видя на таких родных ей, коралловых губах, которые часто перед сном шептали ей сказки, ненавистную, кривую улыбку. Никогда прежде ее мать не улыбалась так несмело, так жалко, никогда еще в ее глазах не читался этот странный блеск смущения. Она легко, едва уловимо улыбалась и ждала, что скажет Ино. А ей просто хотелось обругать последними словами женщину, что произвела ее на свет.
- Поздравляю, - глухо прозвенел ее голос, словно звучал откуда-то издалека. Да и что еще сказать матери, кроме этого тупого слова? К гневу примешивалась растерянность.
- Твой отец не хотел устраивать большой праздник, поэтому на выходных мы все вместе едем в ресторан. По-семейному.
- Он не мой отец, - спокойно поправила Ино, глядя куда-то в сторону. Она знала, что лицо матери, такое светлое, вдруг помрачнело. Она знала, что ее всегда любящая мать стремилась к счастью дочери, она знала, что она думает, будто ей всегда не хватало полноценной семьи. Горькая усмешка скривила губы Яманако.
- Насчет фамилии, - прошептала покорно и печально Юми, - тебе придется поменять ее. Ведь мы же одна семья.
Это стало последней каплей.
Да, Ино знала, что они едут сюда жить не просто так, в качестве гостей. Она предвидела такой поворот событий, ведь он был более чем естественен. Ведь не будет же ее мать жить под одной крышей с человеком на правах любовницы? Она знала с самого начала, что рано или поздно они распишутся. Но не предвидела, что ее насильно заставят менять свою фамилию на фамилию этого ублюдка. Тсукури Ино. Одно это сочетание уже вызывает приступ тошноты.
- Я не хочу менять фамилию, - резко, отчетливо проговорила Ино, глядя в светлые, мягкие глаза матери с явным вызовом.
- Но, милая! Подумай сама – что скажут в твоей новой школе? Над тобой будут насмехаться, возникнут проблемы, будут болтать всякое, - выпалила мать с явным волнением в голосе.
- Я не в начальной школе. Всем плевать на то, какая у меня фамилия. Пусть что хотят, то и говорят, - остервенело выплюнула Ино. Она знала, что это ложь. Для общества, в котором она вынуждена жить, главнее всего приличия. И если она упрямо оставит себе свою прежнюю фамилию, в школе и правда могут пойти слухи. Тем более, в такой глуши. Все мгновенно станут говорить, что ее мать шлюха и что они живут как семья лишь недавно. И с ней точно никто не будет разговаривать. Ведь это тупое стадо ценит прежде всего какие-то иллюзорные правила морали и поведения. Если ты живешь в семье с другой фамилией – это уже минимум странно. Ино тяжело вздохнула. – Даже если начнут задирать, мне плевать, - тверже продолжала она. – Я не хочу менять фамилию.
Мать с отчаянием поглядела на нее.
- Подумай, пожалуйста, хорошенько, дорогая, - почти взмолилась она.
- Я отлично подумала. Просто превосходно. Я не буду менять фамилию, - стояла на своем Ино, хоть и знала, сколько боли это причиняет ее матери. Она упрямо сложила руки на груди и уставилась в окно, в которое с силой били лучи солнца. Невыносимо. Когда уже кончится это чертово лето?
Мать устало и обреченно вздохнула. Дрожащим голосом она попыталась в последний раз:
- Это наложит пятно на всю нашу семью. У нас у всех будут проблемы. Потому что люди узнают всю правду.
Ино жестоко усмехнулась. Больше всего на свете она хотела сказать жесткие слова, уже созревшие в ней. Но это лишь причинит боль матери. Еще чего – доведет ее до слез. Пришлось сдерживаться.
- А почему ты так боишься этой правды? – с издевкой спросила Ино. Юми потупила взор.
- Я не боюсь, - тихо произнесла она, не глядя на дочь. – Другие боятся. Если ты хоть чем-то будешь отличаться от других, будут проблемы. Люди этого не любят.
- Да мне плевать на их вкусы! – раздраженно, повысив тон, проговорила Ино. – Я не хочу жить по чьей-то указке. Пусть мне даже морду за это начистят – мне плевать.
- Зато мне не плевать! Ради меня ты хотя бы можешь… - она не закончила. С коридора донесся звук открывающейся двери, легкие шаги. Кто-то вернулся. – Это, наверное, твой отец на обед приехал, - она встала из-за стола с намерением встретить его, но не успела сделать и пару шагов, как в дверном проеме показалось улыбающиеся лицо Дейдары. Ино закатила глаза. Только его тут не хватало! Впрочем, он даже спас ее от этого дурацкого разговора, начинавшего уже приобретать масштаб серьезной ссоры. Она не хотела расстраивать слишком мать. Но иного выбора не было.
- Здравствуйте, дамы, - как всегда с нарочитой веселостью проговорил Дейдара, заходя в кухню. Юми улыбнулась, а Ино нахмурилась пуще прежнего. Зачем этот шут только приехал сюда? Он ведь должен быть на своей дурацкой работе в своем дурацком тату-салоне, маяться от безделья.
- Будешь обедать? – спросила Юми радостным голосом. Он ей явно нравился, что приводило Яманако в крайнюю степень злости.
- Да, спасибо, я как раз вырвался, потому что ужасно голоден, - смеясь, прощебетал брат, садясь за стол рядом с Ино. Она демонстративно и быстро встала, с намерением уйти в свою комнату, но голос матери заставил задержаться:
- Ты тоже садись. Голодная ведь, - это прозвучало скорее как приказание, нежели просьба. Ино кисло улыбнулась, хотела было проговорить, что она вовсе не голодна, но ее вновь остановили. Дейдара с явной усмешкой уставился на нее и произнес:
- Ты у нас не на диете, случайно? Ешь как воробышек.
- Спасибо, мама, - игнорируя замечание брата, сказа Ино недовольно и села за стол. На зло. Если ему так хочется есть в ее обществе, что ж, пожалуйста. Она села специально напротив него. Не хотелось сидеть рядом, чтобы он снова проделывал свои фокусы, пытаясь коснуться ее локтем.
Когда на стол было накрыто, Юми спокойно вышла из комнаты в сад, чтобы заняться клумбой цветов, росшей на заднем дворе. Ино с мольбой смотрела вслед удаляющейся фигуре матери. Оставаться наедине с Дейдарой вовсе не хотелось.
Она молча уткнулась в пиалу с рисом и принялась за еду. Не глядя на брата, который тоже с упоением поглощал содержимое тарелок.
- Мы скоро будем официально семьей, - с явной издевкой и ядом проговорил Дейдара, оторвавшись от еды. Ино посмотрела на него раздраженно и лишь кивнула вяло. – Тебя, смотрю, проинформировали уже. Вы ведь об этом говорили, когда я вошел.
Ино с силой сжала в руках палочки для еды. Этот дебил всё слышал! Возможно, стоял под дверью и подслушивал с явным наслаждением!
- Ты не кипятись, я случайно услышал, когда открывал дверь, как твоя мама что-то тебе говорила, - ласково улыбаясь, проговорил брат.
- Слушай, сотри эту тупую ухмылку со своего лица уже. Она меня бесит.
- Хорошо, но только тогда, когда ты уберешь свою кислую мину.
Повисло молчание. Ино вновь принялась за еду, уткнувшись в какую-то одну точку пространства. В продолжение добрых пяти минут был слышен звук лишь легкого касания палочек к краям посуды. А после Дейдара каким-то странно серьезным тоном, так не вяжущимся с его обычной веселостью, произнес:
- Не сердись на Юми-сан. Она хочет тебе только лучшего.
Ино удивленно уставилась на него, мгновенно перестав жевать. Что за глупость на него нашла? И что он вообще себе позволяет?
- Это не твое дело, - коротко отрезала Ино.
- Мое, раз уж мы с тобой семья.
- Мы не семья! – выкрикнула Ино и мгновенно осеклась, с опаской выглянув в окно, выходящее на задний двор.
- Биологически, я точно твой брат. Так что выслушай, пожалуйста, - спокойно продолжал Дейдара. Ино молча выразила готовность выслушать все, чтобы он ей не сказал, недовольно скривившись. – Я тоже не в восторге от того, что всё так вышло. Мне совсем не хотелось играть роль примерного сына. Я был зол на отца. Ужасно. Однако когда вы приехали, я засунул свою злость и свои чувства подальше в задницу и мило улыбался. Потому что я люблю отца. А ты, насколько я мог заметить, любишь свою мать. Поэтому сделай то же самое, пожалуйста.
- Почему я должна это делать? – с явным недовольством спросила Ино. – Я всю жизнь засовывала, как ты выразился, свои чувства подальше в задницу. Зачем мне снова это делать?
- Я уже сказал тебе: потому что ты любишь свою мать, - не повышая голоса и никак не реагируя на недовольный тон сестры, проговорил Дейдара. – И хочешь, чтобы она тоже была счастлива.
Ино замолкла. Она просто не знала, что ответить на столь точное замечание. Внезапно пришло понимание, что она ведет себя, словно избалованное дитя. Она всегда считала себя уравновешенной и вполне взрослой девушкой, в отличие от остальных своих пищалок-сверстниц. А теперь, оказывается, в ней столько черного эгоизма, словно у капризного ребенка. Она сосредоточенно взглянула на Дейдару, который спокойно продолжал прием пищи. Сейчас он предстал перед ней в совсем ином свете, как в то странное утро, когда она случайно увидела его истинное выражение лица. Он был взрослым, умным, мудрым. Намного умнее ее самой. Да, она любила мать, любила больше всех на свете. Ведь кроме матери у нее никого больше не было. Но ее предали. Ее любовь грубо растоптали, ее любовь разделили, оторвали от нее кусок и отдали его совсем другому, чужому человеку. Ее мать больше не та, кого она привыкла видеть и любить. Это инородная женщина, оболочка той, которая была так ласкова и внимательна к ней. Она просто перестала ее понимать. Придумывать объяснения-оправдания ее поступку больше не было сил. Да, ее мама тоже живой человек и тоже имеет права на защиту и поддержку, которую ей не могла дать Ино. Но разве так уж важна эта защита? Разве не жила ее мать все эти годы совершенно одинокой и незащищенной? Почему именно сейчас?
- Ты не понимаешь, - твердо, медленно и с расстановкой прошелестела Ино. – Ты ничего не знаешь о наших с мамой отношениях. Я ее люблю, это верно. И хочу, чтобы она была счастлива. Но я перестала ее понимать.
Ино вздохнула. Она вовсе не ожидала от себя столь откровенного признания. Нет, надо сохранять дистанцию, не стоит ему рассказывать многое. Этого уже достаточно. Она отставила посуду с едой в сторону, залпом выпила стакан сока и безапелляционно заявила:
- Я наелась. Спасибо, - а затем резко и быстро встала, почти вскочила, из-за стола и быстрым шагом направилась к выходу. Еще минута в его обществе – и она не выдержит. Почему-то весь его вид располагал быть откровенной. Она необъяснимо желала рассказать ему всё, открыться. В глубине его ярких, небесных глаз виделось что-то доброе, ласковое, что-то спрятанное в глубинах души, что-то, что твердило ей: «Ты можешь мне доверять».
Внезапно она услышала, как за ее спиной скрипят ножки стула по паркету, потом чьи-то быстрые, широкие и уверенные шаги. А потом сильная ладонь больно сжала ее запястье, настолько, что хотелось вскрикнуть. Она остановилась и повернулась лицом к захватчику. Дейдара смотрел на нее жадно, дико, неконтролируемо, пожирал ее глазами, вгрызался в плоть, сдирал с нее кожу, обнажая всё то грязное, гниющее, что наполняло ее душу. Этот взгляд не был похож на тот прежний, мягкий, заботливый, он был диаметрально противоположен: синева внезапно помутнела, почти слилась с черным зрачком. Туманный блеск в его глазах как-то странно подрагивал. Дейдара тяжело и громко дышал, до отказа сомкнул губы. И всё смотрел на нее так зло, страстно, необъяснимо жестоко. Она испугалась. Даже задрожала, будто в мелком ознобе. Сейчас он был похож на хищника, на дикого зверя, схватившего свою добычу. Она видела в его глазах какое-то странное, сокрытое желание, что прорывалось сейчас наружу. О чем он сейчас думал? Что хотел сделать? Ино совершенно запуталась. Она была напугана. Настолько напугана, что смотрела прямиком в его глаза, не заботясь о том, чтобы скрыть испуг, который сквозил через каждую ее пору. Его ладонь сжалась крепче, стремясь порвать внешний покров кожи и сломать запястье, запачкав кровью руки. Она сглотнула, пытаясь успокоиться. Тщетно. Страх тонкой нитью прилег к ее шее, завязавшись вокруг кожи морским узлом. А Дейдара и не думал ослаблять хватку, прекрасно видя в ее взоре неконтролируемый ужас и чувствуя кожей, как потеет и дрожит ее тонкое запястье в его пальцах. Он с силой надвинулся на нее, заставив попятиться назад, защищаясь в последней попытке сберечь себя. От него исходила жестокость, граничащая с дикостью хищника. Он будто утратил в повадках и взгляде то прежнее, человеческое, что было в нем раньше. Во всем его теле и движениях появилось нечто незнакомое, то, с чем Ино не готова была встретиться. Его истинный облик совсем отличался от того, что она привыкла видеть в нем. Он был дик и необуздан. Он в любую минуту мог вонзить ей зубы в глотку и выпить всю кровь. Он готов был ее убить, уничтожить. Еще шаг, и вот он уже ближе, надвигается на нее, по-прежнему сжимая в ладони ее тонкое запястье, начинающее тонко ныть и саднить пульсациями боли. Она пятилась, продолжала пятиться по мере того, как он шел на нее, стремясь завладеть ее личным пространством. Напуганная, она вздрогнула, ощутив лопатками холодную, твердую и безразличную стену. Больше некуда идти и убегать. Она должна встретиться со своим палачом с глазу на глаз. С ужасом во взоре она глядела на него, наблюдая, как не двигается его зрачок, как взгляд, злобный и дикий, устремлен вглубь себя, как тонко сжатые губы едва заметно подрагивают в стремлении обнажить плотно стиснутые зубы. Он надвигался. Она часто и громок дышала, пытаясь справиться с дрожью. Совершенно не зная, чего ожидать, она зажмурилась с безвольной готовностью принять реальность, что поразит ее через мгновение. Он сделал шаг ближе. Прижал ее руку к стене, навалился на нее всем телом. Она отчетливо слышала его неспокойное, бешеное дыхание, как у дикого зверя. Вздрогнув, она услышала у самого уха сдавленное:
- Дурак, - он коснулся лбом стены, застыв возле ее лица. Она смотрела через его крепкие плечи на комнату, ища в ней какое-то спасение. Мать работала в саду. Они совершенно одни. Это странное слово, сказанное в адрес самого себя, успокоило ее нервы. Она начинала понимать – он зол на себя. Почему – этого она объяснить не могла. Надо как-то избавиться от него, убежать из-под гнета его тела. Такого сильного, крепкого. Она с ужасом осознала, что его близость начинала дарить ей какое-то успокоение, пришедшее на смену страха. Ей становилось тепло. И уютно. И внизу живота начинало что-то приятно сворачиваться. Необыкновенное, совершенно новое ощущение.
Внезапно она вздрогнула. Мочку уха начало саднить. Ино перевела взгляд на покоившуюся рядом голову брата. Он с силой прикусил ее ухо, щекоча неравномерным, рваным дыханием ушную раковину. Девушка часто и нервно задышала. Он. Кусал. Ее. Ухо.
Странная, вполне ощутимая боль, поразила ее кожу. Хотелось вскрикнуть. Она явственно ощущала его зубы, вонзающиеся в ее плоть. Он то и дело надавливал на мочку, стискивая ее меж челюстей. Больно. Так нестерпимо больно.
- Отпусти… - выдохнула она осипшим голосом.
Он замер. Остановился. Но не выпустил плоть из плена. Казалось, он судорожно о чем-то размышляет, позабыв про ее существование. Но нет, в следующее мгновение он сильнее сжал ее запястье и выпустил истерзанное ухо из хватки. Оно начало с силой пульсировать от боли. Наверняка остался след от его зубов.
Он отстранил лицо от ее головы и пустым, ничего не выражающим взглядом посмотрел на нее. Она пыталась угадать за доли секунд, что совершается у него внутри, пыталась найти отгадку в его взгляде, причину тому, что он сейчас сделал. Но его лицо осталось абсолютно непроницаемым.
- Мне пора, - проговорил он, выпуская Ино из плена, в котором ей было так сладостно-больно и тепло. Он отстранился от нее, освободил ее уже ставшее безвольным тело, и ушел, больше ничего не говоря, в свой дикий и далекий мир, прочь от нее.
Она, не видя ничего вокруг, потому что перед глазами всё стало плыть и кружиться, сползла по стене, на пол, схватившись саднившей ладонью за ухо. Кожа еще хранила его тепло и боль его прикосновения. Он будто хотел оставить на ней клеймо. Дрожь унялась, тело, ставшее мягким и податливым, наконец успокоилось, храня внутри каждой клеточки частицу той невыносимой муки, что он ей только что отдал. Она испугалась. Дейдара был опасен.
Требовалось привести разбесившиеся мысли в порядок и понять то, что только что произошло. Суть его поступка то и дело ускользала от нее. Он причинил ей боль, потому что был зол или же потому, что хотел, чтобы она почувствовала эту боль именно от него? Вспоминая его взгляд, которым он сверлили ее несколько секунд назад, она пыталась нырнуть глубже, увидеть сквозь скрывающие взор холод и ненависть то настоящее, что двигало им. Ведь не мог же в то мгновение он лишиться рассудка и так грубо, неосознанно ее уничтожить? Он послушался. Мгновенно послушался, когда она начала молить его о пощаде. И это жуткое, такое неуместное слово, сказанное в адрес самого себя. Кто сейчас говорит «дурак», когда есть столько слов покрепче? Ей оставалось лишь гадать, бесконечно вспоминая этот странный эпизод, врезавшийся в ее изломанную жизнь. Еще один неидеальный поворот, еще одна рана, на этот раз, вполне ощутимая. Она сжала пальцами мочку уха. Саднить уже переставало, а вот запястье ощутимо и надрывно ныло. Взглянув на него, она увидела красный след, оставшийся от его рук. Дейдара был необуздан и груб. Дик и опасен. И она впервые его боялась, боялась настолько сильно, что еще чуть-чуть – и из глаз покатились бы предательские слезы ужаса. Ей было страшно. Безумно страшно. И этот страх отбирал способность нормально дышать, срывая ее вдохи и выдохи на истеричные всхлипы-полустоны, которые она глотала, не давая вырваться им наружу, чтобы он не узнал истинную сущность ее испуга. Огромных усилий ей стоило сохранять кажущуюся стойкость, когда всё внутри дрожало и изнывало. Он не довел свое дело до конца. Укус – это лишь малая доля того, что он действительно хотел сделать с ней. Но что именно он хотел сотворить? Растерзать на куски? Искусать ей все тело, оставив шрамы? С садистским наслаждением увидеть и вкусить ее яркую кровь?
Дейдара вдруг стал страшен и необъясним. Раньше она думала, что знает его и понимает. Но в тайниках его души оказалось такое, о чем она не могла подозревать. Намерение причинять боль. Стремление ее сломать.
«Извращение», - пронеслось у нее в голове. Ведь он ее брат. Ее родной брат. В мозгу тут же вспылили его слова: «Биологически, я твой брат». В них течет одна кровь, а он всегда задевает ее локтем специально, когда они ужинают, и кусает ее мочку уха, будто в порыве страсти. Извращение.
Он сделал это не потому, что был зол, нет. Он был в отчаянии. В отчаянии от того, что она такая недосягаемая для него. В отчаянии от того, что она отторгает его. В отчаянии от того, что ему нельзя делать то, что таится у него внутри, потому что она – его сестра. Извращение.
Она аккуратно встала с пола, проверяя способность своего тела ровно и плавно двигаться. Как прежде. Немного кружилась голова, но взгляд вновь стал ясным, и она могла точно увидеть очертания кухни. Она в этом чуждом доме, не в космосе, всё нормально. Та реальность, что существовала, когда Дейдара кусал ее ухо, исчезла, канула в Лету. И больше никогда не возвратится. Ино этого не допустит. Просто надо быть готовой к тому, что он может настигнуть ее, застать врасплох, как сделал это сейчас.
Он опасен. А потому ей следует держаться от него подальше, как она изначально решила. Ей не нужны лишние люди и проблемы. Она одна. Всегда.
Извращение.
Она замерла. Так ли ужасно то, что он пытался сделать с ней? Насколько глубоко сидят ее собственные желания? И как близко она с ними знакома? Имеет ли право она судить и называть всё, происходящее в его душе, таким мелким, пошлым словом? В конце концов, это ведь всего лишь ее догадки, разве имеет она право?..
Она покачала головой. Не стоило сейчас думать об этом. Надо убраться тут и привести себя в порядок. Во всех смыслах.