Плачут небеса.

От беты: Хнык… Как всегда, трогательно до безобразия. Я поражаюсь умению этого чудесного автора рисовать даже смерть поводом для нового начала, для вечного блаженства где-то там, за пределами взгляда и спутника. Я не знаю, как в жизни и любви можно видеть столько хорошего сразу, не могу понять этого. Однако этот рассказ мне многое прояснил. Прочитайте, если хотите увидеть что-то светлое в вечно пасмурной реальности, где давно не восходит солнце.

Плачут небеса.

Плачут небеса… Горько, навзрыд, захлебываясь ледяными слезами не приносящего облегчения и успокоения дождя.
Небо плачет, словно девчонка, навек потерявшая веру в любовь и прекрасные, несбыточные мечты. У девчонки – разбитое сердце, раненая душа и пустые глаза, полные слез, преданной надежды и бескрайней боли.
Оно совершенно пустое, это небо. Все прекрасное, что было в нем, ушло со слезами. Пыталось изжить свою боль, а в итоге осталось ни с чем. Ни хорошего, ни плохого, лишь пустота, звенящая и мучительная…
Разбито вдребезги и уже никогда не расцветет былым пышным цветом безумное желание жизни, любви, счастья.
На осколках ушедших мечтаний, усыпанных ковром увядающих белых роз, лежит она – последняя из троих, так хотевших сделать мир лучше. Последняя, потому что она опора. Два моста рухнули под неистовым напором ветра времени и перемен, а она осталась. Одна, последняя, почти сдавшаяся и отринувшая былую веру в них. Но огонек еще не погас до конца. Последние отблески его уйдут вместе с последним вздохом, который вырвется из сведенной болью груди женщины и полетит высоко-высоко в небо, свободный от горечи, раскаяния и одиночества…
В ее янтарных глазах еще отражается небо, безжизненное и серое.
А капли дождевой воды не стынут в уголках глаз – свободно стекают по бледным щекам, даря векам причудливое перламутровое сияние, нежное и трогательное.
Знаете, говорят, что в последний миг вся жизнь проносится, словно на ладони. Но Конан не желает вспоминать свою боль, она видит лишь тех, что были источниками света на всем протяжении ее не такой уж и длинной жизни.
Их было четверо…

Часть 1: ”Первый – Яхико”.

Любовь к нему, неожиданно и до конца охватившая душу тогда еще совсем маленькой девочки, она пронесла через все тяготы и испытания, сохранив этот цветок чистым и свежим. ”Любовь не умирает” – когда-то она случайно прочитала это в дневнике Джирайи-сенсея, который тот оставил на столе раскрытым. Прочитала и запомнила, приняла всем сердцем, всей душой, открыв себе дорогу к новым мечтам – личное счастье, взаимная любовь.
Яхико… Почему Яхико? Как? Когда? Конан не могла вспомнить этого. Наверное, в тот самый миг, когда впервые увидела его, такого же брошенного и одинокого, но не желающего сдаваться. Увидела, прочувствовала до конца всю его суть, и влюбилась.
И пусть Конан не могла найти подходящих слов для своих чувств. Это было не важно. Она просто знала, что без Яхико плохо и пасмурно, а рядом с ним всегда тепло и кажется, что дождь прекратился, и наконец-то выглянуло солнце. Совсем немного, робкий лучик, словно только начало, самый рассвет.
Конан не переставала верить, что когда-нибудь они увидят полное солнце в зените, большое и круглое, самое настоящее солнце. Его лучи будут ласкать непривычную к свету бледную кожу, расцеловывая ее до красных пятен, слепить глаза, заставляя жмуриться и улыбаться. Она тихонько сожмет руку Яхико в своей, и дождь больше никогда не омрачит их покой…
Так она думала в те дни, когда Джирайя-сенсей покинул их, и образовавшуюся пустоту в сердце заполнил он, смелый и озорной мальчик, идущий за мечтой, словно подсолнух за солнцем. Изо дня в день, неутомимо, ведя за собой их маленький отряд.
Как-то, стоя под проливным дождем, Яхико сказал ей, что не стоит провожать его, Нагато важнее. Конан лишь робко возразила ему, испугавшись некой напряженности и холодности в его голосе. Но уже через минуту Яхико улыбнулся, не так как раньше, одними глазами, но за эту улыбку Конан готова была отдать все. Он хотел защитить плаксу, которую так ненавидел раньше, а сейчас полюбил. И почему-то Конан подумала, что он имел в виду не только Амегакуре.
А после – снова бесконечные походы, бои, миссии… Они теряли своих товарищей, и шли вперед, обрастая шрамами, теряя слезы, становясь взрослее.
Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать лет… Годы летели, кружа и не давая передышки, лишая возможности оглянуться по сторонам и хоть на секундочку задуматься о самих себе.
А после того, как Яхико чуть не поцеловал перевязывающую его раны Конан, он предпочел держаться подальше от девушки, боясь своих чувств, своей зависимости и беспомощности перед ней. И отдалился, отгородившись стеной молчания, видимого равнодушия и отталкивающей холодности…
***
Конан сидела на подоконнике гостиничного номера, который они, по старой привычке, снимали на троих, и смотрела в окно. По прозрачной поверхности стекла, завораживая и сбивая с мыслей, навязывая свой ритм, стекали капли дождевой воды, вздрагивающие, беспокойно мерцающие в свете уличных фонарей. Нагато ушел на миссию, обещав вернуться не раньше завтрашнего утра, а Яхико тренировался на заднем дворе гостиницы. Словно специально избегал общества Конан всеми доступными способами. Он никогда не разговаривал с девушкой, ограничиваясь лишь объяснениями заданий да пожеланиями доброго утра. То детское непринужденное общение, шутки и улыбки ушли, оставив после себя терпкую горечь необъяснимого раскаяния. Конан не понимала, в чем дело, но боялась спросить у Яхико напрямую. А Нагато отмалчивался, с сожалением пожимая плечами и качая головой. Он не умел врать, но обмануть Конан не составило труда – девушка верила им обоим безоговорочно.

FB
- Я не понимаю тебя, - сказал Нагато, проводив расстроенную Конан обеспокоенным взглядом и переведя его на угрюмо сидящего напротив Яхико. – Почему ты так относишься к ней, что плохого она тебе сделала?
- Ничего. Просто так будет лучше… - Яхико не ответил на взгляд друга, поспешно отведя взор к окну. Дождь… Он уже давно перестал раздражать его. И он не мог вспомнить, когда же это вечно плачущее небо стало для него дороже всего. Кроме одного… Точнее, одной.
- Ты не прав, Яхико. Скрывая свои чувства к Конан, ты делаешь только хуже и ей, и себе. Это так очевидно, - Нагато лишь улыбнулся, заметив удивленно расширившиеся глаза Яхико. Встав, он подошел к двери, готовясь раствориться в дожде, и сказал напоследок. – Просто подумай об этом на досуге.
- Я не могу, не имею права, - обреченно прошептал Яхико в пустоту. – Ведь кто-то из нас может погибнуть, обрекая другого на извечную, неизлечимую боль одиночества…
/FB

Грустные думы одолели Конан, и она решила сходить на горячий источник, дать отдых уставшему телу и измаявшейся душе. Живительное тепло, насыщенное паром и ароматом трав, сотворили чудо – осталась лишь удивительная легкость во всем теле, никакой скованности, покой и умиротворенность на душе.
Идя обратно по темному крытому переходу, вслушиваясь в шум дождя на крыше и вновь начав ломать голову над проблемой номер один, Конан не почувствовала чужого присутствия. Чьи-то жесткие руки буквально пригвоздили ее к деревянной стене, и, обдавая лицо невыносимым перегаром, мерзко усмехаясь, грубый голос сказал:
- Таким красавицам не стоит ходить в одиночку, - Конан пыталась вырваться, но сил не хватало. Хотела ударить напавшего коленом – не вышло. Мужчина предусмотрительно прижался к ней боком. – Не дергайся, я крепко держу. Знаешь, я ведь еще днем тебя заприметил, - вкрадчиво и доверительно осведомил ее негодяй. И тут же обжег шею Конан поцелуем, грязным и омерзительным, разом всколыхнув в оцепеневшей девушке все защитные инстинкты. Голос словно заново прорезался…
- Яхико! – отчаянно и громко закричала она, вновь делая попытки вырваться из лап насильника. – Яхико!!! – ее зов прокатился по всему переходу гулким эхом, моментально долетев до заднего двора.
- Ах ты, маленькая дрянь! – тяжелая ладонь с размаху ударила девушку по лицу, оставляя алый отпечаток на щеке. Но Конан не сдавалась.
- Яхико, Яхико! Я здесь!!! – из разбитой губы сочилась кровь, и в голове помутилось от сильного удара, но ей уже было все равно – краем глаза она увидела в самом конце перехода смутно знакомую фигуру, быстро и стремительно движущуюся к ней.
- Тварь! – яростный удар кулаком пришелся прямо в скулу, и девушка отлетела в сторону, больно ударившись уже отбитым местом об пол. Изображение перед глазами поплыло, превратившись в плохо очерченную картинку… Большая тень шагнула в ее сторону и кто-то больно ухватил Конан за волосы, немилосердно таща ее вверх. И вновь отвратительный запах алкоголя, от которого все внутри скрутилось в тугой напряженный комок.
- Я убью тебя, др… - Яхико не стал тратить чакру на такого подонка. Резкий и четкий удар ногой пришелся прямо под подбородок, и уже занесший для последнего удара руку мужчина мешком упал на пол, оставшись там лежать с неестественно вывернутой шеей.
Даже на глядя в его сторону, Яхико рухнул на колени перед лежащей Конан, осторожно приподнимая ее и внимательно вглядываясь в бледное окровавленное лицо. Губа разбита, и тонкая струйка крови сочилась с подбородка и стекала на шею, оттеняя превосходную ровную кожу до чистоты первого снега. Правая половина лица медленно, но верно, превращалась в один большой синяк, наливаясь и распухая прямо на глазах. Глаза девушки были прикрыты, веки вздрагивали на каждом вдохе, словно Конан силилась открыть глаза, почувствовав, что ее снова держат чьи-то руки. Но на этот раз теплые и осторожные, родные, нежные…
Бережно и аккуратно Яхико подхватил хрупкое, почти невесомое тело, и понес в номер, еле сдерживая свою ярость, неумело и тихо шепча Конан ласковые слова, успокаивая и качая на руках, словно маленького ребенка. Положил ее на кровать, нехотя оставил на минутку одну, сбегав за холодной водой и бинтами. Легко касаясь нежного лица, смыл кровь и грязь. А потом долго сидел рядом, расправляя спутанные мягкие волосы и придерживая ледяной компресс, отвечая на ее вопросы и успокаивая разбушевавшиеся страхи. Конан боялась, что с ним что-то случится, поминутно спрашивала, как он, не сделал ли противник ему больно. Яхико тихонько рассмеялся и погладил ее по другой щеке. Девушка смущенно опустила взгляд, а потом вновь заговорила:
- Прости, я была так невнимательна… Я не должна была позволять себя так расслабиться. Я совершенно не подумала, что ты можешь пострадать из-за меня.
- Не говори глупостей, Конан, - Яхико снял с ее лица успевший нагреться компресс, смочил его и положил обратно. – Мы не можем всегда быть машинами, в первую очередь мы люди, и лучше не забывать об этом…
- Ну, я пойду, посижу внизу, а ты попытайся уснуть, хорошо? – пользуясь моментом, он все еще не отнимал руки от ее лица, шелковистых волос, так и просившихся запутаться в них пальцами.
- Яхико, - Конан чуть выдохнула, опустив взгляд. – Пожалуйста, не уходи… Мне страшно! Побудь со мной, прошу.
Он не стал возражать. Почему-то сейчас это показалось таким естественным – остаться и провести всю ночь на полу возле ее низкой кровати, любуясь умиротворенным лицом спящей девушки, и слушать ее дыхание, легкое и тихое. И мягко брать за руку, шепча уже такие привычные губам и уму, нежные и успокоительные слова, когда Конан начинала беспокойно метаться во сне.
Рано утром дверь тихо отворилась, но вернувшийся Нагато не стал заходить в комнату. Он вышел на улицу, прислонившись к стене, и мечтательно улыбнулся.
На горизонте сквозь тяжелые, низко плывущие, тучи робко и осторожно пробивался тоненький солнечный лучик.
***
Они сидели втроем за столом, обсуждая текущие дела команды. Слово за слово, и беседа потихоньку перешла в другое русло. Воспоминания затянули с головой, и светлый образ сенсея повис в воздухе, словно настоящий человек был рядом. Неожиданно вспомнив что-то, Яхико жестом привлек к себе внимание друзей:
- Я тут подумал… Может, сходить в наш старый дом?
- Зачем? – хором откликнулись Конан и Нагато, удивленно глядя на своего негласного лидера.
- Ну… - Яхико немного замялся, неожиданно покраснев. – Я хотел забрать оттуда те самые картинки, что оставил нам когда-то Джирайя-сенсей…
- Это хорошая идея, Яхико! – радостно воскликнула Конан, улыбаясь и надеясь увидеть ответную улыбку. Но Яхико был серьезен… Словно и не было той ночи и его нежности, безграничной близости и полного умиротворения. Он снова отгородился от Конан, снова боялся признать свою почти физическую зависимость от нее.
- Пойдешь со мной, Нагато? – но друг покачал головой, отходя к окну.
- Извини, Яхико, я не смогу, - Нагато мастерски разыграл сожаление, пряча хитрую улыбку. – Мне надо наведаться по делам в столицу Амегакуре. Думаю, Конан будет рада составить тебе компанию.
И они пошли вдвоем… Молча, не проронив за весь день пути ни слова, стараясь не встречаться взглядами и тут же отводя их при случайном пересечении.
Сырая размокшая земля хлюпала под тяжелыми высокими сапогами, а небо плакало, жалея двух заблудившихся и не желавших признаваться в этом путников.
Старый домик оказался таким же, ни капли не изменившись за предыдущие годы. Маленькая кухня и две комнаты: в одной думал и писал свою первую книгу Джирайя, а во второй жили его ученики. Старый диванчик стоял возле стены, рядом с камином. На глиняной полке камина – те самые фотографии. Подойдя и взяв их в руки, Яхико долго не мог отвести от них взгляда…
Уже поздно ночью, разведя огонь в камине и кое-как просушив промокшую насквозь одежду, Яхико обратился к Конан, кивая головой в сторону дивана.
- Ложись спать, уже поздно. К завтрашнему вечеру мы должны успеть вернуться.
- А ты? – тихо спросила она, не особо рассчитывая на ответ.
- Я? – он усмехнулся уже привычным жестом, лишь уголками губ. – Я не хочу спать.
Вздохнув, Конан забралась под толстое одеяло, быстро снимая с себя верхнюю одежду, оставив тренировочные бриджи и тоненькую сетчатую футболку. Честно пыталась уснуть, но ничего не вышло. Осторожно открыв глаза, девушка сразу же уткнулась взглядом в рыжую макушку и широкие плечи сидящего на полу Яхико. Прислонившись спиной к дивану и чуть запрокинув назад голову, он смотрел в окно, в непроглядную серую стену воды.
Почувствовав пристальный взгляд, он обернулся, встретившись с чуть мерцающими в полумраке глазами Конан.
- Не спится? – спросил он шепотом, почему-то боясь говорить вслух.
- Холодно… - так же тихо ответила она, зябко передергивая плечами. Это было правдой. Яхико молча встал и пошел в соседнюю комнату, вернувшись оттуда еще с одним одеялом. И так же молча накрыл Конан, вновь садясь на пол спиной к ней. Но через пару минут вопросительный взгляд вновь заставил его обернуться.
Чуть приподнявшись и опираясь на локти, Конан неожиданно резко подалась вперед, и их лица оказались так близко, что частое дыхание обжигало, и было слышно, как у того, кто рядом, неистово колотится сердце. Глядя прямо на Яхико своими большими чистыми глазами, Конан спросила:
- Почему ты избегаешь меня, Яхико? – и придвинулась еще ближе, хотя, казалось, ближе некуда. – Ответь честно, прошу тебя. Я обидела тебя, сказала какую-то глупость? Объясни, в чем дело? – она молила его взглядом, прожигая и заставляя плавиться в начавшем бушевать внутри пожаре. И Яхико понял, что никогда не сможет отказаться от нее, сколько бы ни старался.
- Я не знаю, Конан, не знаю… - отчаянно выдохнул он, закусывая пересохшую от волнения нижнюю губу. – Это такая глупость…
А в следующую секунду неимоверная сила бросила их навстречу друг другу, соединяя губы в неистовом порыве первого неумелого, наполненного сладостью, поцелуя. Стукнувшись с непривычки зубами, они несмело улыбнулись друг другу, и сразу же забыли о недоразумении, страстно целуясь и задыхаясь от новых ошеломительных чувств.
Легко соскользнув с дивана, Конан попала в объятия Яхико, крепкие и надежные. Не глядя, потянула одеяло на себя, укутывая их обоих и прижимаясь к нему близко-близко…
А утром снова выглянуло солнце. Лишь на какое-то ничтожное мгновение подарив свое тепло этому вечно плачущему и неуютному миру, оно поспешило спрятаться за толстые занавесы туч. Но этого мгновения хватило… Проснувшись в этот самый момент в объятиях друг друга, Конан и Яхико увидели отражение солнца в своих глазах.
И уже никогда не думали о том, что что-то может разлучить их.
***
В то самое утро, последнее в его жизни, Яхико долго не отпускал Конан. Уже собираясь вставать, он вновь притягивал девушку к себе, целуя так горячо, так сильно, словно в первый раз. Или последний… И вновь обнимал теплое, отвечающее на его ласки тело, снова и снова сливаясь с любимой в одно целое, словно желая оставить на нежной коже несмываемое клеймо своей любви.
А потом, нехотя оторвавшись от вновь уснувшей девушки и чувствуя, как сердце рвется пополам, встал, оделся и вышел, беззвучно притворив за собой дверь.
Сегодняшняя встреча должна была в корне изменить ход событий в Амегакуре.
Это была первая настоящая боль Конан, первая рана на нежной душе, страшная, так и не затянувшаяся со временем…
Она плакала, и сердце рвалось на части, желая удержать отходящую на небеса душу Яхико. Плакала и звала его, перебирая мокрые пряди потускневших от дождя рыжих волос, целовала начавшие стыть губы с запекшейся на них кровью.
А рядом, судорожно сжав в дрожащей руке кунай, Нагато навеки перечеркивал прошлое, безжалостно отсекая его, словно ампутировал отмороженную и уже ненужную конечность.
Дождь лил не переставая…
Плакали небеса…
Красная луна восходила на сером небосклоне, отодвигая восход солнца невообразимо далеко, делая его почти что невозможным.

Часть 2: ”Второй – Нагато”.

Нагато стал центром ее рухнувшего мира. Последней мост надежды на пошатнувшейся опоре веры…
Прошлое было подернуто туманом, кровавым и отдающимся в душе зверской болью. Настоящее – пустота, мучительная и затягивающая, подавляющая незнанием и непониманием пути. А о будущем они, обескровленные, с подрубленными крыльями, боялись даже мыслить.
Первый месяц после гибели Яхико Конан плакала, не переставая, потеряв счет дням, перепутав дни и ночи, бессмысленно и отчаянно глядя на неспешно плывущие бесконечной вереницей серые облака. Она выходила на улицу и, раскинув руки, молило небо забрать ее к себе, прекратить невыносимые мучения, дать свободу истерзанной душе. Но небо молчало, заливая измученное лицо девушки косыми, режущими струями дождя. Конан не знала, что их мучения еще впереди…
Нагато стал еще более молчаливым, целыми сутками пропадая на каких-то тайных полигонах, экспериментируя, пытаясь создать новую могущественную технику. Он ни слова не говорил Конан, до тех пор, пока не нашел способ осуществить задуманное.
И однажды вечером он показал Конан то, над чем так долго трудился. Шагая уверенно и твердо, гордо расправив плечи и вытянув сильную шею, поблескивая в неярком свете настольной лампы десятками железных гвоздиков, ставших извечным украшением когда-то красивого и озорного лица, за бледным и исхудавшим Нагато в комнату вошел Яхико… Идеальные черты лица были неподвижны, словно гипсовая маска. Аметистовые глаза, пересеченные концентрическими линиями, смотрели на замершую Конан холодно и равнодушно. Судорожно выдохнув, девушка сползла вдоль стены, закрывая лицо руками и сотрясаясь в беззвучных рыданиях.
- Конан, - Нагато сел рядом, осторожно приобнимая плачущую девушку за плечи. – Прости, пожалуйста, Конан. Другого выхода не было… Яхико неразрывно связан с нами, даже в таком виде он должен быть рядом. Иначе ничего не выйдет… - и парень отрешенно отвел взгляд от поднявшей лицо Конан. Решительно вытерев слезы и заглушая невыносимую боль, уже Конан обнимала Нагато, подбадривая и помогая идти дальше.
- Я знаю, знаю, Нагато. Я всегда за тебя, что бы ни случилось… - тут она замолкла, встречаясь ищущим взглядом с зеркально-ровной поверхностью сиреневых глаз мертвого Яхико. Нервно сглотнула… Одинокая слезинка все же соскользнула по щеке, срываясь и падая на черный, расцветший узорами красных облаков, плащ. – Я вынесу это, Нагато. Ради тебя, ради него. Наша мечта – его мечта… Я не предам, не отступлюсь!
- Спасибо, Конан…
Так он стал Богом, уняв тот ненавистный им всем дождь, и подарив Амегакуре иной, уносящий в забвение все страдания и печали, дарящий чувство умиротворения и ощущение полноценности бытия.
Но Бог так ни разу и не увидел, как прячась за фигурами фантастических зверей и химер, прекрасный Ангел смотрел, не отрываясь, на главного из созданного им мира. Пейн, величественный и равнодушный, не мог заметить робкого присутствия Конан, единственной в этой стране, не поддавшейся на мягкие уговоры тихо шепчущего ливня забыть прошлое, забыть боль, страдание, горечь потери.
Она могла часами смотреть на него, ища в бесстрастном взгляде хоть каплю былого огня, хоть маленькую частичку любимого ею Яхико. Но тщетно…
Печально опустив голову, она уходила, с каждым разом теряя веру, теряя надежду… Крылья, роскошные и белоснежные, покачивались в такт содрогающимся от неслышимых рыданий плечам…
С годами она примирилась со своей незавидной участью – Ангела. Смогла принять ту боль, что причинял ей вид Яхико, некогда живого и горячо целующего ее, обжигающего признаниями и крепкими объятиями. Она приняла нового Яхико – Пейна, вобравшего в себя всю боль этого мира, неприступного, гордого, всесильного.
Раньше Яхико не смог бы сделать почти ничего – ни перевернуть этот мир, ни достать ей с неба звезду, ни разогнать тяжелые тучи и подарить ей солнце.
Теперь был Пейн, всесильный и всемогущий. Но разве от него можно было услышать подобное заявление, шутливое, озорное, любящее и ласкающее каждым словом?
Это стало привычкой, повторять каждый день, каждую минуту:
”Пейн – непобедим”.
”Пейн может все”.
”Для Пейна нет ничего невозможного”.
Она впервые попробовала ложь, и примирилась с ее горьковато-терпким вкусом…
И потому израненное сердце лишь вяло трепыхнулось, когда Нагато отдавал свою жизнь за убитых им же людей. С какой-то отстраненностью наблюдала она за тем, как некогда темно-красные волосы Бога становятся все бледнее, теряя цвет с каждой истекающей из его тела порцией чакры. А аметисты чудесных глаз потихоньку затухают, становясь неподвижными и словно покрытыми слоем рисовой пудры.
Легкий взмах изящной руки, и белые лепестки бумаги облепляют тела людей, бывших ее миром. Некогда живые, полные надежд и стремлений. Сейчас лишь два бумажных кокона, хранящие в себе останки былого счастья потерявшей веру и надежду одинокой ныне женщины…
Она уверена, что недолго еще пробудет в этом мире. Для ее тела уже готово место в прекрасном бумажном храме, вознесшемся стройными высокими колоннами прямо вверх в ее мире, мире одинокого Ангела.
Кажется, белые розы надежды так и не расцветут в этом мире никогда…

Часть 3: ”Третий - Джирайя”.

Он был садовником, обронившим в благодатную почву сада ее души семена веры в светлое будущее, любовь и сбывшиеся мечты.
Строителем, грамотно залившем фундамент и поставившем опору для двух мостов через бурные, беснующиеся реки.
Он был ее Учителем, не раз протягивавшим руку в трудную минуту, утиравшим слезы и дающим отчаявшейся девочке силы не сдаваться и идти желанным путем.
Он первый нашел прелесть в ее увлечении бумагой, похвалив и дав пару указаний относительно формы и пропорций хрупких бумажных фигурок. И Джирайя безжалостно надавал подзатыльников озорному Яхико, обозвавшему творения Конан ”бессмысленными бумажными фигульками”.
Долгих два дня Джирайя ломал голову над тем, как сделать увлечение девочки ее оружием, понимая, что ей тяжело будет освоить другие виды ниндзютсу. И, наконец, нашел… А еще через пару дней открывший было рот Яхико был в момент облеплен белоснежными бумажками, и Конан, радостно хихикая, повалила трепыхавшийся сверток на пол и не отпускала, пока не услышала должных извинений и признаний своей силы.
Глядя в спину удаляющемуся сенсею, Конан отчаянно молилась, прося небо дать им хотя бы еще одну встречу. Не сейчас, потом, когда пройдут годы, и они станут сильными шиноби, под стать своему Учителю. Мысль о том, как радостна будет эта встреча, заставила девочку улыбаться сквозь слезы и подбадривать отчаянно хлюпающего носом Яхико.
Сейчас Конан задумалась – а что изменилось бы в их жизнях, знай они наперед, какой окажется их следующая, и последняя, встреча с сенсеем?
Она не знала ответа на свой вопрос…
Как бы то ни было, Джирайя был человеком, первым Человеком в их жизни.
В одном Конан была уверена до конца – он не держит зла на своих сбившихся с Пути учеников. Он не мог знать, что дождь окажется таким безжалостным, напрочь смывая оставленные Учителем следы. Но он уже давно простил их…
Девочка, давным-давно подарившая Легендарному Санину белую розу из бумаги из-под рисовых галет, вновь улыбалась, глядя на захлебывающееся в потоках воды небо…
Она не могла предать возлагаемые Учителем надежды, и потому позволила вере последний раз завладеть ее измученным сердцем.
Она просто вновь поверила, что солнце когда-нибудь взойдет над ее вечно плачущей страной.

Часть 4: ”Четвертый - Наруто”.

Даже сейчас, отбывая свои последние мгновения в этом наполненном безысходной болью мире, Конан не могла понять, что такого нашли в этом мальчике Джирайя-сенсей, Нагато. Что заставило их возложить на эти еще не окрепшие, но много перенесшие юные плечи груз своих надежд, мечтаний, идеалов?
В чем дело, где запряталась магия этого молодого отчаянного мальчишки, медленно, но верно, пленившего и покорившего до глубины души поклявшегося больше никогда не предаваться мечтам Нагато?
Почему ее так неотвратимо потянуло к этому солнечному озорнику, улыбающемуся и сияющему глазами неповторимого цвета чистого весеннего неба?
Почему именно ему она открылась, подарив вновь расцветшие цветы надежды, в которых все еще жили Нагато и Яхико? В которых робко теплился огонек, так и не потухший под ужасными ветрами? Огонек ее души - тихий, робкий, бесконечно выносливый. Почему? Вновь и вновь она задавалась этим вопросом…
Ответов не было, лишь тишина, впервые за всю ее жизнь, тишина.
Дождь прекратился…
Налетел сильный ветер, и всколыхнул, взбудоражил море опавших белых лепестков, унес их в небо.
Облака сначала неохотно, а затем все бойче, начали разбегаться в разные стороны, освобождая от тяжкого гнета чистое синее небо.
Золотые лучи солнца заливали Амегакуре так, словно были здесь всегда. Согревали размокшую холодную землю, озябшие от постоянных ветров деревья, ласкали неизвестно откуда появившиеся бутоны полевых цветов…
Конан улыбнулась, радостно, и в то же время грустно, но светло-светло… Слезинки, такие легкие, и сверкающие подобно чистейшей воды бриллиантам, скатились по ее щекам, впитываясь в землю, чтобы дать потом начало невиданным в этих краям цветам – белым розам.
- Спасибо, Узумаки Наруто… - прошептала женщина, не переставая улыбаться, и с облегчением закрыла глаза.
Она уже не видела и не слышала, как громко дыша, изо всех сил, Наруто бежал к ней через буйно цветущее поле. Упав на колени, он обхватил голову руками, и горестное проклятие готово было сорваться с его губ. Но тут его взгляд упал на лицо лежащей без малейшего движения женщины – она улыбалась, прикрыв глаза так, словно прилегла отдохнуть после тяжелой, но выполненной до конца, работы…
Мальчик поднял голову, разглядывая небо и отчаянно смаргивая непрошеные слезы, и вдруг замер, с удивлением озираясь по сторонам и не веря своим глазам.
Солнце взошло…

”Мы все вернемся домой!”

Она шла по знакомой дороге, но совершенно не узнавала ее. Все вокруг изменилось – в чистом, свободном от туч небе, сияло солнце, приглашая скинуть неизвестно откуда взявшийся на плечах девушки тяжелый длинный плащ. Покрутив в руках теперь уже не более чем бесформенную тряпку, Конан решительно отшвырнула ее в сторону, идя дальше, вперед, чувствуя, что нельзя останавливаться ни на минуту. Не здесь и не сейчас – она должна идти вперед, только вперед.
Она вновь была молодой девушкой, вновь верила, что впереди – только самое лучшее. Знала, что мечты сбываются, а сказки рассказываются для того, чтобы люди знали, чего хотеть, к чему стремиться.
В этом странном мире, на первый взгляд новом, но на самом деле почти не изменившемся, царили любовь и понимание. Конан ощущала это каждой клеточкой тела, каждой частичкой своей души. И словно пила их, жадно, большими глотками, насыщая исстрадавшуюся душу, воскрешая давно отмершие чувства, желания, стремления.
Ее ждали, она знала это, и потому прибавила шаг, торопясь пройти резкий изгиб дороги и попасть туда, откуда начался ее осознанный земной путь…
Старый домик стоял, как и много-много лет назад, на небольшом пригорке, приветливо улыбаясь усталой путешественнице открытыми окнами и распахнутой дверью, подмигивая ярко-голубыми занавесками, едва заметно колыхающимися от порывов нежного теплого ветерка.
Белые розы, росшие вдоль тропинки и вокруг дома пышными кустами, насыщали воздух утонченным сладостным ароматом, от которого голова начинала кружиться, тело наполнялось неземной легкостью, а беззаботная улыбка так и просилась на губы.
Конан почти подошла к дому, нетерпеливо оглядываясь по сторонам, и наконец-то увидела их…
Высокий широкоплечий мужчина задумчиво вглядывался в положенный на колени чистый лист бумаги, крутя в пальцах тонкую деревянную ручку. Другой рукой он время от времени почесывал затылок, и тогда на лице его царило неподдельное уныние. Но озорному ветру не было дела до его переживаний – он бесцеремонно трепал собранные в хвост белые волосы, играя ими и путаясь в длинных прядях…
Рядом, прислонившись спиной к стволу дерева и закинув ногу на ногу, сидел юноша, мечтательно разглядывающий чистое небо и порою со счастливой улыбкой жмурившийся от пробивающихся сквозь густую листву солнечных лучей. Темно-красные волосы лежали ровно и гладко, подчеркивая утонченные черты лица, а глаза вновь сияли ровным светом, озаряя, словно драгоценные аметисты, все вокруг.
Они заметили подошедшую и уже хотевшую броситься к ним Конан одновременно. И так же одновременно покачали головами, заметив ее порыв и судорожное движение вперед. Переглянувшись с понимающими улыбками, молча кивнули головами в одну сторону, указывая девушке идти дальше, за дом.
И Конан пошла, крепко стискивая кулачки и кусая губы. Боясь поверить, что увидит его, настоящего, живого, теплого и радостного. Она даже остановилась на миг, протерла глаза, потрясла головой, проверяя, исчезнет ли этот волшебный сказочный мир. Но мир никуда не исчез… Он был реальностью, самой настоящей, неподдельной. И тогда Конан смело шагнула вперед, выходя из-за угла дома и оказываясь на залитой солнцем небольшой поляне, уютно расположившейся в кругу старых дубов.
Там, в самом центре этого магического, напоенного необыкновенно живым теплом круга, стоял он… Обнаженный по пояс – спина мокрая, и тонкие струйки воды стекают вниз, прокладывая себе дорожки по ровной, без единого шрама, коже. Рядом валяется пустое ведро из-под воды. Уверенными движениями, точно и красиво, он вытирает спину полотенцем, а затем лицо, и смешно взъерошивает свои и без того непокорные рыжие волосы. И солнечные лучики с удовольствием помогают ему, теряясь и поблескивая в растрепанных вихрах, согревая покрывшуюся было мурашками кожу.
Наверное, Конан могла бы простоять так целую вечность, любуясь и лаская его взглядом, не в силах сделать шаг вперед.
Он увидел ее, на мгновение удивившись, но сразу же забыв об этом. Резко откинув полотенце, быстро пошел на встречу, впиваясь взглядом в растерянное лицо беспомощно улыбающейся Конан. Замер в шаге от нее, изучая, жадно и нетерпеливо, черты родного лица, дрожащие губы, начавшие мерцать от слез янтарные глаза… И уже без сомнений бросился к ней, легко поднимая и кружа, крепко, до дрожи, до потемнения в глазах сжимая ее в объятиях, зарываясь лицом в ароматный шелк волос, шепча какие-то совершенно сумасшедшие, понятные лишь им обоим, слова…
Она только сейчас поняла - солнце никогда не покидало этот мир.