По тонкому лезвию мести. Глава 4 "Казнь"

Учиха с трудом смог разлепить глаза: веки были настолько тяжелы, что казалось, будто бы в них залили тонну свинца, поэтому поднять их было чем-то сродни подвигу.
Шумно вздохнув и болезненно прищурившись, он осмотрелся, вернее попытался это сделать, потому как тело бесстыдно не слушалось его приказов. Свет был слишком приглушён, но, несмотря на это, Саске всё же смог разглядеть, что находился в подвальном помещении, тошнотворно отдающем сыростью и плесенью. Он сидел на стуле, связанный по рукам и ногам, что лишало его всякой возможности хоть как-то двигаться, широкие плечи также были перетянуты толстыми верёвками, из-за которых каждый вздох отдавался болью в груди, а на запястьях виднелись браслеты, поглощающие чакру. И это было плохо. Очень. Ведь без чакры выбраться из подобной ситуации практически не представлялось возможным.
Мысленно чертыхнувшись, Учиха всей душой пожелал Какаши, завлёкшего его в эту засаду, сдохнуть самой мучительной смертью, а спустя мгновение уже нещадно ругал себя, что на какую-то долю секунды потерял бдительность из-за того странного ребёнка и так глупо попался в ловушку.
Ну как? Как он, шиноби с колоссальным опытом, мог угодить в подобную передрягу?
Ответ отчаянно не находился.
Повернув голову чуть вбок, Саске увидел Ренну, неподвижно сидящую на таком же стуле, что и он, и прислонившуюся виском к холодной каменной стене. Её глаза были закрыты, а грудь мерно то вздымалась, то опускалась, говоря о том, что девушка всё ещё находилась в состоянии глубокого сна.
Сердце нукенина на долю секунды сжалось, а затем застучало с удвоенной силой о покалеченные кости грудины. Её-то он как раз меньше всего хотел подвергать опасности, потому что… любил. Любил, насколько это было вообще возможно его прогнившим местью сердцем.
Встретив её всего лишь полгода назад, он и сам не ожидал подобного поведения, но с первой же секунды их знакомства Учиху непреодолимо тянуло к ней. Эта чертовка, полностью лишившая его возможности контролировать свои эмоции, в прямом смысле слова сводила с ума, заставляя теряться в собственных желаниях обладать её телом и душой. Саске не особо мог вспомнить, говорил ли он ей, что любил, скорее всего нет, но где-то внутри своего сознания нукенин понимал это с пугающей ясностью. Он любил её. Любил так, что с недавнего времени стал безгранично доверять; она стала чуть ли не единственным человеком в этом ненавистном ему мире, который своей преданностью и любовью заслужил его стопроцентное расположение, и именно поэтому наследнику шарингана так не хотелось, чтобы из-за него пострадала и она.
Ренна слегка шевельнулась и, мимолётно дотронувшись холодными пальцами до разгорячённого лба, приоткрыла глаза, тут же встречаясь с чернотой взгляда возлюбленного.
— С тобой всё в порядке? — хрипло спросил он и нахмурился, ощущая сильное першение в горле — что за гадость они ему вкололи? — но девушка не ответила, подозрительно отведя свой взор в сторону.
Учиха расценил этот жест по-своему, ошибочно принимая его за страх.
— Ренна, кхм, — нукенин попытался прочистить глотку, — не бойся, я что-нибудь придумаю. Мы обязательно выберемся отсюда, обещаю…
Он не договорил, куноичи перебила его:
— Саске, — девушка шумно сглотнула, едва заметно задрожав, — ты… Ты должен знать, — нерешительно продолжила она, сжимая тонкие изящные ладони в кулаки. — Я не врала, когда говорила, что люблю… тебя… — её чистый мелодичный голос скатился до неприятного хрипа, заставив Учиху судорожно выдохнуть.
Необходимо было срочно что-то предпринимать и выбираться из этого ненавистного места, а затем всю ночь напролёт доказывать своей возлюбленной, что он тоже любил.
И говорить ей об этом, много раз говорить!
Поток мыслей Саске прервал звук вставляемого в замочную скважину ключа, а через секунду дверь со скрипом отворилась, впуская в темницу свет от коридорных ламп и озаряя тем самым их временное прибежище.
— Акаде, он уже очнулся? — раздался грубый мужской голос, принадлежавший крупному шиноби со связкой ключей в руках. — Тогда веди его наверх, чего ты ждёшь?
Надзиратель окинул отступника грозным взглядом и, сердито помотав при этом головой, тут же скрылся из виду. И только сейчас Учиха заметил, что девушка не была скована ни браслетами, ни верёвками — ему моментально сделалось не по себе, но отвечать на незамедлительно возникший в его голове вопрос он отчего-то не решался.
— Ренна? — только и смог прошептать Саске, безотрывно глядя на неё и пытаясь сглотнуть неприятный ком, что мигом образовался в горле.
Это что, шутка? Ренна решила над ним подшутить?
Куноичи закусила губу и виновато глянула на него.
— Я — тайный агент Конохи. Ты был моим заданием, — произнесла она чуть севшим от волнения голосом, вставая со своего места и нерешительно направляясь в сторону выхода, чтобы открыть дверь шире.
Саске медленно закатил глаза, ощущая, как сильно начинала кружиться голова. Нет, всё-таки каким же он был дураком, что доверился ей. Самым настоящим наивным идиотом! Но, чёрт возьми, он никогда бы не подумал, что Ренна — его Ренна! — могла предать. Да кто угодно, хоть весь мир, но… Только не она.
Слова недавней возлюбленной, ядом разъедающие то немногое, что ещё осталось в нём от человека, не прекращали звучать в его утомлённом мозгу ни на секунду, вынуждая захлёбываться в этом омуте обиды, непонимания и гнева.

«Я — тайный агент Конохи. Ты был моим заданием. Заданием. Заданием… заданием…»

Мир рушился, разбивался вдребезги от каждого отголоска невыносимых слов девушки в его подсознании, и нечто подобное он совершенно точно уже испытывал.
Где же? Ах, да… Конечно!
Чем-то это напомнило ему тот самый день, когда его брат расправился с собственным кланом. Да, что-то похожее он уже чувствовал у себя в груди: словно бы чья-то грубая рука копошилась у него внутри, сжимая сердце и принося тем самым нечеловеческую боль. Да, определённо, похожее чувство — чувство предательства!
Саске остервенело дёрнулся, искажая своё красивое лицо в приступе неконтролируемой ярости, но предательские слёзы разочарования, что выступили в уголках его глаз, явственно свидетельствовали о внутренней боли мстителя.
— Тварь, зачем ты это сделала?! — заорал он, неосознанно пытаясь активировать мангекё шаринган. — Зачем ты предала меня?!
Его крик походил на вопль раненного зверя, от чего Акаде непроизвольно вздрогнула. Ведь ровно до этой секунды она была абсолютно уверена, что делает всё правильно, но чёрт возьми…
Куноичи безуспешно пыталась унять мелкую дрожь, так быстро распространившуюся по всему телу, и уже безбожно проклинала тот день, когда согласилась на это чёртово задание, ставшее поистине самым тяжёлым из всех ранее исполненных.
Ренна и подумать не могла, что всё пойдёт не так, как она планировала изначально, ведь это было её мечтой. Мечтой, что больше походила на цель, к которой она стремилась с шестнадцати лет, и — Бог свидетель, — получив такую возможность, девушка радовалась, словно ребёнок, предвкушая смерть самого ненавистного в мире человека. Но она не учла одного…
Миссия включала в себя три этапа: найти Учиху и втереться к нему в доверие, вколоть лекарство и доставить в Коноху. На бумаге это не казалось настолько уж сложным, но вот в жизни, как назло, получилось куда сложней. Ведь никто не предупредил жаждущую отмщения куноичи, что её сердце будет ускорять свой ритм от одного только взгляда бездонных глаз наследника шарингана, что её тело будет так остро отзываться на каждое прикосновение и поцелуй, а губы будут лихорадочно шептать слова любви в моменты их близости. Нет, никто не предупредил. Никто не подсказал.
Она сделала свой выбор. Сделала, и по её мнению, совершенно правильный, но…
Почему же тогда было настолько тяжело?
Слёзы подступили огромнейшим комом, мешая сделать спасительный вдох, и она до крови закусила нижнюю губу, пытаясь физической болью перекрыть моральную, но это мало помогло ей успокоиться. Внутри всё так и разрывалось от противоречивых чувств: с одной стороны — любовь, с другой — долг и месть.
Ренна обернулась к нему только тогда, когда подошла к самому выходу из камеры.
— Грязная шлюха, — выплюнул Саске, сполна одаривая её презрительным взглядом. Он, несомненно, убил бы предательницу, не задумываясь ни на секунду, если бы его чакра была в норме.
— Тогда, девять лет назад, ты убил моих родителей и младшую сестру, — прошептала девушка, стараясь не смотреть Учихе в глаза. — Поэтому я без колебаний согласилась на это задание. Я хотела насладиться твоей смертью, я хотела уничтожить твою душу, но… Я и представить себе не могла, что полюблю тебя, и знаешь, — она глубоко вздохнула и наконец-таки решилась поднять взор на пленника, — я предала свою семью гораздо раньше, чем тебя. Я предала их в тот момент, когда оказалась в объятьях их убийцы.
Угрозы застряли в горле Учихи, а зрачки в ужасе расширились, делая его взгляд ещё глубже и чернее.
— Что? — он безотрывно смотрел на приближающуюся фигуру девушки и отчаянно не мог поверить тем словам, что только что прозвучали в тишине подземелья.
— Мы слишком поздно с тобой встретились, Саске. Слишком поздно, — печально добавила Ренна, умелым движением куная разрезая верёвки у него на ногах и на плечах. — Нам пора.
Подхватив его за локоть, она уверенным шагом повела нукенина по тёмным извилистым коридорам навстречу собственной смерти.
Саске поражённо и в какой-то мере смиренно шёл рядом, даже и не пытаясь сбежать, хотя, наверное, мог, если бы захотел. Её прикосновения до сих пор были ему приятны — он не стремился избавиться от руки предательницы, так рьяно вцепившейся в его плечо, и с каждым мгновением всё больше и больше погружался в мысли, что стремительным водоворотом засасывали его душу.
Он убил её семью! Семью своей любимой женщины…
И разве можно было ненавидеть её только за то, что она так же, как и он когда-то, хотела отомстить убийце своих родных?
Ведь она и привлекала его именно тем, что в ней он видел себя, видел схожие цели.
Как же мучительно сильно захотелось разобраться в себе и своих чувствах, но времени было так непростительно мало!

***

Суд над Учихой Саске был непродолжительным. В принципе, суд как таковой был лишь для проформы, ведь приговор вынесли гораздо раньше, чем свершился факт его поимки.
— Учиха Саске, вы обвиняетесь в измене, а также в попытке уничтожить Деревню, Скрытую в Листве. Согласно договору, подписанного всеми пяти каге, вы приговариваетесь к смертной казни путём отсечения головы. Казнь состоится в течение трёх последующих дней. До момента приведения приговора в силу ваши глаза будут извлечены и использованы в нуждах Конохи. Вы не имеете права на изменение приговора или его отмену. Вам всё понятно? — судья, зачитывающий приговор, вопрошающе посмотрел на Саске, но тот лишь устало запрокинул голову и прикрыл глаза: отвечать на глупые вопросы ему хотелось сейчас меньше всего, вот он и не отвечал.
Учиха не боялся смерти и даже где-то в глубине своей души давно мечтал о ней, однако же ему было немного жаль, что некогда могущественный клан Учиха, вот так, в одно короткое мгновение, перестанет существовать.
После суда его незамедлительно отвели в лабораторию, где провели операцию по извлечению глаз.
Было ли ему страшно, когда в его вену впрыскивали наркоз?
Скорее, нет, чем да. Отчасти он испытал некое раздражение, что глаза, когда-то принадлежавшие его брату, найдут своё пристанище в каких-нибудь совершенно чужих глазницах, служа на благо этой ненавистной деревни.
Очнулся Саске уже в кромешной тьме и безмолвии. На пару мгновений ему даже почудилось, что он уже мёртв: слишком уж тихо, слишком темно… Но постепенно вернувшаяся к нему способность осязать уверила его в обратном, когда тонкие, аристократично изящные пальцы Учихи стали медленно водить по шершавой поверхности простыни. Нет, он был жив. Правда, он был тошнотворно жалок в этот момент, но зато живой, безмятежно лежащий на больничной койке и дышащий этим грёбаным коноховским воздухом.
Его чакру также заблокировали неизвестной ему техникой, потому как браслетов на запястьях он не ощущал, но и чакру свою он практически не чувствовал, и мысль, что он теперь абсолютно обыкновенный и беспомощный слепец, вызвала у него порцию тихого истерического смеха. Вот о чём он никогда бы не мог подумать, так это о том, что когда-нибудь станет таким… таким жалким!
Из тягостных мыслей его вывел звук открывающейся двери. Интуитивно повернув голову в сторону скрипа, Саске стал терпеливо ждать, когда же незнакомец соизволит наконец-таки с ним заговорить.
— Саске, это Какаши. Мне надо поговорить с тобой.
Отступник приглушённо хмыкнул, склонил голову набок и немного привстал с кровати, принимая сидячее положение. Сказать по правде, своего бывшего сенсея ему хотелось видеть, а точнее слышать, сейчас меньше всего, но его ситуация выбора явно не предоставляла.
— Ну и как я выгляжу? — усмехаясь, спросил Учиха, дотрагиваясь до окровавленных бинтов на своём лице.
— Довольно-таки жутко, — честно ответил Хатаке, ощущая болезненный спазм в своей глотке, на что Саске злобно рассмеялся хриплым лающим смехом.
— Странно, а я-то думал, что такой буду нравиться вам гораздо больше.
Хатаке старался не зацикливаться на том, что сейчас перед ним сидел его бывший ученик, иначе разговор грозил перерасти в настоящую панику, которая отняла бы у них слишком много времени, коего и так практически уже не оставалось, поэтому без промедления продолжил:
— Саске, мне действительно нужно поговорить с тобой. Это важно. — Смех моментально стих, и в палате вновь воцарилась гнетущая тишина. Ещё раз дотронувшись до своего обезображенного лица, Учиха едва слышно спросил:
— Вы мне расскажете про того мальчика с шаринганом? — необыкновенно тихий голос, без ненависти и презрения.
— Да, именно за этим я сюда и пришёл. Мне кажется, перед смертью ты должен знать. Ты не последний. Клан Учиха не умрёт вместе с тобой.
Саске судорожно выпустил воздух из лёгких, недоумённо мотнув головой.
Ками-сами, ну сколько же можно?
Они лишили его чакры, лишили глаз, лишили будущего, но этого им оказалось недостаточно: теперь они вознамерились ударить по самому больному!
Да горите же вы все в аду!
— Это твой сын, Саске.
— Какаши, хватит…
— Его зовут Кейтаро, ему девять лет. Он очень способный и умный мальчик. Удивительно похож на тебя, впрочем, ты и сам должен был это заметить. Недавно у него получилось чидори, а техниками огня он владеет в совершенстве, — Хатаке хвастал, словно родитель, безгранично гордый своим отпрыском, только вот родителем как раз таки был совершенно не он.
— Хватит этого вранья, — устало проговорил нукенин, не веря ни единому слову мужчины.
— В глубине своей души ты и сам понимаешь, что это правда, а иначе как ещё ты объяснишь наличие у него шарингана?
На секунду лицо пленника озарилось лёгкой улыбкой, тут же сменившейся сомнением, а его пальцы стали чуть заметно подрагивать.
Неужели правда? Нет, не может быть…
— Ему могли пересадить глаза, — упрямо возразил тот.
— Тогда шаринган был бы активирован всё время, у Кейто же он пробудился на твоих глазах, Саске, — Какаши заметил усилившуюся дрожь рук пленника и поспешил продолжить: — Его выносила Сакура. Она забеременела, когда ты… — Саске вздрогнул и резко поднял руку в останавливающем жесте.
— Я понял. Понял, когда она могла забеременеть… от меня, — тихо произнёс Учиха, до сих пор помнящий неподвижное, безжизненное тело розововолосой куноичи под собой. Это было, наверное, единственным его поступком, о котором он сожалел все эти года. В тот момент ему просто до невыносимости сильно захотелось причинить Наруто боль, максимальную, убивающую, забрав у него то последнее, что, в принципе, ещё могло принадлежать молодому джинчурики. Саске знал: его блондинистый напарник, так упрямо стремящийся спасти его из лап мести, любил Сакуру, любил с детства, невзирая ни на что, трепетно и нежно, а он взял и растоптал его любовь, так неосторожно растоптав при этом и душу Харуно. — Хм, Сакура, значит. Странно, почему она не избавилась от ребёнка?
— Она пыталась, но мы с Цунаде-сама помешали этому. Мы хотели дать клану Учиха новую жизнь, Коноха не могла позволить шарингану исчезнуть…
— Как благоро-о-одно с вашей стороны, — с насмешкой протянул Учиха, но Хатаке не обратил на подобную колкость никакого внимания.
— Коноха тоже стремится исправить свои ошибки, Саске.
Усмешка тут же исчезла с бледного лица молодого мужчины — слова учителя заставили его призадуматься.
— Неужели люди так спокойно относятся к моему… сыну? Я слышал, что творилось в Листе. Они и вправду раскопали могилы моих родителей? — он всё ещё не мог поверить в услышанное, он всё ещё не мог принять того факта, что тот чудовищный поступок по отношению к своей бывшей сокоманднице мог подарить ему… сына?
Поверить Какаши означало бы довериться, но теперь слишком уж трудно было внимать чужим словам.
— Да, это правда, — поспешил ответить Копирующий. — И Кейто не живёт в Конохе. Если честно, про него вообще мало кто знает. Нам пришлось скрыть факт беременности Сакуры. В будущем, конечно, я надеюсь, что гнев толпы поубавится и клан Учиха восстановится, но пока мальчику угрожает большая опасность. Из-за тебя.
Саске опустил голову и помолчал несколько мгновений, переваривая полученную информацию.
У него что, действительно всё это время был сын?
На горле тут же сомкнулись безжалостные лапы спазма, а непрошеные скудные слёзы намочили и без того мокрые от крови бинты на пустых глазницах.
Боже, неимоверно хотелось отбросить эти слова как совершенно что-то ненужное; хотелось не ощущать этого бешеного счастья внутри себя от одной только мысли о том мальчике, который и вправду был похож на него как две капли воды!
Как же хотелось…
Но не поверить в это было ещё труднее, чем просто принять то обстоятельство, что у него теперь имелся наследник.
— Я хотел бы увидеть его, — хрипло проговорил Учиха. — Сказать, что мне очень жаль. Сказать, что любил бы его, будь всё иначе.
Грустный тяжёлый вздох со стороны Хатаке не заставил себя долго ждать. Его бывший ученик, так неимоверно запутавшийся в этой сложной по всем понятиям жизни, теперь начинал осознавать: стоило ли жить всё это время одной только местью? Нет.
А ради чего тогда стоило жить? Ради собственного сына.
— Ты ведь и сам понимаешь, что это невозможно. — Учиха слегка кивнул, стараясь унять слёзы то ли счастья, то ли разочарования от понимания своих непоправимых ошибок. — Мне пора, Саске.
Сенсей ещё раз пристального посмотрел на бывшего ученика, выглядевшего в данную секунду как никогда потерянным, и направился к выходу, однако же спустя мгновение резко остановился.
— Мне жаль, что так получилось. Жаль, что я не смог наставить тебя на правильный путь. Я виноват не меньше, — совершенно неожиданно проговорил Какаши, заставляя пленника поднять на него незрячий взгляд.
Рука Учихи с силой сжала простыню, а губы исказила кривоватая усмешка, от которой стало ещё невыносимее. Ни на секунду Хатаке не мог больше оставаться в этом месте. Отчаянно захотелось напиться и больше не помнить. Ничего не помнить!
— Постойте, Какаши-сенсей, — произнёс нукенин настолько внезапно, что мужчина даже вздрогнул.
Он что, назвал его сенсеем? Саске правда назвал его сенсеем?
— Не могли бы вы передать Наруто… Я благодарен ему за то, что он считал меня другом. Я его всегда уважал. — Губы копирующего ниндзя тронула печальная улыбка: Узумаки многое бы отдал, чтобы услышать подобные слова от Учихи. — А ещё передайте Ренне… Акаде Ренна — знаете такую? — как-то непривычно жалобно уточнил тот.
— Знаю, — вместо голоса хрип.
— Передайте ей: мне тоже очень жаль, что мы не встретились с ней раньше. А ещё, — он сглотнул, — передайте Сакуре… Спасибо за сына…
Хвалёная маска вечного равнодушия на лице Учихи треснула, заставляя его черты меняться под воздействием различных эмоций: горечь, страх, сожаление. Казалось, только сейчас он осознал, что вскоре умрёт, и Какаши отчаянно хотелось помочь этому непутёвому, запутавшемуся в коварных сетях жизни ученику, но было уже поздно. Слишком.
— Узумаки сейчас на миссии, иначе бы он попытался спасти тебя, но когда он вернётся, я обязательно передам ему твои слова. Ренне тоже скажу. Насчёт Сакуры не уверен, но попробую. — Сколько воли потребовалось, чтобы сказать это всё твёрдым, не дрогнувшим голосом, одному Богу известно.
Саске неуверенно кивнул в ответ и лёг обратно на подушку, всем своим видом показывая, что разговор на этом окончен.

***

Казнь проходила за пределами Конохи. На большой тренировочной площадке, казалось, собралась вся деревня: все жители самолично хотели убедиться в том, что убийца их родных понесёт заслуженное наказание. Цунаде была против публичной казни, но общество взбунтовалось, и ей пришлось подчиниться.
Сакура отстранённо стояла в глубине толпы и пристально смотрела на деревянные балки эшафота. Харуно не понимала, зачем пришла сюда, ведь она абсолютно точно не хотела видеть его смерть. И дело было совершенно не в том, что она простила его. Нет, навряд ли она смогла бы когда-нибудь простить Саске, просто… Просто ей было всё равно, безразлично, что с ним будет. Для неё Учиха Саске умер уже давно, ещё девять лет назад, в тот самый миг, когда не остановился, глуша её мольбы своими сладострастными стонами, поэтому…
Одним шиноби больше, одним меньше — какая, к чёрту, разница?
Но отчего-то ноги сами привели её на место казни. Хм, зачем?
Рядом с ней стояла темноволосая девушка. Сакура была с ней почти не знакома: изредка она лечила её раны, полученные на заданиях, и, кажется, эту куноичи звали Ренна. Почему-то её трясло, а по щекам катились огромные капли слёз, что выглядело, безусловно, странно, учитывая тот факт, что в основном все радовались, зная о заслуженном наказании преступника. А она плакала. Не обращая ни на кого внимания, она плакала навзрыд.
Харуно перевела усталый взгляд на Ренну и несколько удивлённо начала рассматривать её.
— Почему ты плачешь? Тебе его жалко? — тихо спросила она, в принципе, не рассчитывая на ответ.
Девушка вздрогнула и повернулась к Сакуре, открывая рот в попытке что-то произнести, но не успела, так как Саске в следующую секунду взобрался на эшафот и слова Акаде, что всё же смогли вырваться из её горла, утонули в какофонии звуков: крики, угрозы, оскорбления. Несомненно, толпа растерзала бы последнего из клана Учиха, если бы имела на то позволение, и прошедшие девять лет никак не смогли погасить всепоглощающий пожар той лютой ненависти, что разгорелся некогда в сердцах жителей Конохи.
На лице нукенина виднелась усмешка — его забавлял шум толпы; ему нравился тот факт, что многие из людей, стоящих сейчас прямо перед ним, не понаслышке знали об утрате. Они ощущали эту боль, так же как и он когда-то ощутил её сполна.
— Учиха Саске, вы признаётесь виновным во всех предъявленных вам обвинениях и подлежите казни путём отсечения головы. Приговор приводится в исполнение немедленно, — зачитал протокол стоящий рядом шиноби, и раздались аплодисменты — бурные и непрекращающиеся овации.
Учиха демонстративно поклонился, ввергая толпу в ещё более остервенелое неистовство, но именно в тот самый момент что-то произошло, что-то щёлкнуло. И мало кто догадался бы, что за напускной ухмылкой наследника шарингана уже скрывался тугой, беспощадно разъедающий все внутренности страх перед смертью. Если приглядеться внимательнее, то можно было бы увидеть, как руки Саске едва заметно подрагивали, а уголки губ то и дело предательски опускались.
Ему и самому было от этого противно — разве так должен был встречать смерть первоклассный шиноби? Но теперь Учихе было по-настоящему страшно. Страшно умирать, ведь только сейчас он осознавал, что за свои двадцать девять лет, потраченные на эту бесполезную гонку за извращённой справедливостью, жизни он так и не увидел. Вместо жизни он лицезрел лишь смерть, обречённо понимая в эту секунду, что так и не привык к её устрашающему прогнившему лику, с превосходством взирающему сейчас на него своими пустыми глазницами. Раньше смерть никогда не подходила к нему настолько близко, никогда не обжигала его своим смердящим дыханием, отступая под натиском помощи, что оказывали ему Джуго, Карин… А сейчас никто не сможет прогнать её, никто не сможет ему помочь.
— Что здесь происходит?! — взревел знакомый всем голос признанного героя откуда-то позади. — Саске?!
Все словно по команде обернулись и увидели ошеломлённого Узумаки, всего потрёпанного и измазанного, что стоял возле входа на площадку с обезумевшим от тотального непонимания взглядом.
В его голове никак не укладывалось: как такое вообще могло произойти? Зачем его отправили на поиски Саске, аргументируя это тем, что тот был замечен где-то неподалеку от Листа, когда вот же он, уже в Конохе, связанный, с непонятной чёрной повязкой на глазах и…
Какого чёрта?
Он сделал неуверенный шаг вперёд, безотрывно глядя на своего лучшего друга и бывшего напарника.
— Нет, нет, стойте, даттебайо! Пожалуйста, не надо! — рёв разъярённого зверя — и ноги сами понесли его навстречу Учихе.
Цунаде коротко кивнула стоящему позади пленника шиноби с катаной в руке.
Простить Саске? Нет, пятая Хокаге была не настолько великодушна, чтобы помиловать его за все те деяния, что он успел натворить.
Пойти на поводу у Наруто? Нет, к сожалению, молодой джинчурики не успел образумить Учиху. Не успел.
Услышав голос бывшего сокомандника, Саске улыбнулся, нет, даже рассмеялся, негромко, но отчаянно и искренне. Вот оно! То, что позволит ему встретить смерть с улыбкой на устах.
— Узумаки, усуратонкачи, я вернулся! — прокричал Учиха, в следующее мгновение чувствуя резкую боль в области шеи.
Сакура слегка вздрогнула, когда услышала свистящий звук катаны, рассекающей воздух, и к горлу моментально подступила тошнота. Увидев, как бездыханное тело повалилось на деревянные балки, она в ужасе зажмурила глаза, не в силах признаться самой себе, что стала свидетелем его смерти.
Неужели Саске… мёртв?
У Ренны моментально подкосились ноги, и она рухнула на сухую безжизненную землю безвольной тряпичной куклой, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Каким-то непостижимым для неё образом ей надо было убедить себя, что она сделала правильный выбор. Правильный! А иначе как же жить тогда дальше, зная, что повинна в смерти любимого человека?
Наруто, яростно растолкав толпу, молниеносно подлетел к обезглавленному телу друга и упал перед ним на колени.
— Что… Что же это такое? — шокированно бормотал он, давясь собственными слезами. — Почему вы мне не сказали?! Почему обманули?! Почему я не знал, что он здесь?! — голос Узумаки начал срываться на крик. — Бабулька, ты глупая… Глупая… Я же обещал ему! Как ты могла?! Я ненавижу…
Пятая стойко вынесла всю гневную тираду джинчурики, а затем, развернувшись в пол-оборота, проговорила самым грозным тоном, на какой только была способна:
— Узумаки Наруто, с завтрашнего дня ты исполняешь обязанности Хокаге. Я жду тебя в своей резиденции с утра!
Тот вздрогнул и моментально замолк, всё так же продолжая пристально наблюдать за удаляющимся силуэтом светловолосой женщины.
Почему-то стало невыносимо плохо: голова закружилась, дыхание участилось, не позволяя сделать глубокий спасительный вдох, а перед глазами всё поплыло, смешиваясь в одну большую кляксу.
Наруто помотал головой, пытаясь прийти в себя, но вместо этого завалился набок, лишаясь последних остатков сознания.