По тонкому лезвию мести. Глава 9 "Первый, настоящий, трепетный"

С самого утра новоиспечённого джонина Конохи неимоверно раздражала… Мидори. Кейтаро толком и не знал, что именно послужило причиной всему этому, но факт оставался фактом: в ней его раздражало буквально всё. И то, как она безотрывно смотрела на него, задумчиво накручивая прядь золотистых волос на тонкий, изящный пальчик, и то, как наивно полагала, что он этого совершенно не видел, хотя он, с детства привыкший фиксировать всё происходящее, конечно же, замечал. И бесился от этого ещё сильнее. Но больше всего юношу нервировало даже не это — с такими мелочами жизни, как беспрерывная слежка, он мог бы справиться, элементарно спросив принцессу, что ей, собственно, от него нужно. Сильнее всего Хаттори выводило из равновесия то, что от напарницы стало невыносимо пахнуть… мёдом.
Белокурые волосы, загорелая кожа, да, казалось бы, даже одежда девушки полностью пропитались этим терпко-сладким запахом. По всей видимости, дело было в обыкновенном шампуне с добавлением этой янтарной сладости, который Мидори — так неосмотрительно и на его беду — использовала вчера вечером, но даже осознание сего обстоятельства не приуменьшало того, каким невероятным образом слияние аромата мёда и едва ощутимого фимиама самой куноичи превращалось для Кейтаро во что-то поистине волнующее и неизбежно влекущее его. Ведь с самого младенчества лишённый любви и ласки родителей, поддержки и дружбы сверстников, он находил утешение в сладостях, поглощая их тоннами и заставляя Какаши-сенсея вести неравный бой за его белозубую улыбку, и именно поэтому мёд он любил. Любил как обезумевший, совершенно неспособный контролировать себя псих, скрывая под своей такой не совсем нормальной особенностью незаживающую травму некогда детского сердечка. Больше мёда он любил только яблоки, к остальному же относился весьма терпимо, даже, можно сказать, безразлично, и ведь надо же было такому случиться, что из всей палитры вкусов и запахов эта несносная девчонка выбрала именно тот самый, который мог свести с ума.
Когда же помутнение рассудка молодого джонина дошло до той опасной черты, граничащей с настоящим безумием, и он в отчаянии поймал себя на мысли, что ещё мгновение — и его язык окажется на карамельной коже юной Узумаки, отведав на вкус её манящую сладость, Хаттори понял — необходимо было срочно что-либо предпринимать, а иначе… Иначе беды не миновать!
Поэтому, сославшись на дикую головную боль, он поспешно удалился в отведённую ему комнату и заперся в ней, тщетно стараясь отвлечься от невольно закрадывающихся в шальную голову навязчивых мыслей, по его мнению, абсолютно неправильных для такого человека как он.
Юноша нервно сдёрнул с себя маску, незамедлительно откинув её куда-то в сторону, и обессиленно повалился на кровать, растирая и без того раскрасневшееся лицо ладонями.
— Что же за напасть такая? — Крепко зажмурившись, Кейтаро остервенело помотал головой, стремясь привести пошатнувшееся благоразумие в норму, но добиваясь тем самым лишь непристойных образов бесстыдной блондинки, обильно смазывающей своё загорелое тело мёдом.
Мысленно проклиная всё на свете, наследник шарингана уже не мог вырваться из плена своих запретных желаний, утопая в этих зыбучих песках с каждой секундой всё больше и больше. По его телу уже давно распространялась какая-то непривычная для него теплота, а по коже изредка пробегал будоражащий душу холодок, скрывающийся затем в самых потаённых глубинах его сердца.
Ох, как же его это нервировало! Просто невыносимо!
Он совершенно не привык к такому буйству своих эмоций, и молодого шиноби это, мягко выражаясь, немного тревожило.
Приглушённый стук, так неожиданно пронзивший звенящую тишину комнаты, заставил Кейтаро непроизвольно вздрогнуть и устремить взгляд зелёных глаз на запертую дверь гостевой комнаты.
— Хаттори, нам пора идти на экзамен, — незамедлительно раздалось по ту сторону двери, и джонин невольно закусил нижнюю губу в попытке совладать с вновь нагрянувшими чувствами. Голос Мидори, так внезапно ставший неимоверно притягательным, окончательно выбивал юношу из колеи. И опять его мозг стали терроризировать пошлые картинки с участием светловолосой прелестницы, призывно тянущей к нему руки, и мёда, тоненькой струйкой стекающего на её бархатистую кожу.
— Да… Я иду, — чуть запоздало прохрипел юноша, а затем, сделав пару глубоких вздохов и слегка похлопав себя по щекам, тихо добавил, но уже, скорее, для себя, нежели для куноичи: — Соберись. Будь, чёрт побери, настоящим шиноби.
Поспешно соскочив с кровати, он окинул взглядом пол в поисках своей проклятой маски, но вместо этого неминуемо натыкаясь глазами на книгу Хатаке, мирно примостившуюся на журнальном столике возле постели. Кейтаро несколько секунд безотрывно смотрел на неё, а затем, вымученно ухмыльнувшись, взял «любовный трактат» в руки.
Да, сомнений быть не могло! Запах мёда не мог настолько свести его с ума. Дело было не только в нём, но и в гормонах, так некстати разыгравшихся в его молодом организме, естественно, из-за этой идиотской книженции, любезно предоставленной обожаемым наставником. Вот спасибо, Какаши-сенсей! Вот удружили!
— Дурацкая книжка, всё из-за тебя. — Недолго думая, Хаттори сложил несколько печатей, втянул в лёгкие немного воздуха и, преобразовав свою чакру в огонь, выпустил небольшую струйку пламени изо рта, в мгновение ока превращая литературное произведение в жалкую горстку пепла.
И плевать, что Какаши-сенсей мог расстроиться из-за безвозвратно утерянного бесценного экземпляра любовного пособия. Сам виноват! И даже не жалко! Мог бы и лучше время найти, чтобы просвещать своего несведущего в любовных утехах ученика! Вот же старый извращенец!
— Хаттори, ну, долго ты там? — нетерпеливый голос напарницы заставил молодого человека очнуться от нерадужных мыслей об учителе.
Чёрт, он бы многое сейчас отдал, лишь бы не выходить из этой комнаты до окончания экзамена, но деваться было совершенно некуда. Пару раз глубоко вздохнув и собрав остатки своего самообладания в кулак, Кейтаро нехотя нацепил на себя маску, открыл дверь и неуверенно вышел в коридор, вновь неизбежно погружаясь в водоворот томительно-сладостного аромата носительницы бьякугана.

***

Заключительный этап экзамена на звание чунина, включающий в себя показательные бои между претендентами, поистине выдался на славу. Безусловно, ниндзя нового выпуска были весьма одарёнными детьми, сумевшими проявить себя отважными и сильными бойцами, что, несомненно, поразило всех присутствующих на турнире шиноби. Всех, за исключением Кейтаро, толком не замечающего ничего вокруг и старающегося не вдыхать дурманящее благоухание напарницы, и Мидори, то и дело кидающей заинтересованные взгляды в сторону спутника.
Когда же экзамен наконец подошёл к логическому завершению, Хаттори был, сказать по правде, уже на пределе. Единственным желанием молодого джонина было вновь запереться в своей комнате и по возможности принять холодный душ, а то и несколько раз подряд, лишь бы поскорее остудить мысли и тело, так безбожно ополчившихся против его рассудка.
Не вдаваясь в особые разъяснения, он уже было рванул в сторону выхода со стадиона, однако моментально остановился, напрочь забывая о своём временном помутнении разума, как только заприметил стремительно приближающегося к ним Кина.
— Принцесса Мидори! Принцесса Мидори! — кричал Глава Камня, вынуждая наследника шарингана напрячься каждым мускулом и приготовиться в любую секунду защищать белокурую куноичи от этого надоедливого типа. — Принцесса! — Цучикаге неистово размахивал руками, отчаянно пробиваясь сквозь толпу к трибуне коноховских делегатов.
— Ками-сама, как же он мне надоел, — натянуто улыбаясь, процедила девушка, вызывая тем самым приглушённый смешок со стороны Кейтаро. Что ни говори, а в этом их мысли явно совпадали.
— Ох, Мидори, так можно и ослепнуть, между прочим! — раздосадованно произнёс мужчина, в конечном итоге справившись с толпой и подходя к юной Узумаки практически вплотную. — Вы сегодня прекрасны как никогда, моя милая принцесса. — Его губы вновь коснулись её тонких пальцев, вызывая очередной румянец смущения на девичьих щеках.
Хаттори напрягся ещё сильнее и непроизвольно накрыл рукоять своей катаны ладонью, намеренно начиная источать ауру смертоносной опасности. Кин же предпочёл сделать вид, что абсолютно не замечал очевидной нервозности стоящего рядом молодого человека, и непринуждённо продолжил свой незатейливый разговор с куноичи.
— Я хотел попрощаться с вами, моя милая прелестница. Мой статус каге обязывает меня незамедлительно вернуться в свою деревню. — Он состроил на лице всепоглощающую скорбь и закусил губу в попытке изобразить немыслимые душевные страдания. — Вам даже не передать словами, насколько мне жаль расставаться с вами. Ох, как же жаль!
А вот Мидори, кстати, было совершенно не жаль! Она только об этом и грезила!
— Но как только я освоюсь на новой должности, то сразу же вышлю вам приглашение, принцесса Мидори. Обещайте мне, слышите, обещайте, что не откажетесь и навестите своего скромного друга и покорного раба вашей красоты! — Он обхватил её лицо ладонями и устремил на девушку наисерьёзнейший взгляд — Хаттори аж подавился от такой неслыханной наглости Цучикаге и зашёлся мучительным кашлем, безрезультатно колотя себя в грудь.
— Э-э-э, ну хорошо, — неуверенно пробормотала Узумаки, обеспокоенно косясь на кашляющего напарника и желая лишь одного: чтобы этот слегка придурковатый, по её мнению, молодой мужчина, который постоянно распускал свои шкодливые ручонки, как можно скорее удалился восвояси.
— Ах, прощайте, Мидори, — опечаленно произнёс тот напоследок, а затем, обернувшись к едва пришедшему в себя Кейтаро, тихо добавил: — Береги её. Она у тебя такая хрупкая и нежная… — «и до невыносимости наивная».
Признаться честно, где-то в глубине его души эта светлая, солнечная, очаровывающая своей неприкрытой добротой девушка действительно нравилась ему, и куда больше, чем Кину того хотелось. Но этого было мало, чтобы свернуть амбициозного во всех отношениях правителя Камня с его намеченной цели, ничтожно мало. Хотя, безусловно, ему становилось и жаль, когда он понимал, что такому милому существу, как Мидори, была уготована такая незавидная участь в столь недалёком будущем.
— До встречи, надеюсь, скорой. — Последний раз припав губами к девичьим пальчикам, Цучикаге поспешно удалился, тщетно стараясь подавить в себе победную улыбку, так и растягивающую его губы в торжествующем оскале.

***

— Не понимаю, к чему такая спешка? — спросил Гаара, переводя сердитый взгляд на Мидори.
— Ну, Гаара-сан, если мы выйдем сейчас, то к завтрашнему вечеру уже будем дома!
Пустынный скрестил руки на груди и откинулся на спинку своего кресла.
— Это я понимаю, — кивнул Кадзекаге. — Я не понимаю только одного: к чему такая спешка?
Белёсая бровь девушки нервно задёргалась.
Да что же это за допрос с пристрастием?! Ну как? Как она могла объяснить ему, что ей жизненно необходимо было вернуться домой как можно скорее? Вернуться и поговорить с Какаши-сенсеем!
Эта мысль пришла к ней ещё вчерашним вечером и с той самой поры не давала юной куноичи ни есть, ни спать. Ведь именно с ним Хаттори впервые появился в деревне, а значит, советник Конохи просто был обязан знать ответы на все те вопросы, что неизбежно возникали у неё в голове. Поэтому в Лист нужно было отправляться немедленно! Сию же секунду!
— Да Наруто меня с потрохами съест, если узнает, что я отправил его единственную дочь на ночь глядя! — привёл свой самый веский аргумент глава Песка в надежде, что довод всё-таки сработает, но юная Узумаки лишь возмущённо возвела глаза к потолку.
— Да, Гаара-сан, сейчас ведь только три часа дня, тем более я с Хаттори… — Мидори осеклась, услышав громкий звук захлопывающейся входной двери и неистовый ор женского голоса, раздавшегося откуда-то снизу.
— Гаара-а-а!!!
Спустя пару секунд в кабинет Кадзекаге влетела светловолосая женщина, судя по весьма и весьма округлившемуся животу, находящаяся на последних месяцах беременности. Она гневно сверкнула глазами и яростно устремилась к мужчине, устало накрывшему свои глаза ладонью и хрипло пробормотавшему себе под нос что-то наподобие: «Ещё одна на мою голову».
Носительница бьякугана невольно поёжилась при виде разъярённой Темари-сан, которую она, к слову сказать, всегда немного побаивалась, что, однако же, не мешало ей безгранично восхищаться её мужеством, умом и закалкой, и максимально вжалась в мягкую спинку кресла, на котором гордо до этого восседала.
— Ты почему мне не сказал, что Мидори здесь? — накинулась на брата Темари, задыхаясь от душившего её праведного гнева. — Я отправляюсь в Коноху с ней!
— Нет, — коротко ответил тот, морально готовясь к новой порции сестринских проклятий.
— Что-о-о?! Да ты ведь запрещал мне отправляться в Коноху одной! Проблема решена, я иду с Мидори! Что опять не так?!
— Темари, — слегка повысив голос, отчеканил Пустынный. — Я не отпускаю тебя в Коноху, потому что ты на девятом месяце беременности, а не потому, что ты не можешь найти себе компанию! Почему ты не в госпитале? Врач ясно дал тебе понять, что роды могут начаться в любой момент.
Женщина зло смерила младшего брата испепеляющим взглядом и, демонстративно проигнорировав вопрос, обращённый к ней, повернулась к коноховской гостье.
— Привет, Мидори.
— Здравствуйте, — робко промямлила девушка.
— Как там Каори? Она обижается на меня? Я обещала ей вернуться ещё месяц назад, но этот… этот… — она сердито ткнула указательным пальцем в сторону Гаары, — он не выпускает меня из Суны! Не выпускает, представляешь? Скажи мне, Каори сильно обижается?
Мидори неосознанно сгорбилась под пристальным взором зеленоватых глаз и нервно ухмыльнулась, толком и не зная, что ответить обеспокоенной женщине. Ведь их с Каори нельзя было назвать подружками, они общались постольку поскольку, и, естественно, та своими внутренними переживаниями с Узумаки не делилась, но расстраивать взволнованную мать, а в особенности, когда ею являлась сама Темари-сан, Узумаки всё-таки не решилась.
— Да нет, не обижается.
Хотя, скорее всего, бедной наследнице теневых техник действительно было не до обид на мать: не каждый же день увидишь двух страстно целующихся в подворотне парней с намёком на не менее страстное продолжение сего действа. Шок, между прочим, ещё никто не отменял.
— Её ленивый отец хоть кормит её? — заметно подуспокоившись, продолжила допрос светловолосая куноичи.
Да что, мать вашу, за вопросы? Ей-то почём было знать?
— Ну, у Шикамару-сана много дел в Совете, но… думаю, что… кормит… — Абсолютная неуверенность Мидори в данном ответе не осталась незамеченной со стороны Темари, из-за чего та выразительно перевела взгляд на Гаару и сердито нахмурилась.
— Теперь-то ты понимаешь, что мне срочно нужно вернуться в Лист, иначе с таким папашей мой ребёнок банально помрёт с голоду!
Кадзекаге сделал глубокий вдох и едва заметно улыбнулся. Он себе и представить не мог, что его сестра, некогда такая гордая и независимая куноичи, став матерью, превратится в нечто, напоминающее кудахчущую наседку.
— Хм, во-первых, Каори уже пятнадцать, и она вполне способна приготовить себе еду самостоятельно или же банально сходить в какую-нибудь забегаловку. Во-вторых, Темари, ты на девятом месяце беременности, ещё не хватало, чтобы ты родила по дороге в Коноху. Как ни крути, но в твоём-то возрасте это опасно. А в-третьих, твой обожаемый, но ленивый, как ты говоришь, супруг очень не лениво шлёт мне угрожающие письма с периодичностью раз в два часа, что если я отпущу тебя в дорогу и его сын вздумает родиться в лесу, то он лично придушит меня своей тенью. — Он проговорил всё это спокойно, но предательская ухмылка так и стремилась вырываться наружу.
— С каких пор ты боишься Шикамару? — Она выразительно изогнула светлую бровь и сложила руки на груди, забавно упираясь локтями в свой огромный живот.
— Да с тех самых, как он узнал, что ты беременна его вторым чадом, — тут же парировал Пустынный в ответ, не в силах больше сдерживать улыбки.
Глядя на усмехающегося братца, женщина недовольно фыркнула и отвела раздражённый взгляд в сторону. Да чтоб их всех!
Машинально погладив живот, Темари мысленно попросила сына родиться как можно скорее, чтобы его мамочка смогла наконец-таки вернуться в Коноху к горячо любимой дочери, по которой она успела безумно соскучиться.
— Мне нельзя расстраиваться, но вы меня расстраиваете! — Напоследок топнув ногой в стремлении пробудить в этих двоих безмерное чувство вины, она развернулась к выходу. — Мидори, передай Каори, пожалуйста, что мама её любит, а Наре передай: я убью его, когда вернусь.
С этими словами куноичи сердито устремилась к двери, бормоча себе под нос ругательства и проклятья, и, со злостью захлопнув её, удалилась обратно в госпиталь.

***

«Думай о миссиях! Думай о настоящих миссиях, которые ожидают тебя в будущем. Самые важные и смертельно опасные. Думай только о них и ни о чём больше!»
«Кейтаро-о-о, — томно тянула Мидори из его фантазий, игриво покрывая пухлые розовые губки янтарной сладостью. — Кейтаро-о-о, иди же ко мне…»
«Да думай же ты, наконец, о миссиях, чёрт тебя дери! Об этих грёбаных миссиях! Только о них!»
Молодой человек снова зажмурился и бешено замотал головой, стремясь избавиться от очередного наваждения, но тщетно. Бесполезно. Абсолютно безрезультатно. Не помогало ничего! Ровным счётом ни-че-го. Ни холодный душ, ни раздумья на отвлечённые темы, ни тем более мысли о предстоящих миссиях. Пока его обоняние улавливало эту неповторимую смесь запахов Мидори и мёда, он мог думать только об одном… Только об одном! Проклятье!
Даже сейчас, когда он собирал хворост для костра, чтобы осветить и обогреть их временное пристанище, и находился за несколько десятков метров от своей спутницы, его нос упрямо продолжал улавливать слабые, но достаточно ощутимые нотки такого возбуждающего его душу аромата — на деле же не более чем обман отравленного навязчивой идеей подсознания; своеобразные импульсы, посылаемые воображением и превращаемые в иллюзию, — воспоминания о запахе и его природе были слишком ярки.
— Чёрт, — юноша приглушённо выругался, чувствуя, как его тело безбожно горело огнём, в любую секунду грозясь расплавиться под напором такого невыносимого желания.
Да что же с ним не так?! Чёртова книга! Чёртов мёд! Чёртова Мидори!
Спать! Необходимо было срочно завалиться на походный футон и заснуть, пока его разыгравшееся воображение окончательно не доконало разум.
— Да-а-а, спать, точно-точно! — протянул он сам себе, интенсивно кивая и ощущая себя при этом вконец сбрендившим безумцем. И плевать на то, что они могли замерзнуть в объятьях ночной прохлады. Плевать! Не до костра сейчас было!
Он яростно откинул засохшие ветки в сторону и, резко развернувшись, торопливо устремился к месту их сегодняшнего ночлега.
Когда же он вернулся к привалу, продолжая нервно убеждать себя, что здоровый сон пренепременно поможет ему расставить всё на свои места, Мидори уже спала, удобно устроившись на боку и мерно посапывая вздёрнутым аккуратным носиком в походную подушку. Не удержавшись, Хаттори всё-таки бросил на неё мимолётный взгляд и только потом уже понял, насколько фатальной это было ошибкой с его стороны, ведь она… Она выглядела такой нежной и хрупкой в этот миг, такой беззащитной, такой невероятно тёплой, и нет, не телом тёплой, а душой, словно бы солнце, которого в его жизни было так нестерпимо мало…
Кейтаро сглотнул подступивший к горлу ком и неосознанно придвинулся к девушке ближе, протягивая к ней свои окоченевшие и подрагивающие пальцы.
Всё это казалось таким неправильным, неразумным, запретным, но в равной степени и таким же желанным. И хоть в этом совершенно не хотелось признаваться, но его тянуло к ней, с неимоверной силой тянуло: к золотистым волосам, небрежно разбросанным по подушке причудливыми завитками, к лицу такому непокорному в свете дня, но такому непривычно безмятежному сейчас, к телу, заточенному длительными тренировками, и, конечно же, к душе — такой искренней и бесхитростной…
Поддавшись внутреннему, полностью неконтролируемому рассудком порыву, наследник шарингана наклонился к сладко спящей напарнице настолько близко, что его горячее дыхание определённо опалило бы замёрзшую кожу куноичи, если бы не его проклятая маска. Он застыл в секундной нерешительности, а затем, неуверенно приоткрыв лицо и сделав судорожный выдох, очень бережно, почти неосязаемо дотронулся губами до её неприкрытого, обнажённого плечика, неминуемо ощущая приятную бархатистость девичьей кожи.
Ох, как же хотелось ещё! Ещё целовать, ещё касаться, испытывать эту бурю эмоций вновь и вновь, пока сознание не откажет и не столкнёт его в спасительную пропасть бесчувственности. Ками-сама, до боли хотелось большего!
— Хаттори, — невнятно пробормотала Мидори и резко перевернулась на спину, всё так же продолжая безропотно лицезреть свои прекрасные сны, но ввергая тем самым напарника в состояние всепоглощающего страха.
Понимание того, что он сейчас делал и о чём помышлял, огромным валуном свалилось на его разгорячённое сердце, и он в ужасе отпрянул от столь желанного тела принцессы. Больно ударившись спиной и затылком о неизвестно откуда взявшийся поблизости ствол дерева, Кейтаро глухо застонал и медленно съехал по нему, лишаясь последних остатков самообладания. Устало спрятав лицо в ладонях, он страдальчески хмыкнул, совершенно не понимая, как бороться со своим помешательством дальше.
Ведь никогда прежде с ним такого не случалось. Никогда прежде он так безнадёжно не тонул в своих запретных мыслях и желаниях…

***

До Конохи оставалось какая-то пара сотен метров, а разговор между ними так и не клеился, что, несомненно, расстраивало по уши влюблённую в напарника Мидори.
Ну как? Как ей завоевывать сердце этого неприступного красавца, когда им банально даже не о чем было поговорить? Ну что за паскудство?!
— Хаттори, а-а-а ты чего книгу свою не читаешь? Дочитал уже? — спросила она первое, что пришло ей в голову. Ведь было же вполне возможно, что разговор на такие щепетильные темы у них всё-таки сложится: как-никак Хаттори был мужчиной, а значит, априори являлся извращенцем.
«Думать о миссиях, о неимоверно опасных миссиях…»
— Ага, — выдавил из себя парень, силясь не обращать внимания на притягательный аромат, до сих пор атакующий его обонятельные рецепторы, на что Узумаки моментально расплылась в ехидненькой улыбочке.
— О-о-о, так ты у нас теперь опытный герой-любовник, да? — Она завела руки за голову и сцепила пальцы в замок, стараясь придать себе как можно более непринуждённый вид, но с разочарованием понимая, что на щеках уже вовсю пылал румянец.
«Думать о миссиях и не думать об этой чёртовой книге. Думать о миссиях и не думать о книге!»
— Знаешь, с моим сожжённым лицом проверить мне это, скорее всего, не удастся, — сердито буркнул Кейтаро в надежде, что эта несносная девчонка теперь уже точно отстанет от него со своими разговорами о неприличной литературе и всё же позволит сосредоточиться на мыслях о неимоверно опасных и, возможно, даже смертельных заданиях.
Принцесса раздражённо фыркнула.
Да какого, спрашивается, чёрта? Да сколько уже можно посылать её в игнор? Она тут, знаете ли, из кожи вон лезет, а он… А он даже перекинуться с ней парой слов не имел ни малейшего желания! Ну уж нет! Узумаки, так сказать, сдаваться не привыкли — уж таков их путь ниндзя, мать вашу! Привлечь внимание Хаттори? Да легко!
— Раздевайся, — зло прошипела достопочтенная дочь, начиная расстёгивать молнию на оранжевой куртке. В ответ наследник шарингана непонимающе перевёл на неё взгляд и остановился в полнейшем изумлении.
— Прости, что? — робко переспросил он, не в силах отвести взгляд от раздевающейся напарницы.
— Раздевайся, говорю. Чего непонятного-то? — Куноичи поспешно сняла с себя куртку и небрежно откинула её в сторону. Юноша даже на всякий случай обернулся в стремлении лишний раз убедиться, что Мидори обращалась именно к нему, а затем вновь перевёл на неё исступлённый взгляд.
— Ты чего?
— А нечего тут на жалость давить! — «Значит, когда она о книгах, он ноль внимания, а когда она раздеваться начала, так сразу же!» — Говоришь, не удастся проверить, чему книжка научила? Хм, попробуем исправить такую вселенскую несправедливость и всё-таки проверить! — не унималась куноичи, с каждым мгновением злясь всё больше и больше и совершенно не отдавая себе отчёта в том, что, собственно, будет делать, если джонин всё-таки согласится. Поглотившая злость не давала мыслить рассудительно. — Раздевайся, кому говорю! Или же Хаттори-кун хочет, чтобы я ему помогла, а? — Её дрожащие от гнева пальцы потянулись к пуговице на его штанах, ввергая Кейтаро в крайнюю степень ступора, а спустя всего лишь секунду уже отчаянно пытались её расстегнуть.
— Эй, не надо! — крепко схватив девушку за руки с целью остановить её пылкие благотворительные порывы, он сорвался на крик, но та была непреклонна.
— Надо-надо, — бормотала она себе под нос, стремясь высвободиться из его захвата. — А ты пока маску снимай. Чего время зря терять? — Мидори подняла на него сердитый взгляд. — Ты не бойся, я не из пугливых.
«Ещё минута — и я не откажусь…» — невольно промелькнуло у него в голове, от чего Хаттори на мгновение оторопел.
Нет-нет-нет! Да о чём же он думал, чёрт возьми? Нет, этого нельзя было допускать! Ни в коем случае! У него были совершенно другие планы на эту жизнь. Планы, в которые эта неугомонная девчонка никак не входила!
— Мидори, успокойся, пожалуйста… — примирительно начал он, но непослушная рука куноичи, устремившаяся к его маске, не дала ему закончить мысль.
— А я и не волнуюсь, — прорычала она, яростно хватаясь за деревяшку на его лице и всеми силами пытаясь её стащить.
— Да что ты творишь, ненормальная?! — отчаянно вскрикнул Кейтаро, стараясь оттолкнуть от себя разбушевавшуюся особу, но вместо этого, спотыкаясь и с глухим звуком падая на спину, увлекая девушку за собой. — Мидори, прекрати! Не трогай её! Ты порвёшь завязки! — сказал и тут же уловил звук рвущейся материи. — Мидори, мать твою! — Он уже хотел было разразиться гневной тирадой, но внезапное оцепенение принцессы, вмиг превратившее её тело в неподвижную статую, заставило его осечься.
Джонин непонимающе замер, а затем перевёл удивлённый взор в том же направлении, куда мгновением ранее устремилась и сама Узумаки; немного приглядевшись, он заметил маленький серебристый сюрикен, что предостерегающе вонзился металлическим зубцом в кору рядом стоящего дерева.
— Какая несказанная удача: сама дочка Хокаге пожаловала к нам в гости. За её глаза, говорят, можно выручить приличную сумму денег на чёрном рынке, — послышалось где-то позади путников, что заставило Мидори испуганно обернуться.
Их было четверо. Все как на подбор мускулистые, вооружённые до зубов и с нескрываемой алчностью в глазах.
Так, кажется, у неё появились проблемы. Очень большие проблемы!
— Чёрт, ты порвала завязки, — недовольно прорычал Хаттори, придерживая маску одной рукой. — И как теперь прикажешь защищать тебя? — Как ни старался, но он не смог сдержать злорадства.
— Ну-у-у… я… я… — Никогда прежде она не испытывала такого неимоверного предчувствия опасности.
В ответ на это юноша лишь раздражённо столкнул с себя девушку и поспешил встать на ноги, попутно оценивая шансы своих противников на победу.
Да уж, действительно, с одной свободной рукой ему явно здесь делать было нечего, разве что умереть, а заодно и прихватить на тот свет эту неугомонную дурочку. Проклятье!
Тяжело вздохнув, он слегка наклонился к напарнице.
— У меня нет другого выхода, прости, — обречённо произнёс джонин, участливо дотрагиваясь свободной рукой до Мидори.
— Что? — Та перевела на него недоумённый взгляд, изумлённо вскинув белёсые брови. Что это он удумал? Бросить её на произвол судьбы?!
Но развить внутреннюю дискуссию на эту тему ей не позволил весьма сильный удар электрическим разрядом, в ту же секунду полностью лишивший её чувств. Мидори мешком повалилась на сухую пожелтевшую траву, чем вызвала заливистый смех одного из охотников за столь прибыльной наживой.
— Смотрите-ка, а парень-то на нашей стороне! — прохрипел один из них, одобрительно кивая на юношу. — Молодец, пацан, правильный выбор.
Хаттори слегка улыбнулся, неопределённо пожав при этом плечами, и откинул «искалеченную» маску в сторону.
— Не хочу вас расстраивать, но вы ошибаетесь, — тихо проговорил он, складывая печати и активируя чидори.
— Этими техниками нас не запугать, — усмехнулся самый крупный из них, видимо, являясь главарём шайки.
— А я и не собираюсь вас пугать этим, — произнёс Кейтаро таким тоном, словно бы объяснял малым неразумным детям непреложную истину. — Я собираюсь вас напугать вот этим! — Зелёные глаза молодого человека перешли в режим шарингана, приобретая кроваво-красный оттенок с тремя томоэ на радужке.
Все четыре нукенина вздрогнули и моментально отшатнулись на несколько шагов, немного комично распахнув свои кривые рты.
— Это что… ша… ша-шаринган? Но… Как такое возможно? Последнего из клана Учиха убили ещё десять лет назад!
На лице Хаттори заиграла дьявольская ухмылка.
— В таком случае получается, что я… призрак, — зловеще прошипел он, незамедлительно устремляясь в атаку.
Юноша не особо разбирал, в кого целиться, кого убивать первым, а кого оставлять напоследок. Он просто двигался: плавно, молниеносно, отчаянно, неизбежно неся смерть своим врагам. Поворот, прыжок, стремительное уклонение от чьей-то жалкой атаки, взмах меча-чидори, что со зловещим пением безжалостно вонзался в податливую плоть, и всё это означало одно — кончину тех, кто осмелился посягнуть на жизнь Мидори.
Страха он практически не ощущал, беспокоясь лишь о том, чтобы светловолосая принцесса не очнулась раньше положенного времени и не раскрыла его обман насчёт обезображенной внешности, — больше не волновало ничего.
По сути же, единственным настоящим противником для него являлся лидер отступников, действительно мастерски владеющий мечом и нанося ему один сокрушительный удар за другим, которые, впрочем, Хаттори искусно блокировал своими техниками и умениями; но разность в опыте в конечном итоге сыграла свою коварную роль, и от одной особенно молниеносной атаки Кейтаро увернуться всё же не смог, позволив острому лезвию меча кусанаги скользнуть по его мускулистому плечу и оставить после себя глубокий болезненный порез. Он неосознанно перехватил ранение рукой, стремясь притупить острую боль в плече, и в ту же секунду получил мощнейший удар рукоятью оружия по затылку, неизбежно падая от него на колени. В глазах моментально потемнело, а в ушах раздался оглушительный, рвущий барабанные перепонки звон, лишая его всякой возможности ориентироваться в пространстве, — и это, безусловно, являлось ошибкой с его стороны. Ошибкой, которая, возможно, стоила ему жизни…
— Сдохни, щенок! — услышал он позади себя, инстинктивно обернулся и с замиранием сердца увидел, как смертоносная сталь стремительно и неуклонно приближалась к его шее…
То, что произошло в следующее мгновение, Кейтаро объяснить не мог. Вернее, объяснить-то он мог, да вот только никак он от себя подобного не ожидал. Его усердие и трудолюбие помогали ему во многом, в том числе практически в совершенстве овладеть как тайдзюцу, так и нинзюцу, но вот гендзюцу… Гендзюцу для него всегда оставалось чем-то недостижимым, запредельным, неосуществимым, но сейчас…
Стоило нукенину лишь взглянуть в его шаринган, он будто оцепенел, останавливая лезвие своего меча в каком-то мизере от молодого тела шиноби, а потом… Потом Хаттори мысленно создал иллюзию, собственный мир с режущими глаз красками, в котором просто поменял их местами. Поменял для того, чтобы смертоносное остриё кусанаги прошлось не по его шее, а по глотке самого преступника, толком даже и не осознавшего момент своего неминуемого поражения.
Безжизненное тело отступника с глухим звуком повалилось рядом с наследником шарингана, что с немалым удивлением продолжал смотреть на недавнего врага, и конвульсивно подёргалось, словно бы лишний раз подтверждая безоговорочную победу джонина.
Невероятно! Он что, правда применил гендзюцу? В это было чертовски трудно поверить, однако же…
Невольная улыбка растянула его губы, но внезапная резкая боль где-то внутри его головы мгновенно заставила её исчезнуть. Он согнулся пополам, яростно сжимая виски ладонями, и с силой зажмурился от нестерпимой муки. Тысячи раскалённых мечей копошились у него в мозгах, отдаваясь сжигающей болью во всём организме и не давая сделать даже мимолётного вдоха.
Проклятье! Отдача от гендзюцу оказалась куда сильней, чем он предполагал!
Дыхание стало чересчур поверхностным, а изо рта начали вырываться хриплые стоны вперемешку с редкими вскриками, абсолютно не приносящими Кейтаро никакого облегчения. Но, к счастью, пару минут спустя боль стала постепенно утихать, уступая своё место какому-то странному ощущению эйфории и блаженства.
Упёршись руками в землю, он слегка мотнул головой и попытался нормализовать ухудшившееся зрение, ставшее после применения гендзюцу раздражающе нечётким, а затем постарался как можно скорее отыскать свою злополучную маску. Скосив взгляд немного в сторону, джонин заприметил её в нескольких метрах от себя и уже было потянулся к ней, но миниатюрная тёплая ладонь, накрывшая его запачкавшуюся, окровавленную руку, не дала ему этого сделать.
Хаттори вздрогнул и резко дёрнулся в сторону маски, прикрывая своё лицо рукой и ощущая болезненный стук сердца у себя в груди. Как же она не вовремя очнулась!
— Не смотри на меня! — взревел он, пытаясь оттолкнуть от себя Мидори, но та, крепко ухватившись за его плечо, не давала ему и малейшего шанса сдвинуться с места.
— Хаттори, я всё знаю, — мягко проговорила девушка, слегка притягивая разом оцепеневшего юношу ближе.
— Что? Что ты можешь знать?! — воскликнул Кейтаро, сбрасывая с себя оковы неподвижности и устремляясь к маске с новым рвением. Маска! Главным сейчас было доползти до неё, а дальше он что-нибудь придумал бы…
— Твоё лицо не сожжено кислотой, с ним всё в порядке! — громко произнесла Мидори, вновь ввергая парня в состояние неимоверного замешательства.
Что? Откуда? Разве он был где-то неосторожен?
— У меня ведь бьякуган, — уже гораздо тише добавила она, неуверенно дотрагиваясь до его щеки пальцами и с усилием надавливая на неё в стремлении развернуть юношу лицом к себе.
«Да как же это?» — Совершенно сбитый с толку, Кейтаро поддался напору её ладони и нерешительно развернулся, убирая дрожащие пальцы с лица и переводя на неё измученный взгляд зелёных глаз.
Голова юной куноичи моментально пошла кругом, а дыхание перебилось нахлынувшими эмоциями, так безбожно разбушевавшимися в её многострадальной груди.
Ками-сама, до чего же он был красив! Во стократ красивее своего бьякуганового отражения.
— Зачем ты врёшь, что обезображен? — с трудом выдавила она давно мучающий её вопрос.
— Мидори, всё слишком сложно и запутанно. Обещай, что будешь молчать…
— Обещаю, если ты мне всё расскажешь, — прошептала Мидори.
— Но я не могу!
— Тогда, — девушка невольно закусила губу и перевела затуманенный взгляд на его уста, — поцелуй…
— Что?!
Она медленно приблизилась к нему практически вплотную, оставляя лишь несколько жалких миллиметров между их телами.
— Поцелуй меня, и я буду молчать, — смущённо прошептала принцесса и несмело дотронулась до его холодных губ своими, совсем ещё не осознавая, насколько безумным был её поступок, насколько одурманенным был её разум.
Кейтаро вздрогнул, постепенно цепенея каждой клеткой своего тела, и Мидори, почувствовав это, тут же спасовала, совершенно не ощущая отдачи от желанных губ.
Боже, какой же она всё-таки была дурой! Настоящей идиоткой, отчего-то решившей, что такой гордый, сильный, невероятно красивый молодой человек, как Хаттори, мог обратить своё драгоценное внимание на такую заурядную и слабую куноичи, как она…
Зачем? Зачем она это сделала? Зачем добровольно обрекла себя на неизбежную насмешку над своими чувствами?!
Мидори испуганно отшатнулась от поражённого до глубины души парня, всё так же смотрящего на неё широко распахнутыми глазами, и стыдливо опустила бьякуганы, не в силах придумать разумного объяснения своим недавним действиям.
— Прости, — прошептала она, стараясь скрыть от молодого человека всю ту обиду и боль, что испытывало сейчас её неопытное, безнадёжно влюблённое в него сердце.
«Что?»
— Я не знаю, что на меня нашло…
«Что она там говорит?»
— Я обещаю, такого больше не повторится…
«Она хоть понимает, что творит со мной?»
Она ломала его. Ломала и даже не догадывалась об этом. Проклятье!
Его ладонь, так внезапно оказавшаяся на белокуром затылке принцессы, дала ему ясно понять, что контроль разума над телом был полностью утерян, окончательно и бесповоротно вверяя его душу на волю собственных желаний и эмоций.
Да, это было безумием! Самым настоящим! Но он слишком устал бороться с самим собой, слишком устал запрещать…
С силой притянув к себе изумлённую Мидори, он жадно припал к её губам и ненасытно ворвался в такую желанную влагу соблазнительного ротика, приводя свою спутницу в состояние крайнего недоумения.
Хаттори ответил ей? Она сошла с ума, или он действительно ей ответил?
Секундная растерянность, а потом руки сами обвили его шею, отчаянно прижимая возлюбленного ближе, словно боясь потерять, упустить, лишиться своего счастья в лице Хаттори.
Жизни вокруг теперь не существовало. Всё меркло и исчезало, погружаясь в какую-то вязкую необъятную тьму, что так великодушно не трогала только два страстно льнувших к друг другу сердца, оставляя влюблённым лишь неповторимое чувство невесомости, заставляющее парить где-то высоко-высоко над этим бренным миром и не замечать ничего, что творится вокруг.
С каждым новым движением тел, слиянием губ, сплетением языков они будто бы учились заново дышать, переживать, чувствовать. Учились заново жить в том мире, в котором до этого никто из них не жил. В красочном, чувственном, дышащем настоящими эмоциями мире.
Неужели это всё происходило наяву? Неужели это был их первый поцелуй?
Первый, настоящий, трепетный…
Тяжело дыша, Мидори нехотя отстранилась от Кейтаро, не имея ни малейшего желания возвращаться в окружающую действительность, и ощутила неподдельный внутренний страх, что всё это могло оказаться лишь игрой её воспалённого воображения и ничем больше.
«Ками-сама, умоляю, сделай так, чтобы это оказалось правдой!»
Сделав пару глубоких вдохов, она собрала всё своё мужество в кулак и неуверенно приоткрыла глаза…
Её сердце, казалось, пропустило удар, и она в панике отпрянула от юноши в ту же секунду. Первобытный ужас, моментально сковавший девичье тело, не дал застрявшему в горле крику вырваться наружу, причиняя тем самым неимоверную боль.
Что это?..
Вместо зелёных глаз возлюбленного на неё смотрели кроваво-красные, проклятые самой судьбой шаринганы.