Помню, знаю, вижу, чувствую…

***

Боль. Тупая, ноющая боль в груди. Это как зуб, но больнее и продолжительнее. Зуб можно удалить, сделав анестезию. С сердцем так поступить нельзя.

Я стала наркоманом. Обыкновенным наркоманом, торчком, который не может и дня прожить без своей спасительной дури. Кофеин, никотин, кетамин, кокаин, морфин, героин… Все, что заканчивается на «-ин» теперь заменяет тебя. Но, бесполезно.
Я все еще помню, знаю, вижу и чувствую…

Помнишь, какими мы были раньше? Счастливыми детьми, уверенными в завтрашнем дне, никогда не думающими о плохом, зная, что над нашим небосводом всегда будет солнце. Глупые!

Помнишь, как мы познакомились? Нет, не в начальной школе, ранее! Я прогуливалась с мамой и увидела тебя: такого маленького, по-детски смешного, с большими черными глазищами. Ты тогда мне впервые улыбнулся, той беззаботной улыбкой, в которую я влюбилась с первого взгляда. Ту, мою любимую улыбку, я больше не видела на твоем лице, но нежный образ, сохранившийся в моей голове, выныривал с памяти и снова озарял меня теплом. Помнишь, как мы гуляли по набережной, и пошел дождь? Сначала маленький и по-летнему теплый, а потом холодный, проливной. Мы бежали наперегонки к остановке, но на автобус опоздали и решили вернуться назад. Я смеялась и падала, а ты лишь нежно улыбался и брал меня на руки. Я хохотала, словно сумасшедшая, подставляя щеки холодной воде, а ты наблюдал, как она струиться по моему лицу и телу, едва впитываясь в мокрое до нитки платье. Мы, как дети, разувшись, бегали по песку, играли в салки, а потом сев на один из камней, смотрели вдаль, за горизонт, и строили планы на будущее. Ни ты, ни я тогда и не догадывались, что его попросту нет, не будет.

Помнишь, как ты впервые в своей жизни покраснел, положив на столешницу бархатную коробочку? О, я никогда не забуду твое выражение лица: ты смутился, отводил взгляд, и что-то бормотал под нос. Это было непривычно и неожиданно. Я, измазанная в муке и варенье, уронила тесто на пол, и долго смотрела, то на него, то на коробку, то на тебя. Ты усмехнулся моей любимой, уже второй усмешкой, сказав, что хозяйка из меня будет ни к черту. Я всхлипнула и кинулась тебе на шею, тоже что-то бормоча и не переставая плакать. Ты бережно меня обнимал, целовал в заплаканные глаза, перемазанные мукой щеки, в заветные губы, обещая никогда не оставлять одну, без поддержки, любви, нежности.

А помнишь, как ты радовался, узнав, что у нас будет сын? Казалось, что еще не родившееся дитя ты полюбил больше всех на свете. Я улыбалась, наблюдая, как ты говоришь с едва заметным животом, рассказывая, какая у него красавица-мать. Думаешь, я не догадывалась, что стоило мне заснуть, как в плеер вместо Баха и Моцарта ты ставил металл или рок, заранее приучая парня к мужскому и тяжелому. Знала, просто не показывала виду, меня умиляло - твое отношение к нам двоим. Я помнила это…

Это теперь я знаю, что ты меня ненавидишь, презираешь за то, что я убила нашего ребенка. Я знаю, что если бы была твоя воля, ты бы отправил меня к нашему не родившемуся сыну. Но кто же знал, что мой организм, иммунитет так слаб, не смог справиться с краснухой и пришлось избавляться от уже родного человека. Узнав, ты ушел из дома и не появлялся пять дней подряд. Тебя нашли наши общие друзья и привели домой в полусознательном состоянии. Ты ругался, посыпая меня бранью, разбил телевизор, переколотил почти всю мебель, но меня не тронул. Просто не смог. Не поднялась рука. Ты и я это прекрасно знаем. Я знала это…

Я видела, как ты себя губишь, и не смогла тебе помочь. Просто не было сил вытащить из той западни, в которую ты сам себя загнал. Видела, как медленно, но верно разрушаешь себя, отравляя свой организм и нашу общую жизнь. Я видела, как ты начал потихоньку тащить с дома деньги, выносить впоследствии уже открыто технику, уцелевшую мебель, мои личные вещи, так как свои уже все продал. Видела, как ты радовался, потом придя домой. Было такое ощущение, что ты вернулся и мы снова счастливая семейная пара. Ты окружал меня заботой, нежностью, дарил ласку и любовь, приговаривая и убеждая, что все будет хорошо и это в последний раз. Но я видела, что это был, ни последний, ни предпоследний раз, что только все начинается. Я видела это…

Когда позвонили и сказали, что нашли тебя в овраге мертвого – я не удивилась. Чувствовала, что все так и будет, правда я придумала тебе более достойную смерть: дома, на нашем ложе в виде старого дивана или же в больнице на белых покрывалах. Но и так было нормально. Сначала, мне казалось, что это сон, кошмар, злая шутка, хоть и готовилась к этому, но потом пришло озарение. И я почувствовала весь спектр чувств, словно сквозь меня прошел ток с вышки от радиостанции. Я почувствовала, как разделилась надвое, и часть меня, более живая и реальная, умерла там, вместе с тобой в том овраге с выпученными глазами, раскрытом ртом в немом крике и сведенными судорогой тонкими руками. Мою душу похоронили с твоим телом, возле могилки нашего сына. Я чувствовала слезы, хоть и не плакала. Нечем было. Плакало что-то внутри меня. Сердце? Нет, не может быть, его ведь также продал он, когда не хватило денег на очередную «радость». Больно было, пусто и неуютно быть одной в большом мире. Но я чувствовала, что скоро будем все вместе. Будем гулять по высокой сочной молодой траве с нашим сыном. Облаченные во все белое и легкое ты будешь катать его на шее, а я плести вам венки из полевых трав и цветов. Я чувствовала это…

И теперь спустя столько лет, наконец-то боль отступила, и я вздохнула свободно, в полную грудь, в предвкушении. Странно, другие не хотят умереть, употребляя все эти «-ин», а здесь зовешь ее, но она не приходит, словно дает все тщательно обдумать, взвесить и решиться. Но я давно уже решилась, поняла, убедила себя, что это мне необходимо, что я нуждаюсь в покое и тишине. А ты мучил меня, проходя с нашим сыном ко мне во снах, улыбался моей любимой улыбкой, шептал сидящему на твоих руках мальчику, показывая на меня, что это твоя красавица-мать. Ребенок тянул ко мне руки и смеялся. Странно, обещали, что я буду счастлива, меня посетят любимые образы, я обрету покой, а бренное тело не будет болеть. Наверное, любимым образом и была наша разрушенная семья.

Наглотаться всего и сразу и отправиться к вам? Мой фантом одобрительно кивнул, подсовывая еще не начатую упаковку.
Вот оно счастье. Пусть и короткое, всего лишь на миг, но счастье. Быть может, что я не увижу больше их, моих любимых и нежных мужчин, моих самых родных и уже таких призрачных.

Стоит попробовать. Ведь я обещала сплести им венок!..