Проклятие Ангела. Глава 17. Безумство. Часть 2.2.

Солнечные лучи, пытающиеся проникнуть в комнату, были жестко и бескомпромиссно подавлены черными занавесками из плотной ткани, что не оставили им ни единого шанса разогнать мрак, сгустившийся внутри.
Теруми Мей вальяжно восседала на кожаном диване, что разместился у центральной стены. Закинув ногу на ногу, она задумчиво покачивала ступней, изящно обхватив пальцами ножку высокого бокала, и с наслаждением потягивала приятное на вкус белое вино.
Торшеры, усеявшие комнату, создавали интимный полумрак, сочетаемый с прекрасной, но по-своему печальной мелодией скрипки. Измученные пальцы пленника, за горло прикованного цепью к стене, держали смычок, мягко скользящий по струнам. Узник знал, что нельзя допустить, чтобы руки хоть раз, подчинившись внутреннему ужасу, дрогнули, нарушив плавность очаровывающей музыки. Ведь в этом случае его ждала мучительная, долгая смерть, которую так любила преподносить своим заключенным Теруми.
Мей блаженно опустила веки, всем своим видом выражая безмерное удовольствие. Ей нравилась игра этого пленника, нравилось его красивое, почти идеальное лицо, тонкие, плавные черты, упругое сильное тело и восхитительно-глубокие синие глаза, невероятно подходящие к темному цвету непослушно-растрепанных волос. Он, определенно, был одним из лучших.
Одним из лучших в её коллекции.
Мечтательная усмешка исказила пухлые губы. Ведь женщина хорошо понимала, кто мог стать для неё ещё лучше, ещё совершеннее и прекраснее. Тот, кого желала она с самой первой встречи, тот, кто терзал её одним лишь ускользающим воспоминанием...
Учиха Саске.
Такой красоты Теруми Мей не видела очень давно. Казалось, словно этот парень – сошедший с небес Бог, настоящая икона безупречности и наслаждения. Женщина помнила холодный взгляд черных, словно ночной океан, глаз, что сводил её с ума, помнила дурманящий голос, доводящий до дрожи; и если бы не Ходзуки Суйгетсу, она забрала бы этого Харотима, бескомпромиссно отняла бы у бестолковой и бесполезной девчонки, на которой почему-то так зациклен Акасуна, и навсегда оставила себе.
Она позволила бы Сасори сделать из Саске марионетку – живую, но безгранично покорную, не способную сопротивляться чужой воле. И это сохранило бы нетленную молодость великолепного тела, подарило возможность любоваться им вечно.
К тому же, как теперь выяснилось, Учиха Саске таит в своей душе ключ к невообразимой силе, и Мей не могла удерживать в рамках контроля яростное недовольство тем фактом, что Карин, обыкновенной бесхребетной кукле Сасори, удалось заполучить этого Харотима себе раньше, чем кому-либо еще.
Мало того, Акасуна успел сообщить о ещё одной нерадостной новости: теперь Учиха Саске находится под присмотром Узумаки Наруто, сильного и известного Светлого Эльмитора из Отряда Истребителей, и шансы на пополнение своей коллекции Теруми, досадуя на вечную несправедливость, пришлось отпустить в никуда.
Но вечен ли такой расклад?..
Женщина с некоторой злобой, читающейся в сжатых в тонкую полоску губах, оглядела комнату, в которой находилась. Она как раз принадлежала Учиха Саске, ведь Теруми пребывала в его особняке. И от этого факта сознание будоражилось еще сильнее, а томные волны, разливающиеся по телу неудовлетворенным предвкушением, волновали кровь неутихающим желанием.
Недовольный взгляд остановился на стеллажах из красного дерева, усеянных многочисленными книгами. Сбоку от одного из них примостилась специальная лестница для тех случаев, когда возникала необходимость достать книгу с верхней полки. Довольная усмешка непроизвольно исказила губы Мей. А этот Саске, ко всем его внешним достоинствам, еще и начитан. А значит, умен.
Теруми нравились умные игрушки. Такие, чтобы можно было не только любоваться, но и поболтать во время скуки. На самом деле, гораздо интереснее было издеваться именно над подобными, мучить их и истязать, смотреть, насколько сильны духом великие умы...
От поэтичности собственных мыслей женщина издала тихий смешок. Но не успела она задуматься о чем-то еще, как изысканная дубовая дверь, как нельзя лучше отражающая вкусы и предпочтения хозяина этого особняка, открылась, и в комнату вошло существо, которое Мей давно ожидала здесь увидеть – Акасуна Сасори.
- Наконец-то, Сасори, я ждала вас, - ухмыльнулась женщина, встречая гостя своим вниманием. – Прекрати, Кайн. Твоя музыка меня утомила, - добавила она, даже не повернувшись в сторону пленника.
Звуки скрипки мгновенно стихли.
Сасори, не произнеся ни слова, окинул присутствующих спокойным, немного отстраненным взглядом и стал неспешно расстегивать пуговицы плаща. Теруми поймала себя на том, что с жадным нетерпением наблюдает за этим процессом. Ей нравилось тело Сасори: столь красивое, сильное и молодое; нравились его кажущиеся стеклянными карие глаза, не знающие сострадания и жалости; нравилось то, с какой изящной медлительностью он снимает с себя одежду...
Что греха таить, Акасуна нравился ей весь, целиком и полностью, и она с огромным удовольствием пополнила бы им ряды своей коллекции, только вот, увы, эта задача была ей не под силу. Поэтому оставалось, подобно стервятнику, наблюдающему за недосягаемо-живучей жертвой, оставаться в стороне, молча грезя о том, что Сасори, возможно, мог стать одной из её личных игрушек.
Но Акасуна был словно помешан на Карин, девчонке, которая вызывала у Мей лишь презрение. Становилось обидно: неужели какая-то красноволосая девка достойна большего, чем она? Неужели Карин лучше, красивее, интереснее? Почему ей внимания – через край, а Теруми – только тогда, когда нужно обсудить важные и неотложные вопросы?
Хотя, конечно, хорошо зная, каким образом выражается интерес Сасори, Мей не рисковала жаловаться на его отсутствие. Ведь ей совсем не хотелось занять место, доставшееся Карин. Того, что происходило с девчонкой по вине Темного Эльмитора, и врагу пожелать сложно... Хотя, женщина пожелала бы, естественно, и даже воплотила бы в явь, но не в этом суть.
- Итак, Учиха и Харуно – те самые Харотимы, которые хранят в своих душах то, что так ценно для нашего мира, - деловито начала Теруми, неспешно поднимаясь с дивана. – И у вас, я полагаю, уже выстроен подробный план, как заполучить это?
Женщину жутко интересовали подробности, касающиеся данного дела. Она вполне осознавала, что целый лакомый кусочек ей вряд ли достанется – слишком много сильных конкурентов маячило на горизонте, – но на некоторые приятные бонусы вполне можно было рассчитывать.
При условии, естественно, что главный приз смертельного турне заполучит именно Сасори.
Благо, и хитрость, и сила, и проницательность Акасуна позволяли ему быть одним из главных претендентов на победу в подобных соревнованиях в смекалке и умении лгать.
Ну, а как по-иному можно заполучить желаемое в столь трудном случае, если не хитростью и расчетом? Ведь заставить полюбить кого-то насильно – невозможно, и эта аксиома не нуждается в излишних доказательствах. Поэтому Мей пребывала в полной уверенности в том, что Сасори давно уже знает, как добиться необходимого окольными путями: через посредников, третьих лиц и врожденного дара подчинять своей воле кого бы то ни было. Словно марионеточник, дергающий за веревочки, Акасуна с легкостью подчинял себе нужных существ, управлял их действиями и поступками, а порой даже мыслями. Умелый, могущественный кукловод, под чьим началом существовало не менее сотни сильнейших Темных Эльмиторов – таким его знала Теруми Мей.
Конечно, женщине было намного приятнее полагать, что она, в отличие от остальных, является для Сасори соратником, равным союзником и полезным помощником в сложных задачах. Но глубоко внутри, где не было место самообману, Теруми понимала, что Акасуна никогда у неё ничего не просил. Он приказывал. Пусть не напрямую, не открыто, но даже, казалось бы, обычные фразы, произносимые им, несли в себе именно такой подтекст. Властность, присущая его голосу, взгляду и манере поведения – вот истинный источник могущества, внутренней силы, которой Сасори было не занимать.
Глаза Мей жадно буравили его обнаженную спину, пока Эльмитор, положив плащ на письменный стол, поочередно открывал ящики, задумчиво изучая взглядом их содержимое.
- Что вы ищете? – не получив ответа на предыдущий вопрос, Теруми терпеливо задала следующий.
И снова тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом перебираемой пальцами бумаги. Мей почти привыкла к подобному стилю общения со стороны Сасори, но иногда злость, сокрытая внутри, пробуждалась в ней с новой силой. Вот и сейчас в прекрасных зеленых глазах мелькнула недобрая тень.
Но спустя пять минут, когда Акасуна оставил свои поиски и повернулся к женщине, кое-что всё-таки прояснилось:
- Для меня не так важен результат, Теруми. Процесс – вот самое интересное.
Брови женщины недоуменно приподнялись:
- Что вы имеете в виду, Сасори но Данна?
Он улыбнулся. Но его улыбка всегда внушала лишь опасение, недоверие и чувство смутной тревоги, помимо воли зарождающейся в подсознании.
- Мне совсем не нужна сила, за которой все так рьяно охотятся. Мне гораздо приятнее посмотреть на то, как моя марионетка будет выкручиваться, пытаясь дать мне то, что я хочу. Ведь иначе её ждет смерть, а именно этого она боится больше всего.
Бокал со шлепком грохнулся на черный ковер, что устилал собой пол, и не до конца выпитое вино расплескалось во все стороны. От изумления Мей на какой-то миг забыла, что сжимала в руке хрусталь. В глазах женщины читалось настоящее потрясение: подобных слов от Сасори она никак не ожидала!
- Как это... неужели... вам не важна сила? – хриплым голосом произнесла Теруми и прокашлялась, пытаясь вернуть себе самообладание.
Она помнила, как Сасори постепенно, шаг за шагом вычислял нужных ему Харотимов. Помнила, что имеется три признака, по которым их можно обнаружить: картина, нарисованная специфической энергией, которую способны увидеть только эти особенные Харотимы; возможность сопротивляться влиянию того, что записано в Тетрадь Судьбы; и, наконец, особенная сила, с которой порой не могут совладать даже Эльмиторы. Сасори потратил много времени на то, чтобы сопоставить эти признаки вместе, чтобы «свои» среди чужих передавали ему нужную информацию, которую возможно получить лишь из штаба Отряда Истребителей. В конце концов, чтобы проверить Саске ему даже пришлось сделать из Харотима по имени Темари свою марионетку и заставить её записать в Тетрадь приказ, принуждающий парня убить Харуно Сакуру. Как и предполагал Сасори, Саске в силу своего характера и волевых принципов смог противиться этому, ведь убийство невиновного человека для него – непреодолимая грань. Мало того, те ранения, которые он случайно нанес некой Тен-тен (что за странное имя!) во время боя, не смогли излечить ни Узумаки Наруто, ни Хатаке Какаши. Таким образом, два признака были как на ладони, а третий признак – способность увидеть картину – подтвердил Жнец по имени Шизуне, который весьма давно сотрудничает с Сасори.
С Харуно Сакурой была примерна та же история. Во время сражения с Темари она случайно ранила Саске – лишила его уха, – и этот казус, опять-таки, ни Узумаки, ни Хатаке исправить не смогли. Картину она, по словам Шизуне, тоже могла видеть. Оставалось неясным только то, способна ли девчонка противиться влиянию Тетради, – но Сасори почему-то был в полной уверенности, что способна. Во всяком случае, в штабе Отряда Истребителей думали аналогично. Харотимы были найдены.
И неужели после всех этих усилий Акасуна говорит, что ему не нужна сила, заточенная в них? Сила, которую искали миллионы лет, сила, которая может невозможное?
- Верно, - спокойно согласился Сасори и обошел письменный стол, направляясь в другую часть комнаты, где в окружении кресел расположились чайные столики, предназначенные для гостей. Их усеяла кипа глянцевых журналов и газет, в совершенном беспорядке разбросанных по поверхности и заметно нарушающих выдержанную атмосферу помещения.
Мей отошла в сторону, освобождая ему путь, и не сводила с него внимательного, напряженного взгляда, словно пыталась понять, не блеф ли всё сказанное.
- Вы поражаете меня, Сасори... – прошептала она. – Я уверена, что Узумаки Наруто тоже захочет заполучить эту силу. А что если... что если он решит отомстить вам за смерть своего отца?
На губах Темного Эльмитора тенью мелькнула усмешка.
- Не только отца, Теруми. Но еще и матери.
Сасори остановился возле столиков и, оглядев груду макулатуры, занимающую всё доступное пространство на них, провел кончиками пальцев по обложке лежащего сверху журнала.
- Что?.. – Мей нахмурилась и, дабы унять неприятную взволнованность, вызванную небрежно обрушенными шокирующими новостями, скрестила руки на груди.
- Карин – следующая жизнь Узумаки Кушины, Теруми. Жизнь той, с которой я довольно давно заключил весьма интересную сделку: оставив Наруто в живых, я заполучил её реинкарнацию в свою собственность. Я убил Кушину, и она не должна была возродиться, так как её смерть была не естественного происхождения. Но, как я и предполагал, – а это было рискованное предположение, – она всё-таки возродилась, ибо сделка нерушима даже законами Вселенной без согласия обоих сторон, заключивших её, - Сасори на мгновение прикрыл глаза, будто наслаждался смыслом последующих слов: - Карин принадлежит мне... целиком и полностью.
Губы Мей плотно сомкнулись, а в зеленых глазах, вытеснив изумление, появилось осознание. Так вот оно что... Кушина. Как она могла забыть об этой женщине, что свела Сасори с ума, что заняла все его мысли одним лишь фактом своего существования. Как она могла забыть об этом мерзком Эльмиторе, что втоптал душу Акасуна в грязь, разрушил смысл его жизни, но самое главное – послужил тому, что Сасори обратился во Тьму.
Но, черт возьми, Мей была уверена в том, что Кушина погибла! Что исчезла из этого мира навсегда и больше никогда не вернется, никогда не переродится! Что приняла смерть от рук собственного мужа, что ощутила все те страдания и боль, которые довелось когда-то испытать по её вине Теруми!
Однако, оказывается, её убил Сасори, но с определенной целью... с целью обладать её следующей жизнью: пусть не лично ей, но её душой, – и этого было достаточно. Акасуна был помешан, слеп в своём пристрастии, и это губило его, постепенно подводило к краю пропасти...
Мей не заметила, как её пальцы медленно сжались в кулак, а длинные когти, увеличившиеся секунду назад, вонзились в кожу до крови. Жгучая ярость, подавленная ненависть и многочисленные обиды, таимые в душе и пронесенные через века – всё это стало неимоверно сложно контролировать.
Узумаки Кушина... Когда-то близкая подруга. Когда-то очень давно. Подруга, которая отняла у неё самое дорогое и самое важное...
Подруга, которая отняла у неё Минато.
- Таким образом, я совместил приятное с полезным, - нарушил возникшую тишину Сасори, вернув Теруми в действительность. – Я поставил опасный эксперимент, но он прошел по задуманному сценарию. Я нашел способ подарить Темным Эльмиторам бессмертие, намного совершеннее того, что имеется у нас сейчас. Благодаря своевременно заключенной сделке, обязывающей его следующую жизнь к чему-либо, любой Эльмитор сможет перевоплотиться так же, как и Кушина, даже несмотря на то, что умрет не естественной смертью. А благодаря вирусу, изобретенному мной, Арилиев, в которых Темные Эльмиторы будут перерождаться, с самого их появления на свет можно будет постепенно превращать в Демонов, не давая им возможности попасть под опеку Светлячков. Как ты уже догадалась, Теруми, это послужит замкнутому кругу, – и Темных Эльмиторов нельзя будет уничтожать навсегда, как это делается сейчас.
Женщина мотнула головой, словно стараясь сбросить с себя ненужные мысли, а затем, вновь прокашлявшись, подняла на Сасори пристальный взгляд.
- А Светлые Эльмиторы смогут делать так же? Тоже заключать сделки и перерождаться даже после гибели не естественным путем? Если да, тогда всё теряет смысл.
Сасори издал легкий смешок, словно слова женщины его позабавили. Он обернулся, и в его глазах Мей с немалым удивлением заметила искорки азарта.
- Теруми, ты обращала внимание на то, что символ сделки, появляющийся в виде печати на кожи – это символ Тьмы, изображающий трех змей? Как думаешь, почему?
Женщина медленно расслабила сжатые кулаки, а её губам вернулась привычная, но пока что не совсем искренняя усмешка:
- Не имею представления, увы.
- Потому что Свет не признает заключение сделок. Он считает это прерогативой Тьмы... Они слабы, Теруми, слабы в своей ограниченности, в своем тесном мирке, где сами себя заточили. Сделки запрещены в их кругах уже очень давно.
Сасори взял в руки один из журналов и открыл его, неспешно пролистнул пару страниц. На его губах появилась едва заметная снисходительная усмешка, а взгляд, могло показаться, на мгновение потеплел, что ввело женщину в еще большее недоумение.
- Она ведет себя, как ребенок, - тихо произнес он, и бумага в его руках воспламенилась. Она сгорела дотла мгновенно, за секунду, и Сасори поднес ладони ко рту, чтобы сдуть оставшийся на них пепел.
Теруми не нужно было уточнять, чтобы понять, кого он имеет в виду. Она чувствовала даже её запах... след её духов, до сих пор витающий в воздухе.
И почему-то это жутко злило.
Кушина даже после смерти умела доставлять проблемы.
Мей медленно, кошачьей походкой, направилась в сторону Сасори. И вот губы вновь растянулись в фривольной усмешке, а в глазах появилась томность, так привлекающая мужчин. Женщина подошла к нему сзади и мягко, до крайности ненавязчиво положила ладони на его плечи, а затем так же мягко, почти нежно стала разминать их.
- Сасори но Данна, вы слишком часто думаете о ней... – прошептала она ему на ухо мурлыкающим шепотом. – Вам стоит расслабиться.
- Возможно, - бесстрастно ответил он и направился к двери, словно и не заметил действий Мей. Женщина так и осталась стоять с приподнятыми руками, и в её глазах постепенно разжигались злобные искры, грозящие превратиться в неистовое пламя, что способно уничтожить всё на своём пути.
Сасори, положив ладонь на ручку двери, остановился, будто вспомнив о чем-то.
- Я последую твоему совету и немного расслаблюсь – приму ванну. А ты во время моего отсутствия должна будешь встретить гостя, который прибудет сюда с минуты на минуту. Он не знает правил хорошего тона, но и ты держи себя в рамках. И еще... – Сасори на пару секунд словно задумался. – Уничтожь свидетеля.
Как только Сасори покинул комнату, и дверь за ним плавно закрылась, Теруми оскалилась, с трудом подавляя злость, тенью глубокого разочарования захлестнувшую её. Однако здесь был тот, на ком можно было сполна отыграться... И приказ Сасори лишь упрочил это намерение.
- Кайн, - слишком ласково для своего состояния произнесла Мей, медленно поворачиваясь к пленнику. Он вздрогнул, подняв быстрый, испуганный взгляд на женщину, и на лице его отразился ужас: тот глаз Теруми, что не скрывала челка, был красным, словно налитым кровью, а клыки неестественно увеличенными, и безумие, застывшее в искаженной до неузнаваемости мимике, необуздаемо.
- Д-да? – дрожащим голосом произнес пленник, пытаясь унять дрожь, возникшую в руках.
Мей улыбнулась. Нежно, мягко, почти заботливо. И тишину нарушил её вкрадчивый, томный голос:
- Сегодня ты плохо играл, дорогой. Очень плохо...



Саске с трудом удерживал себя на ногах. Он медленно двигался вперед, минуя деревья, которым не было конца. Дороги, про которую говорил Сай, было не видно и не слышно, хоть Саске и не сомневался, что в столь раннее время в такой глуши совсем нет машин.
Голова чертовски болела и кружилась, а пространство вокруг расплывалось, и чудовищными усилиями воли парень сохранял себя в реальности. От усталости руки и ноги сделались ватными, а сердце периодически кололось болью, словно не выдерживая такой нагрузки.
И в конце концов тело сдалось, не вынесло больше, – и Саске прислонился боком к стволу дерева, сжав кору пальцами, чтобы не упасть. Виском коснувшись шершавой поверхности, парень тяжело, но едва слышно дышал, стараясь восстановить растаявшие силы, однако в глубине души понимал – это бесполезно. Вот он, предел, после которого не остается выдержки двигаться дальше.
Сакура шла позади него, босиком ступая по обломленным веткам, колючим растениям и мелким камням. Все ее ноги были изрезаны в кровь, однако девушка не жаловалась – ни слова не произнесла она, пробираясь сквозь лес к недосягаемой свободе.
- Кажется, мы пошли не в ту сторону, - заметив, что Саске замер, девушка тоже остановилась и прислонилась к одному из деревьев спиной.
Саске прикрыл глаза, облизывая пересохшие губы. Как же хотелось пить... почти так же сильно, как и есть. Но желаннее всего был сон. Обыкновенный сон, который казался сейчас чем-то неимоверно запретным.
Но нельзя было этого допустить. Только слепец не заметил бы того, что происходило с Сакурой, и Саске догадывался, чем вызван её стремительно изменившийся характер. Он почти не сомневался в том, что имеет дело с существом, олицетворяющим Тетрадь Судьбы. Потому что иначе никак нельзя было объяснить то, почему Сакура так резко и хорошо научилась управлять своими способностями.
И, судя по всему, эта Тетрадь была очень своеобразным созданием. Она на его глазах погребла под завалами Сая и остальных некромантов, чего никогда не сделала бы настоящая Сакура. Тетрадь была жестокой, агрессивной и безумной. И Саске не мог позволить себе мирно заснуть при подобном существе.
Сердце снова кольнуло болью, и парень немного съехал по дереву вниз, позволяя векам чуть опуститься. Сознание так и норовило отключиться, но Саске сжал зубы и тряхнул головой, возвращая себя в действительность. Он пару раз резко закрыл и открыл глаза, чтобы прогнать охватывающий разум сон.
«Карин сказала, что Итачи жив... Этого не может быть. Я лично видел его смерть. Она лжет... она лжет, я уверен в этом...»
Саске пытался себя в этом убедить.
Карин хочет заставить его выполнить свой приказ, поэтому использует столь грязные методы. Её слова просто не могут быть правдой... Просто не могут.
И Саске бы не сомневался в этом, если бы не одно «но»...

- И этому Узумаки было совершенно плевать, что я люблю Итачи!

Слова Темари никак не хотели исчезать из памяти. И Саске еще во время сражения с ней ощущал где-то глубоко внутри, возможно, совершенно интуитивно и неоправданно, что она говорила именно о его брате. Это было слепым предположением, ведь имя, хоть и редкое, но всё же встречалось ему не раз, а родной брат умер на его собственных глазах уже очень давно, но эта фраза, брошенная врагом во время боя, настойчиво не давала покоя...
И подкрепляла, доказывала утверждения Карин, которые можно было принять за бред сумасшедшего, если бы не роковые слова Темари.
Но чем дольше Саске об этом думал, тем отчетливее понимал, что зашел в тупик. Ведь, если верить Харотиму, Узумаки Наруто убил Итачи, и именно поэтому Темари решила отомстить ему, попытавшись лишить жизни Сакуру. А если верить Карин, то Итачи до сих пор жив...
Саске буквально чувствовал, как изнутри его разрывает жгучее, неуправляемое желание получить ответы на все возникшие вопросы. И Карин могла дать ему их... если он убьет Харуно Сакуру.
Саске со злостью стиснул зубы и с хрустом сжал ладонь в кулак. В его душе образовался настоящий хаос из самых разных чувств: ярость от того, что Карин приказывает ему, словно слуге; презрение, обращенное ко всему живому; нетерпение, казалось, буквально разрушающее, разъедающее изнутри; непонимание, удушающее беспросветной неизвестностью; и надежда, которую Саске давно успел раздавить, уничтожить, похоронить вместе с собственным братом, – но сейчас она ожила, воскресла, восстала вновь, и парень просто не мог больше ждать ни минуты: ему хотелось узнать, хотелось понять, хотелось увидеть... Увидеть брата, если он жив, увидеть того, кто дорог ему до безумия, кто всегда был единственным родным человеком...
Боль, словно удушливый ком, тяжелым камнем застряла внутри, мешая сделать вдох, и Саске поморщился, полностью сползая на землю. Жесткая кора оставила на спине мелкие царапины, но он словно не заметил этого. Пальцы сжали пыльную траву, и парень стукнулся о дерево затылком, пытаясь привести себя в чувство. Откинув голову назад, Саске стал порывисто глотать ртом воздух, из последних сил сохраняя себя в рамках контроля.
Он давно не испытывал ничего подобного. А сейчас хотелось выть, точно раненный зверь, хотелось кричать и разрушать всё вокруг, а чувство беспомощности перед сложившимися обстоятельствами разжигало в душе неистовую ненависть, и справиться с возникшим внутри собственного сознания безумством стало невообразимо сложно.
Сакура тоже села на землю возле дерева, внимательно глядя на Саске исподлобья. Что-то плотоядное было в её взгляде, что-то пристальное и опасное, словно она была хищником, выжидающим подходящего момента для нападения...
Саске затрясло от этого взгляда. Затрясло от бессильной ярости, которую Харуно, сама того не ведая, пробуждала в нём одним своим существованием. Убить её и получить необходимые ответы... узнать, что на самом деле произошло с Итачи... Это ведь не стоит ничего! Еще одна прерванная жизнь, прерванная жизнь бестолковой и бесполезной девчонки, которую всё равно рано или поздно убьют – разве это имело значение по сравнению с тем, что стояло на кону?! И было совершенно плевать, что с ним сделает потом Узумаки – главным и самым важным приоритетом являлась информация об Итачи, о том, действительно ли он жив...
Саске скрипнул зубами. Какой-то отдаленной частью своего сознания он наделся, что Харуно убьют ещё в логове некромантов. Огромных усилий ему стоило принять в себе эту мысль и ждать там, у люка, исхода битвы, которая, как ему казалось, станет для Сакуры последней. И хоть, увидев её, подбегающую к люку живой, парень помимо воли испытал странное облегчение, которое сам не мог объяснить, факт того, что девчонка уцелела, всё равно заставил его разозлиться. Даже не так. Скорее, разозлиться, разочароваться и обрадоваться одновременно. И это расслоение собственных желаний и намерений жутко бесило. Саске чувствовал себя сумасшедшим, страдающим раздвоением личности. Хотя, возможно, так оно и было...
~
Сакура удовлетворенно усмехнулась, ощущая внутри себя абсолютную свободу. Истинная хозяйка тела не подавала признаков жизни уже довольно давно – всё то время, что они с Саске блуждали по лесу. И, наконец, перестав слышать её визгливый голос и жалкие попытки сопротивления, Сакура почувствовала настоящее умиротворение. Ей было хорошо, как никогда прежде, ведь победа осталась за ней. Девчонка сломалась, отступила навсегда, и теперь это тело полноправно принадлежало ей.
«Ненавижу».
Это слово в её сознании было произнесено тихо, совсем негромко, но с такой ожесточенной ненавистью, что тень легкой паники мелькнула в зеленых глазах. Однако почти сразу уступила место откровенной насмешке.
- Господи, а я-то думала, что ты, наконец, заглохла, - протянула Сакура разочарованно, а Саске, сидевший неподалеку от неё, медленно перевел на девушку затуманенный взгляд. – Тебе лучше успокоиться и смириться с тем, что ты проиграла. Я же говорила тебе... говорила, что ты ответишь, - на губах девушки появилась усмешка, преисполненная превосходства и мести.
«Я убью тебя».
Сакура засмеялась, когда услышала эту фразу, сказанную с такой подавляемой яростью, что любому другому на её месте стало бы жутко. Но только не ей.
- Убьешь? Убьешь меня? Ты? – последнее слово было произнесено со смешком. – Брось. Неужели всё из-за этого Сая? Дура, ты еще спасибо мне скажешь. Неужели ты поверила ему? Ха, ты действительно поверила! – Харуно вновь рассмеялась. – Поверила, что он любит тебя... – приторным голосом проговорила она, издеваясь. – Это тааак мило...
Но тут зеленые глаза расширились в удивлении.
В груди словно кольнуло острой иглой, и Сакура ощутила, как сердце сжалось от сильной боли. Согнувшись, она непроизвольно коснулась ладонями одежды в области незримого удара, морщась и сжимая губы. Словно что-то внутри резко начало шевелиться, извиваться и пытаться... изгнать её из этого тела.
- Что... что ты делаешь, черт побери?.. – продолжая морщиться, сквозь зубы прошипела Сакура. – Если ты немедленно не прекратишь, я обещаю, что сделаю кое-что более ужасное, чем до этого!..
Но внутри что-то снова кольнуло, в этот раз настолько сильно, что перехватило дыхание. Харуно села на колени и согнулась, повинуясь дикой боли.
- Вот мразь... – возвратив себе способность дышать и говорить, сплюнула Сакура, и в её глазах отразилась необузданная злоба. – Тебе было мало?!
«Это тебе было мало, сука. Тебе было мало, и сейчас ты поплатишься за всё, что совершила».
Сакура злостно усмехнулась, с силой прикусывая губу, дабы ощущением боли вернуть себе самообладание и не позволить настоящей хозяйке тела снова возыметь над ним контроль.
- Не смеши меня, идиотка. Да ты же ни на что не способная тряпка, как ты можешь даже надеяться на то, что у тебя получится...
Но она не успела договорить. В третий раз возникшая в груди боль согнула её пополам, и Сакура, лишившись полноценного дыхания, закашляла, упираясь ладонями в землю. Голова закружилась, пространство поплыло, а боль, как по наивности казалось раньше, локализовавшаяся в одном месте, стала распространяться по всему телу.
«Проваливай из моего тела, паскудная убийца!»
Громкий крик, раздавшийся в сознании, оглушил Сакуру, и она дико поморщилась, схватившись за голову руками и опрокинувшись на бок. Тело стало колотить так, будто ежесекундно било током, – его охватила настоящая непрекращающаяся судорога.
- Как ты... как это... невозможно... – Харуно с трудом давались слова, которые нельзя было связать в полноценные предложения.
«Я же говорила тебе ещё в нашу первую встречу: это моё тело, моё сознание, а ты – жалкий паразит, ничтожество, отвратительное подобие человека, подчиненное мной! Ты забыла?! Ты принадлежишь мне!»
Сакура скрипнула зубами и попыталась подняться, но неистовая боль вернулась и даже заставила девушку вскрикнуть – настолько сильной она была.
- Я убью всех, кто тебе дорог! – Харуно чувствовала, как телом начинает овладевать настоящая агония: его бросало то в жар, то в холод; оно изнывало от боли и билось в судорожных спазмах, а пошевелиться вообще не представлялось возможным. – Убью всех, клянусь! Ты пожалеешь о том, что сделала со мной!
- Затнись!!! – издав дикий крик, её собственный рот открывался помимо воли, уже не слушая веления разума. – Ненавижу тебя, тварь!!! Я бы убила тебя за то, что ты сделала с Саем, уничтожила бы за то, что сделала со мной!!!
Сакура перевернулась на спину и изогнулась, сжав пальцами землю, что забилась под ногти и мельчайшими камнями ранила кожу.
- Да ты хоть понимаешь, что происходит, никчемная идиотка?! Ты хоть понимаешь, что я сделаю с тобой и твоим телом, когда одолею тебя?!
- Ты не сможешь одолеть меня!! Не сможешь!! Я – настоящая владелица этого тела, я подчинила тебя себе, и ты всего лишь орудие в моих руках, какая-то жалкая Тетрадка, которую можно просто сжечь, разорвать в клочья или утопить в воде! Ты – ничто! Пустое место! Ты использованная, словно последняя шлюха! – плечи Сакуры конвульсивно затряслись, и она засмеялась: но её смех был очень громким, слишком не естественным и почти сумасшедшим. – Слышишь?! Как шлюх, тебя и твою расу используют Харотимы в своих личных целях, а вы – всего лишь слуги, собаки на цепи! Ничтожные из ничтожных! Мне почти жаль вас!
Сакура зарычала от охватившей её ярости, и это рычание слилось с судорожным непрекращающимся смехом, доносящимся из её же собственного горла. Она билась в агонии, царапала землю и колотила ногами по дереву; она изгибалась, переворачивалась то влево, то вправо, задирала голову и кривила рот то в усмешке, то ожесточенно сжимала губы, кусая их в кровь.
Саске смотрел на это расширенными от глубочайшего шока глазами: он видел нечто подобное впервые. Парень терялся и не знал, что ему делать: с одной стороны, он хорошо осознавал, что происходит, с другой, прекрасно понимал, что сейчас весьма подходящий момент для того, чтобы нанести решающий удар...
Удар, который поставит жирную точку. Удар, который позволит ему заполучить то, что он желает больше всего на свете. Удар, который убьет Харуно Сакуру...
Сакура изогнулась так, что её живот оказался намного выше поверхности; её руки поднялись вверх, криво изогнулись, и рот открылся, издавая странные, нечленораздельные звуки; а потом девушка издала тихий протяжный стон и безвольно рухнула на землю, опустошенными глазами глядя куда-то в кроны деревьев.
Наступила тишина, нарушаемая лишь шелестом раскачиваемой от легкого ветерка листвы.
Саске продолжал изумленно смотреть на девушку, теряясь в догадках о том, что случилось: кто одержал победу? Настоящая Сакура или всё-таки Тетрадь?
И что ему делать в любом из возможных исходов?
Но Сакура не шевелилась уже минуту, и в сознание Саске стали прокрадываться недобрые подозрения. Он вполне мог подумать, что девушка умерла с открытыми глазами – ведь, казалось, она даже не дышала, – как вдруг пальцы на её правой руке слегка дрогнули.
~
Саске напряженно наблюдал за тем, как Сакура медленно села, словно зомби – с абсолютно отрешенным выражением лица и будто пустыми, неживыми глазами; наблюдал, как она постепенно с огромным трудом поднялась на ноги, при этом сильно пошатываясь; видел, как путем нечеловеческих усилий, повернувшись к нему, она направилась в его сторону, держась ладонью за левый бок и ощутимо хромая.
В сознание Саске проскользнула тень страха, ведь он совсем не знал, чего ожидать от приближающейся к нему девушки. Он помнил, на что способна завладевающая её разумом Тетрадь, и сложившаяся ситуация могла обернуться для него весьма плачевными последствиями. Парень хотел было встать, но понял, что ноги не держат его, слишком поздно, и неуклюже грохнулся назад, чувствуя, как сильно закружилась голова.
«Проклятье...»
Картина перед глазами смешалась в одну сплошную гамму красок, и Саске ощущал где-то в горле постепенно возрастающую тошноту. Он уже не видел Сакуру перед собой, только расплывающийся нечеткими очертаниями силуэт – не более того. Сознание отключалось, и тело парня начало клонить влево; еще чуть-чуть, и он полностью упадет.
Сакура, глаза которой по-прежнему не выражали ничего, медленно присела рядом с Саске. Юноша дернулся было назад, но девушка мягко коснулась ладонями его плеч, а затем сделала то, что он никак не мог предугадать, – она бережно уложила его голову себе на колени и тихо, едва-едва слышно прошептала:
- Саске, тебе нужно поспать.
Парень моргнул, не сумев скрыть удивление, которое весьма отчетливо отразилось сейчас на его лице. На мгновение расползающиеся пятна действительности соединились вновь, и Саске увидел зеленые глаза девушки, бесцветно и безмерно устало взирающие на него сверху вниз. Её изрезанные в кровь пальцы касались его волос и мягко перебирали их, словно успокаивали.
- Тебе правда нужно поспать, - повторила она безжизненно-тусклым голосом, и иссохшие, покрытые кровью губы искривились в подобии улыбки. – Иначе мы не сможем двигаться дальше.
Саске снова ощутил, как сознание постепенно уплывает в небытие, и понял, что держать себя в реальности уже просто не может: а значит, если рядом с ним притворяющаяся Тетрадь, это может закончиться для него очень и очень плохо.
И тут вспышкой, словно подкинутые кем-то извне, в памяти всплыли непрошенные воспоминания: теплый, задорный смех черноволосого паренька, пытающегося научить своего младшего брата лазить по деревьям.
- Эй, Саске! – весело произнес он, восседая на одной из самых высоких веток и с добродушной усмешкой глядя на стоявшего внизу мальчишку. – Ты хочешь сказать мне, что боишься? Но ты же не трус, верно? Тогда жду тебя наверху!

И Саске словно ударило током: он вздрогнул так, будто обжегся, и стиснул зубы, пытаясь не дать волю слабости, подкравшейся к глазам.

- Итачи... Итачи, мне страшно. Я боюсь, что могу проиграть.
- Я верю в тебя, Саске. Верю, слышишь? Не реви. У тебя всё получится. Потому что иначе просто быть не может.
- Я боюсь того, что ты скажешь, если я не справлюсь...
- Ох, Саске... Глупый маленький брат. Кем бы ты ни был и каким бы ты ни был, я всегда буду любить тебя. Запомни это. Запомни раз и навсегда.

Тишину утреннего леса нарушило щебетание тысячи птиц. По правой руке Саске от локтя до кончиков пальцев прошел электрический разряд, и уже через секунду её обвила настоящая молния. Парень отвел руку в сторону, как будто намереваясь...
Что самое удивительное, Сакура даже не попыталась отпрянуть назад. Только зеленые глаза постепенно, словно в замедленной кинопленке, расширились...

- М-можно я задам еще один глупый вопрос?.. Почему тогда ты спас меня?

Иногда Саске всем своим естеством отчаянно ненавидел это простое человеческое свойство, присущее абсолютно всем и каждому, – память.
Рука, покрытая молнией, дрогнула, и в то же мгновение стала плавно опускаться вниз. Почти сразу в голове раздался до дрожи ненавистный голос хорошо знакомого парню Темного Эльмитора:
«Саске, я отменяю приказ! Харуно Сакура должна остаться в живых!»
И, прежде чем рука соприкоснулась с землей, а сознание окончательно погрузилось во мрак, Саске успел ответить:
«Иди к черту».