Пропасть. Часть 3 "Возвращение". Глава 2 «Madness*»

Его ладонь чувствовала прохладную деревянную рукоять кухонного ножа, который он взял со стола. Им мать резала все: и мясо, и рыбу, даже хлеб, не заботясь о том, что для каждого продукта есть свой нож. Для этого же продукта подойдет любой. Главное – острый.

Рукоять была гладкой, хоть лаковое покрытие и стерлось давным-давно, но вечно сжимающая ее женская рука выровняла все неточности мастера, подстроила под собственную ладонь. Человек всегда все подминает под себя.

В его глазах плескалось безумие. Безумное безумие. Оно сосало его душу, вытягивая оттуда все то хорошее, что успели вложить родители, что сумела заметить она, что она уничтожила. Как легкомысленны люди! Как недоверчивы. Как наивны. Глупые. Жалкие. Мерзкие. Лживые создания.



Он заранее знал, как все будет происходить в мельчайших подробностях, словно уже пережил этот день. Этот момент. Решение мгновенно возникло в его голове, быть может, обезумевший мозг давно все осознавал и смиренно ожидал, когда рассудок сольется с неконтролируемым желанием обладания.

Он шел быстро, нервно пряча нож в рукаве и чувствуя обнаженной кожей ледяной металл, который обжигал его, подобно змеиному яду. Его бросало то в жар, то в холод. Тело дрожало от предвкушения. Какова на вкус будет ее кровь?

Сладкая. Терпкая. Особенная.

Он облизнулся и сдавленно засмеялся. Звуки вырвались из его рта хрипом, кряхтением.

- Прими это.

- Заткнись! Заткнись! Заткнись! Заткнись! Замолчи!

- Осознай.

- Прочь из моей головы! Прочь! Прочь! Прочь!

- Ты должен.

Она кричала так громко. Так сладко. Визжала, как свинья на столе для разделки мяса. Перебирала ногами, забиваясь в самый дальний угол комнаты, и смотрела на него обезумевшими от страха глазами. Почерневшими.

Металл переливался бликами уходящего солнца. Кровавый закат мечтательно играл на его гладкой поверхности и отражался, перескакивая на стены, пол, ее тело, брыкающееся в конвульсиях животного ужаса.

Нож вошел мягко и легко в плоть, прорезая живот, оставляя ровную линию. Живот прорвало. Кровь окрашивала ее кожу в свой неповторимый, особенный цвет. А он смеялся. Долго. Падая на пол. Сжимаясь. Смеялся до хрипа. Брызгая слюной.

- Убери это! Убери!

- Не приняв, ты не сможешь никого защитить.

- Плевать! Плевать, слышишь?! Не хочу вспоминать! Убери!

- Внемли моему голосу!

- Заткнись!

А потом все резко исчезло. Безумие исчерпало себя. Ненависть сошла на «нет». Доза ярости кончилась и выливалась обратно желчью и рвотой, судорожными рыданиями.

Новое сумасшествие.

Он отбросил окровавленный нож и, не смотря на ее мертвое, застывшее в неестественной позе тело, бежал прочь, подгоняемый ветром, который со всей силы врезался в его спину. Он бежал так долго, что уже не чувствовал ног. Ветви деревьев, как плети, хлестали по лицу. Природа его ненавидела.

Он остановился, когда из-за спины раздалось чье-то утробное рычание. Мурашки пробежались по телу. Поток холодного воздуха остудил разгоряченную плоть и утопающую в боли душу. Что-то с размаху врезалось в него, повалив на землю и прижав к ней своим весом. Мягкая шерсть щекотала, дыхание обжигало лицо.

- Он уже близко.

Клыки рвали его. Кровь. Мясо. Боль. Все перемешалось воедино и вертелось непонятным никому калейдоскопом перед глазами.

- Два полюса.

Сознание то улетучивалось, то вновь возвращалось. Боль. Боль. Боль. Бесконечная адская воронка.

- Отражение.

Тьма поглотила его, бережно укрывая в своих объятьях, забирая все страдания. Даруя вторую жизнь. Второй шанс.

- Связь!



Саято вскочил с кровати и попятился, с испугом и ненавистью глядя на смятую постель. Впервые он вспомнил все до конца, каждую мелочь. Реалистичность была так высока, словно оборотень пережил все во второй раз.

- Черт, - прошептал он, раздраженно вытирая дрожащими руками текущие по лицу слезы.

Тьма, царившая в его комнате, колыхалась в лунном свете, то взрываясь чернотой, то утопая в серости. Длинные тени, небрежно разбросанные по углам, превращались в какие-то силуэты и загребуще тянули к нему свои скрюченные пальцы.

«Единство», - шипяще, до умопомрачения знакомо пронеслось в его голове и вывалилось наружу.

Иероглифы, насмехаясь, скакали перед глазами в мистическом танце.

Едины. Едины. Едины.

- С кем? – безнадежно прошептал парень, оседая на пол.

Что-то пыталось прорваться сквозь его сознание. Появиться перед ним, объяснить смысл странных, пугающих разговоров. Зачем память ожила? Зачем? Ведь тьма дружелюбно спасала его, укрывая в своих холодных, как лед, объятьях.

Кто-то пытался втолкнуть в него знания, но он не мог их осознать, словно находился под водой и видел лишь расплывчатые очертания неизвестно чего. А рябь будоражила, волны все неистовее ласкали берег, набрасываясь на него разъяренным львом. Песок, ил, камни, мертвые рыбы – перемешивалось все. И он ничего уже не мог разглядеть кроме серой, похожей на протухшую жидкость воды.

Внутри выли ветра. Вой сотрясал стенки его тела, превращаясь в звонкий голос волка.

Едины. Едины. Едины.

- Ответь… - легкое движение побледневших губ.

Шум в голове достиг своего апогея. Мысли грузным потоком долбились о черепную коробку, а снаружи ее сжимали металлические тиски. Он был заперт в собственном бессилии. Неготовности принять прошлое, защитить настоящее и найти дорогу в будущее.

Слабость – ненавистное чувство, но его. Сила – где ее взять, у кого просить помощи?

«Сам».

- Саято! Через полчаса выдвигаемся, - раздалось из-за двери, разрушая тьму знакомым девичьим голосом.

Воцарилась тишина. За окном задребезжал рассвет.



Библиотека была странным местом для их компании, но другого, для того, чтобы побыть наедине хотя бы иллюзорно, они не нашли. Пара свечей освещали небольшое пространство, а именно: низкий стол и подушки, на которых расположились трое нукенинов. Они молчали.

Какудзу, уперевшись локтем в мягкую подушку, листал какую-то книгу. Его глаза быстро пробегались по строкам, перескакивая на другую страницу. Хидан лениво следил за пляской теней, которые отбрасывали свечи, и переводил взгляд то на саке, то на закуску, не в силах решить, чего ему больше всего хочется.

Цукури как-то отстраненно вертел в руках пиалу, растерянно наблюдая за слабыми всплесками алкоголя в ней.

- Предатель навсегда останется предателем, - неожиданно произнес он, разрушив покойную тишину.

Мацураси оторвался от созерцания теней и перевел озадаченный взгляд на лицо блондина.

- До тех пор, - продолжил подрывник, сжав двумя пальцами пиалу и поднеся ее ко рту, - пока его не простят те, кого он предал, - он опрокинул саке в рот и со стуком поставил посуду на стол.

- Вздумал вернуться туда, где тебя ненавидели? – презрительно хмыкнув, спросил Хидан, подливая спиртное в пиалы.

Какудзу заинтересовался неожиданным философствованием Дейдары и, примяв уголок странички, отложил книгу в сторону, принимая сидячее положение. Он как-то странно окинул взглядом своих старых знакомых и тихо вздохнул, словно раздосадованный отец, смотрящий на все еще не повзрослевших детей.

- Предателем можно считать лишь того, кто предал свои собственные убеждения.

- То есть, ты как любил деньги, так их любишь, значит, ты не предатель? - скривился еретик и с хрустом откусил яблоко, принявшись его жевать и громко чавкать.

Дейдара рассмеялся:

- Те, кто слишком долго живут – слишком много думают.

- Долгожители мудры, - заспорил Какудзу и отпил немного саке.

- По Мадаре это особенно заметно, - съерничал блондин.

Снова воцарилась знакомая тишина, прерываемая, разве что, неприлично громким чавканьем Мацураси, впрочем, ему было откровенно чихать: приличен его способ поедание фруктов или нет. Дейдара опрокинул в рот еще одну порцию саке и, скривившись, в упор посмотрел на Какудзу. Он ему никогда не нравился. Особенно его жизненная философия, точнее, отсутствие таковой - и это несмотря на его возраст.

- Ты повзрослел, Дейдара, - будто читая мысли парня, произнес любитель наживы и вопросительно вскинул бровь, словно спрашивал причину.

Блондин небрежно передернул плечами:

- Не мы такие – жизнь такая.

- Готов перестать бунтовать?

Хидан, дожевав остатки яблока, бросил огрызок куда-то за спину и смачными глотками запил пищу саке, прямо из бутылки.

- Юношеский максимализм исчерпал себя, - ответил Цукури, поднимаясь и отряхивая от невидимых пылинок штаны.

Он окинул взглядом бывших напарников, задержался на хмельном лице Хидана и тяжело вздохнул:

- Бессмысленно гнаться за призраком идеального мира, нужно уметь выживать в том, в каком нам было суждено родиться, - закончив, подрывник кашлянул и направился к выходу.



Саске тяжело дышал. Его тело сейчас напоминало какое-то жидкое тесто, которое не в силах было повиноваться приказам мозга, даже самым незначительным. Во рту противно ощущался вкус крови, хотелось почистить зубы и избавиться от ощущения металла на зубах. Учиха перевел затуманенный взгляд на девушку: она с нескрываемым облегчением смотрела на его смертельно-побледневшее лицо и дрожала всем телом, словно в комнате резко похолодало.

Он ждал, не произнося ни звука. Упивался новыми ощущениями свободы. Свободы от боли. Ему почему-то хотелось засмеяться в голос, доказывая, что он пережил это. Он сильнее. Ему удалось.

Девушка облизала пересохшие губы, теряя себя под внимательным взглядом черных очей. Она прекрасно ощущала, как волна облегчения накрывает с головой, но старалась не подавать вида, впрочем, выходило неважно.

- Ты в порядке? – прошептала медик, задерживая дыхания.

Все, на что хватило брюнета, это – моргнуть, но и такого жеста ей было вполне достаточно. Кивнув ему, Харуно переместилась к столу и перелила содержимое одной чаши в другую, смешивая жидкости. Ярко запахло землей и чем-то едким. Сакура взяла в руки посудину и поднесла ее ко рту Саске, начала медленно вливать в него лекарство.

- Это специальный отвар, - объясняла она. – Если не выпьешь его, не сможешь нормально двигаться где-то неделю.

Когда чаша опустела, Харуно со стуком поставила ее обратно на стол и снова повернулась к парню, который немного хмурился, пытаясь не скривиться из-за мерзкого вкуса отвара.

Девушка сейчас не могла ни о чем мыслить, словно ей кто-то отключил мозг, оставив только самые важные программы: дай то, сделай это. Наверное, шок, пережитый ею, был все еще слишком велик. Она чересчур сильно боялась его потерять.

Дрожащими пальцами оборотень принялась расстегивать пуговицы его белой рубашки, пока грудь парня не оголилась наполовину. Он никак не реагировал, находясь в какой-то прострации, словно то, что сейчас происходило, его абсолютно не волновало. Прерывисто вздохнув, Харуно обнажила плечо Отокаге и осторожно взглянула на него. Печати не было.

- Ее нет, - практически неслышно прошептала она, возвращая одежду на свое место.

- Тебе стоит немного поспать, - снова подала голос куноичи, забирая со стола поднос и шагая к двери.

- Ты все еще не сгорела, Сакура, - неожиданно остановил ее Саске.

Покачав головой, Харуно продолжила свой путь и скрылась в коридоре, до последнего чувствуя на себе холодный, безразличный, но слишком знакомый взгляд.



Остановившись около двери в свою спальню, Сакура будто очнулась и поняла, что дрожит. Дрожит так сильно, что все находящее на подносе трясется, так и норовит свалиться на пол. Из последних сил она присела на корточки и поставила ношу возле стены, мимолетно решив, что уберет завтра, а сейчас она просто должна зайти в комнату и успокоиться.

Дверные петли знакомо скрипнули. Помещение встретило ее тусклым светом одинокой свечи, которая уже догорала, капая воском прямо на деревянную столешницу.

- Он жив?

Девушка вздрогнула и перевела взгляд на источник голоса. На ее кровати вальяжно расположился Дейдара, укрывшись одеялом и оперевшись локтем о подушку. В воздухе ощутимо пахло саке.

- Жив, - просто ответила Харуно и принялась трясущимися пальцами стягивать с себя одежду.

Ей было ужасно холодно. Так холодно, что посинели губы и медик не могла осознать причины этого неожиданного холода.

Юркнув под одеяло, она прижалась щекой к теплой груди Цукури и облегченно выдохнула, чувствуя, как жар его тела передается ей. Онемевшие конечности, наконец, становились ощутимым, а голова снова была в состоянии мыслить. Блондин обнял ее рукой за плечи, еще ближе прижимая к себе хрупкую куноичи и наслаждаясь запахом ее волос.

- Сегодня был тяжелый день, - прошептал он и провел подушечками пальцев по белоснежной коже девушки.

Сакура немного подтянулась и уткнулась носом в его ключицу, позволив себе легкую улыбку.

- Кажется, что тысяча лет прошло с того момента, когда мы хотели друг друга убить, - Дейдара усмехнулся, поглаживая Харуно по волосам.

- И правда, - приглушенно донеслось с ее стороны, - уже столько воды утекло.

Они замолчали, медленно проваливаясь в распахнутые ворота царства Морфея.

- Как думаешь, это судьба? – сонно прошептал он.

Девушка улыбнулась, прикрывая уставшие глаза:

- Может и судьба.

Свеча погасла, погрузив комнату в ночной мрак, который нежно окутывал двух людей, тесно жмущихся друг другу.
- Теперь он тебя отпустит?..

Последний вопрос остался без ответа.

*безумие