Psychosis. Глава 3: Доктор из её кошмаров.

День. Второй. Третий. Сакура, сидя в углу, смотрела на свои вытянутые вперед исколотые руки. Будто наркоманка. Иногда перед глазами просто вставала стена плотного тумана. То и дело она, плотно зажав рот рукой, металась по тесной и душной комнате. Металась и плакала, сдерживая истерический крик, чтобы не пришли врачи и снова не вкололи ей какую-то дрянь, от которой не то, что хорошо не становится, — начинает тошнить и ужасно болит голова.
На дворе была поздняя ночь. Харуно вспоминала крик измученного неизвестного за стеной. Она мысленно рисовала какой-то безликий образ душевнобольного, добавляя масла в огонь разгоравшегося любопытства. Пациентов здесь можно было пересчитать по пальцам, но к каждому из тех, кого успела встретить девушка, она испытывала сильное сострадание.
«Они ведь ни в чем не виноваты», — перекинув взгляд смирившегося со смертным приговором узника на исколотые и в синяках руки, она резко отвернулась, сопровождая действие шумным фырканьем.
Чувство бесконечной погони, пряток и присутствия невидимого преследователя поселилось в сердце. Ей было страшно, что её доктор снова вернется сюда. Он не вылечит её раны. Он пытается вскрыть вены её страхам и наполнить чашу безумия её собственной болью до краев.

— Сакура! Открывай! — крик становился все громче и неистовее. Девушка заперлась в подсобке и забаррикадировала вход всем, чем только можно. Ей оставалось только плакать. — Живо!
— Нет, — шептала она себе под нос. — Я никогда не открою дверь.

Вспоминая хлесткий, приводящий в чувство удар, она нервно прикладывала ладонь к ноющей от прикосновения щеке. Тогда она не издала и звука, хотя она чувствовала себя побитой собакой.

Девушку снова грубой рукой толкнули за шиворот в кабинет, где, повернувшись к ней спиной, стоял Орочимару. Старикан не шевелился. Создавалось впечатление, что он смотрел в одну точку или думал о чем-то, но явно о чем-то недобром. Рядом материализовалась витиеватая нить табачного дыма. О, как она ненавидела запах сигарет!
А тот лишь тянул время, натягивая её нервы как струны. Девушка поняла, что лучше бы ей унести ноги куда подальше, но дверь была плотно закрыта, а по ту сторону насмешливо скрежетал в замке ключ.
«Я умоляю! Только не это! Все, что угодно, но только не это!» — пальцы искали любую трещинку в двери, откуда можно было бы разрушать её щепка за щепкой, сбивая пальцы в кровь... делая все, что угодно, лишь бы не дожидаться, пока чужие костлявые пальцы патологоанатома невесть с каким стажем полезут туда, куда не следует.
Девушке не был дан дар ясновидения, просто осторожность была её обостренным чувством, поскольку в детстве она, будучи впечатлительным ребенком, наслушалась достаточно баек про маньяков, бродящих по улицам вокруг. Действительно, район, где был расположен интернат, был не самым спокойным и пищу для разговоров сироты находили постоянно. Отсюда и сложился страх и вечная иллюзия преследования. Но тут Сакуру осторожность подвела...
На расстоянии около метра от неё она уже ощущала дыхание, направленное в сторону своей шеи. Харуно просто передернуло от отвращения.
— У... у-у-у... ух-х-ходите. Прошу.
Один взгляд, обращенный на этого скользкого типа со змеиным взглядом, заставлял остолбенеть. И не на кого злиться за то, что Сакура оказалась здесь и вынуждена так унижаться. Вот она — неизбежность. Кажется, что в действительности дальше пустая дорога с указателем в никуда. И бегущие ручьем слезы не могут остановиться, пока к белой коже прикасаются холодные, как у окоченевшего трупа, пальцы.
— Я буду кричать! — вырываясь из цепкой хватки потерявшего последние осколки совести мужчины, твердила девушка.
— Кричи! Нам все равно никто не будет мешать! — Орочимару потерял контроль над собой при виде юного тела. Это его слабость, которая в данной жизненной ситуации превратилась в плюс. Оттянув одной рукой воротник так сильно, что девушке стало нелегко дышать, он провел кончиком языка по белой шее. Девушка скривилась, а через секунду лицо исказилось до неузнаваемости, изобразив немой крик.
«Лучше бы он просто убил меня!..»
— Нет! Не надо!.. — обливаясь слезами, просила девушка. Ей было страшно. Все тело свело от отвращения, и от невообразимого отчаяния она могла лишь судорожно глотать воздух. Безвольная больная.
Раздался знакомый страдальческий стон. Спасительный стук в дверь.
— Начальник, опять этот взбунтовался! — гундосым голосом произнес Кабуто.
Девушка почувствовала себя свободной, пока позади с шипением отступал доктор. Доктор из её кошмаров.

Она помнит, как убежала после этого и заперлась в укромном месте. Благо, что этот старый хрыч не успел ей навредить. Но она постоянно думала о случившемся. Жутко хотелось взять ножик и избавиться от неприятного чувства незримого унижения, срезав кожу в плеча, которого касался мужчина. Но он здесь распоряжается всем и всеми, поэтому её судьба в общих чертах была вовсе не значима. Она не могла выкинуть это из головы и каждый раз вздрагивала от движения двери из-за сквозняка.
Она была напугана. Ей нечем было себя успокоить... только периодически безликим образом возникал тот измученный человек за стеной, который, как ей стало казаться, являлся её ангелом-хранителем.
«Я должна его увидеть! Немедленно!»
Сакура осторожно выглянула из своей каморки и, убедившись в отсутствие на горизонте Орочимару, пошла вперед по коридору.
— Куда это ты намылилась? — серьезно спросил кто-то позади. Она притормозила.
Обернулась.
— Ты почему разгуливаешь по коридору? А если они тебя поймают? Плохо тебе придется.
— Не хуже, чем обычно, — небрежно бросила девушка, убедившись, что беседует с Саем. Рядом с ним сидела какая-то светловолосая юная особа с высоким хвостом на голове. Она, потупив голубые глазки, рисовала одним из мелков Сая что-то на листе, устроившись на полу.
Девушку звали Ино. В детстве её изнасиловал отчим. Она, замкнувшись в себе, долго боялась сказать об этом матери, но правда не заставила себя долго ждать. Её мать очень обеспокоило поведение дочери, которую однажды ночью обнаружила во дворе мать. Девочка играла под деревом. Она клала какую-нибудь куклу в коробку из-под обуви, а затем саму коробку опускала в выкопанную бледными трясущимися ручонками могилку. Эти же факты были в её личном деле и записаны со слов матери, отдавшей её сюда. После признания матери в ужасающем происшествии с ней Ино больше никому и ничего не говорила несколько лет. Все годы, проведенные здесь, происходили в полнейшем молчании. Её так никто и не забрал отсюда, потому что спустя лишь пару недель после появления в этом ужасном месте новой пациентки мать Ино Яманака умерла. Сердце бедной женщины не выдержало такой страшной нагрузки, и теперь некому вытащить отсюда бедняжку, ведь ей так никто и не смог залечить душевные раны и солгать, показав, что мир вовсе не такой страшный, каким она его видит.
— Сай, кто она? — настороженно спросила Сакура, пытаясь привыкнуть к слабому освещению и понять, что же там выводит сангиной её ровесница.
— Ино. И не пытайся её разговорить — она молчит уже несколько лет.
— Тогда откуда ты это знаешь? — язвительно переспросила Сакура. — Она же молчит.
— Знаешь, как трудно здесь заснуть под вой из процедурного кабинета? Лучшее лекарство от бессонницы — почитать чужое досье. Ты ведь здесь из-за смерти твоей мачехи?
«Бестактный болван!» — мысленно Харуно уже рисовала спящему брюнету усы его же художественной атрибутикой.

Розоволосая сначала видела в рисунках блондинки лишь каракули, но потом поняла, что на бумаги изображена виселица, а в петле безвольно болтается какой-то человечек.
«Что же с ней сделали?» — она сделала пару шагов назад и потом вспомнила, что лучше ей не разгуливать бесцельно по коридорам.
— Где ты нашел досье? — спросила она.
— Пятая дверь налево.

Сакуре было нужно узнать, что за человек случайным образом помог ей и почему каждый день за стеной раздается мучительный стон. Ей нужна была правда. Нужна как воздух.