Psychosis. Глава 4: Фото и слезы.

Она, расслабив руку, проводила пальцами по грязной стене, собирая с неё пыль на мягкие подушечки. Остекленевший взгляд был направлен вперед, в темноту. Рука одержимо вцепилась в ручку двери, скрывающей за собой объект её любопытства.
Заперто.
Она осторожно припала ухом к шершавой поверхности.
Тишина.
«Почему? Они издеваются? Тоже мне... конфиденциальность. Тем, кому необходимо будет разнести эту картонную заслонку, разнесут в момент», — она, понимая, что она морально не способна будет второй раз пересилить свой страх, пошла дальше. Где есть дверь, там есть и ключ, который бесшумно её отворит.
Следующие две, ведущие в палаты, были отворены, но пусты. Заглянув в одну из них, девушка увидела лишь пустующую койку и драные обои, а ещё то, что труба, выходящая из стены и обратно прячущаяся в неё в углу комнаты, под потолком, как-то странно выгнута.
«Наверное, на ней уже кто-то пытался повеситься».
Обратив внимание на старую и ужасно пыльную перьевую подушку без наволочки, она увидела написанное на ней чем-то темным послание: «Прощайте, сволочи!»
«Или повесился», — Сакуре все больше не нравилось это место. Она ещё раз взглянула на погнувшуюся трубу и тут же выскочила из палаты. Посмотрев по сторонам и услышав шаги, она скользнула в следующую дверь.
Харуно попала в архив. Вот, где Сай брал на ночь две-три истории болезни. Те ещё сказки. Шаги, сопровождавшиеся беседами заговорщическим тоном, приближались именно к этой двери. У Сакуры сердце ушло в пятки, и так оно там и осталось. Худая девушка. Согнувшись втрое, уместилась в старом и пыльном шкафу.
В комнату вошли Орочимару и его летучий обезьян:
— Я устал зашивать этому бестолковому патлатому блондину его ладони.
Молчание было сопровождено тяжелым глотком из фляжки и недовольным сопением Орочимару.
— Ну-ка повтори. Что там по поводу «патлатого»?
— А? Ничего, я оговорился.
— Ещё раз оговоришься и закончишь здесь свои дни так же, как и та последняя пациентка.
— Вы не хотели этим сказать, что уволите меня? — тише сказал Якуши.
— Нет, — злобно прохрипел мужчина и подошел к шкафу. — Та последняя пациентка.
Характерная тень дала Сакуре дополнительную дозу адреналина. Даже розоволосой стало понятно, что речь сейчас шла не о ней.
— У тебя плохая память, — констатировал факт загробным голосом старикан. — Пересмотри те видеопленки...
«Видеопленки?» — девушка поняла, что если здесь есть какие-то записи, то явно не слезливая мелодрама. Услышав дверной хлопок, зеленоглазая пациентка, едва сдерживая крик ужаса, вывалилась из шкафа. По ней ползло что-то склизкое. Обернувшись, она заметила на внутренней стороне распахнутой дверцы несколько потертых и измятых фотографий разных людей. На одной из них она узнала Хинату, на другой — Ино. На третьей была какая-то неизвестная кареглазая шатенка. Сакуре казалось, что на её глазах вот-вот выступят слезы. Все это напоминало маленькие своеобразные фотоколлажи. Сакуре это напомнило специфику изображения в фильмах, под какие обычно отрубалась её мачеха в обнимку с бутылкой виски, серийных убийц или маньяков, украшавших какую-нибудь обшарпанную стену снимками своих прошлых или будущих жертв.
Сакура заметила ещё один снимок, на котором изображен симпатичный брюнет с правильными чертами лица. Их всех с Орочимару должно что-то объединять.
Сакура, встав с пола, внимательно осмотрелась вокруг, последовательно перерыла все ящики. Её не интересовала история болезни Сая или Хинаты. Ей нужен был только ключ от запертой двери. Вместо этого в ящике письменного стола она нашла одну из видеокассет, на которой стояла лишь дата.
Она подошла к видеомагнитофону, лежащему на маленьком телевизионном столе, и вставила туда кассету. Любопытство было сильнее страха.
Нажала на кнопку...

Экран замерцал. Это была черно-белая запись с камеры видеонаблюдения. Рядом с прикованной к стулу девушкой стояли Орочимару и Кабуто. Человек, которого так боялась Сакура, что-то наставительно объяснял, пока девушка с завязанным ртом лихорадочно мотала головой из стороны в сторону и обливалась слезами. Ничего этого на записи не было слышно. Она была без звука.
Сначала девушку били по лицу, давая одну за другой пощечины, сняв с лица повязку. Она кричала без умолку. Она кричала от боли. Трудно передать чувства Сакуры в тот момент. Ненависть к этим людям, которые обращаются с девчонкой, как с собакой, или же это страх к таким извергам?
Не выдержав, Сакура остановила запись.
«Но... зачем-то же они проводили эту пытку?! Орочимару стоит в кадре с планшетом».
Харуно кинулась к рабочему столу. Так далеко ей ещё никогда не приходилось зайти. Она тщетно обыскивала все ящики один за другим, но потом нашла торчащий из истории болезни листок, не похожий ни на одно из медицинских освидетельствований. Дата совпадала с датой пленки:
«Опыт № 1.
Выяснить предел человеческой выносливости при обычных пощечинах.
...девчонка сдалась после 31-го удара. Потеря сознания после 31-го удара».
Сакура перемотала запись. На ней был следующий «опыт», где ту же подопытную били, но уже ногами, при этом ещё и крича.
«Опыт № 2.
...эта дура зря сопротивлялась. Харкалась кровью после 15-го удара. Неизвестно, сколько пришлось по печени».
Харуно с ужасом перелистывала страницы, не понимая, как жертва выдержала хотя бы половину пыток.
«Опыт № 8.
Тиски...»
Девушке рабочими пассатижами выкручивали кожу в разных местах, и сторонней наблюдательнице оставалось только поражаться, с каким хладнокровием проделывали этот эксперимент два человека и с каким хладнокровием об этом делал заметки Орочимару.
После серии опытов и хладнокровных заметок в конце сообщается, что данная жертва скончалась. Сакуре хотелось обливаться слезами. Ей было жаль бедняжку.
Но пленка не закончилась.
Начались новые опыты.
Другим жертвам приматывали изолентой наушники к голове и включали на несколько часов звук на ужасающей частоте, выкалывали глаза, обливали кожу раскаленным сиропом, прикладывали к пяткам раскаленный металл... Они всячески издевались над ними, пока те не теряли сознание или не умирали прямо перед объективом.
Одной наспех перемотанной пленки, сопровождаемой заметками бесчувственного животного, Сакуре было достаточно для того, чтобы срочно захотеть умереть, лишь бы не попасть в эту темную комнату.
Зрачки расширились, когда, обернувшись и открыв шкаф с фотографиями на дверце шире, она обнаружила еще целую коробку видеокассет, датированных разными числами. Поджав дрожащие губы, девушка перевела взгляд на фотографии и узнала в той шатенке первую жертву.
«Фотографии мертвых не держат рядом с фото живых. Наверное, Орочимару это скоро исправит... и он не будет их перемещать».
Она, прибрав кассету и заметя следы, снова подошла к коллажу и вгляделась в фото юноши:
«Неужели он тоже мертв?..»
Сакура отошла в сторону, поежившись. В этих стенах невозможно чувствовать себя в безопасности. Они давят и сжимают в тиски, скручивают в приступах боли и гнева. И этот приступ настал снова.
Сердце ныло и истекало кровью в страшных муках. Только эта кровь выдумана, и Сакуре хотелось, чтобы все, что её сейчас окружает, тоже было выдумкой: все эти снимки, лекарства, крики и страх. Все эти садисты и синие тени.
«Синие тени...» — розоволосая сделала шаг, и что-то звякнуло под ногами. — «Ключ!»
Стоило ей нагнуться за заветной вещицей, как над ней просвистел ветер. Только его не могло возникнуть в душном помещении просто так. В холстах лунного света на стенах вырисовывались распростертые объятья когтистых лап теней.
«Опять они!» — пациентка, не оглядываясь, выскочила из кабинета, хлопнув дверью. За ней раздался страшный скрежет. На двери появились глубокие царапины, и снова все умолкло.

Не растерявшись, крепко сжимая ключ в руке, Сакура вплотную приблизилась к своей цели...