Расколотая радуга. Глава 7.

В больнице дежурила Сакура (не повезло человеку, что поделаешь), которая залечила царапины Кибы своим меддзюцу за считанные минуты. Отправив Инузуку домой, она принялась за меня.
— Ну давай, рассказывай, где это его так?
— Извини, Сакура-сан, об этом должен знать только Какаши-сан. Не спрашивай, пожалуйста.
— Рэй! Но как же... Голос!
— А? Да. Всё, как ты говорила. Разволновалась, понимаешь... Праздник и всё такое.
Отделавшись от Харуно (слава богу, она не Ино! От той так просто не уйдёшь), я пошла к Годайме, справедливо рассудив, что он всё равно всё узнает. Так лучше уж из первых рук. К тому же, осложнение отношений с Суной никому не было нужно, но было весьма возможно в свете предстоящих событий.
После короткого рассказа о вчерашних злоключениях, я попросила о снисхождении для друга, особенно учитывая, что натворить он ничего не успел. Какаши-сан обещал разобраться и вынести решение.
Теперь домой. А потом... «Моя новая миссия, даттебайо :)»

Стучу в знакомую дверь. Шаги. Дверь открылась.
— Добрый день, Итачи-сан.
Он нахмурился. «Ну да, он же голоса моего не знает. А ориентируется на слух». Привычным движением взяла его за руку.
— Это я, Рэй.
Еле заметное движение головой в знак того, что он понял.

К концу этой недели Совет решил, что делать с Кибой. Ввиду с предстоящей свадьбой и переездом Хинаты в Суну, было решено устроить ему трудотерапию, то есть отправить с миссией подальше и на подольше. И нашлась подходящая работа, определили его в охрану к какому-то дайме (я в них не очень разбираюсь) на целый год. Это не самое плохое, что могло случиться. Прощаясь с другом у главных ворот, я плакала.
— Мне будет очень нехватать тебя, нии-тян.
— Мне тоже, сестрёнка Рэй, мне тоже, — он уткнулся мне в плечо, как тогда в лесу. — Запах корицы у меня всегда будет ассоциироваться с тобой.
Изумо-сан и Котетсу-сан старательно отводили глаза. Выпустив из объятий Кибу, я переключилась на Акамару.
— Я тебя люблю, пёсик. Береги хозяина! Ну вот. Опять я одна останусь. Хана всё время на миссиях пропадает... А когда дома, уже не до меня. Там по ходу тоже дело к свадьбе движется. Ты с ней хоть увидеться успел?
— Да. Она вчера вечером как раз вернулась. Расстроилась, конечно... Маме ничего не стали говорить, просто работа и всё.
— А...
— Нет. Не смог.
— Ладно. Я за тебя попрощаюсь. Она тоже скоро уезжает.
— Сдаётся мне, что за тобой будет кому присмотреть, — вдруг хитро улыбнулся Киба. В глазах плясали чёртики. — Помнишь летучую мышь?
Я кивнула, недоумевая, чего вдруг он решил её вспомнить именно сейчас. «Какая связь?»
— Чернильная она. Нарисованная. Ненастоящая... — терпеливо пояснял друг, видя в моих глазах непонимание.
Наконец до меня дошло.
— Сай? Но АНБУ сняли наблюдение за мной через два месяца после появления в деревне! Это совершенно точно, я спрашивала Ямато. Зачем ему...
— Это ты уже у него спросишь, сестрёнка. Ну, пока. Пойдём, Акамару. — Прощался, как будто мы снова увидимся завтра.

Путь домой был долгим. Завернула в парк и, сев на любимую скамейку, погрузилась в размышления о «судьбе своей нелёгкой». Дайте хоть иногда пожалеть себя любимую! Кто-то сел рядом. Художник-сан.
— Я знал, что найду тебя здесь.
— Зачем?
— Он не навсегда ушёл.
— Я знаю. Всё равно грустно...
— Ты очень привязана к нему, — это не был вопрос.
— Да.
— Ты ведь его любишь?
— Люблю.
Мы всегда были честны друг с другом и отвечали на заданные вопросы прямо. Он пояснений не спрашивал, а я никогда не читала лекций, как обещала однажды. И требовать объяснений выше сказанного у него не было причин, но оставлять недосказанным и привести к неправильным выводам не хотелось. «Киба — другое дело.Зелёное и... жёлтое. Потому что он такой непоседа».
— А ещё люблю эту деревню, друзей, своих соседей, свою работу, Акамару, сладости, дождь, люблю читать, возиться с тестом, люблю...
— Кажется, я понял, что ты хочешь сказать, — перебил он, глубоко вздохнув
— Он мне как младший брат, Художник-сан. Раз уж я старше... — Снова не удержалась, чтобы поддеть. Что за манера! Сама себе удивляюсь.
— Сестрёнка Рэй...
Я повернулась, но это не было обращение ко мне. Ты никогда меня так не называл. Просто фраза в пустоту. И взгляд в пустоту. Как будто пробовал эти слова на вкус.
— Сестрёнка Рэй...
— Что, Художник-сан?
— А? Нет, извини. Ты не торопишься?
— Нет, а что?
— Я ещё не обедал сегодня. Составишь мне компанию?
— Составлю. Только не в Ичираку! Ничего не имею против рамена, но...
— Я понял.
Что он понял, для меня осталось загадкой. Но переспрашивать не хотелось.
Обед плавно перетёк в поедание мороженого в парке, а потом в прогулку. «Как раньше с Кибой. Сдаётся мне, что ты неспроста такой любезный!» Уже прощаясь на знакомом перекрёстке, не удержалась от вопроса:
— Это Киба тебя попросил, верно?
— Нет.
«Верю. Ты никогда меня не обманывал. Тогда почему? Решил оказать мне моральную поддержку в тяжёлое время?» Вспомнились его неуклюжие попытки поддержать Наруто, когда они расследовали дело о расхищении гробниц.
— Почему он сдался и просто отпустил? Разве любить не значит бороться за свою любовь?
«Ты не перестаёшь меня удивлять! Неожиданный вопрос. Как всегда. И откуда такие мысли, позвольте узнать? Неужели книги по психологии в библиотеке закончились, и ты на любовные романы перешёл? Может, зря я так подумала, конечно... Но не сам же ты до такого додумался!»
— Не всегда, Художник-сан. Я думаю, это имеет смысл, только если любовь взаимна, но обстоятельства против влюблённых. Тогда однозначно да, бороться! Или в том случае, если ты уверен, что твой соперник не сделает её счастливой. Разумеется, речь идёт о серьёзных, обоснованных опасениях, а не о банальной ревности. Тут — ни то, ни другое.
— Сложно. Тогда что значит — любить?
— Любить — значит быть счастливым, если тот, кого ты любишь, счастлив. Пусть и не с тобой. Это моё субъективное мнение. Ты можешь быть ним не согласен. Многие не согласятся, я думаю. Имеешь право! А почему ты вообще об этом спросил?
— Пытаюсь понять, Рэй-чан... Ты обещала зайти посмотреть мои картины. Когда?
— Давай на следующей неделе.
— Хорошо. До встречи.
— Увидимся. Не пропадай, ладно? И... Спасибо, что был со мной сегодня.
На этом мы расстались. Совсем не так, как в прошлый раз. На том же самом перекрёстке.

«Да», «нет», «позже», «до свидания» — этими фразами Итачи-сан ограничивал своё общение со мной первые несколько дней. «Неужели это одиночество Вам так нравится, Итачи-сан? Раньше оно было вынужденным. А теперь? Добровольное? Но почему? Почему?» Этого я никак не могла понять. И мне это совсем не нравилось. Решив взять инициативу в свои руки (а когда-то было по-другому?), я отправилась на покорение очередной вершины.

— Итачи-сан, обед ещё не скоро будет готов. Чаю хотите?
Молчание.

— Может, зайти купить конфет? Или что-нибудь другое? Я сладкое очень люблю. А Вы?
Молчание.

— Сегодня погода мерзкая. Дождь и такая слякоть! А Вы любите дождь?
Молчание.
Вдруг вспомнилось, что такой же вопрос мне когда-то задал Художник-сан.

— Итачи-сан, какое блюдо Ваше любимое?
— Тебе не всё равно?
«Не может быть! Заговорил! „Не вынесла душа поэта... позора мелочных обид“, — продолжение какое-то не в тему. Или...»
— Нет.
— Ложь.
Тихий голос, но не равнодушный, как раньше. Проскальзывают какие-то странные нотки.
— Мне хочется сделать для Вас что-нибудь приятное.
— Это приказ. Это всего лишь работа. Боишься, что не заплатят, если плохо справишься? Можешь вообще не приходить. Я никому не скажу. — Горькая усмешка. — Да и навряд ли кто-то поинтересуется...
— Это не просто работа, — ответ прозвучал так же тихо, но мягко. — Я нахожусь рядом с Вами добровольно.
— Ложь.
— Почему? — «Хочется подойти ближе. Но незаметно это сделать не удастся. Как же быть?» — Почему одна только мысль о том, что кто-то находится рядом с Вами, кажется Вам едва ли не преступлением?
Он повернулся в мою сторону.
— Ты разве не знаешь, кто я? — лицо не выражало ничего, но голос...
— Знаю...
Шаг.
— Преступник S-класса... «Вот мы и докопались до причин происходящего... Я буду стараться! Мягче, нежнее...»
— Уже нет.
Ещё шаг.
— Член Акацуки...
— Такой организации больше не существует.
Ещё один.
— Предатель...
— Вы никогда им не были, Итачи-сан. Ни по отношению к деревне, ни по отношению к брату, — последние слова дались с трудом, но их нужно было произнести.
— А моя семья? Клан? Разве ты не знаешь...
— Знаю.
Ещё шаг. Последний. Сейчас я стою рядом с ним.
— Выжил. Вернули. Простили. Пытка... Умереть было бы слишком просто, да? Слишком просто, слишком легко, слишком милосердно...
— Умереть было бы несправедливо.
— Ложь. За сделанный однажды выбор приходится платить.
«Выбор! „Иногда шиноби оказываются в сложных ситуациях, и им приходится делать тяжёлый выбор“, — так ты сказал Наруто, когда он обещал тебе вернуть Саске в деревню, не убивая? Когда-то я тоже считала всех (всех!) Учих высокомерными, самонадеянными, помешанными на своей силе и власти психически неуравновешенными тварями. И я тоже...»
— Разве он вообще у Вас был? Семья или деревня... Его сделали за Вас, Итачи-сан. Значит, принимать наказание на себя несправедливо.
«Вот! Вспомнила, кого он мне так напоминает! Героя одного из прочитанных когда-то романов. Обрёкший себя на страдания, вызывающий отвращение у одних и восхищение у других, сумевший не сломаться. Всплыл в памяти диалог:
— Я хочу вас спросить...
— Да?
— Почему вы тогда не перерезали себе горло?
— Вот не ожидал от вас такого вопроса! А как же моё дело? Кто бы выполнил его за меня?
— Ваше дело? А-а, понимаю...Претерпеть всё это и не забыть о стоящей перед вами цели! Вы самый мужественный человек, какого я встречала!»

— Тогда у Саске выбора тоже не было! Я сделал его за него.
— Ложь! — хотелось плакать от такой непрошибаемости. — Вас нельзя сравнивать!
— Почему? Он в детстве перенёс тяжёлую психологическую травму.
— Вы ничего не путаете? У него было всё, чтобы жить нормальной жизнью: сенсей, который мог в каком-то смысле заменить отца, как Джирайя-сама для Наруто. Команда, его друзья, которые могли стать его семьёй. Девушка, которая любила его больше жизни и была готова на всё ради него! Несмотря на все предостережения, на чувства друзей, он выбрал месть. Сначала — не зная всей правды, поторопившись с выводами. Но после Вашей мнимой смерти у него был второй шанс. Возможность вернуться домой, в Коноху. Ведь Вы даже об этом позаботились, Итачи-сан! Убил преступника S-класса, вернулся героем, восстанавливай клан. Только он и тут сделал неправильный выбор. Наперекор всему, за что Вы свою жизнь положили. А теперь скажите мне, что было у Вас? Что?
Постепенно повышая голос, я сорвалась на крик. В голове мелькнула мысль: «Ору на Учиху и до сих пор жива? Точно сплю!»
— Знаешь...
— Знаю, что у Вас были серьёзные причины так поступить. Я не оправдываю Ваших поступков, но мне не принадлежит право судить Вас. Ни у кого нет такого права.
— Ты не боишься. Почему? Я убивал много раз и легко мог бы...
«Хорошо, что он не чурается моих прикосновений. Время, проведённое в больнице, сослужило нам обоим хорошую службу».
Осторожное движение, и вот его рука в плену моих рук.
«Ни капли сопротивления, но восхождение только началось. Слишком долго, слишком часто, слишком больно...»
— Почему?
— Хотите правду?
Долгая пауза. Судорожный вздох. Лёгкий еле заметный кивок.
— Люди не должны так много страдать, Итачи-сан...
— Мне не нужна ничья жалость!
Он стиснул мою руку и отбросил её.
— Я Вам её и не предлагаю. Жалеют тех, кто слабее. К Вам это не относится. Сочувствие — иная категория. Сочувствие — это когда моё сердце чувствует твою боль...
— Что ты можешь знать о моей боли? — Прошипел.
— Каждый чувствует боль по-разному, и у каждого она своя, — взгляд скользит по его лицу. «Я помню, как видела кровавые слёзы, жуткое зрелище!» Потом переключается на мои шрамы.
— Предлагаешь себя на роль утешительницы? — Издёвка.
«Довольно двусмысленная фраза. А Вы циник, Итачи-сан. Что не удивительно, впрочем. Хотя, о чём это я?» Стало весело от своих же дурацких мыслей. Я беззаботно расхохоталась, совершенно не думая о последствиях:
— Упаси Вас господи, Итачи-сан, от этой мысли! Мало Вам разочарований в жизни?
Он нахмурился. Разозлилися? Обиделся? Пусть будут любые эмоции! Без разницы, главное, чтобы не уходил снова в себя и не молчал. Моё поведение явно сбивало с толку.
— Разве утешить можно только своим телом? Это глупо.
— Тогда...
— Позвольте мне просто быть рядом.
— А если...
«Ну да, ну да, как же. Итачи-сан, Вы сами-то верите в то, что хотите сказать? И это говорит мне человек, который пожертвовал всем ради деревни, пожертвовал всем ради брата. Который, беспокоясь об этом неблагодарном, часть своей силы отдал... и кому! Наруто! Джинчурики, которого должен был поймать и принести на блюдечке с голубой каёмочкой лидеру своему!»
— Знаете, — это пора было прекратить. — Настоящей сволочью гораздо легче быть, чем ей казаться. Если бы... Не потратили бы столько времени на разговоры. Я пришла не в первый раз. Разве не так?
— Возможно... — облегчение в голосе. Точно. Долгая пауза. Прямо, театральная постановка какая-то! — Почему раньше ты молчала?
— Лучше бы так и продолжалось, да? Увы, увы... — попробуйте сохранить серьёзное выражение лица в такой ситуации. — Это долгая история. Может, всё-таки чаю? Чёрный или зелёный?
— Зелёный...
«Ну вот и славно. Уже кое-что...»
Трудно было ожидать, что после этого разговора всё сразу кардинально изменится. Приступов откровенности и красноречия не наблюдалось. Но теперь он, по крайней мере, не молчит как рыба целыми днями.

Сегодня я иду на «выставку». Чувствую себя немного странно. Костяшки пальцев встретились с шероховатой поверхностью двери. Неторопливые шаги. Щелчок.
— Добрый вечер, Рэй-чан.
— Добый.
— Чаю хочешь? Или сначала картины?
«Волнение? Тогда сначала чай, чтобы успокоиться. Или... Нетерпение? В таком случае...»
— Не откажусь. Но сначала картины.
Они были разложены и расставлены на столе. В большинстве своём пейзажи, но встречались странные композиции и абстракции, да такие, что Дали отдыхает.
Внимательно рассматривая каждую, я изучала замысел, композицию, игру цвета и тени, технику мазков, направление линий и прочие мелочи, которые для других людей не представляют никакого интереса. Но всё это важно, если хочешь понять, какие чувства испытывал художник во время написания каждой конкретной работы.
Такое чувство, что прошло уже несколько часов. Художник-сан сидел напротив меня и молчал, не отвлекая пояснениями и комментариями. И ничего не спрашивая. Закончив разглядывать последнюю, я подняла глаза.
— Всё, что представлено, а я уверена, что это далеко не все твои работы, можно разделить условно на три части. Вот эти, — я указала на ряд работ, — думаю, написаны давно, ещё до появления команды номер семь.
— Кроме одной, — поправил Сай, убирая лишнюю.
— Они напоминают мне фотографии.
— В смысле?
— В них нет души. Знаешь, чем для меня фотография отличается от картины? Фотограф может лишь поймать и зафиксировать какое-то событие или эмоцию. В редких случаях — используя игру света и теней — он может её создать. Но передать способен только то, что есть по факту. Художник создаёт изображение. Его работы выражают его отношение к предмету творчества, настроение, эмоции, мысли. Посмотри сюда: невыразительные линии, тусклые тона выдают твоё отношение к рисунку — никакое. Эти деревья вообще больше напоминают телеграфные столбы. Подобные категоричные прямые линии указывают на отсутствие связи с прошлым и надежд на будущее. (Не знали? Проведите простой тест. Нарисуйте цветок со стеблем. А теперь посмотрите. Если он абсолютно прямой — вы живёте одним днём, если наклонен вправо — устремлены в будущее, а если влево — цепляетесь за прошлое.)
— Интересная теория. Продолжай.
— Вот эти, как мне кажется, — следующая группа картин, — написаны в процессе работы с командой. Общение с друзьями, совместные миссии, командная работа. Изменение эмоционального состояния выразилось в появлении плавности линий. Чёрный цвет перестал быть доминирующим. Постепенно появились яркие краски. Даже мазки совсем другие. Значит, работа создана совсем с другим насторением.
— Пожалуй... А остальные?
— Они совсем другие. Мне кажется, что в твоей жизни произошло какое-то событие, после которого в картинах появилась жизнь. Душа. Эмоции. Чувства. Надежда на будущее. Не такой плавный переход, как раньше.
— Это правда...
«Почему ты не смотришь мне в глаза? Наверно, мне не стоило этого говорить. Ну кто меня за язык тянул? Грехи мои тяжкие...»
— Извини, Художник-сан. Как всегда, ляпнула, не подумав, — смотрю виновато и чувствую себя очень неловко. — Я пойду, уже поздно. Завтра предстоит тяжёлый день. «Опять сбегаю?»
— Почему? Много работы?
— Я собираюсь вытащить Итачи-сана из дома. Это будет нелегко, я думаю. Но попробовать стоит.
— Это ведь не был приказ, да, Рэй-чан?
— Да.
— А как же чай? Гостеприимный же из меня хозяин получится, если ты так уйдёшь... — «Расстроился?»
— Ладно. Честно говоря, я не люблю есть в одиночестве. Просто в горло кусок не лезет. В компании гораздо веселее, так что давай сюда свой чай. Только потом...
— Я провожу.
Дальнейший разговор плавно обтекал картины и мою теперешнюю работу, как поток воды — камни, не создавая неловкости.
Всё тот же перекрёсток. А ситуация каждый раз разная.
— Ты обещал не пропадать, Художник-сан.
— Я помню. Спокойной ночи.

И обещание сдержал. Заходил в гости. Или я к нему. Или выбирались на прогулку в парк. Всегда предупреждал, уходя на миссию. Кибы не было рядом, и с Ханой мы виделись реже, чем раньше, но одиноко мне не было.

Светик уже убежала, кажется, торопилась на очередное свидание... Я сижу в кафе и смотрю в окно на проезжающие мимо машины, на спешащих по своим делам людей, которым нет никакого дела до одинокой фигурки за стеклом. Впрочем, мне до них тоже. Вспоминаю события из своей жизни, кроша остатки пирожного вилкой и комкая салфетку. Из своей прошлой жизни. Чай уже давно остыл, но уходить не хотелось. Хотелось продлить это ощущение — перемены.