Расколотая радуга. Глава 9 последняя.

Снова большие красные кресты в календаре. Он должен вернуться через четыре дня. Скоро.
Который день нещадно палит солнце, и постепенно атмосфера наполняется паром, становится душно. Кажется, воздух стал таким плотным, что его можно резать на куски. Будет дождь, это совершенно точно. Уже начинают сгущаться тучи. Из дома выходить не хотелось, но я обещала навестить Рису и Итачи.
Обычная болтовня, последние новости, чай... Чувствую, как снова начинает шуметь в голове, а перед глазами плывут круги, снова тупая боль во всём теле. Я схватилась за край стола.
— Рэй-тян, что с тобой? Риса, беги...
— Не надо, так уже было, это пройдёт, — успела сказать, прежде чем вырубиться.

— Ну, как ты? — заботливая Риса сидела рядом со мной на краешке кровати.
— «Больной скорее жив, чем мёртв», — продекламировала я, слабо улыбнувшись. — Всё прошло.
— Не смешно, — строго сказал вошедший в комнату Итачи. — Что это было вообще? Ты сказала, что это не в первый раз...
— Д-да... Как тебе объяснить... Даже Цунаде-сама не знает, что со мной.

Вспомнился последний раз. Примерно месяц назад. Мы с Художником гуляли в парке, когда мне стало плохо. А очнулась я в больнице. Рядом за приоткрытой дверью разговаривали двое, очень тихо, но всё же услышала:
— Цунаде-сама, что с ней? Больна?
— Я не знаю, Сай... — устало вздохнула она. Для медика хуже нет, чем расписаться в собственном бессилии. — Это не в первый раз.
— Что? Почему мне не сказали? Как давно?
— В больнице, когда вы вернулись с победой. Она ведь не только сиделкой Учихи была. Днём с ним, а каждую ночь — рядом с тобой. Ни на шаг не отходила. Я гнала её домой, как и Яманаку, но они разве слушались? — а я думала про себя: «Вот предательница, а обещала ведь, что не расскажет!» — Нашли её лежащей на полу в коридоре рядом с твоей палатой. Тогда она сказала, что это уже третий раз.
— Обморок? Почему?
— Я думала, усталость или истощение. Потом подозревали болезнь, отравление, всё что угодно, но обследование ничего не показало. Последнее было месяца два назад.
— Неужели ничего нельзя сделать? Ведь Вы — Легендарная Пятая! Может быть... — волнение в голосе.
— Успокойся, Сай. Если бы я могла, неужели не сделала бы?
— Простите... Конечно.

— Сейчас ты хорошо себя чувствуешь?
— Да. Сколько времени я пробыла без сознания?
— Несколько часов. Казалось, будто просто спишь.
— Я говорила что-нибудь?
— Нет...
— А вы? — я резко развернулась. — Вы говорили?
— Риса пыталась привести тебя в чувство, потом хотела позвать кого-нибудь из медиков, но мы решили не торопиться, ведь ты сказала... а что?
— Мне кажется, я слышала какие-то голоса и ещё какой-то звук, знакомый такой... не помню... — потёрла пальцами переносицу.
— Риса, оставь нас на минутку... — Ита-чан. Голос тихий и серьёзный.
— Хорошо. Я пока заварю чай. — Она вышла.
— Как давно начались эти приступы и в чём они выражаются?
— Первый был примерно через три месяца после моего появления здесь. Повторяются не сказать, чтоб с определённой периодичностью, но в последнее время это происходит чаще, чем раньше. И время без сознания — каждый раз увеличивается. Проваливаясь в темноту, я чувствую тупую ноющую боль. Последнее время ещё слышу голоса и какие-то звуки, но это может быть обман сознания. Когда прихожу в себя — ни боли, ничего. Ты думаешь...
— Похоже на эффект применения шарингана. Я могу... мог, — поправился он, — находиться в той же иллюзии, куда отправил противника. Но это не просто игра воображения! Ведь, находясь там, мы продолжали реально существовать: мыслить, чувствовать. Только даром ничего не даётся. Шаринган отнимал много сил, это отдавалось болью. И отняло зрение, в конце концов.
— Что? Иллюзия? Но... — дурацкое предположение.
— Иллюзия? Я точно не знаю. Я сказал, похоже... Может быть, параллельное измерение, подобное миру Красной луны. Может, ошибаюсь, но думаю, что пока ты в отключке, твоя душа путешествует между нашими мирами.
— Нет... этого... — чувствую, как голос начинает дрожать. В груди угли, тлеющие угли, от которых с каждым следующим словом Итачи разгоралось пламя. Пожар... Дышать нечем, что-то сдавило грудь.
— А ещё, раз приступы учащаются, значит...
— Нет... Я готова выучить какое-угодно дзюцу, в страну Снега босиком пойти за каким-нибудь редким свитком, если такой существует, лишь бы остаться! Всё, что угодно! Я не хочу обратно, слышишь? Не хочу!
— Наверно, есть в твоём мире что-то или кто-то, кто не отпускает тебя, — он грустно улыбнулся.
— Неправда! — подскочив, я пулей выбежала из комнаты и, спешно обувшись, из дома. Не пожар, вулкан взорвался внутри. «Почему тогда я не помню это что-то или этого кого-то? Даже намёка на похожие чувства! Все, кому я хоть чуть-чуть небезразлична, всегда были рядом со мной. Здесь! Не там!»
Удивлённая Риса выглянула из кухни, провожая меня взглядом. Наверно, я выглядела, как сумасшедшая, но в тот момент это нисколько не волновало.
— Рэй, куда? Темнеет, и скоро дождь начнётся!
— Плевать! Я не хочу, слышишь? — проглотив ком, стоявший в горле, с этими словами я выбежала из дома.

Бежала. Как в тот вечер, когда Кибу искала. Только теперь не знала, куда бегу и зачем. Был бы Сай здесь... Ноги сами принесли меня к дому Инузуки.
— Добрый вечер, Цумэ-сан. Хана дома?
— Нет, Рэй. Она на миссии и должна вернуться через несколько дней. А что случилось? Может, я могу тебе помочь?
— Н-Нет. Спасибо. Я потом как-нибудь загляну. До свидания.
— Хорошо. Беги скорей домой, пока дождь не начался.
«Зачем я сюда пришла? Кибы нет. Ему можно было бы поплакаться. Вернуть долг, так сказать. Ханы тоже нет. А если бы и была...» Тучи, плотные, как ватное одеяло, низко висели над деревней, грозясь упасть на голову и раздавить своей немыслимой тяжестью. Такие же тучи были сейчас в моём сердце. Радуги не видно. Хоть бы какой-нибудь цветной проблеск — ничего. Тёмно-серое, почти чёрное, беспросветное глухое отчаяние.
Одна, вторая, третья... Тяжёлые, крупные капли падали на землю, взбивая маленькие фонтанчики пыли. Но уже через несколько секунд их стало так много... Падали, прибивая пыль и грязь, омывая листья деревьев и возвращая им яркий зелёный цвет, возвращая свежесть и прохладу, потушив пламя в сердце, освободив сдерживаемые слёзы. Теперь мы плакали вместе. Хорошо, что на улице никого, только я и он. Хорошо, что шум дождя заглушает звуки плача.
Обхватив себя руками, я шла, не разбирая дороги, пока не очутилась в парке. Ни единой мысли в голове, ни единого звука в горле — состояние полного отупения и безразличия ко всему происходящему. Раскаты грома, изредка молнии... Платье отяжелело от воды, волосы намокли и спутались, становясь похожими на сосульки. Бессильно опустившись на любимую скамейку, я вцепилась в деревянные планки сидения и закрыла глаза. Солёные капли смешивались с пресными и стекали вниз, не оставляя дорожек. Но эти слёзы не приносят облегчения...
Я не сразу поняла, что кто-то есть рядом. Глаза отрывать не хотелось, потому что не хотелось знать, кто это. Без разницы, лишь бы не лез с разговорами и не задавал глупых вопросов, а ещё лучше шёл бы домой и забыл увиденное, как страшный сон. Этот кто-то, не произнеся ни слова, встал на колени передо мной и обнял.
Художник-сан.
Где-то на задворках сознания мелькнуло понимание, что это просто не мог быть никто другой. Со мной. Рядом. Уткнулась носом ему в плечо, продолжая плакать. Сколько времени прошло, не знаю.
— А ты и правда Плакса...
Теперь, распирая обидой и болью изнутри, наружу рвались слова, выливаясь в прерывающийся шёпот:
— Не хо...чу... поче...му так?
— Я был у Учихи. Не обнаружил тебя дома и... Здесь нельзя оставаться, Рэй-чан. Пойдём...
Подняла голову и встретилась с ним глазами. Чувствую прикосновение ледяных пальцев к лицу — стирает мои слёзы, несмотря на то, что дождь льёт как из ведра и сводит все старания на нет. Обеспокоенный взгляд. Спорить не хотелось, сил не было. Казалось, все силы вытекли со слезами. Руки висели безжизненными плетями по бокам, ноги стали ватными и отказывались слушаться. Попытавшись подняться, я чуть не упала, но он подхватил.
— Такая бледная, и руки холодные. Может, в больницу? Простудишься...
Помотала головой, крепко обхватив за шею.
— Домой?
— Да.
К нему домой. Чтобы соседи не беспокоились и не приставали с вопросами — так он объяснил мне своё решение. Я не возражала. Всё равно. Главное, что он здесь.

Не склонный к болтовне, Сай даже не пытался сказать что-нибудь в утешение. Выходит, чтобы поддержать, вовсе не обязательно что-то говорить, иногда достаточно просто быть рядом. Горячий чай, горячая ванна, сухая одежда — он позаботился обо всём.
— Тепло... — чувствую себя как-то странно, похоже, в чай было добавлено успокоительное. Но любопытства оно не сдержало: — Как вышло, что ты уже вернулся? Должен был...
— Торопился. Не зря, как вижу, — голос очень серьёзный.
— А как же... чхи! — «Ну вот! Ещё не хватало...»
— Я помню, что обещал. Потом расскажу. Как я и думал, на работу ты завтра не идёшь и не пойдёшь, пока не выздоровеешь!
— Я в порядке!
— Как же, как же... — одна из его бровей поползла вверх. Знакомо? Потом последовала улыбка. — И вообще, если не будет по-моему...
«Передразнивает? Вы подумайте! Кому скажи — не поверят!»
— ...лишу десерта, — закончила я, — это моя фраза, Художник-сан.
— Зато всегда работало, разве нет? — поддел он, забирая чашку и отправляясь на кухню.
Пока он там возился по хозяйству, я задремала, сидя на кровати в обнимку с подушкой, и уже сквозь сон почувствовала, как сильные руки поднимают меня, укладывают поудобнее, вытаскивают деревянные палочки из наспех заколотой шишки, освобождая волосы, накрывают одеялом.
— А ты где будешь спать? — пробормотала, цепляясь за рукав.
— Ты хоть в этой ситуации можешь не беспокоиться о других? — послышалась усмешка в голосе, но добрая. Легонько сжал мою руку. — Спи давай!
С мыслью «впервые, наверно, не я переживаю и забочусь — обо мне...», я отправилась в царство сновидений.

Проснулась я дома. «О репутации моей заботишься? Как мило! Или решил отвоевать обратно оккупированную мной кровать?»
Он был хорошей сиделкой! С утра до вечера находился рядом (похоже, миссий не было. А может, отпуск?), не позволяя даже вставать, не то, чтобы заниматься домашними делами. Оставалось только наслаждаться незапланированными выходными и временным бездельем. Только исполнять данное обещание и рассказывать о миссии он не спешил. И пребывал всё это время в каком-то задумчиво-отстранённом настроении.
Заглядывали соседи, справляясь о самочувствии, развлекая разговорами, давая советы и наставления. Приходили Итачи с Рисой. Удивления по поводу присутствия Сая не выразил никто.
Целая неделя счастья! Омрачённого немного странным поведением Художника. Но гораздо больше меня беспокоила фраза, брошенная Итачи: «Наверно, есть в твоём мире что-то или кто-то, кто не отпускает тебя». Было обидно. Это автоматически подразумевало, что тут меня ничто и никто не держит, раз приступы участились. Подобные мысли вгоняли в депрессию, но я старалась с ней бороться.

Прошло уже две недели, как я полностью выздоровела и вернулась к работе, а ничего не менялось. Я так и не узнала, в чём же заключалась мечта Сая, и исполнил ли он её за время своего долгого отсутствия. А спрашивать снова не хотелось: сказал, что помнит, значит расскажет, когда посчитает нужным. Вот только... Учитывая, что сказал Учиха, времени могло остаться совсем мало. Впрочем, даже об этом я уже не переживаю: я написала Художнику письмо и отдала его Цунаде-сама.

— а потом... Ты вообще меня слушаешь?
«Рядом, а как будто где-то очень-очень далеко, где-то не здесь... Что там есть такого интересного, что он уже полчаса так внимательно разглядывает пол?»
Я занималась приготовлением обеда, рассказывая последние новости. Вернувшийся недавно с очередного задания Сай сидел за столом сбоку и смотрел, не отрываясь, в одну точку отсутствующим взглядом.
— Рэй... Можно тебя попросить? — не поднимая головы, не отрывая взгляда. Странное выражение лица. Мои слова он проигнорировал, как будто не слышал вовсе.
— Чего тебе? — буркнула, обидевшись. «И куда делось „чан“?»
— Пожалуйста, поцелуй меня...
Обида и недовольство испарились в долю секунды. «Как сильно не была она удивлена, поражена...» Да? Так нет! Ни от удивления, ни от счастья в обморок падать я не собиралась, а в голове проносились мысли совсем другого характера: «Просит... Первоклассный шиноби, один из сильнейших джонинов Листа. Не берёт ни обманом (знаем мы ваше „соринка в глаз попала“!), ни силой, хотя что стоило, правда? Не берёт — просит». Не улыбаюсь, не хмурюсь, ну, может, брови чуточку сосредоточенно сведены вместе. «Что с ним происходит?»
Молчание затянулось, нарастало напряжение. Я ждала, когда он посмотрит на меня, очень хотела увидеть его глаза, чтобы удостовериться, что не ошиблась. Лицо его было спокойно, но крепко сцепленные руки выдавали... волнение?
— Не хочешь. Я не удивлён, — красивой формы губы искривились в горькой усмешке. — Из плоти и крови, но всего лишь марионетка... Так и не смог...
— Сай!
Впервые по имени, не по прозвищу. Подойдя и встав напротив, я взяла его за руку. Глаза в глаза. Растворяюсь в этом чернильном мраке. Всплыла строчка из какого-то романа: «Для неё поцелуй имел второй, сокровенный смысл: женщины целуют в губы только тех, кто им дорог». Блин! Почему всегда вспоминается всякая чушь?"
— Ответь только на один вопрос: зачем?
— Увидеть твою радугу... — тихий голос, обычно бледные щёки заливаются краской. Большая редкость, почти невозможно! Вмиг расслабившиеся плечи сказали мне, что он понял мои намерения.
Сняла протектор с эмблемой Конохи и положила на стол, зарываясь пальцами в волосы. «Господи, как давно я об этом мечтала! И как непривычно смотреть сверху вниз... Спасибо, Художник-сан!» Проследила пальчиком линию бровей, линию губ... одна... вторая. Осторожно наклонилась, почувствовав, как смешивается дыхание, шевеля волосы, выбившиеся из причёски. Легонько коснулась его губ. Тёплые. Сухие. Прикосновение было мимолётным, едва уловимым. А дальше... остановилась в растерянности. Все фантазии, которые хоть когда-то посещали меня, от самых невинных до самых откровенных вдруг улетучились, оставив лишь лёгкое замешательство.
Впрочем, длилось оно недолго. Художник-сан поднялся с места, и дальше ситуацией владела уже не я. Медленные, плавные, неуверенные и оттого немного неловкие движения рук, одна из которых спустилась на талию, другая — скользнула вверх по руке, по плечу, остановилась на затылке, не давая отстраниться. Я и не собиралась. Прикосновения губ — неторопливые, словно изучающие или пробующие на вкус. В этот поцелуй было вложено столько нежности и тепла, что дальше сомневаться в причинах столь странной просьбы было просто невозможно. Время застыло на часах. Бешено колотящееся сердце, сбивчивое дыхание, переплетённые пальцы... Просто свёл с ума, заставил забыть всё, что было, заставил не думать о будущем. Только здесь и сейчас, только мы.
Он прервал поцелуй, обнимая меня и крепко прижимая к себе.
— Спа...
Я прижала пальцы к его губам, не поднимая головы.
— Не надо. Разве за такое благодарят?
— Это не радуга. Просто фейерверк какой-то.
Как тогда на перекрёстке... Тепло, спокойно, уютно в кольце его рук.
Разомкнуть объятия нас заставил запах гари. Увы, спасти обед, забытый на плите, было уже нельзя. Это был тот (ну ладно, не первый и не единственный) редкий случай, когда есть приготовленное мной блюдо было противопоказано для здоровья. Пришлось всё выбросить и открыть окно, чтобы проветрить комнату. Самое интересное, что никто из соседей даже не зашёл поинтересоваться, что случилось. Деликатные какие!
Я стояла у окна, смотря на улицу и пытаясь успокоить расшалившуюся с новой силой фантазию. Подошедший сзади Сай положил подбородок мне на плечо, тихо прошептав:
— Это мне не нужно.
Тихо звякнув, на подоконник опустился мой кулон. Чувствую, как глаза защипало, и они наливаются слезами. «Какого чёрта? О! Какая прелесть! Не с этого ли началось наше знакомство? Какого чёрта ты творишь такое, Художник-сан?»
— Почему? И зачем тогда...
— Что за... Ты плачешь? Нет-нет, извини, я не то хотел сказать! Когда ты мне его отдала, — он накрыл мою руку своей, — то сказала: «Пусть хоть половинка моего сердца будет с тобой». А мне не нужна половинка. Я хочу всё, целиком. Ты слышишь? Я был на миссии в стране Волн.
«Что ты сказал? Похоже, опять я поторопилась с выводами... И при чём тут страна Волн?»
— Опять плагиат? — вытерев слёзы, я повернулась, касаясь кончика его носа своим. — Увидеть море это моя мечта.
— Нет. Я хочу тебе его подарить.
Теперь рядом с кулоном лежал небольшой свёрток. Картина. Море. Всё ещё неспокойное после шторма, с силой вздымающее свои тяжёлые волны. Огромные массы воды, способные вознести корабль к самому небу или бросить как щепку в пропасть. Белая пена на гребнях волн. Одинокий маяк вдалеке. Тонкие, бледные лучи солнца, пробивающиеся сквозь разгоняемые ветром тучи. Ощущение перемен.
«Подарить мне... море?»
— Сай... Как красиво!
— Только... оно не настоящее. Нарисованное, фальшивое, как моя улыбка.
— Нет. Неправда. Слышишь, неправда! Смотря на эту работу, я чувствую ветер и солёные брызги. У меня внутри...
— «Синий и зелёный. Желание жить и радоваться жизни с тем, кого любишь. Чувствовать поддержку, быть уверенной, ощущать покой и гармонию...» — повторил сказанные когда-то слова.
— Ты помнишь? — чувствую, как кончики губ ползут вверх против моей воли. — Я тебя люблю.
— Повтори... — тихий умоляющий шёпот. Откинулась назад, чувствуя спиной тепло его тела.
— Я тебя люблю, Художник-сан.
Он подхватил меня на руки и стал кружить по всей комнате.
— Ты что, смерти моей хочешь? Я ж не ты, мне такие перегрузки вредны, — хохотала я. — Поставь на место!
Послушался, но только наполовину. Секундная заминка, Сай окинул комнату беглым взглядом, продолжая держать меня на руках, и плюхнулся на диван, усадив на своих коленях поудобнее, как маленькую.
— Что, тяжёлая?
— Да уж не пушинка, — улыбнулся он, немного сморщив нос и сжав объятия ещё крепче. — Всё равно больше не отпущу!
Потом последовал ещё один поцелуй, но уже совсем другой — требовательный, страстный. Стало не хватать воздуха, голова кружилась, стены комнаты заплясали перед глазами... «Не-е-ет! Почему сейчас?»
— Рэй, милая, что с то...

Радуга превратилась в много маленьких радуг, которые переплетались, образуя красивейший узор. Как в калейдоскопе, только гораздо ярче, богаче, сложнее. Разноцветные пятна были похожи на цветы: то большие красные маки, то голубые васильки, то фиолетовые ирисы, то ярко-жёлтые одуванчики. Рисунок рассыпался и складывался в новый бесконечное количество раз. Бродя по запутанным коридорам этого красочного лабиринта, терпя боль, я слышала где-то далеко-далеко обрывками такой родной и одновременно чужой тихий голос:
— Вернись... моя добрая фея... пожалуйста... феи ангелами не становятся, я точно знаю... ты нужна мне! Ты слышишь? ...прости... меня не было рядом... прости меня... всё это время... даже не знал, что так... я... тебя люблю...
Голос сорвался в сбивчивый шёпот, удаляющийся с каждой секундой, фразы невозможно было разобрать. А потом всё потухло.

— Надо же, очнулась...
— Да. Думали, вообще в себя не придёт. При таком-то сотрясении... И травм головы вроде нет, а такое чувство, что всё это время она не хотела возвращаться в сознание. Дежурный врач уже осмотрел. Состояние стабильное. Лечащий осмотрит завтра. Уже поздно, не стали вызывать...
— А парню сообщили? Он просил обязательно предупредить, когда придёт в себя.
— Да, сейчас.
— Повезло девушке. Каждый день почти приходил.

Глаза открывать не хотелось, и так всё тело ныло и болело. Мысли лениво шевелились. «Я в больнице. Принёс-таки сюда... Сообщат, значит, скоро будет здесь. Художник-сан...» И всё-таки спокойно мне не было, где-то глубоко внутри поселилось смутное ощущение беспокойства. Но думать, что не так, сил не было. Сознание снова провалилось в темноту.

Пик, пик, пик... «Что же?.. Нет!»

Моя радуга застыла на мгновение разноцветной хрустальной безделушкой и рассыпалась на мелкие осколки, падающие с огромной высоты и втыкающиеся со всей силы прямо в сердце, которое теперь плакало кровавыми слезами. Плакало, потому что глаза оставались сухими. Расколотая радуга... Мысли, разбежавшиеся от страшного открытия, как застуканные на кухонном столе тараканы, теперь медленно сползались обратно, показываясь из самых дальних уголков сознания.
«Пре-крас-но. Поздравляю тебя, Рита-Рэй-чан! Этот звук... Вот, что я слышала. И эти голоса... Они, кажется, собирались кому-то позвонить? Парню? Наверно, через паспортный стол пробили бывшего мужа. Я не желаю видеть его ни сейчас — никогда! Каждый день приходил? Это не мог быть он! Пошёл к чёрту!» Голова трещала, кровь стучала в висках, в горле пересохло... Тело болело, сознание путалось, но отключаться сейчас было нельзя. Только не сейчас! Я должна понять!

— ...почти три месяца в состоянии, близком к коме.
— Была вероятность, что вообще в себя не придёт. У таких придурков не просто права отбирать — их расстреливать надо без суда и следствия! У меня тоже племянник в прошлом году вот так. Возвращался со школы домой, на пешеходном переходе сбили. Благо, не на большой скорости, отделался переломом руки и ушибами. А как её переломы?
— Срослись. Но реабилитация долгая предстоит. Всё, основные показания сняла. Пойдём, хоть чаю попьём. Дежурный уже дрыхнет давно, сегодня такая смена, ещё двоих тяжёлых привезли. Я тоже на ногах еле стою...
— А ему позвонила?
— Да. Сказал, приедет.
— А... Ну ладно. Позвонит, я спущусь, проведу. Надо же...
Два голоса постепенно удалялись, дверь в палату закрылась.

«Не-е-ет! Коноха, Киба, Хана, Ита-чан, Сай... Неужели всё это — лишь бред коматозного больного? Не может быть! Всё казалось таким реальным и настоящим! ТАМ прошло почти два года, а здесь, как она сказала? Почти три месяца? Сон? Или... „Может быть, параллельное измерение, подобное миру Красной луны ...думаю, что пока ты в отключке, твоя душа путешествует между нашими мирами“, — вспомнились слова Итачи. Та-а-ак...
На что ты там была готова, лишь бы остаться? В страну Снега босиком? А если понадобится не это, а... Мне нечего терять. „Все, кому я хоть чуть-чуть небезразлична, всегда были рядом со мной. Здесь! Не там!“ Так я сказала тебе, Ита-чан? Я по-прежнему уверена, что права. Там! Там моя любовь и мои друзья.
Всё же: сон или параллельный мир? Есть только один способ это проверить. По крайней мере, я буду знать, что пыталась...
Как там? „Небо, небо, утоли мою боль, забери, всё, что хочешь, верни мне мою любовь...“ Как всегда, к случаю», — невесело усмехнулась про себя.

Рука сама двинулась. Медленно. Больно. Надо! Обрываю все провода и капельницы. «Вот и всё. Оказывается, совсем не страшно. Ты ведь ждёшь меня, Художник-сан?» Время верно рассчитано: дежурный врач спит, медсёстры недавно ушли.
Темно. Далеко-далеко шум моря... Синее и зелёное.

«Отпустите...»

Вместо эпилога.
Вам ведь интересно, что было написано в том письме?

Передо мной чистый лист бумаги. Отчаянно мучаю карандаш, крутя его так и этак, но никак не могу собраться с мыслями. Так много всего хотелось тебе сказать! А вот собралась изложить всё это на бумаге — и не могу сочинить ни строчки. Битый час гипнотизирую белое поле листа, а в голове вертятся слова:

Синее море, закаты до боли,
Синее море и запах дождя, да туман,
Синее море, один после боя,
Он письмо ее снова и снова читал.
Лишь три слова...

«Лишь три слова... Лишь три слова... Вот об этом и напишу. Как бы коряво ни были составлены фразы, ты поймёшь, я уверена. Потому что читать будешь, как я пишу сейчас — сердцем. В моём сердце море, только его как будто скрывает туман, ведь я до сих пор не знаю, что чувствуешь ты...»

Художник-сан!

Если ты читаешь это письмо, значит, мои худшие опасения сбылись, и меня нет рядом. К сожалению, я не успела тебе этого сказать, но мне хочется, чтобы ты знал.
Пожалуйста, не верь никому, кто скажет тебе, что у тебя нет чувств! Даже если сам иногда так думаешь — гони эти мысли прочь, потому что это неправда. Ещё Юкимару заметил, что ты умеешь понимать чувства других людей. Ты ведь видел, как ему страшно, и пытался успокоить и отвлечь, я знаю. Знаю, как ты любишь свою команду. Вас троих связывают особые узы, вы стали друзьями, нет, семьёй, ты очень дорожишь ими, правда? А ещё... было приятно, что всё это время ты так заботился обо мне, особенно с тех пор, как ушёл Киба.
Он мне рассказал про летучую мышь. Мне бы и в голову не пришло! Твоя изобретательность поражает. Так хотелось понаблюдать? Впрочем, я догадываюсь, что могло тебя заинтересовать: без году неделя в деревне, а так быстро обросла новыми связями. Киба однажды пошутил про моих соседей, что «пирог с корицей был единственным, кому они сдались без боя». Хотелось понять, как это получается? Открою тебе секрет, который ты и сам уже разгадал, наверно: «Доброе сердце — источник радости: вокруг него всегда расцветают улыбки». Не помню точно, какой «великий» это сказал, но думаю, он был абсолютно прав. Кстати говоря, было время, когда я тоже с интересом наблюдала за тобой, ещё в своём мире. Поэтому, мы квиты.
Мне всегда хотелось улыбаться, когда рядом ты. В моём сердце море. Синее и зелёное, настоящий аквамарин, и никаких других оттенков. Когда тебя нет рядом — на море шторм, потому что на сердце неспокойно. Но когда ты со мной... это берег, песок, и лунная дорожка на покрытой мелкой рябью поверхности воды. Если Наруто — это солнце Конохи, то ты — её луна. А тому, кто пытается выбраться из тьмы (не только отсутствия воспоминаний, но и памяти о боли и потерях, пережитых однажды), свет солнца кажется слишком ярким, даже болезненным. Поэтому я решалась «показаться» только при свете луны, только рядом с тобой.
Я привыкла к тебе, Художник-сан. Ты стал одним из первых моих друзей здесь, пусть мы редко встречались. Твои неожиданные вопросы заставляли меня думать, анализировать, делать выводы... чтобы отвечать честно. И все наши странные разговоры, каждое слово которых я помню, привели меня к одному-единственному выводу: я тебя люблю. Вот так просто.
Люблю твою улыбку. Людям она кажется фальшивой. Но я знаю, какое у тебя сердце — верное, любящее.
Люблю твой голос. Могу слушать его часами! Когда я болела, ты много читал мне вслух, уступая просьбам. Спасибо тебе!
Люблю твой характер. Спокойный, сдержанный, рассудительный, ты никогда не паникуешь и не расстраиваешься по пустякам, и мне не позволяешь. Всё это время мне было спокойно и тепло, потому что ты был рядом. И из всех людей, что меня окружают, ты — самый близкий и дорогой.
Люблю твоё тело. Ты напоминаешь мне пантеру. Высокий, немного худой, плавность и грация движений, любитель чёрного — это всё ты. Проводя ночи напролёт рядом с тобой в палате (знаю, что Цунаде-сама всё тебе рассказала, хотя обещала не выдавать... Но я не сержусь, наоборот, рада, что ты всё узнал), вглядываясь в твоё лицо, видя, как руки комкают простыню при возобновлении болей, я еле сдерживалась, чтобы не прикоснуться к тебе. Знаешь, как хотелось забрать часть твоей боли, чтобы тебе было легче? А однажды всё-таки не удержалась и поцеловала в щёку. Но, кажется, ты так крепко спал, что ничего не почувствовал, поэтому не знаешь. И, кажется, мне должно быть неловко рассказывать тебе об этом, а вот смущения совсем не чувствую...
И самые счастливые мгновения — в твоих объятиях и на твоих руках: когда ты уходил за своей мечтой, когда вернулся так вовремя и нёс из парка домой, когда укладывал спать... Никогда не забуду!
Спасибо за то, что ты есть, за то, что ты рядом со мной. Знаю, что могу плакать и не натыкаться на непонимание, знаю, что спасёшь от любой неприятности и закроешь собой от любой опасности, будешь нести на руках столько, сколько потребуется. Мне никогда не скучно с тобой, неважно, в компании друзей мы или одни, дома или на прогулке, разговариваем или просто молчим. Ты никогда не говорил, как ты ко мне относишься, но я чувствую себя любимой, оберегаемой. Ты стал моим миром...
И последнее, что хотелось сказать. Я не знаю точно, как попала сюда, сколько ещё пробуду, смогу ли вернуться, если вдруг придётся уйти, а может быть, я просто сплю? Если это сон — то самый яркий, красочный и самый счастливый, потому что здесь мне встретился ты. Если всё же альтернативная реальность, параллельное измерение, как предположил Итачи нии-сан, то я всегда буду стремиться вернуться сюда, потому что моё сердце остаётся здесь. Пусть кулон и это письмо останутся тебе напоминанием о нашей дружбе и моей нежной любви, Сай.

Плакса Рэй-чан.

P.S. Почему-то сейчас (у меня это всегда некстати случается!) вспомнились слова, кажется, это песня:
Там, где сбываются мечты —
Знаю я и знаешь ты —
Нет темноты...

Сложив письмо, положив в конверт и спрятав его в карман, я отправилась к Цунаде-сама.
— ...Что ты сказала?
— Я сама не уверена. Это Итачи-сан предположил. Ни доказать, ни опровергнуть невозможно. Но если со мной что-нибудь случится, отдайте письмо...
— Саю? Конечно, отдам. Он не просто имеет право, он должен об этом знать, — она грустно улыбнулась. — Когда-то я очень сокрушалась, что не успела сказать Джирайе, как я его люблю и любила всё это время... Он вернулся ко мне, как будто судьба дала мне возможность исправить ошибку. Хорошо, что...
— Спасибо, Цунаде-сама.
Опустив голову, я вышла из её кабинета.
«Ну вот и всё».

P.S.(от автора): Было написано два варианта концовки. Первый — где Рэй вернётся к Саю, и всё будет хэппи-энд. Потом вторая — где в реальном мире своё счастье найдёт Рита. Почему в результате всё-таки был написан третий? Постараюсь объяснить в следующем фанфе, который не является продолжением «Радуги», но тематически с ней связан.

P.S.(от беты): Недавно случайно наткнулась на следующее: камелия символизирует в Японии грусть, печаль по внезапной смерти. Также она символ холодности, бесчувственности и чистоты. Мы этого не знали, но весьма символично, правда?