Реальная история Учиха Итачи
Категория: Мистика
Название: Реальная история Учиха Итачи.
Автор: Кен-тян.
Фэндом: Naruto.
Дисклеймер: Киши, мужик, всё твоё.
Бета: nickafront+авторская вычитка.
Жанр(ы): мистика, детектив, ангст, капля драмы, дезфик, дарк.
Тип(ы): джен стопроцентный.
Персонажи: Учиха Итачи, Хатаке Какаши, мельком Сарутоби Асума, Учиха Саске и Харуно Сакура.
Рейтинг: R.
Предупреждение(я): ООС, АУ, причём, полное АУ, авторский долбанутый стиль, некая упоротость и поклонение Кингу.
Статус: закончен.
Размер: мини.
Размещение: нит.
Содержание: В тишине тюремной камеры послышались булькающие звуки и тихий смех. Кто-то смеялся с придыханием, с хрипящими вдохами, с явным оттенком сумасшествия. Кто-то тормошил теряющий тепло труп писателя, приговаривая:
«А ведь я мог дать тебе всё. Всё, что бы ты не попросил. Слабак».
Посвящение: моему кицуне-куну: бро, ЛСД и чай, яу!
Автор: Кен-тян.
Фэндом: Naruto.
Дисклеймер: Киши, мужик, всё твоё.
Бета: nickafront+авторская вычитка.
Жанр(ы): мистика, детектив, ангст, капля драмы, дезфик, дарк.
Тип(ы): джен стопроцентный.
Персонажи: Учиха Итачи, Хатаке Какаши, мельком Сарутоби Асума, Учиха Саске и Харуно Сакура.
Рейтинг: R.
Предупреждение(я): ООС, АУ, причём, полное АУ, авторский долбанутый стиль, некая упоротость и поклонение Кингу.
Статус: закончен.
Размер: мини.
Размещение: нит.
Содержание: В тишине тюремной камеры послышались булькающие звуки и тихий смех. Кто-то смеялся с придыханием, с хрипящими вдохами, с явным оттенком сумасшествия. Кто-то тормошил теряющий тепло труп писателя, приговаривая:
«А ведь я мог дать тебе всё. Всё, что бы ты не попросил. Слабак».
Посвящение: моему кицуне-куну: бро, ЛСД и чай, яу!
Акт I. Epigrammate.*
- Что тут, Хачиро? – Пожилой мужчина в униформе полицейского осветил фонариком траву и силуэт ещё одного патрульного. Тот, мотнув головой на что-то у себя под ногами, хмуро ответствовал:
- Очередной труп, Макото-сан. И опять – юная девица. – Не говоря ни слова, старший полицейский положил руку на плечо своего протеже. Как так, только второй месяц службы, а уже три трупа? Для юного сознания это даже слишком.
- Пойдём, сынок, угощу тебя ужином, - пробормотал Макото, закуривая сигарету. – Рапорт сдадим уже завтра, сейчас ищейки прискачут. – Хачиро скривился, вспомнив небрежных по отношению к ним инспекторов из Управления. Те ещё засранцы.
Взгляд молодого патрульного против воли упал на растерзанное тело жертвы. Молодая, даже скорее – юная, ей ещё жить и жить! Хрупкие, тонкие руки раскинуты под неестественным углом, в груди зияет тёмным провалом кровавая рана, глаза – мёртвые, остекленевшие – смотрели ввысь, а белые, с синеватым оттенком губы, казалось бы, удивленно приоткрыты. Накинув на неё хлопковую ткань, Хачиро горько усмехнулся и не в первый раз порадовался, что к нему в напарники достался такой замечательный во всех отношениях человек, как Макото-сан. Ему действительно это было тяжело.
- Инспектор Хатаке Какаши, Управление уголовных расследований, - послышался негромкий голос позади. Патрульные синхронно развернулись и встретились с каким-то апатично-скучающим взглядом доселе неизвестного им инспектора. Тот стоял поодаль, демонстрируя им удостоверение. Хмыкнув, Макото посветил фонариком на силуэт мужчины и, придирчиво осмотрев документы, так же тихо отрапортовал:
- Новое убийство, Какаши-сан. Уже под вашей юрисдикцией. – Тот только кивнул. «Даже руки из карманов не вытащил», - почему-то подумал Хачиро, уводимый Макото-саном от греха подальше. Оставшийся на месте преступления Хатаке Какаши, «инспекторский пёс» Управления, задумчиво посмотрел в небо. Такое ясное, абсолютно безоблачное.
*Эпиграф.
Акт II. Expositio.*
«Она закричала, пытаясь вырваться из его рук. Небрежное движение рукой – и перепуганная девушка откинута к стене. Действительно, небрежно. Словно ему это ничего не стоит. Мужчина ухмыльнулся, но маска, скрывающая его лицо, была барьером к пониманию мыслей этого человека. А человека ли? Зверя, существа, демона – только так, и никак иначе. Аико всхлипнула, падая на пол. На стене, в том месте, где её тело ударилось о гладкую поверхность, остался кровавый след. Он манил мужчину. Ему хотелось большего, неистово-большего!
- Зачем ты пришла сегодня, Аико? – Странно, этот бархатный голос… Глубоко вздохнув, девушка узнала. Но как?..
- Хидеаки-кун?.. – Удивление быстро перешло в уверенность. Субъект, покачав головой, направился прямо к ней. Теперь ничто не останавливало его. Хотя разве раньше были какие-то сомнения? В руках блеснуло лезвие, то самое орудие, о котором ей приходилось столько слышать. Столько читать, пока девушка работала над статьями. Так… невыносимо глупо – умереть вслед за сенсацией. Узнать имя того, кто уже шесть лет наводил страх на их город. И умереть.
- Ты чувствуешь, Аико? – прошептал тот-кто-был-убийцей. – Чувствуешь запах своей смерти? Смердит, не правда ли?
Схватив её за волосы, он с нечеловеческой силой встряхнул её и…»
И?
Вдохновение, ехидно скалясь, подло покинуло автора, остановив его на самом интересном месте. С ненавистью глядя в исписанный вдоль и поперёк лист бумаги, Итачи Учиха медленно встал с кресла, в котором провёл немало времени.
И зря.
Казалось бы, в этом нет ничего сложного. Возможно, он просто не в духе сегодня. Не в духе был вчера, неделю и месяц назад. Всё, что исходило от обыкновенной шариковой ручки, было прямым издевательством. Было кощунством и богохульством. Его смысл, его история летела ко всем чертям. У всех историй есть свойство заканчиваться – на хорошей ноте или на плохой, это дело сугубо личное. Но только его история тянулась уже на протяжении пяти лет. А всё потому, что Итачи боялся отпустить это от себя. Втайне страшился потерять то единственное, чем жил. Писатели зачастую настолько привыкают к собственным персонажам, срастаются с ними, живут, фактически, их жизнью. И пусть это будут детективы. Плевать, что количество смертоубийства на один квадратный метр зашкаливало. Итачи слишком сильно любил свою историю.
Кружка с чаем, источая терпкий, но такой знакомый аромат, тряслась в руках. Нервы уже ни к чёрту. Отпив, Учиха, сжав губы в узкую полосу, посмотрел в окно. Там, вне дома, шёл дождь. Там было темно, холодно и мерзко. Здесь, с кружкой чая, камином и исписанным вдоль и поперёк листом бумаги – хорошо. Задумчиво проведя пальцем по переносице, писатель закрыл глаза, с глупой надеждой взывая к той частичке творческой жилке, что осталась после пяти лет кропотливой работы. Но ничего. Глухая тишина, прерываемая лишь стуком сердца, который в подобном расслабленном состоянии казался ударом отбойного молотка по нутру. «Почему? – растерянно думал Учиха, лелея на языке вкус крепкого чая. – Почему только моя история без конца?». Не было толчка. Не было внезапного порыва. Всё дело в том, что Учиха Итачи уже два месяца сидел дома, не выходя. Всё потому, что в его жизни уже не было ничего реального. Только он, крепкий, терпкий чай, эти долбанные четыре стены и незаконченная история на коленях.
Тихий стук в дверь привёл в чувство.
Его словно окунули в ледяную воду, насильно принуждая к пробуждению. Мимолётный взгляд на часы – десять вечера. Слегка нахмурившись, Учиха быстро прикинул, кто мог посетить его в такое время. И, разумеется, никто не приходил на ум. Аскетичный образ жизни стремящегося к полному одиночеству человека – да к нему даже соседи не заходили. Хотя, он тихо хмыкнул, какие соседи в этой почти-что-глуши.
Стук повторился.
Вздохнув, Итачи поднялся из такого чертовски удобного кресла. Ещё один резидент его личного, хмуро оберегаемого мира, ограниченного четырьмя стенами пространства. Шаги к собственной двери казались спринтерским бегом, ему чудилось, что слишком быстро он подошёл к дубовой, так хорошо охраняющей преграде. Без обиняков и таких неоригинальных вопросов: «Кто там?», Итачи раскрыл дверь, молча глядя на того, кого уж точно не ожидал увидеть на своём пороге.
- Инспектор Хатаке Какаши, Управление по уголовным расследованиям. – Ему под нос сунули документы, которые писатель без всякого удовольствия и внимания просмотрел. В сущности, что ему может дать более глубокий анализ и мониторинг ксивы? Ему, который не способен отличить инспектора Национального агентства полиции от агента Интерпола? Поэтому, учтиво кивнув, Итачи проговорил:
- Добрый вечер. Чем обязан?
А вот его осмотрели с присущей всем сотрудникам полиции внимательностью. От и до: Учиха представил на мгновение, что взгляд был сканером, а он – фальшивой купюрой. Слегка откашлявшись, инспектор спрятал документы и спросил:
- Я имею честь говорить с Итачи-саном, писателем и автором популярных детективных книг?
Учиха только кивнул, всё так же молча посторонившись, намекая на приглашение в дом. Хатаке Какаши, воспользовавшись гостеприимностью, вмиг оказался на личной территории. И пока Итачи не мог осознать в какой степени его это раздражало: в большей или меньшей? Но, привыкший с ранних лет ничему не удивляться, медленно прошёл вглубь дома, опять стремясь к креслу. И к чаю, чашка с которым была оставлена на маленьком столе. Инспектор, ничего не спрашивая, побрёл следом. И лишь в отблесках пламени камина Итачи отметил, насколько измождённый вид у него был. Всё это интересовало его больше, нежели документы и цель визита. Хотя понимал, что уполномоченный на расследования полицейский не навестит его просто так. Не визит же вежливости, в самом деле.
Тёмно-серый, изучающий взгляд писателя столкнулся с внимательным, цепким взглядом инспектора. И опять ощущения сканера в чистом виде.
- Возможно, вас сейчас удивляет мой поздний визит. – Осторожно начал Хатаке, продолжая смотреть в его глаза.
- Не без этого, Хатаке-сан, - склонив голову набок, ответствовал Итачи. Ложь, разумеется.
- Во-первых, поспешу попросить прощения за подобную практику. – Какаши медленно присел напротив, на его лице возникли первые эмоции, сильно похожие на извиняющиеся. Похожие. Но не они. Инспектор просто делал свою работу и понимал это. – А во-вторых, я должен ознакомить вас с материалами дела, которое сейчас ведёт моё Управление. О маньяке, орудующем в рамках Токио. Вам он может показаться знакомым.
- Действительно? – Учиха вежливо улыбнулся, отпивая крепкий напиток. Его безмятежность не могло поколебать даже это.
- Мы так считаем, - на полном серьёзе ответил Хатаке и протянул папку, витиевато скреплённую немудрённой вязью. Протянув руку за материалом, Итачи вновь посмотрел на инспектора, отмечая мимолётные изменения в его лице. Став писателем не потому, что диплом психолога давно вызывал отторжение, а по причине надобности в оном – своём собствен6ном мире, Учиха любил читать людей. Он читал их с той же легкостью, как и описывал после. И сейчас новый персонаж его истории был уже раскрыт, от чего легкая накипь разочарования возникла где-то внутри. Какаши Хатаки уже относился к нему без предубеждений, особо не считаясь с его статусом и отличиями. Он был абсолютно равнодушен, беспристрастен и анализирующе спокоен. И уже только это расположило его к писателю, пока Итачи, раскрывая папку, погружался в хитросплетения юридического языка, машинально отмечая главные моменты. Имена жертв и линия поведения.
И тут он понял, что не только знаком с убийцей. Он – его создатель.
- Занятно, - проговорил писатель, закрывая материалы и откладывая их. Беспечно-спокойные глаза опять воззрились на лицо инспектора.
- Вы читаете? – Кажется, Какаши даже развеселился. Если можно считать выразительное движение бровью за веселье, а не простой крах безмятежности. Весь их разговор казался Итачи сущим сюрреализмом, но не сказать, что ему это не нравилось. Не нравилось, несмотря на легкую симпатию к Хатаке Какаши, его присутствие в тщательно оберегаемом личном пространстве. Не нравилось, что нутро писателя словно взбесилось, подавая знак. Не нравилась незаконченная история, отложенная пока на маленький стол. Но, чёрт возьми, нравилась нереальность происходящего.
- Хидеаки Ямамото – отрицательный и, более того, антагонистский персонаж моих детективных романов, поимка которого разошлась в миллионы тиражей, - спокойный голос писателя вещал слегка небрежно, словно диктор новостей. – Ему противопоставлялись молодая врач Аико Такахаси и юный частный детектив Тейджо Хаяси. Без сомнения, гениальность серийного убийцы, его почерк и стиль, а так же выбор жертв полностью совпадает с гениальностью, стилем и выбором того человека, которого ищет ваше Управление, Хатаке-сан. Я далеко не дурак и понимаю, что вы сейчас от меня хотите. – Учиха опять взял в руки кружку. И если раньше руки ощутимо тряслись, то сейчас были статично-спокойны, словно и не сидел перед ним человек, в чём-то его подозревавший.
- И что мы хотим от вас, Итачи-сан? – с едва заметной улыбкой на губах, спросил инспектор, откидываясь на спинку кресла, в котором сел задолго до начала этого сюрреализма. Итачи вновь сделал глоток и, прикрыв от наслаждения глаза, ответил:
- Полагаю, чтобы я ответил, почему разыскиваемый вами человек ведёт себя точь-в-точь, как мой герой. Но я не знаю ответа на этот вопрос, Хатаке-сан. – Открыв глаза, Учиха кивнул инспектору, опять же, со всей присущей ему учтивостью. Собеседник никак не отреагировал на его высказывание, продолжая зорко следить за каждым движением писателя, пусть и мимолётным. Наконец, опять фантасмагорично улыбнувшись, Хатаке Какаши продолжил:
- Итачи-сан, мы бы никогда не потревожили вас, посчитав, несомненно, умалишённого лишь фанатом ваших романов. – На откровенную шпильку писатель никак не отреагировал, грея ладони о нагревшийся от жидкости фарфор. – Но всё дело в том, что последние три жертвы были вами не описаны. До сего момента – имена, внешность и места – совпадения стопроцентные. И что же думать – вашему фанату надоело ждать продолжения? Или здесь кроется иной смысл?
И в этот момент всё беспристрастие, всё показное равнодушие слетело в мгновение ока. Пальцы, почти что с нежностью обнимавшие уже просто тёплые бока кружки, сжались вокруг оного предмета. Не изменившись в лице, Учиха Итачи улыбнулся, потворствуя инспектору. Никак иначе, с ним пришли не разговаривать. Его пришли забирать.
- Позвольте я только накину на себя плащ. Погода на улице смрадная.
- Это точно, - кивнул Какаши Хатаке. – Я бы даже посоветовал вам взять зонт.
Сюрреализм? Реальная история.
*Экспозиция.
Акт III. Vinculum.*
- Имя?
- Учиха Итачи.
- Род деятельности?
- Писатель.
- Адрес проживания?
- Вы оказали мне честь, побывав там сегодня.
- Итачи-сан, это обязательная процедура, - мягче, чем ему представлялось, пожурил Итачи инспектор.
Они уже полчаса сидели в тёмной комнате, предназначение которой с самого начала было определено. Но, вот она – главная особенность, на него не давили, не повышали голос, налили любимый чай. Словно бы приятели. Словно бы ничего не случилось. Учтивый разговор записывался на диктофон, а ожидание не превысило обязательные пятнадцать минут. Вежливо спросили была ли комфортна поездка из пригорода Токио. Посетовали на практически штурмовую погоду, которая не так редка в этой части света.
Но тем временем его подозревали в свершении порядком одиннадцати убийств.
И Итачи вновь невольно обнадёжил себя тем, что это всего лишь сон, порождённый, безусловно, его страстью к собственной, незаконченной истории.
А инспектор Хатаке Какаши сидел напротив и почти-что-дружелюбно улыбался, тем не менее, пристально глядя на Учиха. Этот взгляд, увы, никак не классифицировался даже таким прозорливым и тонким психологом, как Итачи. Или, возможно, каким он считал себя. Так странно, что за всю свою продуктивно-детективную, писательскую карьеру Итачи Учиха впервые воочию встретился с представителями исполнительной власти, в прерогативу которых входила расследование уголовно-наказуемых преступлений. Всех тех, что так скрупулёзно и дотошно описывал он в своих романах. С медицинской точностью уделяя внимание деталям, нюансам и обоснованности действий. И сейчас, впервые воочию столкнувшись с грубой реальностью в виде сидящего напротив инспектора Управления уголовных расследований, он обнадёживал себя тем, что это сон.
И ему приходилось автоматически отвечать на поставленные вопросы.
- Вы понимаете, почему вам настоятельно посоветовали приехать для допроса, Итачи-сан?
Писатель оценил трактовку вопроса.
- Не совсем. Но склонен считать, что меня подозревают в данных убийствах. По причине того, что убитые последними жертвы не были известны широкой общественности. А только лишь, - он сделал паузу, - мне.
- Вам знакомы эти записи, Итачи-сан? – Инспектор выложил перед ним до зачёркнутых строк знакомые бумажные листы. Учиха отстраненно кивнул, всё ещё глядя на собственные рукописи. – Ответьте, пожалуйста.
- Да, это мой роман.
- Законченный?
- Практически только начатый, - членораздельно проговорил Итачи, и от осознания того, что сказал, нахмурился. Незаконченные истории будут преследовать его и во снах? Блажь разума.
- Итачи-сан, может ли являться совпадением то, что написанные вашей рукой имена жертв, обозначенные вами, как убитые серийным маньяком, полностью идентичны реальным жертвам? Вы понимаете смысл вопроса?
- Да, понимаю, - серьёзно ответил Учиха и, посмотрев прямо в нечитаемые глаза следователя, продолжил, подписывая себе приговор: - И нет, это не может быть совпадением.
- Итачи-сан, что вы делали 27 марта в одиннадцать часов вечера до часу включительно?
- Был дома.
- Кто-то может это подтвердить?
- Нет. – «Разумеется, нет».
- А где вы были 3 апреля с десяти вечера до двенадцати ночи включительно?
- Дома.
- Кто-то может это подтвердить? – Вопрос-шаблон. Вопрос-приговор.
- Нет.
- А где вы были…?
- Простите мне мою невежливость, Хатаке-сан. – Итачи изящно склонил голову набок. – Я всё время дома, и нет, этого никто не может подтвердить. Мне присуща любовь к уединению.
Инспектор, сделав несколько пометок в блокноте, опять вернул взгляд на писателя, в мыслях которого сейчас творился хаос. Хаос и непонятная, тихая печаль.
- Итачи-сан, скажите мне, как некий эксперт в данном вопросе: вы могли бы представить на месте своего персонажа самого себя?
Собственноручно вогнать гвоздь в свой гроб?
- Да, вполне.
- Вы описывали сам процесс убийства в своих романах весьма достоверно. Консультировались с профессионалами?
- Нет, у меня медицинское образование.
- Думаете, вам по силам воплотить описанные вами же действия в реальность?
Думает ли он?
- Да. – Тихо, но совсем не обреченно.
- Вы знакомы с понятием презумпция невиновности?
- Знаком.
- Может, всё же желаете вызвать адвоката?
Сердце, на удивление, стучало ровно и совершенно ритмично, когда он отвечал:
- Нет, благодарю. – Опустив взгляд на пустую чашку чая, Итачи Учиха слегка улыбнулся, что выглядело невероятно сюрреалистично в данной ситуации, и попросил: - Но вот от чая бы не отказался.
- Конечно, Итачи-сан.
Какаши поднялся с места, напоследок окинув взглядом писателя. Тот был расслаблен, но отстранен. Словно бы и не здесь. А где?
- Не от мира сего, - задумчиво протянул Асума, стоящий по ту сторону стекла. Он слышал весь разговор, это обыкновенная практика. А ещё обычной для Японии практикой была смертная казнь. И человек, сидящий сейчас там, в комнате, отделённый от них толстым слоем стекла, знал это как никто другой. Знал и не боялся. Пил свой долбанный чай и просил ещё. И оттого Хатаке Какаши – лучший следователь своего Управления, ещё больше ощущал нервозность. Ощущал, как изменяет ему его такая привычная и такая нужная сейчас интуиция. Нюх. Нутро.
- Это точно, - тихо ответил инспектор и посмотрел на напарника: - И что с ним будешь делать?
- Не отпускать – это точно, - хмыкнул Асума. Очевидность. А Какаши нужны были ответы на вопросы. Остался час, а после него прибудет обязательный судебный защитник. И это тоже было обыкновенной практикой. Но не было обыкновенным то, что инспектор и лучший следователь Управления шёл за чаем по просьбе того, кто, возможно, совершил порядком одиннадцати убийств. Возможно, словно, казалось бы. А интуиция молчала, не соглашаясь с фактами. И пусть Какаши был опытным следователем, был лучшим в своём деле, он никогда не плевал на собственное чутьё. Он не смеялся над ощущениями, подобно многим своим коллегам. Он не был ярым сторонником жёсткого допроса. И сейчас инспектор заваривал чай с мыслями о том, что Итачи Учиха, пусть и производил впечатление не от мира сего, не виноват в описанных им же убийствах. Мысли, просто мысли, которые он сам же, готовя материалы для прокурора, растопчет голыми фактами. Впервые Хатаке Какаши был не согласен с порядочно лелеемым им же порядком. Впервые инспектор был не согласен с собственным правосудием. И впервые – назовём это так – он шёл вразрез с личными понятиями. И уже шёл обратно с готовым чаем, терпкий аромат которого мигом разнесся по всему помещению. Какаши никогда не был особым сторонником чая. Кофе, изредка – алкоголь, он же не ханжа. А сейчас, после впитывания этого-самого-запаха, ему вдруг неимоверно захотелось чая.
Инспектор вернулся назад, задумчиво заваривая ещё одну чашку.
- Какаши, срочно, только что позвонили из патрульной службы. – Нахмурившись, Хатаке пошёл за связным, недоумевая. Последний раз так звонили, когда обнаружили тот труп в парке. Но главный подозреваемый сидел здесь и ждал долбанный чай. Тот самый, который захотелось сделать и себе.
- Что случилось?
- Только что доставили: пять минут назад в службу позвонил человек, представившийся как Учиха Саске. – Знакомая фамилия ощутимо резанула слух. – Он доложил, что находится по своему адресу, а перед ним лежит труп его жены – Учиха Сакуры. На все попытки дежурного расспросить, что произошло, он отвечал невнятно и невпопад. Туда уже отправились Котетсу и Идзумо. – Связной, оторвавшись от распечатанного документа, с недоумением посмотрел на следователя: - Что за чертовщина происходит, Какаши?
Гротеск. Слишком много гротеска.
- Я пока сам ничего не понимаю. – Развернувшись, Хатаке вернулся в небольшое помещение, называемое поему-то кухней, и взял две кружки с чаем. Медленно, намного медленнее, чем обычно, он шёл обратно. Через пару метров завернуть направо. Войти в прилегающую к допросной комнату. Встретить на себе удивлённый взгляд напарника. Поднять в ответ две кружки с чаем, словно бы поясняя своё отсутствие.
- Он пишет. Точно, не от мира сего. – Инспектор посмотрел в комнату допроса через толстый слой стекла. Итачи Учиха, странно склонившись над столом, что-то торопливо дописывал. Вся его поза говорила о кропотливой, напряженной работе. Словно он не буквы писал, а нёс громоздкие валуны. Это было нереалистично. «Всё не так, - подумал Какаши. – Всё слишком наигранно». И вошёл в маленькое, ограниченное и стенами, и спёртым воздухом помещение. Итачи, подняв взгляд от бумаги, слегка улыбнулся. Учтиво, вежливо, но опять отстраненно.
- Что-то произошло, Хатаке-сан?
Поставив перед ним кружку с долбанным-мать-его чаем и сохраняя внешне полное спокойствие, Какаши вновь сел напротив и, опять включив лежащий на столе диктофон, спросил:
- Итачи-сан, вам знаком Учиха Саске?
- Разумеется, - кивнул Учиха. – Это мой младший брат. С ним всё в порядке?
- Как сказать, Итачи-сан. – Инспектор откинулся на спинку стула и вдруг устало провёл руками по лицу. Этот жест слабости, недоумения и злости одновременно. – Только что он позвонил в патрульную службу и доложил, что сидит в своей квартире, около трупа своей жены. Что вы можете сказать по этому поводу?
- Сакуры? – Впервые с момента их встречи взгляд писателя изменился. Стал растерянным. Печальным. Поникшим. – Но как это может быть?
- Известно лишь то, что почерк убийства идентичен стилю убийцы, которого ищет наше Управление. Который идентичен описанному вами, Итачи-сан. – Прямой, нестерпимо серьёзный вопрос далее: - Что вы писали в моём блокноте, Итачи-сан?
Учиха опустил взгляд вниз и вдруг резко вздрогнул. Амплитуда колебания была слишком высокой. Стул резко сдвинулся назад, а Итачи встал с места, продолжая смотреть на написанное. Тишина, которая повисла в этом помещении, не нарушалась ни следователем, ни писателем. Итачи, стремящийся к уединению, не любил такую тишину. Опытного инспектора Какаши она нервировала. И лишь энное время спустя, когда они оба окончательно увязли в ней, губы писателя разлепились и выдали следующие слова:
- Я описал сцену убийства. Ту самую, которую не смог выдавить из себя давно. Она была бы идеальным окончанием моей истории. Но, по какой-то причине, я внёс несколько изменений.
- Каких изменений, Итачи-сан? – Вкрадчиво.
- Имена главных героев. Вместо Хидеаки – Саске. Вместо Аико – Сакура.
- Насколько помню, имела место быть любовная линия между двумя главными персонажами, не так ли, Итачи-сан? – спросил следователь, склонив голову набок и наблюдая за действиями Учиха. Тот, присев обратно на стул, аккуратно взял кружку чая. Сделав несколько глотков, он поднял взгляд на инспектора и медленно, словно не веря самому себе, ответил:
- Аико любила Хидеаки всем сердцем. А Сакура любила моего брата. Наверное, больше всего на свете.
- Аналогии с реальными личностями? – задумчиво спросил Хатаке, так же отпив чай.
- Как оказалось, полностью списанные. – Жалкая улыбка писателя была не последней вещью, которая удивит сегодня Хатаке Какаши.
*Завязка.
Акт IV. Culminatio.*
- Но я этого не делал! Не делал! – Практически свистящий шёпот.
- Саске-сан, а как вы объясните наличие отпечатков пальцев на орудии убийства? И то, что вы не можете сообщить нам, где были в момент совершения преступления? – Спокойный голос Асумы в ответ.
- Просто потому, что я ничего не помню, - фыркнул задержанный Учиха-младший. Категорично сложив руки на груди, ещё совсем молодой парень презрительно окинул взглядом сидящего напротив инспектора. Там, за стеклом, стоял Какаши и задумчиво пил чай. Снова. Посеешь привычку – пожнёшь характер.
- В каких отношениях вы состояли со своей женой, Саске-сан? – настойчиво, но не слишком напирая, задал вопрос Асума. Он был идеальным дознавателем. Вёл допрос так, будто ему не интересно. Будто ему скучно. На одной единственной терпеливой ноте. Занимал свои руки чем-нибудь: от банальных рисунков и штрихов в блокноте, до отщёлкивания определённого ритма. И это нервировало допрашиваемого. Вот и сейчас: Учиха Саске сжимал руки в кулаки, ощутимо злился, но и боялся.
- Вас это не касается, - выплюнул вдовец, исподлобья смотря на ведущего допрос инспектора. Хатаке вздохнул и вернулся в то помещение, где тихо и совсем растерянно сидел писатель. Итачи крутил в руках блокнот следователя и что-то тихо шептал себе под нос.
- Итачи-сан, у меня к вам будет единственный вопрос. - Инспектор вернулся на своё место, уже с едва заметной усталостью глядя на поникшего и какого-то сгорбленного Учиха-старшего. Тот, мотнув головой, что-то тихо ответил. Какаши решил, что это согласие. – Вы верите в вину своего брата?
Странная усмешка появилась на губах Итачи.
- Да. – Он поднял взгляд от листа бумаги и посмотрел в глаза инспектора. Прямо. Серьёзно. Без сожаления. – Да, я в этом уверен.
- Почему? – только и смог спросить Хатаке, вновь невольно удивляясь самообладанию первого подозреваемого. Тот, снова что-то написав в блокноте, закрыл его, отставил в сторону и, опять посмотрев на Какаши, прошептал:
- Вы верите в мистику, Хатаке-сан?
Что-это-такое-почему-такой-вопрос.
- Нет.
- А зря.
Замигала лампочка, и инспектор понял, что его ждут по ту сторону стекла. Выйдя, он поймал на себе какой-то озлобленный, но изумлённый взгляд напарника. Асума, прислонившись к косяку, буркнул:
- Учиха Саске мёртв.
Какаши подозревал, что он спит. И скоро проснётся.
- Что? Как? – Самообладание, степень которого несравнима с той, которой владел Учиха Итачи, покинуло его, оставив практически при истерике. Ему двадцать восемь лет, и ему хотелось ударить кулаком в стену. Ему двадцать восемь, и ему хотелось напиться. Ему двадцать восемь, но в руках он держал кружку чая.
- Сердечный приступ. Мимолётно. Я даже ничего понять не успел, как он схватился за сердце и свалился со стула, конвульсивно дёргаясь. – Сарутоби Асума – первый и единственный напарник, сделал то, что было строго запрещено, - закурил прямо в допросной, стряхивая пепел на пол. Какаши промолчал. Он до сих пор наивно надеялся, что это сон.
- Но я успел узнать у него, что алиби имеется на все убийства. Кроме последнего.
- Так что, сообщники? – задумчиво протянул Какаши, прикрыв глаза. Он чертовски устал.
- Я ни черта не понимаю, Какаши. – На него устало смотрел Асума, который курил прямо в допросной. А инспектор, развернувшись, вернулся в ту тёмную комнатку, в которой сидел Итачи Учиха и с ненавистью, ненавистью, смотрел на блокнот. Хатаке молча взял в руки записи и открыл на той-самой-странице, исписанной мелким, практически, бисерным почерком заключённого. В перспективе заключённого. Глаза мельком пробежались по написанному, пока не выловили следующее: «Саске, внезапно ощутив резь в груди, схватился за рубашку. Ему хотелось сорвать ткань с себя, царапать кожу прямо напротив сердца, кричать. А ещё ему хотелось дышать. Но он не мог. Падая со стула, парень уже не ощущал боли. Может, только где-то на задворках. Но это было не важно, потому что он был мёртв. Окончательно и бесповоротно». Инспектор выронил блокнот из разом ослабевших пальцев и с какой-то несвойственной дикостью посмотрел на писателя, который, грустно и жалко улыбнувшись, тихо спросил:
- Я вынужден повторить, Хатаке-сан: вы верите в мистику?
И тут резко закончился кислород. Хватая воздух ртом, как долбанная рыба, инспектор рухнул на стул, вцепившись в массивные края стола пальцами. Он смотрел и не верил, верил и не смотрел. Учиха Итачи, закрыв глаза, откинулся на спинку стула и пробормотал, практически не слышно:
- Я не хотел. Не хотел. Это сильнее меня. – Хриплый шёпот казался сумасшествием. Казался издевательством. Какаши хотел уйти, убежать и не возвращаться. Он боялся. Вот так вот просто – боялся. Хотелось сейчас сделать глупость: сжечь блокнот, перекреститься или закурить, как Асума. А ещё хотелось не видеть больше внутренних терзаний Итачи, которые, без сомнения, тот испытывал. Топил себя печалью, ненавистью к самому себе. Писатель издавна был хозяином судеб целого сонма персонажей. Исходя из точных данных – ровно пять лет. Но кто знал, что незаконченная история стала реальностью, пусть и напоминала сон всем участникам, без исключения?
- Если чай делает всё лучше, то мне нужен океан чая. – Теперь-уже-единственный-Учиха с выжигающей глаза болью смотрел на инспектора. – Вы что-то хотите мне сказать, Хатаке-сан?
- Я принесу вам ещё чая, - выдавил он из себя и поднялся. Опять. Снова. Практически сбегая из этой тёмной комнаты, где его иррациональный страх вонял ещё больше, чем сигаретный дым Асумы там, за стеклом. – Учиха Итачи, вы арестованы за убийство одиннадцати женщин и с сегодняшнего дня будете заключены под стражу. Вы отказались от услуг адвоката, но на суде вам будет предоставлен защитник из Союза. Само судебное заседание пройдёт как только все материалы по делу будут подготовлены. – Нажав на кнопку под столом, Какаши Хатаке вышел, нет, выбежал оттуда, проклиная свою работу, детективы и день, когда он встретил Учиха Итачи. Он иррационально боялся, не верил и молил всех известных богов, чтобы это был сон. Но нет – это всего-навсего реальность. И ему пришлось смириться с этим.
*Кульминация.
Акт V. Exitus.*
История, незаконченным грузом, давила однотонным прессом. Итачи, сидя в камере принудительного заключения, смотрел прямо перед собой, вертя в руках ручку. Почему-то, ему позволили взять лист бумаги и свой личный предмет труда. Но он не писал. Просто боялся.
«Неужели ты оставишь всё так?»
«Ты не хочешь сбежать, уйти, исчезнуть?»
«Верни себе былую славу лишь парой фраз, любовь моя».
«Давай же, напиши!»
«Я жду…»
«Я…»
«…жду»
- Нет, - тихо, но категорично ответил писатель, подняв взгляд вверх. Учиха видел перед собой того, кто виновен во всём. Но было бы смешно звать на помощь. Было бы ужасно нелепо попросить охрану вывести это из его камеры. И было бы совсем не к месту молить о пощаде. Оно никогда не поможет. Оно никогда не отпустит. Оно сильнее его во много раз. Оно не человек. Вдохновение. Творческий порыв. Сюрреализм его истории. Реальной истории Учиха Итачи.
- Я больше не хочу быть инструментом. – Ласково проведя пальцами по листу бумаги, писатель торопливо застрочил, с силой прописывая себе смертный приговор. Ирония – ещё один.
«Учиха Итачи, глядя в глаза демона, тихо шептал, что сейчас умрёт. Он закончил свою историю, поставив точку собственной жизнью. Его смерть не наступит мгновенно, он будет мучиться. Порезы на запястьях, на главной артерии будут выливать извне его кровь, а та падшая тварь будет смотреть и смеяться, потому что наконец добился того, чего ждал долгие пять лет». Откинув от себя лист бумаги, Итачи с вызовом посмотрел в глаза продажной мрази и, ощутив пришедшую боль, тихо зашипел. Образовавшиеся раны изливали густо капающую кровь. Она была, казалось, везде: на полу, на простыне его койки, на собственных руках. Хотя его руки уже давно были по локоть в крови. А душа уже давно была продана. Если точнее, пять лет назад, когда молодой, самонадеянный психолог встретил тёмную тварь на своём пороге. На пороге собственного, личного пространства, ревностно оберегаемого долгое время. За последние два месяца первым, кто его навестил, был инспектор Хатаке, который помог ему на красивой ноте закончить историю. И пусть всё это казалось сном, Итачи знал, что это суровая, некрасивая, совсем не сказочная реальность.
В тишине тюремной камеры послышались булькающие звуки и тихий смех. Кто-то смеялся с придыханием, с хрипящими вдохами, с явным оттенком сумасшествия. Кто-то тормошил теряющий тепло труп писателя, приговаривая:
«А ведь я мог дать тебе всё. Всё, что бы ты не попросил. Слабак».
*Развязка.
- Что тут, Хачиро? – Пожилой мужчина в униформе полицейского осветил фонариком траву и силуэт ещё одного патрульного. Тот, мотнув головой на что-то у себя под ногами, хмуро ответствовал:
- Очередной труп, Макото-сан. И опять – юная девица. – Не говоря ни слова, старший полицейский положил руку на плечо своего протеже. Как так, только второй месяц службы, а уже три трупа? Для юного сознания это даже слишком.
- Пойдём, сынок, угощу тебя ужином, - пробормотал Макото, закуривая сигарету. – Рапорт сдадим уже завтра, сейчас ищейки прискачут. – Хачиро скривился, вспомнив небрежных по отношению к ним инспекторов из Управления. Те ещё засранцы.
Взгляд молодого патрульного против воли упал на растерзанное тело жертвы. Молодая, даже скорее – юная, ей ещё жить и жить! Хрупкие, тонкие руки раскинуты под неестественным углом, в груди зияет тёмным провалом кровавая рана, глаза – мёртвые, остекленевшие – смотрели ввысь, а белые, с синеватым оттенком губы, казалось бы, удивленно приоткрыты. Накинув на неё хлопковую ткань, Хачиро горько усмехнулся и не в первый раз порадовался, что к нему в напарники достался такой замечательный во всех отношениях человек, как Макото-сан. Ему действительно это было тяжело.
- Инспектор Хатаке Какаши, Управление уголовных расследований, - послышался негромкий голос позади. Патрульные синхронно развернулись и встретились с каким-то апатично-скучающим взглядом доселе неизвестного им инспектора. Тот стоял поодаль, демонстрируя им удостоверение. Хмыкнув, Макото посветил фонариком на силуэт мужчины и, придирчиво осмотрев документы, так же тихо отрапортовал:
- Новое убийство, Какаши-сан. Уже под вашей юрисдикцией. – Тот только кивнул. «Даже руки из карманов не вытащил», - почему-то подумал Хачиро, уводимый Макото-саном от греха подальше. Оставшийся на месте преступления Хатаке Какаши, «инспекторский пёс» Управления, задумчиво посмотрел в небо. Такое ясное, абсолютно безоблачное.
*Эпиграф.
Акт II. Expositio.*
«Она закричала, пытаясь вырваться из его рук. Небрежное движение рукой – и перепуганная девушка откинута к стене. Действительно, небрежно. Словно ему это ничего не стоит. Мужчина ухмыльнулся, но маска, скрывающая его лицо, была барьером к пониманию мыслей этого человека. А человека ли? Зверя, существа, демона – только так, и никак иначе. Аико всхлипнула, падая на пол. На стене, в том месте, где её тело ударилось о гладкую поверхность, остался кровавый след. Он манил мужчину. Ему хотелось большего, неистово-большего!
- Зачем ты пришла сегодня, Аико? – Странно, этот бархатный голос… Глубоко вздохнув, девушка узнала. Но как?..
- Хидеаки-кун?.. – Удивление быстро перешло в уверенность. Субъект, покачав головой, направился прямо к ней. Теперь ничто не останавливало его. Хотя разве раньше были какие-то сомнения? В руках блеснуло лезвие, то самое орудие, о котором ей приходилось столько слышать. Столько читать, пока девушка работала над статьями. Так… невыносимо глупо – умереть вслед за сенсацией. Узнать имя того, кто уже шесть лет наводил страх на их город. И умереть.
- Ты чувствуешь, Аико? – прошептал тот-кто-был-убийцей. – Чувствуешь запах своей смерти? Смердит, не правда ли?
Схватив её за волосы, он с нечеловеческой силой встряхнул её и…»
И?
Вдохновение, ехидно скалясь, подло покинуло автора, остановив его на самом интересном месте. С ненавистью глядя в исписанный вдоль и поперёк лист бумаги, Итачи Учиха медленно встал с кресла, в котором провёл немало времени.
И зря.
Казалось бы, в этом нет ничего сложного. Возможно, он просто не в духе сегодня. Не в духе был вчера, неделю и месяц назад. Всё, что исходило от обыкновенной шариковой ручки, было прямым издевательством. Было кощунством и богохульством. Его смысл, его история летела ко всем чертям. У всех историй есть свойство заканчиваться – на хорошей ноте или на плохой, это дело сугубо личное. Но только его история тянулась уже на протяжении пяти лет. А всё потому, что Итачи боялся отпустить это от себя. Втайне страшился потерять то единственное, чем жил. Писатели зачастую настолько привыкают к собственным персонажам, срастаются с ними, живут, фактически, их жизнью. И пусть это будут детективы. Плевать, что количество смертоубийства на один квадратный метр зашкаливало. Итачи слишком сильно любил свою историю.
Кружка с чаем, источая терпкий, но такой знакомый аромат, тряслась в руках. Нервы уже ни к чёрту. Отпив, Учиха, сжав губы в узкую полосу, посмотрел в окно. Там, вне дома, шёл дождь. Там было темно, холодно и мерзко. Здесь, с кружкой чая, камином и исписанным вдоль и поперёк листом бумаги – хорошо. Задумчиво проведя пальцем по переносице, писатель закрыл глаза, с глупой надеждой взывая к той частичке творческой жилке, что осталась после пяти лет кропотливой работы. Но ничего. Глухая тишина, прерываемая лишь стуком сердца, который в подобном расслабленном состоянии казался ударом отбойного молотка по нутру. «Почему? – растерянно думал Учиха, лелея на языке вкус крепкого чая. – Почему только моя история без конца?». Не было толчка. Не было внезапного порыва. Всё дело в том, что Учиха Итачи уже два месяца сидел дома, не выходя. Всё потому, что в его жизни уже не было ничего реального. Только он, крепкий, терпкий чай, эти долбанные четыре стены и незаконченная история на коленях.
Тихий стук в дверь привёл в чувство.
Его словно окунули в ледяную воду, насильно принуждая к пробуждению. Мимолётный взгляд на часы – десять вечера. Слегка нахмурившись, Учиха быстро прикинул, кто мог посетить его в такое время. И, разумеется, никто не приходил на ум. Аскетичный образ жизни стремящегося к полному одиночеству человека – да к нему даже соседи не заходили. Хотя, он тихо хмыкнул, какие соседи в этой почти-что-глуши.
Стук повторился.
Вздохнув, Итачи поднялся из такого чертовски удобного кресла. Ещё один резидент его личного, хмуро оберегаемого мира, ограниченного четырьмя стенами пространства. Шаги к собственной двери казались спринтерским бегом, ему чудилось, что слишком быстро он подошёл к дубовой, так хорошо охраняющей преграде. Без обиняков и таких неоригинальных вопросов: «Кто там?», Итачи раскрыл дверь, молча глядя на того, кого уж точно не ожидал увидеть на своём пороге.
- Инспектор Хатаке Какаши, Управление по уголовным расследованиям. – Ему под нос сунули документы, которые писатель без всякого удовольствия и внимания просмотрел. В сущности, что ему может дать более глубокий анализ и мониторинг ксивы? Ему, который не способен отличить инспектора Национального агентства полиции от агента Интерпола? Поэтому, учтиво кивнув, Итачи проговорил:
- Добрый вечер. Чем обязан?
А вот его осмотрели с присущей всем сотрудникам полиции внимательностью. От и до: Учиха представил на мгновение, что взгляд был сканером, а он – фальшивой купюрой. Слегка откашлявшись, инспектор спрятал документы и спросил:
- Я имею честь говорить с Итачи-саном, писателем и автором популярных детективных книг?
Учиха только кивнул, всё так же молча посторонившись, намекая на приглашение в дом. Хатаке Какаши, воспользовавшись гостеприимностью, вмиг оказался на личной территории. И пока Итачи не мог осознать в какой степени его это раздражало: в большей или меньшей? Но, привыкший с ранних лет ничему не удивляться, медленно прошёл вглубь дома, опять стремясь к креслу. И к чаю, чашка с которым была оставлена на маленьком столе. Инспектор, ничего не спрашивая, побрёл следом. И лишь в отблесках пламени камина Итачи отметил, насколько измождённый вид у него был. Всё это интересовало его больше, нежели документы и цель визита. Хотя понимал, что уполномоченный на расследования полицейский не навестит его просто так. Не визит же вежливости, в самом деле.
Тёмно-серый, изучающий взгляд писателя столкнулся с внимательным, цепким взглядом инспектора. И опять ощущения сканера в чистом виде.
- Возможно, вас сейчас удивляет мой поздний визит. – Осторожно начал Хатаке, продолжая смотреть в его глаза.
- Не без этого, Хатаке-сан, - склонив голову набок, ответствовал Итачи. Ложь, разумеется.
- Во-первых, поспешу попросить прощения за подобную практику. – Какаши медленно присел напротив, на его лице возникли первые эмоции, сильно похожие на извиняющиеся. Похожие. Но не они. Инспектор просто делал свою работу и понимал это. – А во-вторых, я должен ознакомить вас с материалами дела, которое сейчас ведёт моё Управление. О маньяке, орудующем в рамках Токио. Вам он может показаться знакомым.
- Действительно? – Учиха вежливо улыбнулся, отпивая крепкий напиток. Его безмятежность не могло поколебать даже это.
- Мы так считаем, - на полном серьёзе ответил Хатаке и протянул папку, витиевато скреплённую немудрённой вязью. Протянув руку за материалом, Итачи вновь посмотрел на инспектора, отмечая мимолётные изменения в его лице. Став писателем не потому, что диплом психолога давно вызывал отторжение, а по причине надобности в оном – своём собствен6ном мире, Учиха любил читать людей. Он читал их с той же легкостью, как и описывал после. И сейчас новый персонаж его истории был уже раскрыт, от чего легкая накипь разочарования возникла где-то внутри. Какаши Хатаки уже относился к нему без предубеждений, особо не считаясь с его статусом и отличиями. Он был абсолютно равнодушен, беспристрастен и анализирующе спокоен. И уже только это расположило его к писателю, пока Итачи, раскрывая папку, погружался в хитросплетения юридического языка, машинально отмечая главные моменты. Имена жертв и линия поведения.
И тут он понял, что не только знаком с убийцей. Он – его создатель.
- Занятно, - проговорил писатель, закрывая материалы и откладывая их. Беспечно-спокойные глаза опять воззрились на лицо инспектора.
- Вы читаете? – Кажется, Какаши даже развеселился. Если можно считать выразительное движение бровью за веселье, а не простой крах безмятежности. Весь их разговор казался Итачи сущим сюрреализмом, но не сказать, что ему это не нравилось. Не нравилось, несмотря на легкую симпатию к Хатаке Какаши, его присутствие в тщательно оберегаемом личном пространстве. Не нравилось, что нутро писателя словно взбесилось, подавая знак. Не нравилась незаконченная история, отложенная пока на маленький стол. Но, чёрт возьми, нравилась нереальность происходящего.
- Хидеаки Ямамото – отрицательный и, более того, антагонистский персонаж моих детективных романов, поимка которого разошлась в миллионы тиражей, - спокойный голос писателя вещал слегка небрежно, словно диктор новостей. – Ему противопоставлялись молодая врач Аико Такахаси и юный частный детектив Тейджо Хаяси. Без сомнения, гениальность серийного убийцы, его почерк и стиль, а так же выбор жертв полностью совпадает с гениальностью, стилем и выбором того человека, которого ищет ваше Управление, Хатаке-сан. Я далеко не дурак и понимаю, что вы сейчас от меня хотите. – Учиха опять взял в руки кружку. И если раньше руки ощутимо тряслись, то сейчас были статично-спокойны, словно и не сидел перед ним человек, в чём-то его подозревавший.
- И что мы хотим от вас, Итачи-сан? – с едва заметной улыбкой на губах, спросил инспектор, откидываясь на спинку кресла, в котором сел задолго до начала этого сюрреализма. Итачи вновь сделал глоток и, прикрыв от наслаждения глаза, ответил:
- Полагаю, чтобы я ответил, почему разыскиваемый вами человек ведёт себя точь-в-точь, как мой герой. Но я не знаю ответа на этот вопрос, Хатаке-сан. – Открыв глаза, Учиха кивнул инспектору, опять же, со всей присущей ему учтивостью. Собеседник никак не отреагировал на его высказывание, продолжая зорко следить за каждым движением писателя, пусть и мимолётным. Наконец, опять фантасмагорично улыбнувшись, Хатаке Какаши продолжил:
- Итачи-сан, мы бы никогда не потревожили вас, посчитав, несомненно, умалишённого лишь фанатом ваших романов. – На откровенную шпильку писатель никак не отреагировал, грея ладони о нагревшийся от жидкости фарфор. – Но всё дело в том, что последние три жертвы были вами не описаны. До сего момента – имена, внешность и места – совпадения стопроцентные. И что же думать – вашему фанату надоело ждать продолжения? Или здесь кроется иной смысл?
И в этот момент всё беспристрастие, всё показное равнодушие слетело в мгновение ока. Пальцы, почти что с нежностью обнимавшие уже просто тёплые бока кружки, сжались вокруг оного предмета. Не изменившись в лице, Учиха Итачи улыбнулся, потворствуя инспектору. Никак иначе, с ним пришли не разговаривать. Его пришли забирать.
- Позвольте я только накину на себя плащ. Погода на улице смрадная.
- Это точно, - кивнул Какаши Хатаке. – Я бы даже посоветовал вам взять зонт.
Сюрреализм? Реальная история.
*Экспозиция.
Акт III. Vinculum.*
- Имя?
- Учиха Итачи.
- Род деятельности?
- Писатель.
- Адрес проживания?
- Вы оказали мне честь, побывав там сегодня.
- Итачи-сан, это обязательная процедура, - мягче, чем ему представлялось, пожурил Итачи инспектор.
Они уже полчаса сидели в тёмной комнате, предназначение которой с самого начала было определено. Но, вот она – главная особенность, на него не давили, не повышали голос, налили любимый чай. Словно бы приятели. Словно бы ничего не случилось. Учтивый разговор записывался на диктофон, а ожидание не превысило обязательные пятнадцать минут. Вежливо спросили была ли комфортна поездка из пригорода Токио. Посетовали на практически штурмовую погоду, которая не так редка в этой части света.
Но тем временем его подозревали в свершении порядком одиннадцати убийств.
И Итачи вновь невольно обнадёжил себя тем, что это всего лишь сон, порождённый, безусловно, его страстью к собственной, незаконченной истории.
А инспектор Хатаке Какаши сидел напротив и почти-что-дружелюбно улыбался, тем не менее, пристально глядя на Учиха. Этот взгляд, увы, никак не классифицировался даже таким прозорливым и тонким психологом, как Итачи. Или, возможно, каким он считал себя. Так странно, что за всю свою продуктивно-детективную, писательскую карьеру Итачи Учиха впервые воочию встретился с представителями исполнительной власти, в прерогативу которых входила расследование уголовно-наказуемых преступлений. Всех тех, что так скрупулёзно и дотошно описывал он в своих романах. С медицинской точностью уделяя внимание деталям, нюансам и обоснованности действий. И сейчас, впервые воочию столкнувшись с грубой реальностью в виде сидящего напротив инспектора Управления уголовных расследований, он обнадёживал себя тем, что это сон.
И ему приходилось автоматически отвечать на поставленные вопросы.
- Вы понимаете, почему вам настоятельно посоветовали приехать для допроса, Итачи-сан?
Писатель оценил трактовку вопроса.
- Не совсем. Но склонен считать, что меня подозревают в данных убийствах. По причине того, что убитые последними жертвы не были известны широкой общественности. А только лишь, - он сделал паузу, - мне.
- Вам знакомы эти записи, Итачи-сан? – Инспектор выложил перед ним до зачёркнутых строк знакомые бумажные листы. Учиха отстраненно кивнул, всё ещё глядя на собственные рукописи. – Ответьте, пожалуйста.
- Да, это мой роман.
- Законченный?
- Практически только начатый, - членораздельно проговорил Итачи, и от осознания того, что сказал, нахмурился. Незаконченные истории будут преследовать его и во снах? Блажь разума.
- Итачи-сан, может ли являться совпадением то, что написанные вашей рукой имена жертв, обозначенные вами, как убитые серийным маньяком, полностью идентичны реальным жертвам? Вы понимаете смысл вопроса?
- Да, понимаю, - серьёзно ответил Учиха и, посмотрев прямо в нечитаемые глаза следователя, продолжил, подписывая себе приговор: - И нет, это не может быть совпадением.
- Итачи-сан, что вы делали 27 марта в одиннадцать часов вечера до часу включительно?
- Был дома.
- Кто-то может это подтвердить?
- Нет. – «Разумеется, нет».
- А где вы были 3 апреля с десяти вечера до двенадцати ночи включительно?
- Дома.
- Кто-то может это подтвердить? – Вопрос-шаблон. Вопрос-приговор.
- Нет.
- А где вы были…?
- Простите мне мою невежливость, Хатаке-сан. – Итачи изящно склонил голову набок. – Я всё время дома, и нет, этого никто не может подтвердить. Мне присуща любовь к уединению.
Инспектор, сделав несколько пометок в блокноте, опять вернул взгляд на писателя, в мыслях которого сейчас творился хаос. Хаос и непонятная, тихая печаль.
- Итачи-сан, скажите мне, как некий эксперт в данном вопросе: вы могли бы представить на месте своего персонажа самого себя?
Собственноручно вогнать гвоздь в свой гроб?
- Да, вполне.
- Вы описывали сам процесс убийства в своих романах весьма достоверно. Консультировались с профессионалами?
- Нет, у меня медицинское образование.
- Думаете, вам по силам воплотить описанные вами же действия в реальность?
Думает ли он?
- Да. – Тихо, но совсем не обреченно.
- Вы знакомы с понятием презумпция невиновности?
- Знаком.
- Может, всё же желаете вызвать адвоката?
Сердце, на удивление, стучало ровно и совершенно ритмично, когда он отвечал:
- Нет, благодарю. – Опустив взгляд на пустую чашку чая, Итачи Учиха слегка улыбнулся, что выглядело невероятно сюрреалистично в данной ситуации, и попросил: - Но вот от чая бы не отказался.
- Конечно, Итачи-сан.
Какаши поднялся с места, напоследок окинув взглядом писателя. Тот был расслаблен, но отстранен. Словно бы и не здесь. А где?
- Не от мира сего, - задумчиво протянул Асума, стоящий по ту сторону стекла. Он слышал весь разговор, это обыкновенная практика. А ещё обычной для Японии практикой была смертная казнь. И человек, сидящий сейчас там, в комнате, отделённый от них толстым слоем стекла, знал это как никто другой. Знал и не боялся. Пил свой долбанный чай и просил ещё. И оттого Хатаке Какаши – лучший следователь своего Управления, ещё больше ощущал нервозность. Ощущал, как изменяет ему его такая привычная и такая нужная сейчас интуиция. Нюх. Нутро.
- Это точно, - тихо ответил инспектор и посмотрел на напарника: - И что с ним будешь делать?
- Не отпускать – это точно, - хмыкнул Асума. Очевидность. А Какаши нужны были ответы на вопросы. Остался час, а после него прибудет обязательный судебный защитник. И это тоже было обыкновенной практикой. Но не было обыкновенным то, что инспектор и лучший следователь Управления шёл за чаем по просьбе того, кто, возможно, совершил порядком одиннадцати убийств. Возможно, словно, казалось бы. А интуиция молчала, не соглашаясь с фактами. И пусть Какаши был опытным следователем, был лучшим в своём деле, он никогда не плевал на собственное чутьё. Он не смеялся над ощущениями, подобно многим своим коллегам. Он не был ярым сторонником жёсткого допроса. И сейчас инспектор заваривал чай с мыслями о том, что Итачи Учиха, пусть и производил впечатление не от мира сего, не виноват в описанных им же убийствах. Мысли, просто мысли, которые он сам же, готовя материалы для прокурора, растопчет голыми фактами. Впервые Хатаке Какаши был не согласен с порядочно лелеемым им же порядком. Впервые инспектор был не согласен с собственным правосудием. И впервые – назовём это так – он шёл вразрез с личными понятиями. И уже шёл обратно с готовым чаем, терпкий аромат которого мигом разнесся по всему помещению. Какаши никогда не был особым сторонником чая. Кофе, изредка – алкоголь, он же не ханжа. А сейчас, после впитывания этого-самого-запаха, ему вдруг неимоверно захотелось чая.
Инспектор вернулся назад, задумчиво заваривая ещё одну чашку.
- Какаши, срочно, только что позвонили из патрульной службы. – Нахмурившись, Хатаке пошёл за связным, недоумевая. Последний раз так звонили, когда обнаружили тот труп в парке. Но главный подозреваемый сидел здесь и ждал долбанный чай. Тот самый, который захотелось сделать и себе.
- Что случилось?
- Только что доставили: пять минут назад в службу позвонил человек, представившийся как Учиха Саске. – Знакомая фамилия ощутимо резанула слух. – Он доложил, что находится по своему адресу, а перед ним лежит труп его жены – Учиха Сакуры. На все попытки дежурного расспросить, что произошло, он отвечал невнятно и невпопад. Туда уже отправились Котетсу и Идзумо. – Связной, оторвавшись от распечатанного документа, с недоумением посмотрел на следователя: - Что за чертовщина происходит, Какаши?
Гротеск. Слишком много гротеска.
- Я пока сам ничего не понимаю. – Развернувшись, Хатаке вернулся в небольшое помещение, называемое поему-то кухней, и взял две кружки с чаем. Медленно, намного медленнее, чем обычно, он шёл обратно. Через пару метров завернуть направо. Войти в прилегающую к допросной комнату. Встретить на себе удивлённый взгляд напарника. Поднять в ответ две кружки с чаем, словно бы поясняя своё отсутствие.
- Он пишет. Точно, не от мира сего. – Инспектор посмотрел в комнату допроса через толстый слой стекла. Итачи Учиха, странно склонившись над столом, что-то торопливо дописывал. Вся его поза говорила о кропотливой, напряженной работе. Словно он не буквы писал, а нёс громоздкие валуны. Это было нереалистично. «Всё не так, - подумал Какаши. – Всё слишком наигранно». И вошёл в маленькое, ограниченное и стенами, и спёртым воздухом помещение. Итачи, подняв взгляд от бумаги, слегка улыбнулся. Учтиво, вежливо, но опять отстраненно.
- Что-то произошло, Хатаке-сан?
Поставив перед ним кружку с долбанным-мать-его чаем и сохраняя внешне полное спокойствие, Какаши вновь сел напротив и, опять включив лежащий на столе диктофон, спросил:
- Итачи-сан, вам знаком Учиха Саске?
- Разумеется, - кивнул Учиха. – Это мой младший брат. С ним всё в порядке?
- Как сказать, Итачи-сан. – Инспектор откинулся на спинку стула и вдруг устало провёл руками по лицу. Этот жест слабости, недоумения и злости одновременно. – Только что он позвонил в патрульную службу и доложил, что сидит в своей квартире, около трупа своей жены. Что вы можете сказать по этому поводу?
- Сакуры? – Впервые с момента их встречи взгляд писателя изменился. Стал растерянным. Печальным. Поникшим. – Но как это может быть?
- Известно лишь то, что почерк убийства идентичен стилю убийцы, которого ищет наше Управление. Который идентичен описанному вами, Итачи-сан. – Прямой, нестерпимо серьёзный вопрос далее: - Что вы писали в моём блокноте, Итачи-сан?
Учиха опустил взгляд вниз и вдруг резко вздрогнул. Амплитуда колебания была слишком высокой. Стул резко сдвинулся назад, а Итачи встал с места, продолжая смотреть на написанное. Тишина, которая повисла в этом помещении, не нарушалась ни следователем, ни писателем. Итачи, стремящийся к уединению, не любил такую тишину. Опытного инспектора Какаши она нервировала. И лишь энное время спустя, когда они оба окончательно увязли в ней, губы писателя разлепились и выдали следующие слова:
- Я описал сцену убийства. Ту самую, которую не смог выдавить из себя давно. Она была бы идеальным окончанием моей истории. Но, по какой-то причине, я внёс несколько изменений.
- Каких изменений, Итачи-сан? – Вкрадчиво.
- Имена главных героев. Вместо Хидеаки – Саске. Вместо Аико – Сакура.
- Насколько помню, имела место быть любовная линия между двумя главными персонажами, не так ли, Итачи-сан? – спросил следователь, склонив голову набок и наблюдая за действиями Учиха. Тот, присев обратно на стул, аккуратно взял кружку чая. Сделав несколько глотков, он поднял взгляд на инспектора и медленно, словно не веря самому себе, ответил:
- Аико любила Хидеаки всем сердцем. А Сакура любила моего брата. Наверное, больше всего на свете.
- Аналогии с реальными личностями? – задумчиво спросил Хатаке, так же отпив чай.
- Как оказалось, полностью списанные. – Жалкая улыбка писателя была не последней вещью, которая удивит сегодня Хатаке Какаши.
*Завязка.
Акт IV. Culminatio.*
- Но я этого не делал! Не делал! – Практически свистящий шёпот.
- Саске-сан, а как вы объясните наличие отпечатков пальцев на орудии убийства? И то, что вы не можете сообщить нам, где были в момент совершения преступления? – Спокойный голос Асумы в ответ.
- Просто потому, что я ничего не помню, - фыркнул задержанный Учиха-младший. Категорично сложив руки на груди, ещё совсем молодой парень презрительно окинул взглядом сидящего напротив инспектора. Там, за стеклом, стоял Какаши и задумчиво пил чай. Снова. Посеешь привычку – пожнёшь характер.
- В каких отношениях вы состояли со своей женой, Саске-сан? – настойчиво, но не слишком напирая, задал вопрос Асума. Он был идеальным дознавателем. Вёл допрос так, будто ему не интересно. Будто ему скучно. На одной единственной терпеливой ноте. Занимал свои руки чем-нибудь: от банальных рисунков и штрихов в блокноте, до отщёлкивания определённого ритма. И это нервировало допрашиваемого. Вот и сейчас: Учиха Саске сжимал руки в кулаки, ощутимо злился, но и боялся.
- Вас это не касается, - выплюнул вдовец, исподлобья смотря на ведущего допрос инспектора. Хатаке вздохнул и вернулся в то помещение, где тихо и совсем растерянно сидел писатель. Итачи крутил в руках блокнот следователя и что-то тихо шептал себе под нос.
- Итачи-сан, у меня к вам будет единственный вопрос. - Инспектор вернулся на своё место, уже с едва заметной усталостью глядя на поникшего и какого-то сгорбленного Учиха-старшего. Тот, мотнув головой, что-то тихо ответил. Какаши решил, что это согласие. – Вы верите в вину своего брата?
Странная усмешка появилась на губах Итачи.
- Да. – Он поднял взгляд от листа бумаги и посмотрел в глаза инспектора. Прямо. Серьёзно. Без сожаления. – Да, я в этом уверен.
- Почему? – только и смог спросить Хатаке, вновь невольно удивляясь самообладанию первого подозреваемого. Тот, снова что-то написав в блокноте, закрыл его, отставил в сторону и, опять посмотрев на Какаши, прошептал:
- Вы верите в мистику, Хатаке-сан?
Что-это-такое-почему-такой-вопрос.
- Нет.
- А зря.
Замигала лампочка, и инспектор понял, что его ждут по ту сторону стекла. Выйдя, он поймал на себе какой-то озлобленный, но изумлённый взгляд напарника. Асума, прислонившись к косяку, буркнул:
- Учиха Саске мёртв.
Какаши подозревал, что он спит. И скоро проснётся.
- Что? Как? – Самообладание, степень которого несравнима с той, которой владел Учиха Итачи, покинуло его, оставив практически при истерике. Ему двадцать восемь лет, и ему хотелось ударить кулаком в стену. Ему двадцать восемь, и ему хотелось напиться. Ему двадцать восемь, но в руках он держал кружку чая.
- Сердечный приступ. Мимолётно. Я даже ничего понять не успел, как он схватился за сердце и свалился со стула, конвульсивно дёргаясь. – Сарутоби Асума – первый и единственный напарник, сделал то, что было строго запрещено, - закурил прямо в допросной, стряхивая пепел на пол. Какаши промолчал. Он до сих пор наивно надеялся, что это сон.
- Но я успел узнать у него, что алиби имеется на все убийства. Кроме последнего.
- Так что, сообщники? – задумчиво протянул Какаши, прикрыв глаза. Он чертовски устал.
- Я ни черта не понимаю, Какаши. – На него устало смотрел Асума, который курил прямо в допросной. А инспектор, развернувшись, вернулся в ту тёмную комнатку, в которой сидел Итачи Учиха и с ненавистью, ненавистью, смотрел на блокнот. Хатаке молча взял в руки записи и открыл на той-самой-странице, исписанной мелким, практически, бисерным почерком заключённого. В перспективе заключённого. Глаза мельком пробежались по написанному, пока не выловили следующее: «Саске, внезапно ощутив резь в груди, схватился за рубашку. Ему хотелось сорвать ткань с себя, царапать кожу прямо напротив сердца, кричать. А ещё ему хотелось дышать. Но он не мог. Падая со стула, парень уже не ощущал боли. Может, только где-то на задворках. Но это было не важно, потому что он был мёртв. Окончательно и бесповоротно». Инспектор выронил блокнот из разом ослабевших пальцев и с какой-то несвойственной дикостью посмотрел на писателя, который, грустно и жалко улыбнувшись, тихо спросил:
- Я вынужден повторить, Хатаке-сан: вы верите в мистику?
И тут резко закончился кислород. Хватая воздух ртом, как долбанная рыба, инспектор рухнул на стул, вцепившись в массивные края стола пальцами. Он смотрел и не верил, верил и не смотрел. Учиха Итачи, закрыв глаза, откинулся на спинку стула и пробормотал, практически не слышно:
- Я не хотел. Не хотел. Это сильнее меня. – Хриплый шёпот казался сумасшествием. Казался издевательством. Какаши хотел уйти, убежать и не возвращаться. Он боялся. Вот так вот просто – боялся. Хотелось сейчас сделать глупость: сжечь блокнот, перекреститься или закурить, как Асума. А ещё хотелось не видеть больше внутренних терзаний Итачи, которые, без сомнения, тот испытывал. Топил себя печалью, ненавистью к самому себе. Писатель издавна был хозяином судеб целого сонма персонажей. Исходя из точных данных – ровно пять лет. Но кто знал, что незаконченная история стала реальностью, пусть и напоминала сон всем участникам, без исключения?
- Если чай делает всё лучше, то мне нужен океан чая. – Теперь-уже-единственный-Учиха с выжигающей глаза болью смотрел на инспектора. – Вы что-то хотите мне сказать, Хатаке-сан?
- Я принесу вам ещё чая, - выдавил он из себя и поднялся. Опять. Снова. Практически сбегая из этой тёмной комнаты, где его иррациональный страх вонял ещё больше, чем сигаретный дым Асумы там, за стеклом. – Учиха Итачи, вы арестованы за убийство одиннадцати женщин и с сегодняшнего дня будете заключены под стражу. Вы отказались от услуг адвоката, но на суде вам будет предоставлен защитник из Союза. Само судебное заседание пройдёт как только все материалы по делу будут подготовлены. – Нажав на кнопку под столом, Какаши Хатаке вышел, нет, выбежал оттуда, проклиная свою работу, детективы и день, когда он встретил Учиха Итачи. Он иррационально боялся, не верил и молил всех известных богов, чтобы это был сон. Но нет – это всего-навсего реальность. И ему пришлось смириться с этим.
*Кульминация.
Акт V. Exitus.*
История, незаконченным грузом, давила однотонным прессом. Итачи, сидя в камере принудительного заключения, смотрел прямо перед собой, вертя в руках ручку. Почему-то, ему позволили взять лист бумаги и свой личный предмет труда. Но он не писал. Просто боялся.
«Неужели ты оставишь всё так?»
«Ты не хочешь сбежать, уйти, исчезнуть?»
«Верни себе былую славу лишь парой фраз, любовь моя».
«Давай же, напиши!»
«Я жду…»
«Я…»
«…жду»
- Нет, - тихо, но категорично ответил писатель, подняв взгляд вверх. Учиха видел перед собой того, кто виновен во всём. Но было бы смешно звать на помощь. Было бы ужасно нелепо попросить охрану вывести это из его камеры. И было бы совсем не к месту молить о пощаде. Оно никогда не поможет. Оно никогда не отпустит. Оно сильнее его во много раз. Оно не человек. Вдохновение. Творческий порыв. Сюрреализм его истории. Реальной истории Учиха Итачи.
- Я больше не хочу быть инструментом. – Ласково проведя пальцами по листу бумаги, писатель торопливо застрочил, с силой прописывая себе смертный приговор. Ирония – ещё один.
«Учиха Итачи, глядя в глаза демона, тихо шептал, что сейчас умрёт. Он закончил свою историю, поставив точку собственной жизнью. Его смерть не наступит мгновенно, он будет мучиться. Порезы на запястьях, на главной артерии будут выливать извне его кровь, а та падшая тварь будет смотреть и смеяться, потому что наконец добился того, чего ждал долгие пять лет». Откинув от себя лист бумаги, Итачи с вызовом посмотрел в глаза продажной мрази и, ощутив пришедшую боль, тихо зашипел. Образовавшиеся раны изливали густо капающую кровь. Она была, казалось, везде: на полу, на простыне его койки, на собственных руках. Хотя его руки уже давно были по локоть в крови. А душа уже давно была продана. Если точнее, пять лет назад, когда молодой, самонадеянный психолог встретил тёмную тварь на своём пороге. На пороге собственного, личного пространства, ревностно оберегаемого долгое время. За последние два месяца первым, кто его навестил, был инспектор Хатаке, который помог ему на красивой ноте закончить историю. И пусть всё это казалось сном, Итачи знал, что это суровая, некрасивая, совсем не сказочная реальность.
В тишине тюремной камеры послышались булькающие звуки и тихий смех. Кто-то смеялся с придыханием, с хрипящими вдохами, с явным оттенком сумасшествия. Кто-то тормошил теряющий тепло труп писателя, приговаривая:
«А ведь я мог дать тебе всё. Всё, что бы ты не попросил. Слабак».
*Развязка.
<
Привет, создание со странным ником. :D Спасибо за комментарий, в особенности - такой объёмный. Честно говоря, я сама не проводила параллели с аниме "Тетрадь Смерти", вдохновение я нашла в ином, кинематографическом смысле. Но тем не менее сравнение доставило.
Может, это не совсем было понятно, хм, но я не делала из Итачи маньяка. Я делала его тем, кто вершал судьбы людей, сам об этом не зная. Такой одинокий и угрюмый гений, каким я вижу его в аниме/манге Киши. Поэтому и психология этого персонажа несколько отличается от Вашего видения, что, возможно, моя вина.
Кингом здесь и не пахнет. :D Этот замечательный во всех отношениях автор не давит психологией, он описывает всё небрежно, с иронией, но, работая над этим фанфиком, я читала "Зелёную милю" и вновь поражалась монументальностью его мысли. И вдохновлялась. И так далее. :)
Спасибо, киса, за комментарий, ещё раз. Очень приятно. (:
Может, это не совсем было понятно, хм, но я не делала из Итачи маньяка. Я делала его тем, кто вершал судьбы людей, сам об этом не зная. Такой одинокий и угрюмый гений, каким я вижу его в аниме/манге Киши. Поэтому и психология этого персонажа несколько отличается от Вашего видения, что, возможно, моя вина.
Кингом здесь и не пахнет. :D Этот замечательный во всех отношениях автор не давит психологией, он описывает всё небрежно, с иронией, но, работая над этим фанфиком, я читала "Зелёную милю" и вновь поражалась монументальностью его мысли. И вдохновлялась. И так далее. :)
Спасибо, киса, за комментарий, ещё раз. Очень приятно. (:
<
Ваша история... просто великолепна.
Тема произведения мне очень понравилась. Будто некое сплетение с Тетрадью Смерти, но все же Ваша работа чем-то отличается от аниме. Наверное, тем, что Итачи не создает лучший мир, думая о себе как о Боге, как всем нам известный Лайт. Нет, Итачи лишь следует тому, что сильнее его. Эта зависимость от своей истории привносит психологический оттенок Вашему произведению.
Сам сюжет будто отрывок из более большого произведения, но чувствуется завершенность и полноценность работы. Довольно оригинальная идея - сделать из Итачи преступника-маньяка.
Психология Итачи и причина, по которой он осознанно совершает эти преступления раскрыта как бы намеками, но понимать и дополнять самим намного интереснее, чем читать готовое. Это тоже плюс. Тип Какаши же немного не доработан. В тот момент, когда он понимает, что Итачи и есть убийца, то будто бежит от этого. Хотелось бы увидеть больше его эмоций, хотя их немало, но все же. Интересно, как реагируют люди на то, что до этой секунды считали невозможным.
Мистика, конечно же, присутствует, а вот отблеск работ Кинга я увидела в конце, поняв, что он присутствовал с самого начала. Тишина, уединенность и будто напряженная атмосфера, а после и демон - характерные черты его работ, и в Вашем фике они оказались весьма кстати.
Я словно прочитала последнюю главу огромной истории. Спасибо за работу.
С уважением, Хана.