Рэнэви. Глава 1

Блеклая отрешенная луна украдкой выглядывала из облаков, одиноко висевшая на темном небе, где, помимо ее бледных очертаний, красовались чужие созвездия. Я стояла у окна, положив руки на подоконник, и внимательно всматривалась во тьму, что заполнила собой горизонт. Луна освещала небольшой переулок бледным, тусклым сиянием, точно она невольно висела в мрачном пространстве лишь для соблюдения вселенской закономерности. Листва деревьев шуршала своей песнью в унисон с ненавязчивым ветром, и я заметила несколько силуэтов при свете старого фонаря неподалеку от нашего дома. Со второго этажа вполне можно заметить самые незначительные детали ночи, вплоть до ровного дыхания какого-нибудь курильщика. Я разглядела четверых мужчин, судя по изношенным курткам с задернутыми воротниками и коротким волосам. Белый дым от сигарет я ни с чем не могла спутать и, пожалуй, изящные линии как результат затяжки были более отчетливы, нежели четыре размытых контура чьих-то фигур. Они разговаривали о чем-то, почти вполголоса, изредка покашливая. Между ними висело напряжение, что давило и создавало полноценную иллюзию тишины. Редко обмениваясь фразами, словно невзначай, они, казалось, должны вот-вот разойтись и никогда не пересекаться за углом дома напротив. Узкие дороги нашей заброшенной улицы создавали некий уют, и я, будучи ребенком, ощущала себя в полной безопасности, находясь на улице, точно это был дом, еще один дом, что я делила с небольшим количеством людей, проживающих на этой улице. Если пройти по тротуару прямо напротив нашего здания, то через пару минут можно было оказаться у небольшой дороги, где зачастую проезжали машины, и гул от заведенных моторов эхом раздавался на нашем дворе. Там была автобусная остановка и людей, как ни странно, было приличное количество. Но темной ночью все стихало. Ни людей, ни машин, лишь лай какой-нибудь дворняги и таблички на дверях маленьких заведений «закрыто», что небольшим рядком выстроились вдоль шоссе.
Мне было 9, а на дворе была ранняя осень. Ранняя смерть.



Я все еще долго разглядывала бесстрастных прохожих, чертовски редких в поздний час. Они так уныло скитались по раскаленному асфальту нашего серенького мирка, что меня это забавило. Разве не повод, чтобы создать свою собственную маленькую вселенную?
Я вовсе не мечтала перед сном о шоколадном доме, сахарном снеге и мире без правил, где ты волен совершать все, что взбредет в голову, нет. У каждого своя утопия. Свою я переносила на холст и бумагу. Я даже раскрашивала эти картинки с высокими зданиями, с вечно бирюзовым небом и темно-синим океаном, что окружал собой небольшой островок, платформу с моим миром. Белые постройки возвышались над бесконечными дорогами. Они были странноваты по своей форме и структуре. Лишь с двух противоположных сторон зданий были серовато-синие окна, а крыша небоскреба без жильцов была с наклоном достаточно большого угла, это напоминало ступени, лестницу в небо. Но в этом безумном месте не было солнца, лишь вечные звезды, и меня это устраивало. Где-то в центре ничтожно маленького мирка было одно единственное дерево со светящейся лазурной листвой. Именно листья этого растения летели в воздухе и светились синими огоньками. Я не жила в конкретном месте. Моя вселенная была просто большой комнатой, где каждый квадратный метр был моей мастерской. В воздымающихся домах не было комнат. Просто светлое пространство каждого этажа. Высокие постройки с центра платформы на воде плавно переходили в более низкие здания, по крышам которых можно гулять вечность. В моем мире было много мостов и маленьких рек. Но самое главное, что в нем не было никого, не было людишек. Только я. И Нэйт.
Вся моя комната (в реальном мире) было обвешана рисунками этой вселенной, в существовании которой я твердо верила. Тот зеркальный мир придумали мы с братом. Он впитал меня сказками об этом месте, каждую ночь рассказывая до самых незначительных деталей о Рэнэви. Так он назвал место нашей мечты. Странно, что восемнадцатилетний парень верил в подобное. Мне нравилось. Это был наш секрет, маленький секрет.



Стоя у окна, я вскрикнула от ужаса, увидев в верхнем углу оконной рамы омерзительное существо. Я боялась пауков, это было некой фобией, панический страх. Покрывшись мурашками, я отшатнулась назад. Нэйт, мой брат, повернул голову в мою сторону, отвлекшись от своих неразборчивых чертежей, и чуть рассмеялся, подойдя ко мне:
- Хэй, ты испугалась безобидного паука, глупая?
- Они ужасно страшные!
- Они? Нет, что ты. – Нэйт взглянул на паука, задумчиво опустив глаза и нахмурившись. – Они такие же, как мы.
Я хотела было перебить его громкими отрицаниями, но его взгляд был настолько сосредоточен на собственных мыслях, что я промолчала, сев на кровать.
- Видишь, они плетут свою паутину. Начиная с фундамента и границ. Они кругами бродят по тонким ниточкам, приближаясь к месту назначения. А потом живут в эпицентре своей ничтожности. Паутина – отрешение от внешнего мира. И жизнь у этих созданий приобретает структуры людской. Они дожидаются добычу. Забирают нужное. И уходят плести свою никчемность в другом месте. Разве тебе их не жаль, глупышка Эйт?
Я, пожалуй, только сейчас понимала значение его слов. В свои 9 до меня не всегда доходил смысл фраз Нэйта. Он был страницей книги, прочитав которую появится огромное количество вопросов. Живая загадка, с которой я жила. Я никогда не пыталась осмыслить, вдуматься. Мне нравилась эта незаконченность фраз, и я была уверена, что когда-нибудь, когда придет время, все встанет на свои места. Мысли и кроткие предложения Нэйта нужно было записывать. Получился бы неплохой сборник с бредовыми заявлениями «парня из трущоб». Рядом с ним я чувствовала себя осколком толпы с будничными мыслями. Точнее, их отсутствием. Нэйт говорил все, что взбредет в голову, нарушая одну закономерность мира. Ложь. Люди лгут трижды в течение десяти минут. Умалчивание, сокрытие мыслей. Порой, это необходимость. Мир безо лжи невозможен. Это не утопия. Это хаос.
Той ночью он накинул куртку и, потрепав мои волосы, скрылся за дверью. Я мигом подбежала к окну с бешено бьющимся сердцем и выглянула на улицу, нервно и часто дыша. Нэйт вышел из дома и быстрым шагом отправился в никуда, став одной из сутулых фигур ночи. Он исчез в полупрозрачном тумане, что бархатной пеленой охватил собой улицу в считанные минуты. Мой взгляд попал на тончайшие блестящие нити паутины, почти сплетенной ее хозяином. Паук уже устроился в центре своей убогой обители, и я изнеможенно легла на кровать. Наверное, люди и впрямь похожи на этих жутких букашек. Они все хороши и близки к совершенству, несомненно. Но они такие жалкие. Большинство делают из себя сильных людей, являясь бесхребетными личностями. Мне было слишком хорошо и мирно в детстве, чтобы думать о подобном. Или осознавать.
Холодная постель отдалась мурашками по всему телу.
- Мам...
- Он скоро придет. Спи, малышка.
- Ты врешь! Я знаю, он сегодня не вернется.
Мама заглянула в комнату и печально обвела меня взглядом, словно я одна страдаю в этой ночной пустоте, дожидаясь того, кто вернется домой нескоро. С новым шрамом на лице или руках. Она смотрела, словно его тело уже обвели мелом, а мое лишь собираются... Мне было неприятно. Будто меня хоронили заживо. Но в возвращение Нэйта я верила больше, чем мама. Это было почти моей религией, да. Я не могу подобрать ничего более подходящего.
- А куда он уходит?
Она заплакала немыми слезами. Недолго простояв в дверном проеме, мать покинула комнату, так и не ответив на вопрос.



- Можно к тебе? – Я стояла у кровати Нэйта в уютной тесной комнате с наивной полуулыбкой, чуть ли не шепча. - Мне страшно.
Стены были развешаны плакатами с изображением рок-групп, средь которых изредка встречались мои рисунки. Неумело нарисованные и раскрашенные на быструю руку, в спешке подарить брату иллюстрацию к его рассказам, они неуклюже висели на стенах, разрушая целостность. Огромный письменный стол вдоль стены привлекал больше внимания. На нем всегда были форматы с записями, ручки, карандаши... Не знаю, что значили эти чертежи. Никогда не могла понять, долго разглядывая и не решаясь спросить Нэйта. Однажды я уже задала ему этот вопрос. В ответ он лишь задумчиво улыбнулся, теребя старый кулон на шее.
- Конечно, малышка. Ложись.
Он подвинулся, и я легла рядом, прижавшись к брату. Ощущая его тепло, я чувствовала себя в безопасности, какой бы мрачный сон мне не приснился ночью, как бы холодно и пусто мне не было. Я не запомнила этот день, я не помню даже как закрыла глаза, погрузившись в сон. Абсолютно ничего. Во мне царило безразличие, какая-то безумная пустота, что отдавалась онемением в руках. Все плыло перед глазами, все превращалось в туман – это угнетало.



Я проснулась резко. По вискам ударил звук выстрела. Я не открывала глаза, поднесла дрожащую руку к щеке, пройдясь пальцами по коже. Она была влажная, капли неизвестности засохли почти мгновенно, оставив меня в замешательстве. Я видела красный цвет странными продолговатыми вкраплениями на белых простынях и подушке.
Я открыла глаза. Широко распахнула, пытаясь внушить себе, что это сон. Кошмар, очередной кошмар с чудищами, монстрами, мертвыми девочками, клетками и окровавленными лезвиями ножа. На моем плече была бледная рука Нэйта. Я запомнила ту отчаянную хватку, искренне веря, что не напоследок. От красного все перешло в страх. Вены брата на руках ветвились мертвыми ручейками синевы, что четко прорисовывались на еще живой коже... Он не был так же чист, белоснежен, как трупы. Я судила по фильмам, глупая еще. Мне не приходилось видеть смерть. Затаив дыхание, я долго смотрела на Нэйта. Жизнь вытекала из него, воздымалась струями вверх вместе с кровью. На его лбу эта пуля, а я даже не обернулась взглянуть на ублюдка с пистолетом. Нужно было ночью закрыть окно, было холодно...
Кровь тонкими струйками ветвилась на лице брата. А он так спокойно смотрел на меня. Или сквозь меня.
Свист ветра за окном приглушил биение сердца. Я хорошо запомнила едкий запах этой дряни, чувство чужой крови на своей коже, словно серная кислота на щеках, и мертвые серые глаза. Его ладонь обдавала меня холодом. Я обняла Нэйта, заполнив комнату пронзительным криком до боли в горле.

За пределами нашей обители ранняя осень. Кто-то топит себя в спиртном и глотает водку. Ранняя смерть.

Вот. Теперь, кажется, понимаю. Мы обитали в центре своей ничтожности – кровати. За пределами ее был мир. Я подвинулась к брату, чтобы быть ближе к безысходности и дальше от мира. Мне не хотелось верить в реальность, тогда мы были в Рэнэви. Он умер в нашей вселенной. Нет-нет. Заснул. Просто надолго погрузился в сон. Я не помню полиции, скорой помощи и слез мамы после. Я не помню, как Нэйта повезли в морг, или куда там увозят неживых, после того как сделали снимки для чертового расследования. Помню, как забилась в угол и смотрела, как они распоряжаются его... его смертью. Мама поехала с ними, оставив меня дома с парой назойливых врачей. Я умыла лицо и пошла спать под обеспокоенный шепот, положив голову на подушку с кровью брата. Странно, что ее не забрали. Я оставила окно открытым. На следующий день со мной говорил психолог, мозгоправ. И не один.