-Рин- [часть 1]

- Иногда мне хочется, чтобы у тебя не было этой дурацкой регенерации, - в полутьме прошептала Рин.

Это было их первое постоянное убежище. Комнатка на втором этаже самого простого конохского домика, где, помимо них, квартировало ещё три семьи. Одна - на втором, две - на первом.

- Почему?
- Тогда я могла бы вновь тебя лечить, - улыбнулась она. Обито лежал с закрытыми глазами, но слышал, что она улыбнулась. И мог поспорить, что смущённо. Так нежно смущаться умела только она: её хотелось сжать и не отпускать, как бы она ни противилась и ни пыталась скукожиться в попытке спрятать от взгляда розовые щёки. Не открывая глаз, он нащупал её, сгрёб в охапку и остался доволен, только когда она затихла у него под боком.
- Ты так смешно в детстве храбрился, утверждая, что не нуждаешься ни в обработке ран, ни в еде. Помнишь, Кушина-сан нам обед принесла? - Рин хихикнула у него под мышкой. - А теперь ты действительно ни в чём из этого не нуждаешься... - продолжила она грустно. - А я так хочу снова быть нужной тебе...
- Ты нужна мне. Всегда, - помолчав, он добавил: - Просто так.
- Но ты же столько времени жил без меня. Совсем. Значит - без меня можно...
- Ох, Рин...

Он снова сжал её и задумчиво поцеловал в кромку волос у лба.

- Я бы рад был забыть эти годы, вышибить из памяти к чёрту. Я бы променял их все - на хоть одно мгновение с тобой. Я был ходячий труп, клянусь. Это не жизнь.

Она поспешно обвила его руками как смогла - неудобно, Обито тяжёлый, нужно ещё выпутаться из его рук - и поцеловала, куда пришлось. Пришлось - в локоть.

Такая трогательная. Она всегда щадила его чувства, всегда сопереживала ему.
Почему-то Обито казалось, что, знай она тогда, что он жив, она бы так с ним не поступила. Не умерла бы.

- И всё-таки. Ты стал такой... Самодостаточный. Сильный... Прости, - снова смутилась она.

Обито расхохотался.

- Думаешь, я не знаю, каким посмешищем был тогда? Да честно говоря, и сейчас не лучше.
- Балбес.
- Ну вот видишь!
- На комплименты напрашиваешься, - она ткнула его кулачком в бок.
- Щекотно!
- Так тебе и надо!

Отсмеявшись, Обито притянул её к себе и вдохнул запах волос. Раньше он никогда всерьёз не пользовался обонянием и был всецело равнодушен к запахам. Хватало зрения - основное для него - и слуха - необходимость для любого шиноби. Вкус стал бесполезен вместе с потерей навсегда чувства голода, а сработавшее осязание обычно означало существенный промах в обороне и сообщало о том, что камуи полетело к чертям. Радость от прикосновений случалась редко и требовала определённых условий.

Рин же будила абсолютно все чувства, оживляя его целиком, одной только кожей лаская сразу четыре из них. Рядом с ней Обито ежом ощетинивался ими, как антеннами, счастливо принимая любой идущий от неё сигнал. Любой был приятен. Совершенно любой. Что угодно, напоминающее том, что она теперь жива.

- Если честно, я тогда немного обижена была на тебя. Что ты... бросил нас что ли. Я знаю, что ты поступил правильно. Просто... Эгоистка я, да?
- Разве ты не была рада, что Какаши выжил? - вырвалось у Обито прежде, чем он успел отфильтровать поток мыслей.
- Это так сложно объяснить...
- Я не должен был спрашивать. Забудем про этого индюка хоть на день.

Рин молчала. Обито не нравилось это молчание, оно было неуютным, он даже завозился.

- Только не говори, что это правда. Что он тебе нравился, - сам же не выдержал. Давно поклялся же себе не заводить с ней речь о Какаши в этом ключе!

В становящейся уже жуткой тишине раздался какой-то прерывистый свистящий звук. Оказалось, Рин пыталась сдержать смех. Неудачно. В следующее мгновение она прыснула вслух.

- Глупый ты такой!

Обито не знал, как ему реагировать. Что это значит? Нет или да? Он напряжённо ждал ответа, все чувства были обострены, и по оголённым нервам любое слово проходилось болью. Бессмысленные фразы воспринимались как излишний раздражитель.

- Так вот почему вы постоянно ссорились? Ты что, ревновал меня к нему? - Рин не могла остановиться.
- Нет, - буркнул Обито. Он чувствовал себя сейчас очень уязвимым, будто необдуманным вопросом добровольно вскрыл себе грудную клетку, разведя рёбра в стороны, - а там трепещет, беззащитное, - и хочется теперь спрятать, но непослушные рёбра замкнуло: не поддаются, не возвращаются на место.
- Эй, - её ладошка опустилась на грудь, мягко толкая их, помогая закрыть. Обито задышал чуть свободнее. Рин - гениальный медик. Каким-то чудом ей удавалось исцелять и нематериальные раны. На секунду даже показалось, что её рука в этот момент была окутана зелёным огоньком. - Хороший мой, - она потёрлась носом о его щёку.

Вот ради одного этого прикосновения - всё это - того стоило. Обито было достаточно самому любить её. Видеть рядом - и только. Но когда это возвращалось вот такой нежностью - ему казалось, что он этого не вынесет и умрёт от счастья. Он совсем не ждал от неё взаимности. Тех крох внимания, которые ему перепадали от неё в детстве, ему всегда было достаточно - и даже более чем. В благодарность за них он готов был отдавать ей всего себя. А сейчас ему даже внимание не было нужно. Он нуждался просто в том, чтобы она позволяла ему отдавать. Болезненно гордый, как все Учиха, он, тем не менее, сделал её смыслом своей жизни - и это никак не затрагивало его самолюбия.

Обито закрыл глаза и замер, дрессируя дыхание, едва справляясь с ним. И плевать было, что Рин так и не ответила. В конце концов, ничто больше не имеет значения. Кроме того, что она сейчас здесь, с ним. Навсегда.

Она положила голову ему на грудь, неуклюже и как-то сиротски свернувшись калачиком. Её мягкие волосы на вдохе и выдохе ласкали кожу. Обито не хотелось ни о чём думать. Он осторожно положил ладонь ей на спину, изо всех сил контролируя её вес - ему было стыдно за свою жёсткую тяжёлую лапищу, которая, казалось, могла только причинять боль, но никак не делиться нежностью. Он вспомнил, как однажды в детстве распорол её о кунай, а Рин со строгим видом заставила его дать забинтовать. Ему тогда было так мучительно неловко, он чувствовал себя в тот момент не шиноби, а маленьким ребёнком, который ни к чему не приспособлен. Это было невыносимо. А теперь вот он большой - в два раза больше Рин. Но с ней всё такой же неловкий.

О чём она думает?..
О своих родных, которые остались там, в другом времени, в другой жизни? Он знал, что у Рин точно была мать. Об отце её он никогда не слышал, во всяком случае, тот никогда не забирал её вечером с детской площадки. Всегда мать.
Обито давно забыл, каково это - сопереживать. Пытаться сейчас мысленно пробраться в душу Рин получалось со скрипом, чужие чувства не хотели находить место у него внутри - слишком бурлили собственные. Ему так и не удалось до сих пор отделаться от мысли, что он урод, что что-то в его душе за эти годы безвозвратно сломалось. Ему казалось, что Рин ищет это в нём, иногда вдруг пытливо и сосредоточенно впиваясь взглядом в его глаза. И - он чувствовал - не находит. Обито проклинал себя в эти мгновения, это ощущение изводило так, что хотелось выть в голос. Он чувствовал, что это незримо подтачивает их отношения, вносит элемент непредсказуемости в их будущее, и мысленно умолял Рин не разочаровываться в нём, не отбирать у него шанс, добытый таким трудом. Он метался до тех пор, пока его снова не окрылял её ласковый взгляд.

Так нестерпимое счастье сменялось нестерпимыми мучениями и снова - счастьем.

Какаши даже иногда давал ему миссии. Покрупнее, подороже - чтобы пореже, и стараясь это не афишировать. В Конохе к Обито относились по-прежнему. То есть желали смерти. Минимум - изгнания. Только авторитет Шестого Хокаге, который сразу заявил о неприкосновенности Обито, удерживал их от самосуда.

Рин, казалось, этого не замечала. Хотя Обито мог себе представить, как её сослуживцы в госпитале обсуждают за спиной, поджимая губы - как она может жить с "этим". Обито было отчаянно плевать на всё это. Гораздо важнее было для него, как к этому относится сама Рин. Он не раз говорил ей, что готов уйти куда угодно, если она хочет - взять её с собой, устроить им прекрасную жизнь где-то ещё. Рин в эти моменты улыбалась, трепала его по волосам, и заверяла, что хочет жить только здесь - это её дом - и только с ним. Но от Обито не могла ускользнуть в этой улыбке лёгкая грусть. Может быть, она просто знала, что так будет везде - он ведь воевал со всем миром сразу, - значит, повсюду - его враги. Ей было трудно, его репутация всё-таки била по ней. Но оставить Рин было выше его сил. Он знал, что никуда не уйдёт без неё. Просто не сможет. Он даже не был уверен, если она захочет, удастся ли ей его прогнать.

Между миссиями делать было нечего. Днём, пока Рин на службе, Обито спал, чтобы потом провести с ней весь вечер и ночь. Несмотря на просто волшебные в своём мастерстве руки, готовила Рин отвратительно, над чем сама частенько подшучивала. Обито в этом был и подавно полный профан. Поэтому они чаще всего заказывали еду с доставкой. Курьер, мальчик лет двенадцати, никогда не поднимался к ним. Он околачивался внизу, пока Рин не выходила и не забирала еду, с улыбкой оставляя хорошую сумму на чай. Она надеялась, что он со временем перестанет бояться.

Обито любил её всегда бережно. Как бы желание ни туманило сознание и страсть ни накрывала с головой, он сдерживал себя, чтобы ни в коем случае ей не навредить - случайно не сжать чуть сильнее, случайно не войти слишком рано, - хотя очень хотелось выплеснуть без тормозов весь огненный ураган чувств, не находивший выхода на протяжение почти двадцати лет. Он укладывал её потом, удовлетворённую, убаюканную, подтыкал одеяло, целовал в макушку. А потом доделывал всё рукой, если сам не успевал кончить. Впереди была вся ночь, чтобы наглядеться на неё - ещё на день вперёд - с каким-то истовым удовольствием охраняя её сон.

Пару раз он её едва не разбудил - так тихо она спала, так была похожа на мёртвую Рин из его прошлых видений. Обито кусал руку до крови, сходя с ума от страха, что она здесь, в его постели - лишь плод его больного воображения, а на самом деле он сейчас очнётся один где-нибудь в стылой пещере на краю света. Но несмотря на панику, граничащую с безумием, он так и не разрешил себе попытаться её разбудить, чтобы успокоиться, чтобы убедиться. Уверял себя, что это будет слишком эгоистично, если она всё же настоящая. И не мог признаться, что просто до обморока боится, что она так и не откроет глаза, - если нет.

Иногда днём не спалось - тогда чаще всего он линял из деревни куда-нибудь, где нет людей. Обито никогда не чувствовал пресловутого единения с природой. Любые пейзажи казались ему гулкими и безжизненными. Они не вдохновляли, а просто позволяли сменить обстановку и отдохнуть. Когда гармония наконец-то удостаивала чести посетить его неспокойную голову, он телепортировался в какую-нибудь деревню и под хенге сливался с толпой. Развлекался: играл разные роли, изучал реакции людей, мня себя эдаким бродячим мудрецом. Собственная деревня в этом плане надоела очень быстро. Всё здесь было какое-то... Чересчур что ли. Чересчур правильное. Чересчур гордое. Чересчур доброе.

Иногда Какаши обращался к нему за советом, касающимся управления деревней, потому как ценил его большой опыт в стратегии и руководстве. Впрочем, это Обито поначалу так думал - что из-за опыта. Со временем понял - скорее просто для компании. Кто знает, кто из них обоих больше нуждался в этой компании. Теперь Рин жива, но окончательно на свои места всё между ними с Какаши так и не встало. Может быть, он думал, что Обито до сих пор не может его простить, и поэтому Какаши совестно было сильно лезть к нему в душу, а может, Обито действительно так и не простил. Между ними была невидимая преграда, которая мешала сблизиться. Они оба по очереди наталкивались на неё лбом, потирали ушибленное место, отворачивались и расходились каждый по своим делам.

Однажды Рин пришла домой раньше обычного и разбудила его резким толчком в плечо.
С шиноби так шутить не стоит, поэтому она уткнулась сразу в его мангёкё и - едва не оказалась с заломленной за спину рукой. Ещё не до конца проснувшийся и несколько ошеломлённый Обито принялся извиняться. Однако глаза Рин по интенсивности излучения ярости сейчас ничуть не уступали его шарингану в бою.

- Я думала, ты поклялся мне не лгать!
- Верно. Рин, что случилось?

____________