С закрытыми глазами

Все дороги похожи. Серыми, нескончаемыми нитями они тянутся по земле, словно начертанный рукой безумца рисунок-лабиринт, окутывают её, подобно паутине.
За долгие годы скитаний Кисаме понял, что только в детских мечтах дороги ведут куда-то. На самом деле они перетекают друг в друга или обрываются тупиками. Но сейчас казалось, что дорога идёт прямо к кровавому закату, где-то вдалеке падая в полыхающее огнём небо.
Кисаме обернулся на своего напарника, пытаясь по его лицу понять, о чём тот думает.
Итачи был очень бледен - последнее задание вымотало их. Учихе пришлось использовать Аматерасу, что, конечно, не прошло бесследно.
Хошикаге знал: каждое использование этой техники приближает смерть Итачи. Конечно, его напарник и сам знал это. Но почему-то в тот день Кисаме было нестерпимо больно смотреть на кровавые слёзы, стекающие по белой коже. Хошикаге совсем не нравилось, что Учиха продолжал использовать шаринган, закрывая глаза на своё состояние.
Кисаме хотел сказать что-то про закат, но слова застряли в горле, и он сказал только:
- Скоро придём.
Прозвучало почти до оскорбительного жалко, но Итачи только молча кивнул. Он с трудом передвигал ноги от слабости.
Кисаме видел его муки, но о таких вещах было не принято говорить вслух. Подразумевалось, что каждый из них в состоянии позаботиться о себе и не быть обузой для другого.
Маленькая гостиница, в которой они остановились, пряталась среди пышной зелени. В тёмных окнах отражался закат, тени уже расчертили уютный дворик.
На пороге Итачи замер. Кисаме удивлённо обернулся на него.
- Итачи-сан, в чём дело?
Тот стоял с закрытыми глазами, чуть запрокинув голову, словно принюхиваясь к чему-то.
- Странно. Как будто бы домом пахнет.
Хошикаге озадаченно посмотрел на своего напарника.
- Еду готовят.
- Да, точно, - Учиха улыбнулся.
От этой улыбки что-то в душе переворачивалось.
- Итачи-сан… нет, ничего.
Кисаме хотел спросить, что Итачи собирается делать. Но о таких вещах тем более не было заведено говорить.

Их поселили в одном номере.
Итачи лежал на кровати, с холодным компрессом на глазах. На это тоже было больно смотреть – вспоминались кровавые слёзы.
Кисаме подошёл к мужчине. В последних лучах солнца его кожа казалась тёмной, но шиноби помнил её цвет – она как лепестки белой акации, или дикой розы, или водяной лилии – чёрт их знает…
Очарованный красотой момента, Хошикаге неосознанно протянул руку к щеке Итачи, но тот перехватил её.
- Не нужно, - коротко сказал он.
- Я просто хотел сменить компресс, - сказал Кисаме, ощущая прохладу пальцев на своей руке.
- Не стоит. Я сам могу это сделать.
- Хорошо. Я принесу ужин.
- Спасибо, - после недолгого молчания сказал Учиха.

Хрустальная от лунного света темнота опустилась с глубоких и ясных небес. Пахло сырой землёй и цветами.
Кисаме проснулся от какого-то неприятного сна, который, впрочем, сразу забыл.
Кровать Итачи была пуста. С открытого балкона тянуло прохладой.
Учиха стоял, облокотившись о перила, глядя куда-то вдаль. Его тёмная фигура была похожа на прекрасную статую из холодного камня.
Хошикаге встал с кровати, прихватив с собой плед.
- Как твои глаза, Итачи-сан? – спросил он, выходя на балкон.
- Всё в порядке.
Повисло молчание, такое же зыбкое и непонятное, как эта лунная ночь.
Кисаме знал, если его сейчас нарушить – этот хрустальный миг рассыплется на иглы-осколки, и не соберёшь никогда.
И поэтому он молча подошёл к напарнику, накрыл его плечи пледом и только после этого сказал:
- Так теплее.
Тот ничего не ответил.
Ночь дышала тысячей невнятных звуков, тысячей неясных запахов, тысячей размытых теней. Кисаме смотрел на величественное раскинувшееся над ними небо. Взгляд неизбежно тонул в головокружительных звёздных высотах.
- Сейчас полнолуние? – через несколько минут спросил Итачи.
- Да. Ты не видишь?
- Я вижу, что луна большая, но её края расплываются.
- Тебе нужно отдохнуть.
- Завтра всё придёт в норму.
Они стояли молча.
Собственно, говорить было не о чем. На самом деле, было много вещей, которые Кисаме хотел бы сказать, только это бы ничего не изменило.
- Кисаме… какое сегодня небо? Опиши, что ты видишь…
Хошикаге удивлённо взглянул на напарника, озадаченной такой странной просьбой.
- Просто… я не уверен, что смогу ещё раз взглянуть на звёзды, - тихо сказал Учиха.
- Ну… - задумался Кисаме, не зная, что сказать. – На небе очень много звёзд. Небо сегодня ясное. Вокруг луны звёзды кажутся бледнее. Чёрт, не думаю, что я могу это описать…
- Всё хорошо. Мне кажется, я могу видеть звёзды твоими глазами.
- Итачи…пожалуйста, не надо… Не надо пытаться нести весь мир на своих плечах.
- А я и не думал, - мужчина улыбнулся. – Я просто делаю то, что должен. Так получилось.
Кисаме вдруг осознал, что это и было всё оправдание поломанной судьбы Итачи. Так получилось. Так получилось, что он родился в клане Учиха; так получилось, что он был гением; так получилось, что ему пришлось вырезать свой клан. Пожалуй, единственным его решением было сохранить жизнь своему брату. Впрочем, могло быть и по-другому: так получилось, что он не смог убить своего брата.
Но, как бы то ни было, теперь Итачи должен был завершить начатое, иначе всё потеряло бы смысл.
Кисаме обнял его со спины, прижавшись щекой к его затылку. Учиха не сопротивлялся, наоборот, он прислонился к широкой груди напарника, как-то доверчиво и трогательно.
Было до невозможности хорошо просто так стоять, ощущая тепло этого кажущегося таким хрупким тела.
Что-то горячее капнуло на руку Кисаме. «Неужели снова кровь?» – пронеслось в его голове. Шиноби взглянул на свою руку. По коже стекала едва видимая прозрачная капля.
Хошикаге развернул лицо напарника к себе. Из-под длинных опущенных ресниц текли слёзы. Кисаме замер, но в следующее же мгновение начал целовать его виски, щёки, глаза, ощущая вкус слёз, так похожий на вкус моря.
Хошикаге провёл языком по губам Итачи. Тот судорожно вздохнул, приоткрыв рот.
Кисаме прижал мужчину к себе, зарывшись пальцами в мягкие волосы; углубил поцелуй, осторожно лаская язык Учихи и чувствуя, как Итачи робко отвечает. Было больно думать, что этот момент тоже ничего не изменит, и завтра его напарник уйдёт на поиски своего брата.
Учиха отстранился, выравнивая дыхание, но не открыл глаза, словно боясь взглянуть на напарника.
- Итачи, я не хочу, чтобы ты уходил… - впервые голос Кисаме звучал так беспомощно.
- Я должен пройти этот путь до конца. Не останавливай меня, пожалуйста…
В этих словах звучала просьба и в то же время – уверенность, что Хошикаге сможет принять его решение. В конце концов, иногда лучшее, что возможно сделать, - это позволить другому идти своим путём, даже если этот путь кажется неправильным.
- Зачем ты хочешь найти своего брата?
- Он должен знать, что я умер. Тогда он сможет продолжать жить. Я надеюсь, что он будет счастлив.
- Ты надеешься, что твоя смерть сможет спасти его жизнь?
- Я всё равно скоро умру.
- Ты говоришь об этом так спокойно…
- Это не так страшно.
- Если бы я знал, что скоро умру, я бы ненавидел этот мир. Я бы желал, чтобы он исчез вместе со мной.
- Зачем? И так слишком много смертей. Этот мир переполнен ими, переполнен болью.
Лучшее, что мы можем сделать - это попытаться уменьшить количество страданий.
Знаешь, когда я умру, этот мир будет продолжать жить. Люди будут вставать по утрам и смотреть на солнце; звёзды будут всё так же двигаться по небосклону. Это мысль делает меня счастливым. А я - я просто исчезну – как сон, как ветер. И никто не будет плакать обо мне. Никто не будет думать.
- Я не хочу, чтобы ты исчезал. Я буду думать о тебе.
- Не нужно.
Итачи коротко поцеловал его в уголок губ и скрылся в темноте комнаты.
Кисаме некоторое время постоял на балконе, не решаясь идти за ним.

Учиха лежал на кровати, глядя в потолок.
- Кисаме… пожалуйста, подойди сюда.
Тот неуверенно встал у постели, думая, не послышалась ли ему эта странная просьба.
- Может, ляжешь рядом? – почти умоляюще сказал Итачи.
- Ну… хорошо.
Учиха дрожал. Хошикаге осторожно обнял его.
- Мне страшно.
Кисаме неуверенно провёл рукой по его волосам, но, не встретив сопротивления, начал перебирать мягкие пряди.
- Мне казалось, что я смирился со своей смертью, но мне всё равно так страшно думать, что я умру. Как ты думаешь, что там?.. – Итачи прижался щекой к плечу напарника.
- Наверное, там… - Кисаме попробовал представить себе что-то вроде рая. Он не привык думать о таких вещах. Всё равно его, вероятно, там не ждали. Вот напарник – другое дело. Хошикаге назвал первый всплывший в сознании образ, - там звёздное небо.
- Возможно, - по голосу Итачи он слышал, что тот улыбался.
- Кисаме, если ты хочешь… чего-то большего… то можешь сделать это.
Слова давались Итачи с трудом. Его тело снова стало напряжённым. В тусклом свете луны Хошикаге видел его покорно закрытые глаза. Конечно, человек, отдавший на растерзание свою судьбу и свою душу, едва ли будет бережен со своим телом.
- Боже мой, о чём ты… Ты ведь не хочешь этого. Чёрт, я что, так похож на озабоченного подростка?
На самом деле, Кисаме хотел покрыть всё его белоснежное тело поцелуями. Он хотел бы ласкать его нежную кожу и касаться его везде, так, чтобы Итачи вздрагивал и краснел. Но Хошикаге отлично понимал, что это не сделало бы Учиху счастливым. Гораздо больше тот нуждался тепле, в ненавязчивой ласке.
- Спасибо, - тихо сказал Итачи, снова расслабившись в его объятиях, и прижался, словно маленький ребёнок.

Дитя, - подумал Кисаме, когда впервые увидел своего напарника. – Ему бы сейчас влюбляться в девушек да веселиться с друзьями, - рассуждал он, разглядывая красивое бесстрастное лицо.
Но взгляд Итачи был слишком взрослым. В то время Хошикаге ещё не знал, какой ад пережил этот юноша, но отчего-то – так странно – у него впервые за долгое время сжималось сердце.

По ровному и глубокому дыханию Учихи он понял, что тот уснул.
Кисаме убрал упавшую на лицо чёрную прядь, поцеловал уголки его закрытых глаз.
Хошикаге невольно думал, сколько всего потерял Итачи. Его поломанную судьбу было уже не исправить.
Учиха видел слишком многое, но не видел жизни – такой, какая она могла бы быть: со своими мелкими радостями и печалями, со слезами и моментами, которые хочется остановить.
В ту ночь душа Итачи, заледеневшая, спрятанная от всех, впервые за долгое время дышала, впервые вышла из воздвигнутых для неё темниц.
Конечно, это ничего не меняло, и Кисаме знал, что на рассвете Итачи уйдёт.
Хошикаге вслушивался в его дыхание, не желая засыпать, слишком уж драгоценным ему казались оставшиеся до расставания часы.

Кисаме проснулся в холодной постели. На востоке разгоралось бледное пламя рассвета, словно кто-то лил раскалённое железо на ещё сияющее звёздами светлеющее небо. Подушка ещё сохраняла едва уловимый аромат волос.
Кисаме прижался лицом к белой наволочке. Ткань была холодная. Итачи ушёл давно.