Сердце-талисман

Скупой свет бледной луны еле-еле льется в небольшое, почти у самого потолка, окошко, робко озаряя голые каменные стены просторной комнаты. Куда ни глянь – всюду серый камень, покрытый причудливым узором трещин. Обстановка в комнате по минимуму: маленький стол со стулом, узкая кровать возле дальней от входа стены. В изголовье скромного ложа подставка черного дерева, на которой покоится уложенный заботливой хозяйской рукой меч в ножнах. Сам же хозяин этой комнаты сидит в кресле - пожалуй, единственной вещи в этой комнате, претендующей на комфорт. Откинувшись на высокую спинку и удобно устроив локти на широких подлокотниках, он, едва заметно прищурившись, смотрит прямо перед собой. Кажется, что мужчина полностью расслаблен и безмятежен, но это всего лишь очередная иллюзия, то, что он позволяет увидеть постороннему. На самом деле чуткий слух улавливает каждый звук, быстро определяя его источник и возможные последствия. Тренированное тело, хоть и подточенное долгой изнурительной борьбой с недугом, все равно готово отреагировать в любой момент, словно натянутая до предела пружина.
Неожиданно входная дверь издает едва уловимый скрип, и в комнату входит человек в черном плаще и маске. Со стороны сидящего в кресле – ноль внимания. Не удосужившись повернуть голову в сторону источника нового звука, он лишь коротко кивает головой, как бы приглашая гостя пройти. Кивнув в ответ, мужчина садится на стул и какое-то время рассматривает пол под ногами, столь усердно, как будто там написано откровение.
Молчание затягивается, словно и не было этого появления, прервавшего неспешный бег времени, сопровождающего каждое мгновение обитателя этой комнаты. Наконец гость решается нарушить эту глубокую и темную тишину.
- Я слышал, команда ”Змей” будет здесь через два дня, - он внимательно смотрит в лицо парня, пытаясь поймать взгляд безжизненных глаз. Тот лишь коротко хмыкает, не прерывая своего созерцания. На красивом, но измученном лице не отображается ни тени чувств.
- Почему ты так спокоен, Итачи?
Словно проснувшись от долгого сна, Итачи чуть потягивается, вдыхая воздух, и проводит ладонью перед глазами. Пора бы оставить эту привычку, ведь уже давным-давно он ничего не видит, кроме бледного пятна телесного цвета вместо своей руки со всеми линиями Судьбы и шрамами, совсем старыми, блекло-розовыми и еще довольно свежими, яркими и четкими. Вздохнув, он безошибочно поворачивается к своему гостю, ведь неприлично разговаривать, сидя к собеседнику спиной, и отвечает тихим, но уверенным голосом:
- Рано или поздно это должно было случиться. Я рассчитывал на это, - Итачи поворачивает голову в ту сторону, где ориентировочно должно быть окно. Пряди прямых черных волос свободно ниспадают вдоль лица. – Полнолуние?
Его собеседник медленно кивает головой, но потом, спохватившись, добавляет:
- Да, полнолуние.
Вновь воцаряется молчание, прерываемое лишь размеренным дыханием двух людей. Кажется, визит окончен. Поднявшись со стула, мужчина в маске медленно идет к выходу и открывает дверь. Он уже собирается выйти и поворачивает голову, чтобы кивнуть Итачи на прощание, но неожиданно замирает. Покинув кресло, парень подошел к столу и, взяв стоящий на нем стакан, отпил пару глотков его содержимого. Наверное, там что-то очень горькое, потому что он тут же разражается долгим и мучительным приступом надсадного кашля. Прикрывая ладонью рот, парень безуспешно пытается остановить это мучение, но кашель не подчиняется, продолжая неистовыми волнами сотрясать худое тело и грозя выкинуть из грудной клетки остатки легких.
Быстрым шагом мужчина подходит к согнувшемуся Итачи и осторожно кладет руку на плечо, ужасаясь тому, как все еще дрожит его тело после приступа. Да, он многое видел за свое длинную и отнюдь несладкую жизнь, но такое он видит впервые.
- Итачи, скажи, неужели это… Стоит того? – он не понимает, как можно настолько отдаться чему-то одному, позволить идее забрать свою жизнь, стать безмолвным исполнителем чьих-то приказов, указаний, планов? Ведь, даже под страхом немедленной и лютой смерти, ни один здравомыслящий и в меру эгоистичный индивид не будет способен так искренне жертвовать собой. Только по доброй воле, до конца осознав все последствия, человек может решиться на такой поступок.
Но Итачи уже вновь стоит прямо, словно жуткий кашель был видением, не более, и, вытерев рот тыльной стороной кисти, отвечает так же тихо, но с какой-то непостижимой решимостью и уверенностью:
- Конохагакуре-но-сато… Она и не такого стоит, - собеседник Итачи вздрагивает, а затем его рука опускается вниз, сброшенная нетерпеливым движением плеча парня. – Зачем ты пришел, Мадара? Только не говори, что сообщить то, что я и без тебя знаю, - и, чуть устало опустив голову, парень вновь садится в свое кресло, ожидая ответа.
- Ты уверен, что стоит драться с Саске сейчас? Я вижу, ты не в лучшем состоянии, - от зоркого глаза Мадары не укрылась темно-алая полоса крови, оставшаяся на кисти Итачи. И то, что парень совсем не видит, уже давно ни для кого из организации не секрет. Но в ответ лишь презрительный смешок.
- Как будто со временем что-то изменится… - он опирается точеным подбородком на переплетенные пальцы рук. – Это решенный вопрос.
- Я тебя не понимаю… Ты ждал, когда твой брат станет достаточно сильным, чтобы одержать победу. Но… Ты знаешь, что это не так. К чему спешка?
- Ха… Зачем ты спрашиваешь, если и так прекрасно все знаешь? – Итачи улыбается странно светящейся и потому сбивающей с толка улыбкой. – Ведь потом я просто не смогу продержаться столько, сколько надо.
- Но, лекарства… - начал было возражать Мадара, но парень не дал ему договорить.
- От них никакого толку, - Итачи нетерпеливо сжал руки в кулаки, вновь устраивая их на подлокотниках, но голос его по-прежнему спокоен. - Пожалуйста, оставь меня, я хочу побыть один.
- Хм… - мужчина какое-то время вновь испытующе смотрит на его бледное лицо, словно пытается проникнуть за белесую пелену, скрывающую в глубине глаз все тайные помыслы и мотивы, но безуспешно. Кивнув головой на прощание, он покидает темную комнату.
Итачи какое-то время еще посидел в кресле, чутко вслушиваясь в происходящее за дверью комнаты. Дождавшись, когда шаги Мадары стихнут окончательно, проглоченные шумом захлопнувшейся в конце коридора двери, он бесшумно встал и, прихватив катану, вышел из комнаты. За пределами комнаты было также темно, как и внутри, но Итачи это мало волновало. Разве может волновать то, чего не замечаешь? Его путь лежал к выходу из обширного полуподвального помещения, служившего одним из тайных убежищ организации. Итачи тяжело переносил свежий воздух – необходимая всем живым существам чистота беспощадно обжигала горло парня, грозя вызвать новый непереносимый приступ кашля. И он бы еще очень долго не вылез из своей комнаты, но сегодня был особенный день. Много образов и воспоминаний кружилось в голове Итачи, грозя пошатнуть его уверенность в принятом много лет назад решении, ужасном, но жизненно необходимом.
”Если не я, то кто?” – Итачи снова и снова задал себе этот вопрос, служивший одновременно ответом.

Почему-то сейчас он думал, что самым страшным был не тот вечер, когда он собственными руками убил всех родных и близких, а когда Сандайме с каменным лицом и дрожащими капельками в уголках мудрых карих глаз сообщил ему новое задание. Последнее задание в качестве джоунина деревни Скрытого Листа, капитана отряда АНБУ. Сидевшие в той же комнате советники – старые надменные обезьяны – смотрели на Хокаге с нескрываемым торжеством, а на самого Итачи – с жалостливым презрением.
Он мастерски сделал вид, что не заметил этих взглядов. Уже тогда он был прекрасным актером, и последующие годы лишь отточили врожденный дар до немыслимого совершенства. Лишь один раз непроницаемая маска дала трещину на людях… Когда старик Сандайме, встретив его на следующий день в своем кабинете, спросил с глазу на глаз, не передумал ли Итачи. Нет, он не передумал, потому что прекрасно понимал – больше некому. И потому что любил Коноху больше, чем свое доброе имя. Но не это заставило Итачи встать на колени и склонить голову перед Хокаге…
”Саске, братишка… Глупый, маленький… Прости, у меня нет выбора!”

Как страшно полностью перевернуть свою жизнь, когда тебе всего-навсего пятнадцать лет! Перед тобой открыты все пути – выбирай любой. Ты один из талантливейших шиноби своего клана, у тебя прекрасная семья, любимая девушка, сильная и уважаемая всеми деревня. Кажется, что впереди годы и годы жизни во имя того, что дорого тебе, во имя заветной мечты – чтобы собственные дети выросли в мире, не зная тягот и горечи войны.
Еще в раннем детстве познав ужасы кровавых передряг, Итачи поклялся сам себе, что никогда не допустить подобного. Даже ценою собственной жизни… Разве мог тогда он знать, что жизнь далеко не самое ценное, что есть у человека? Осознание горькой истины пришло лишь годы спустя…

Итачи сидел на небольшом пригорке, осторожно вдыхая воздух сквозь приложенный к лицу платок – это хоть немного сглаживало острую свежесть ночного воздуха, даря ему столь необходимые минуты уединения и тишины. Луна равнодушно заливала все вокруг холодным светом, безжалостно подчеркивая морщинки, залегшие в уголках глаз, превращая красивое молодое лицо в высушенную безжизненную маску. Глаза Итачи уже давно не показывали его чувств, но он все равно прикрыл их, боясь, что воспоминания, особенно горькие в эту светлую ночь полнолуния, все же вырвутся на поверхность…

В тот день, десять лет назад, он проснулся солнечным сентябрьским утром и сразу же почувствовал рядом податливое теплое тело. Счастливая улыбка заиграла на обычно спокойном лице Итачи.
- Чио-тян, - тихонько позвал он спящую в его объятиях девушку, нежно целуя ее закрытые глаза. Но девушка продолжала спать, тихонько посапывая во сне и доверчиво прижимаясь к нему. Прерывать сладкий рассветный сон любимой показалось парню страшным преступлением. Тихонько встав с кровати и одевшись, он направился домой, торопясь прийти до того, как вся семья проснется. Ему предстояло длинное, мучительное утро в родном доме, с теми, кто уже сегодня вечером перестанет существовать…

Буквально бегом он преодолевает короткое расстояние между домом Чио и своим. На минутку останавливается на крыльце, приводя в порядок растрепанные волосы. Пара вдохов-выдохов, и Итачи тихонько открывает дверь, заходя в залитую восходящим солнцем кухню. Кажется, все еще спят… Выдохнув с облегчением, он разворачивается и уже собирается пройти в свою комнату, как вдруг…
- Итачи? – удивленный женский голос из-за спины буквально пригвождает его к теплому деревянному полу. – Где ты был, сынок? – и Микото Учиха подходит к своему старшему сыну, нежно обнимая за плечи и целуя в щеку.
- Тренировался? – она с гордостью смотрит на Итачи, такого сильного и талантливого, особенно в ее глазах – глазах любящей матери.
- Да, ма, тренировался, - маме вовсе ни к чему знать, что он провел эту ночь вне дома, даже больше – у девушки. Родители считали, что Итачи и Чио еще слишком молоды, чтобы задумываться о серьезных отношениях. Но молодые люди смотрели на ситуацию совершенно иначе. Если верить, что у каждого на свете существует половинка, то Итачи и Чио были двумя частями единого целого. Они поняли это пару лет назад, с первого взгляда почувствовав притяжение друг к другу и невосполнимую пустоту при разлуке. Но впервые близки они стали лишь этой ночью… Что-то необъяснимое толкнуло их в объятия друг друга, и Итачи даже и не думал противиться желанию, осознавая, что это их первый и последний раз, и другого не будет.

Потому что следующим вечером его имя будет проклинать каждый житель Конохи…
Потому что завтра он навеки покинет родную деревню, добровольно принимая крест изгнанника и предателя….
Потому что только в эту ночь Чио смеялась и плакала в его объятиях, не догадываясь о том, что ей не суждено встретить следующее утро…

О, если бы можно было изменить линию Судьбы и претворить в реальность все свои мечты! Не вести двойной жизни, тренировать младшего брата, взирать на отца с почтением, а на мать – с теплом и нежностью. Жениться на любимой девушке и подарить ей всего себя до конца, не пытаясь урвать краткие мгновения счастья у беспощадного времени, играющего против него в обратный отсчет. Увы… Он выбрал свою судьбу и сжег все мосты, оставшись один на один с призраками прошлого, болью, ненавистью и осуждением других. Он выбрал Одиночество.

Следующий за обычным, казалось бы днем, вечер стал истинным кошмаром для Итачи…

- Ни-сан, ни-сан, потренируй меня! – каждое слово, произнесенное этим восхищенно-радостным голосом, сжимает сердце Итачи раскаленной стальной лапой, чуть-чуть, по капельке выдавливая из него жизнь.
”Уже сегодня вечером ты будешь проклинать меня, Саске, призывая на мою голову все возможные и невозможные беды. Уже сегодня вечером мое лицо и мои глаза станут твоей единственной целью в этой жизни. Желание увидеть их сомкнутыми будет вести тебя вперед, и я больше не смогу помочь тебе ничем, братишка… Моя смерть станет единственным смыслом твоей покалеченной жизни. Прости, Саске…”
- Прости, Саске, может, в следующий раз….

- Ты не сможешь присутствовать на собрании, Итачи? Какова же твоя причина на этот раз? – недовольный голос отца повис над склоненной головой юноши тяжелой тучей, готовой вот-вот разразиться громом и молнией.
- Прости, отец, - глаза в пол, голос как можно более покорный, лишь бы не выдать себя, свою слабость, свою боль! – У меня важное задание в интересах деревни, я не могу бросить свою команду.
- Что ж, тогда иди, - Фугаку задумчиво смотрит вслед удаляющемуся силуэту сына и вдруг окликает его, - Итачи, подойди ко мне.
Замерев не секунду, Итачи поворачивается и идет обратно, к отцу.
”Неужели я раскрыл себя? Нет, этого не может быть!”
Отец пристально смотрит в бездонные черные глаза Итачи, а потом неожиданно крепко обнимает.
- Удачи, сын.
- Отец…

Солнце садится, готовясь безжалостно подвести черту под всей прошлой жизнью, откидывая ее далеко-далеко назад, растворяя в грядущих переменах и делая похожей на сон, забытый и наполовину стертый из памяти.
Через узкую щель, между незадвинутой до конца дверью и стеной, доносятся привычные звуки улицы, потихоньку отходящей после суетливого жаркого дня. Где-то вдалеке слышен стук кожаного мяча о каменную мостовую – наверное, ребятишки играют, вернувшись домой. Кто после школьных занятий, кто из Академии… Громкие голоса соседских девчонок, строгие окрики родителей, чьи-то споры, беседы, приветствия… Жизнь по-прежнему идет своим чередом.
Осталось лишь потуже затянуть налокотники. Сегодня нельзя позволить себе ни секундного промедления, ничто не должно послужить причиной задержки…
Дверь с легким скрипом отъезжает в сторону…
- Итачи? – мамин голос пропитан таким теплом и любовью, что хочется бросить все свое снаряжение на пол, разбивая в мелкие кусочки, броситься к ее ногам, крепко обнимая и пряча лицо, и дать волю дикой, свившейся в груди тугим кольцом, боли, грозящей выплеснуться наружу неудержимыми рыданиями. Пальцы, побелев, беспощадно сжимают ни в чем неповинный ремешок доспеха… Неимоверным усилием воли Итачи заставляет себя поднять голову и обычным взглядом встретить взгляд матери.
- Отец сказал, что у тебя важное задание, и поэтому ты не сможешь присутствовать на собрании, - женщина немного замялась, словно пытаясь подобрать нужные слова, и продолжила. – Возможно, он был строг… Но ты ведь знаешь, как он любит и гордится тобой. Он не хотел обидеть тебя.
- Я знаю, мама, - все же получается улыбнуться по-человечески, через силу натягивая враз окаменевшие мимические мышцы. Но долго он так не выдержит…
- Извини, пожалуйста, мне надо как следует собраться…
- Конечно, сынок, - ни тени обиды не проскальзывает в ласковом голосе женщины, и она медленно задвигает дверь.
- Итачи, - она окликает сына, вновь глядя прямо в его глаза. – Я люблю тебя, сынок. И я горжусь тобой, очень горжусь. Помни об этом всегда!
- Мама…

Солнце село… Вот и все… Время действовать.
Он быстро выходит из дома и, не оглядываясь, идет туда, откуда ушел ранним утром, провожая свой последний мирный рассвет. Он знает, что Чио сейчас одна. Ее отец на том же самом собрании, что и отец Итачи, а мама умерла во время родов.
Быстро и тихо он проходит по коридору, решительной рукой отодвигает легкую деревянную дверь и замирает на пороге, ослепленный красотой любимой. Она стоит возле окна, словно купаясь в лучах холодного лунного света, сияющим серебром посыпавшим ее длинные черные волосы. Повернувшись на шум, она сначала улыбается, увидев Итачи, но улыбка быстро сходит с ее губ. Впервые девушка видит у любимого такие страшные пустые глаза, обрамленные, готовыми сорваться вниз, прозрачными слезами.
- Итачи? – тихий голос чуть вздрагивает, когда он стремительным движением преодолевает разделявшее их расстояние и крепко обнимает, пряча лицо на ее груди. Широкие плечи вздрагивают, а из груди вырывается сдавленный, беспомощный стон.
- Чио-тян… Прости меня… Я не могу иначе! – он отчаянно смотрит ей в глаза, пытаясь найти опору в этом покачнувшемся и навсегда потерявшем равновесие мире. Улыбка возвращается на губы девушки, но теперь она грустная и понимающая.
- Я так и знала, Итачи, - он с удивлением смотрит на Чио. – Знала, что просто так ничего не разрешится… Я не хочу слышать, почему выбрали тебя и почему ты согласился. Если ты принял решение, значит, это самое правильное, что можно было сделать. Нет, не перебивай меня! – она обхватывает руками его лицо и целует в губы, быстро и крепко, а потом прижимается лбом к его лбу, впечатывая свой образ в его сознание. Горячий шепот разрезает воцарившуюся на миг тишину. – Я люблю тебя, Итачи, и горжусь тобой! И так было всегда. Помни, чтобы ни случилось, я буду ждать тебя там, куда все приходят в конце своего Пути…
Тихий шорох извлекаемого из ножен клинка режет слух и Итачи успевает лишь подхватить оседающее на пол тело любимой. Кровавая река быстро прокладывает себе путь к полу, пропитывая одежду девушки и становясь первой кровью на руках Итачи… Но лицо умирающей не искажено предсмертными мучениями – нежная улыбка, которую Итачи любил больше всего на свете, вновь озаряет красивое лицо, и губы раздвигаются, выпуская в этот мир последние слова его единственной любви:
- Я люблю… тебя…
- Чио-тян…

А дальше все происходит как в тумане, жутком кровавом тумане, сотканном из оборванных жизней его друзей, родных, знакомых… Приправленном их удивленными взглядами и безмолвными стонами. Он действовала быстро и точно, не желая видеть муки тех, кто дорог его сердцу, с каждой секундой покрывающемуся льдом.

Воспоминания закончились вместе с последним видением – он покидает пустой, пропахший кровью квартал Учиха, а младший брат изо всех сил пытается попасть в него кунаем… Больно, невыносимо больно, но назад пути уже нет. Только вперед, в пустоту, которая продлится долгих десять лет. В пустоту, изредка озаряемую яркими вспышками ненависти…

Сейчас он жалеет только об одном – что не сможет увидеть лицо младшего брата, не узнает, как он вырос и изменился… И от этого больнее в стократ, чем от всех жутких воспоминаний вместе взятых. Человек, ради которого он просуществовал десять лет в кромешном Аду, ненавидит его искренне и страстно.

”Твоя жизнь, Саске – лучшее, что я мог сделать для тебя…”.

Осталось совсем немного – встретить Саске, принять бой, продержаться столько, сколько надо, а главное – избавить брата от проклятой печати. И ему удается это, с трудом, через боль, наощупь, но удается.

Вокруг все еще дрожат ярко-красные всполохи Сусаноо, но сил на поддержание этой сильнейшей техники уже нет… Их осталось так мало, что хватить лишь на то, чтобы дойти до нечеткого силуэта, в ужасе прижавшегося к белой стене, и отпустить свою душу на свободу с чистой совестью, кожей чувствуя, что внутри родного брата не осталось ни капли тлетворной гадости…
Эти последние шаги на трясущихся и подгибающихся ногах стали самыми длинными и важными в его нелегкой жизни. С каждым шагом новое воспоминание, новый образ, очередная мысль о правильности совершенных поступков.
”Мне жаль, Саске, что я не смог дать тебе то, что имели все дети Конохи – счастливое детство в кругу семьи. Мне жаль, что вся твоя недолгая жизнь омрачена огнем черной ненависти и жажды мести. Мне жаль, Саске… Но я сделал все, чтобы ты никогда не узнаешь правды. Ты вернешься домой героем”.

Осталось продержаться еще немного, что это по сравнению с пройденным путем? Капля в море… Итачи уже чувствует веяние свежего морского ветра и, кажется, зрение потихоньку возвращается, но лишь в начинающем окружать его потустороннем мире. В мире живых, где ему осталась всего лишь пара шагов, он по-прежнему беспомощен и слеп. И со всех сторон его начинают обступать тени тех, кто любил его жизнь назад… Они готовы принять его в свои ряды. Он заслужил покой. И голоса рядом лишь подтверждают это…

”Мой сын, ты – единственный, кто обладает нужными талантами и качествами, чтобы со временем возглавить наш клан. Я буду горд видеть тебя главой клана. И я не побоюсь оставить на тебя Саске…”

”Знаешь, Итачи, отец всегда слишком много говорит о твоих талантах и потрясающих техниках, и он, безусловно, прав. Но для меня ты в первую очередь мой сын, любимый сын, и я горжусь тобой, как достойным человеком, наверное, самым достойным в нашем клане”.

”Ни-сан, ты такой крутой, ни-сан! Научи меня этой технике, ну пожалуйста! Смотри, смотри, как я могу, ни-сан! Скажи, мы ведь всегда будем вместе, да?”

”Я люблю тебя, Итачи, просто люблю… Помни это, куда бы не занесла тебя судьба, и возвращайся ко мне поскорее…”

Последний шаг – и непослушные пальцы упираются во что-то теплое и дрожащее.
”Неужели я так ужасен, Саске?”
Саске судорожно дышит, и Итачи даже не нужно зрение, чтобы почувствовать волны дикого, необузданного страха, беспрепятственно гуляющих по телу и сознанию младшего брата.
Он достиг своей цели, и теперь у него осталась пара мгновений, чтобы сказать то, что он мечтал сказать все эти годы. Итачи знает, что его лицо сведено судорогой и выглядит как жуткая маска. Да и кровь, текущая из-под полуприкрытых век, не лучшее украшение… Но это не помешает ему тепло улыбнуться в последний раз и, собрав остатки сил, прошептать на выдохе:
- Прости, Саске… Следующего раза не будет…

Земля ушла из-под ослабевших ног, и навстречу истерзанной душе устремилось бескрайнее голубое небо, свет тысяч звезд и неземная легкость во всем искалеченном теле.
Сердце, хранившее его все эти годы, прошедшее и выдержавшее нечеловеческие испытания, постепенно замедляет свой бег и, наконец, успокаивается навек…
Сердце-талисман…

”Смерть?”

Пожалуй, это единственное, в чем Итачи не сомневается…

Ляжет на алтарь
Серебро луны,
Наполняя светом зал.

В памяти моей
Маскарад теней,
Лет прошедших карнавал.

Какой бы я мог выбрать в жизни путь?
Скажи мне, сердце – талисман!
Чтоб отринуть боль потерь
И не знать горечь ран!

Тайну сохранит
Терпкий поцелуй
Той, что не оставит след.

И в который раз
В зеркале зрачка
Отраженья больше нет.

Ещё не время подводить итоги,
Но тишина теней полна!
Радость и печаль дорог
Повторяет судьба.

Не вернуть, а только вспомнить
Или потерять навечно
Маски жизни той, что память
Повторяет бесконечно
Мне.
(с) Catharsis