Шепотом страниц

Солнце, казалось, мечтает иссушить землю до мрачного, серого пепла и выжечь свое клеймо на твоем теле. Именно такие мысли подсовывало Какаши его обозленное на весь мир сознание, утомленное необъяснимой жарой и недавними событиями. А ведь Сакура так не любила жару. Сакура…
Шесть недель назад прекрасная, юная куноичи погибла при сомнительных обстоятельствах. Безутешный Наруто буквально приволок ее тело к воротам деревни, после чего и сам потерял сознание на несколько часов. Придя же в себя, парень даже не смог толком ничего объяснить: мол, напали внезапно, кто убийца не знает. Две последующие недели были адом. Цунаде совершенно слетела с катушек, и Шизуне пришлось фактически взять на себя управление деревней, Наруто дважды пытался сбежать и найти непонятно кого, непонятно где, оправдываясь непонятно чем; вечные сборы документов, отвратительная морока с похоронами: выбрать гроб, место, музыку, да и все эти сочувствия и сожаления… И откуда только все узнали об отношениях копирующего ниндзя и его бывшей ученицы, которые столь тщательно и тщетно скрывались?
Да, такая маленькая и хрупкая для джонина Сакура давно уже стала мечтой, безумием и жизнью Хатаке. Как же было нестерпимо больно видеть ее лицо, закрытые глаза, остывшие губы и мертвенно бледную кожу тогда, на кладбище. Еще тогда это мерзкое солнце навсегда выжгло в Какаши способность к теплу и светлым чувствам. Так ему показалось. Все вокруг же заметили лишь осунувшееся лицо и безграничную тоску в глазах бывшего учителя команды номер семь. Хатаке стал пропадать на самых безумных, опасных миссиях и все понимали, к чему это ведет. Но ни Пятая, ни Наруто, ни вездесущий Гай не стали соваться к полуживому шиноби, боясь ненароком задеть неправильным словом, растеребить ненужной фразой. Жизнь вытекала из Какаши, как сточная вода в канализацию, он не хотел ни пить, ни есть, ни разговаривать, ни видеть, в конце концов, это отвратительное солнце. Дни сменяли друг друга, бесследно проносясь через злосчастную память, которая только разжигала тоску и отчаяние вечными яркими воспоминаниями.
Споткнувшись об неудачно подвернувшуюся ветку, джонин вылетел из вихря минутно ожившего прошлого. Чертыхаясь про себя и в очередной раз проклиная надоевшее солнце, мужчина быстрым шагом направился к небольшому домику, рядом с которым, громко крича друг на друга, резвились дети.
Повсюду пыль и нестерпимая духота. Какаши быстро принял решение открыть все окна, надеясь устроить малейший сквозняк. Прохлада. В памяти моментально всплывает ее лицо, ее глаза, цвета неокрепшей весенней травы. Больно. Опять больно.
Хатаке медленно принялся за уборку их дома. Он не смог зайти сюда раньше. Слишком много воспоминаний, слишком много боли. Слишком много Сакуры. Каждая комната хранила в себе что-то уникальное, что-то, что несомненно могло принадлежать только ей, только его девочке.
Но было в этом доме место, которое так не нравилось Какаши раньше, но стало спасением сейчас. Кабинет. Начитавшись каких-то журналов о взрослой жизни и семье, Харуно заявила своему сожителю, что у него в обязательном порядке должен быть кабинет, в котором она непременно оставит все его «дурацкие, извращенские книжки». Конечно же, он не стал вступать в конфликт, грозивший ему очередной шишкой, ведь Сакура давно уже не его маленькая ученица, не способная отстоять свое мнение… Что ж, теперь эта самая бездушная и невзрачная комнатушка дала джонину шанс хоть на секунду выкинуть из головы задорный смех и неземные, невероятно живые и чистые глаза Сакуры.
Пустой стол, небольшой диван, пара стульев и книжный шкаф. Книги Джирайи исчезли из рук седовласого мужчины в тот день, когда в них появились коробки с вещами розоволосой девушки. Почему-то вдруг стало совершенно ненужным читать о счастье, ведь счастье было у него в руках. Сейчас же вновь захотелось услышать шепот страниц, и заполнить им вакуум жизни. Рука сразу потянулась к потрепанному, исчитанному до дыр томику. Секундная неловкость и книжица летит на пол, с глухим, неприятным звуком сталкиваясь с деревянным покрытием. Подняв книгу, Какаши застыл на месте, в нерешительности уставившись на крохотный листочек, где виднелся такой знакомый, неразборчивый медицинский почерк. Сердце вдруг стало бешено колотиться о ребра, что-то взорвалось в изглоданной болью душе и стало тяжело дышать. Широко раскрытый глаз, не скрытый маской почему-то отказывался читать, а лишь смазал и без того нечеткие буквы запретной для шиноби влагой. Судорожно пытаясь поднять листок с пола, будто опасаясь, что эта ниточка вот-вот пропадет, распадется в ничто, Какаши наконец увидел слова, пропуская их в сознание: «Любовь – это желание жить. Моя любовь будет жить вечно. В тебе».