Скрытые причины. Часть 7.

«Я тебя не умею любить,
Я тебя умею желать...»
(«МакSим»).

Сакура стояла, не шелохнувшись, впадая в странные, неуместные рассуждения. Ей вдруг стало до чертиков интересно, выглядел бы Сасори точно также, если бы не поставил на себе этот жуткий эксперимент. "Нет, разумеется", - ответила она самой себе. Это был бы уже взрослый мужчина, с выступающими дорожками вен на руках и стрелками морщин у глаз и рта. Но наверняка такой же широкоплечий, как сейчас, с хорошо развитой мускулатурой и превосходным телосложением. Сакура сама не заметила, как закусила губу, созерцая обнаженного по пояс парня. Женское любопытство в купе с профессиональным интересом заставили ее взгляд бесстыже скользнуть по свободного кроя штанам отступника. По ним трудно было сообразить, сохранил ли Акасуна некоторые немаловажные детали своего тела.
Гость, не предпринимавший пока никаких действий, проследил за чересчур откровенным взором девушки и тихо ухмыльнулся, в который раз за сегодня возвращая Харуно в реальность.
- А функционирует? - внезапно выпалила Сакура, без зазрения совести пялясь на пах Сасори.
"О Боже, о чем это я!" - медик поспешно прикусила себе язык, боясь поднять глаза на противника и чувствуя, как нестерпимо горят щеки. И всё же подняла.
Последовавшая за вопросом заминка натолкнула ее на мысль, что гость вот-вот снова примется хохотать, как полоумный. Но тот лишь улыбнулся, не размыкая губ, отчего его мордашка обрела самодовольно дерзкое выражение.

"Плохой мальчик Сасори".

- А как же "у тебя еще будет шанс поквитаться со мной"? - передразнила потрошителя Харуно, стараясь скорее отвлечь себя от постыдных помыслов, чем и вправду затеять вендетту.
- Так дерзай. Чего стоишь? - нукенин пригласительным жестом широко развел руки в стороны, полностью открываясь для удара, отчего у противницы захватило дух.
"Хорош до умопомрачения".
Сакура вновь уставилась Скорпиону в основание шеи, борясь с настойчиво накатывающими приступами посмотреть ниже.
У нее вполне хватит силы с удара пробить грудную клетку и вырвать сердце. Куноичи уже приблизительно знала, насколько крепка плоть отступника, и какую энергию придется вложить в удар. Но вот хватит ли у нее духу, хватит ли желания?

Сасори неспешно шагнул вперед, приглашая к действиям.

Харуно бойко вскинула голову и всмотрелась в лицо врага, силясь найти в нем подсказку на свои сомнения, и по-прежнему тянула с решением.
Сжав ладонь в кулак, она не слишком надеялась достать в таком положении верткого врага и потому сделала только жалкое подобие выпада, - скорее так, для галочки, - недостаточно проворного, так что Акасуна без труда перехватил ее руку, настойчиво сгибая в локте, и вплотную приблизился к сопернице, глубоко заглядывая в зеленые глаза.
Он не собирался подсказывать правильные ответы и разгадывать чужие головоломки. У него было предостаточно и своих, потому, не теряя попусту время, - ведь оно слишком ценно, - Сасори резко приник к девичьим губам, не давая Сакуре возможности отстраниться или опомниться, и жадно завладел ими, крепко, до боли сжимая в объятиях стройное тело, сокрытое от его рук ненавистной пижамой и ворохом бинтов.

"На что ты решишься теперь? Ради чего?"

Для нее все смешалось: его шепот, вторящий ее мыслям, гулкий шум в ушах, - то ли прилившая к голове бурлящая кровь, наконец, стеревшая эту болезненную бледность со щек, то ли учащенный пульс, отбивающий ритм бешено колотящегося сердца. Она не слышала ни своих приглушенных стонов, рвущихся сквозь поцелуй, ни рваного дыхания Акасуны.
О, в другой раз она бы многое отдала, лишь бы увидеть на этом бесстрастном лице всю бурю эмоций, раздирающих парня изнутри, но сейчас ее меньше всего волновало, как меняется выражение этих темных глаз.
Ее медленно движущиеся ладони осторожно поглаживали рельефный контур плеч Сасори, заключая того в объятия.

Ей казалось, будто она плывет по широкой бурлящей реке, кружась в затягивающих с головой водоворотах, откуда нет возврата, сдавливающих грудь, лишающих дыхания. Склонившиеся над водной гладью огненные кроны японских кленов роняли листья, словно слезы, оплакивая ее грехопадение, и теперь вся река вокруг была усыпана кровавыми островками.
Омывающие девушку теплые воды уносили прочь легкое больничное одеяние, обволакивали, лаская ее уставшее тело. Сакура выгибалась, нежась в плавно качающих ее волнах, подставляя всю себя под бережные прикосновения. И задыхалась, трепетно размыкая чуть припухшие губы в надежде глотнуть воздуха. И что-то теплое сочилось по животу, медленно стекая вниз и, смешиваясь с выступившей легкой испариной, пропитывало ткань бинтов.

Сасори без труда стянул верх пижамы с податливой девушки, с готовностью поднявшей обе руки над головой, и осторожно водил ладонями по острым плечам, наслаждаясь мягкостью и жаром чуть влажной от возбуждения кожи. Чувствовал, как неимоверно грациозно изгибается ее стан под ласками, несмотря на тугую повязку.

Пенящийся поток, падая прохладными каплями на лицо, шептал сквозь тихий всплеск голосом Сасори.
- У тебя раны откроются.
- Да уже, - стараясь отдышаться от головокружительного поцелуя, Сакура уткнулась в грудь отступника, невесомо касаясь губами ключицы.
Девушка будто очутилась в своем сне, только на этот раз прикосновения были реальны, потому воистину прекрасны и мучительно ничтожны, ограниченные изрядно надоевшей повязкой. Она уже не могла дождаться, терзаемая навязчивым желанием, когда губы парня, скользившие по шее, наконец, спустятся ниже, преодолев досадную преграду.

Бинты, плотно охватывающие торс мешали добраться до груди, а Сасори до нездоровой одержимости хотелось ощутить, как упруго она сжимается в его руке, упираясь твердым соском в ладонь.
Дернув свободный край повязки, Акасуна с непередаваемым наслаждением неторопливо избавлял девушку от окровавленных бинтов, растягивая долгожданный момент, мучая себя и Сакуру этой сладостной пыткой, наблюдал, как горят в предвкушении устремленные на него озорные глаза.
Пока он осторожно снимал повязку, с каждым новым слоем обвивая руками стан Сакуры, и прижимаясь к ней, она не отказывала себе в удовольствии всякий раз ловить губы Сасори в поцелуй и нехотя отрывалась, когда тот отстранялся снова и снова, снимая бинты спереди. Девушка провожала его затуманенным взглядом, следя из-под полуразомкнутых век, и вновь нетерпеливо заключала в объятия, стоило ему приблизиться на пару секунд, стремясь слиться с Акасуной в водовороте их совместного безумства.
Как только последняя лента упала на пол, Сакура зарылась пальцами в растрепанную огненную шевелюру, притягивая голову отступника к себе, направляя, подталкивая, и жмурясь от удовольствия.
Губы хаотично скользили по телу, неистово засасывая освобожденную из тесного плена кожу, оставляли после себя яркие следы и влажные узоры.
Сасори жадно стиснул попку девушки, зацепив большими пальцами пояс шорт и стаскивая их вниз.
И тут как обухом по голове.
Нельзя.
Сработал защитный механизм, в момент воздвигая внутренний непреодолимый барьер: страх вперемешку с четким осознанием запретности происходящего.
Так некстати вспомнился их интимный разговор с Ино.
"- Как это, - спросила тогда Сакура у уже опытной в этом плане подруги, - в первый раз?
- Как вырывать зуб.
- Хруст и кровь?
Яманака улыбнулась и пояснила:
- Лучше под анестезией".
- Нет, Сасори, не надо, - сбивчивый умоляющий шепот.
Сама не понимала, о чем просила, продолжая целовать его мягкие манящие губы и перебирать короткие пряди. Знала, что надо остановиться, но не могла, будучи не в силах оттолкнуть от себя Сасори, лишь прижималась еще теснее, впитывая жар его сухих, горячих ладоней. Слишком хорошо, слишком дурманяще притягательно, слишком запретно и оттого еще более желанно. Потому просто просила, надеясь на здравомыслие Акасуны.
Но тому не было дела до ее душевных терзаний.
Ведомый давно и хорошо забытым чувством всепоглощающего вожделения, он сел на кровать, рывком разворачивая к себе Сакуру.
- Не хочу, - глухо бормотал он, болезненно впиваясь в губы девушки.
Закрывая от наслаждения глаза, поглощенная страстью, сквозящей в каждом жесте, в каждом прикосновении, отвечая на поцелуи, Сакура обхватила лицо Сасори руками, и сама усаживалась ему на бедра, поглаживая скулы парня, и медленно начинала двигаться, оседлав своего самого любимого врага.
"Точно функционирует", - улыбалась про себя, чувствуя через ткань одежды возбужденную плоть Скорпиона.

Джонин Деревни Скрытого Листа, высококвалифицированный медик, преемница Пятой, лучшая подруга главного героя Конохи, а, возможно, и будущего Хокаге - она, такая правильная, такая хорошая, со всех сторон положительная сейчас сгорала от умопомрачительного влечения, готовая бездумно отдаться прямо здесь легендарному потрошителю и известному преступнику.
Неверная.
Возможно, она уже давно стала неверной, с первым взглядом в его сторону, с первой мыслью о нем не как о враге, с первым сомнением: а стоит ли рассказывать?

Ловко опрокинув Сакуру на кровать, Акасуна навис сверху, жестко, до рези в ребрах, стискивая хрупкое девичье тело и самозабвенно лаская его изящные изгибы, рисуя волнистые линии от шеи, меж грудей, вдоль живота до условной границы шорт.
Задыхаясь от доселе неизведанных ощущений, Харуно торопливо вцепилась в штаны отступника, стараясь снять. Прежде она и представить себе не могла, что от одних только осторожных касаний, легких поглаживаний, ее настолько охватит всепоглощающая страсть, что она сама будет извиваться в умелых руках Сасори, нетерпеливо приближая момент, когда всецело окажется в его власти.
Немало удивленный столь прытким поведением с виду степенной куноичи, Акасуна улыбался, помогая девушке избавить себя от одежды. Движения парня были успокаивающими, унося Сакуру прочь из реальности, окуная с головой в царство ее снов, и, в тоже время, чувственно-возбуждающими, заставляя Харуно мелко дрожать от охватившего ее блаженства и чуть ли не заставлять Скорпиона перейти, наконец, к более решительным действиям.
Рука Сасори собственнически нырнула под тонкие шорты девушки, неспешно стягивая их и попутно лаская чувствительную кожу бедер.
И всё же он медлил, целуя плоский животик своей извечной противницы и давая ей шанс одуматься, остановить его решительным: "хватит".
Но ответом на его посягательства были лишь томные вздохи, как знак одобрения и полного доверия. Шорты вместе с трусиками соскользнули вниз и с тихим шорохом упали на пол.
Беззастенчиво любуясь полностью обнаженной Сакурой, нукенин снова и снова приникал к ее соблазнительным губам, наслаждаясь незатейливой игрой их языков. Девушка охотно перехватывала инициативу, впиваясь ногтями в спину Сасори. А тот лишь усмехался, чуть отстраняясь и чувствуя, как прохладные влажные зубы врезаются ему в плечо, а мягкость и податливость сменяются требовательными порывистыми прикосновениями, вытесняя из сознания абсолютно всё, кроме низменного, животного инстинкта хотеть эту девушку, обладать ею, подчиняя.
Только его. Без права на сопротивление.

Вовлекая Сакуру в долгий, дразнящий поцелуй, Акасуна практически невесомо скользнул по бедру куноичи, беспрепятственно раздвигая ей ноги. Харуно чуть слышно застонала, подаваясь навстречу отступнику, изнывая в истоме от долгожданного мига.
Сасори двигался без колебаний и задержки, резко вторгаясь во влажное, горячее лоно девушки, несмотря на тесноту и небольшой дискомфорт, испытав лишь легкое недоумение: "кто бы мог подумать?", когда без особых усилий преодолел тонкую, пружинистую преграду, и теперь всматривался в красивое личико лежащей под ним Сакуры. Ее мордашка всего на секунду страдальчески скривилась, а веки дрогнули и чуть сжались, но девушка тут же расслабилась, уже привычная к боли, которую ей так часто доставлял Акасуна, что та стала неотъемлемой частью их сложных взаимоотношений, и сама потянулась к губам Сасори, завлекательно пробегая кончиком языка по припухшим устам.
Парень поддался, разделяя порыв Сакуры и до загадочного нежно ответил на поцелуй.

Боль пока не ушла, но как-то смазалась, притупляясь, отступая на задний план, и теперь чувствовались лишь плавные, замедленные движения парня.
Сакура что-то сбивчиво шептала, облизывая пересохшие губы, - то ли прося остановиться, то ли требуя продолжать. Сасори не мог разобрать, да и не силился, сжимая до синяков худые бедра куноичи и окончательно теряя рассудок от ее смелых жестов и трепетных вздохов, услаждающих слух, заставляющих заводиться еще сильнее и всецело отдаваться зову плоти, одержавшей верх над неусыпным разумом.
Не в его правилах было думать о других. В сущности, он всегда делал лишь то, чего действительно хотел, потому не кривил душой, будучи честным в своих желаниях, как с собой, так и с другими.
И сейчас он хотел Сакуру, не сильно беспокоясь, а не больно ли ей.
Заглядывая в чуть приоткрытые, подернутые поволокой глаза с расширенными в полную радужку зрачками, он улыбался, двигаясь размерено, бережно придерживая любовницу рукой за талию.

Сакура раскрывалась полностью, эротично выгибаясь, и страстно, до зуда, жаждала ощутить возбуждающе-завораживающую грубость изящных пальцев Скорпиона, утомивших ее своей неправдоподобной нежностью. Она готова была позволить ему всё, чего бы он ни потребовал, и не хотела, чтобы Сасори останавливался хоть на миг.
Овладевшее ими желание стирало грани дозволенного, заставляя забыться, потерять осторожность и стонать в голос, растворяясь в волнах оргазма, и более не сдерживать столь долго контролируемые, рвущиеся наружу переполнявшие их эмоции.
И они сливались воедино, неспешно наслаждаясь каждым мгновением соприкосновения разгоряченных тел.
А перед глазами расцветали радужные круги, врезаясь в затухающее сознание ослепительными вспышками.
Последний сладострастный вскрик, как финальная трель, с протяжным мелодичным выдохом: "Сасори", и слабеющая рука обвила влажную шею, теребя кончики огненных волос.
"Сегодня только его".
"Сейчас только мой".

Мелкая дрожь еще била ее тело, впервые пережившее такую острую, яркую эйфорию чувств, болезненность в мышцах смешивалась с какой-то наивной душевной радостью, создавая иллюзию настоящего, неземного счастья и блаженства. Почти захлебнувшись сумасшедшим удовольствием, Сакура до сих пор не могла вернуть ясность мышления и до конца осознать, что же только что натворила. Да и не хотела, медленно поглаживая покоящуюся на ней руку Сасори, и прерывисто вздыхала.
Отступник лежал рядом, бездумно изучая профиль девушки.
Чувствительные пальцы пробежались по сухим коркам запекшейся крови, вызывая новый трепет в еще не успевшей остыть от прежних ласк Сакуре.
Приподнявшись на локте, Акасуна поднес руку с активированной чакрой к животу куноичи.
- Интересно, так будет всегда? - еле вымолвила Харуно, внимательно следя за движениями песчаника и удивленно отмечая, что голос ее совершенно не слушается, вибрирует, сбивая тембр, и норовит совсем пропасть.
- Как так? - в тон ей ответил злой гений.
- Поломанные куклы. Ободранные руки. Море крови, - с легким содроганием припомнила девушка их регулярные бурные свидания.
И почему при каждой встрече достается именно ей? Подобная несправедливость откровенно возмущала.

Бесцеремонно переместив охваченную сиянием ладонь чуть ниже, кукловод осветил внутреннюю сторону бедер девушки и придирчиво осмотрел простынь под ней, не обращая внимания на растерянную пассию.
- Да не так уж много, - флегматично заключил он.
Сакура была готова от стыда сгореть за чужую бестактность по отношению к ней.
Или, на крайний случай, зарыться с головой под одеяло, что она и попыталась сделать. Но отступник пресек ее действия, подняв на девушку темные, с зелеными отблесками в широких зрачках, глаза, шепнул:
- Лежи смирно, - и снова занялся врачеванием.
Негодующе поджав губы, Сакура обиженно фыркнула, тем не менее, прикрывая веки и расслабляясь, как только ладонь целителя коснулась раны.
И вскоре уже растворялась в новых ощущениях, в душе радуясь, что здесь темно и нукенин не видит румянец, выступивший на щеках. Хоть стыдиться теперь было до нелепого глупо и запоздало, она всё же смущалась, думая о том, как внимательно Сасори осматривает ее нагое тело, освещенное чакрой.
Духовная энергия песчаника была такая незнакомая и оттого особенно волнующая, что мурашки побежали по коже, то ли от щекотки, то ли от удовольствия. Сакура испытала на себе чакру практически всех медиков Конохи, излюбленной забавой которых во время дежурства была игра: "Угадай, чья это чакра". Она даже знала чакру Кабуто, но ни одна из них и близко не походила на энергию Акасуны. Разве только у Тиё, немного.
У Сасори она была насыщеннее, словно гуще и как будто даже горячее, точно он излечивал не самой чакрой, а ее живительной температурой.
- У тебя энергия когда-нибудь заканчивается? - пролепетала одними губами девушка, откровенно балдея от действий парня, и чуть приоткрыла один глаз.
Он до сих пор поддерживал хенге, не снимал с комнаты сети нитей и одновременно тратил энергию на лечение.
Отступник сосредоточено созерцал раны, полностью сконцентрировавшись на своем занятии.
- За последние двадцать лет я такого не припомню, - пробубнил он, переходя от груди к животу.
Сакура глубоко вздохнула и вновь сомкнула веки, незаметно царапая от наслаждения коготками простынь.
- И никогда не устаешь… - словно в задумчивости рассудила она, на самом деле стараясь не упустить ускользающую ясность сознания, настолько ей было хорошо.
- Устаю, - вмиг развеял ее ошибочное представление о нем Акасуна.
На этот раз Харуно открыла оба глаза и, наклонив голову, с интересом посмотрела на нукенина.
- И мне тоже нужен отдых, - добавил он.
- Зачем? - глаза девушки недоверчиво сузились, она даже попыталась сесть, чтобы еще раз вблизи взглянуть на это чудо природы в лице Сасори, да и пощупать на всякий случай. Вдруг она что-то пропустила.
Но Скорпион настойчиво вернул ее в прежнее положение, колдуя над ранами.
- Ты же… ты же, - язык упорно отказывался назвать парня куклой, - разве тебе это нужно? - не нашлась, как выразить свою мысль Сакура.
- Телу нет, - спокойно пояснил отступник, заканчивая процедуру и укладываясь обратно. - А сердечной мышце и мозгу - да. Должен же я восстанавливать чакру.
Сакура явно зависла от полученной информации, ошарашено вытаращившись, чем вызвала снисходительную улыбку на лице парня.
- У тебя есть мозг? - наконец выдала она.
Сасори с явным превосходством посмотрел на собеседницу.
- А чем, по-твоему, я думаю? - задал он вопрос на сообразительность. - Оставь я себе только сердце, чем бы я думал?
- Сердцем, - выдохнула Харуно, совсем по-иному теперь глядя на Акасуну.
Парень хмыкнул. Вопрос был чисто риторическим, ибо люди при отсутствии мозга думать не могут в принципе, и то, что сказала Харуно, с медицинской точки зрения было невозможным, но вполне допустимым.
- Правильно. А в мире шиноби это не самый лучший вариант.
- А… - девушка протянула руку и аккуратно погладила татуировку.
- В голове, Сакура, он в голове, как и у всех, - опередил ее вопрос парень, накрывая ладонь куноичи своей, и устало сомкнул веки.
Сакура замолчала, прижавшись к Сасори и переваривала услышанное. Отступник, казалось, уже задремал, так как не шевелился и тихо сопел оживленным носом.
- А как он работает? - робко поинтересовалась девушка, мучимая жаждой знаний.
Акасуна открыл глаз и скептически скосился на беспокойную особу.
- Что ж ты за медик такой, если не знаешь, как работает мозг?
- Нет, я знаю! - обиженно возмутилась уязвленная Сакура. - Но для этого нужна кровь и кислород, - рассуждала она, приподняв голову и заглядывая в лицо нукенину.
Но тот молчал, наблюдая, как пытливый ум ищет ответы на простейшие загадки.
Омраченный глубокой задумчивостью лик девушки внезапно просветлел, а складки на хмуром лбу разгладились.
- Дыхательная система сохранена, - обрадовано выпалила Харуно, осененная блестящей догадкой, - поэтому ты и дышишь!
- Умница, - усмехнулся Сасори уголками губ.
Глаза Сакуры победоносно засверкали, словно она раскрыла великую тайну, надежно спрятанную от всего мира. Но ведь так оно и было на самом деле. Девушка выудила ладонь из-под руки Скорпиона и провела ею по груди парня.
- Где-то здесь, под защитными пластинами, да? - она не удержалась и поцеловала теплую упругую кожу, проведя по ней языком и ярко представляя, как там, внутри еще сохранились остатки живой плоти.
- Теперь по всем законам жанра я должен тебя убить, - шепнул сквозь ухмылку Сасори, но глаза как всегда оставались холодны и серьезны. - Тем более, есть повод пополнить мою коллекцию, - он вздохнул, сокрушаясь об утраченном.
- Знаешь, что я думаю о твоем искусстве? - не выдержала Харуно, рассердившись по-настоящему.
- Знаю, - не дал ей закончить выпад в свой адрес Акасуна, - ты просто не находишь слов от восхищения, - самоуверенно заявил он.
Открытый в немом протесте рот собеседницы медленно растянулся в улыбке.
- То-о-очно.
Ладонь скользнула ниже и, преодолевая смущение, взгляд девушки двинулся следом, минуя живот отступника, бессовестно приближаясь к интересующей детали организма Акасуны.
- А… - созрела для нового вопроса Сакура.
- Если ты не успокоишься и не дашь нам отдохнуть, то я тоже продолжу, - шутливо пригрозил девушке Сасори, перехватывая ее руку.
Сакура мигом утихомирилась, понимая, что ее тело пока не готово к повторной порции сумасшедших ощущений, неуклюже поворочалась, устраиваясь под боком у парня, и сморщилась, чувствуя отголоски тупой боли в районе промежности. Найдя, наконец, удобное положение, она довольно быстро провалилась в глубокий, на удивление спокойный сон, измотанная бурной ночью.

***
За плотно закрытыми шторами брезжил мутный рассвет. Девчонка крепко спала, уткнувшись нукенину носом в плечо. В серости зарождающегося утра ее нагое тело выглядело особенно худым, с торчащими костями ключиц и ровными рядами выступающих ребер. На бледной коже алели россыпи засосов, а на груди и животе красовались два свежих багровых пореза и один совсем светлый, старый - дело рук Сасори.
Бесшумно поднявшись, отступник неспеша одевался, неотрывно созерцая умиротворенное личико Сакуры. Находясь во власти сна, девушка непроизвольно дернула рукой, и бесстрастный взгляд Акасуны упал на узкое запястье с четко выступающими, чуть вздутыми от постоянных физических нагрузок, сетками капилляров. Застегивая плащ, парень задумчиво рассматривал тонкую прозрачную кожу. Именно в этом месте на всех его куклах стоит тавро - собственность Скорпиона. Как бы он хотел оставить его на этой девчонке, чтобы все видели, кому она принадлежит…
Бросив прощальный взгляд на розововолосую куноичи, Сасори ушел, тихо прикрыв за собою дверь.

Так много нужно было сделать. Он торопился в мастерскую, храня в памяти новый образ девушки, увиденный им в эту ночь впервые.
У Сасори не было проблем с женщинами. Как закоренелый экспериментатор и прирожденный естествоиспытатель он досконально изучил и проверил все возможности своего измененного тела. Потому походы по борделям на пару с Дейдарой были обычным явлением. Другое дело, что Скорпиону, в принципе, это было неинтересно, ведь там всё было иначе.
Имитация чувств.
А Сасори знал толк в имитациях.
Выражения лиц тех женщин были поддельными, глаза лишенными искренности, улыбки деланными, радость наигранная, ласки заученные.
Фальшивки, недостойные быть увековеченными великим мастером.
Сакура же была другая, и Акасуне не терпелось добраться до заготовленных деревянных болванок и запечатлеть на них истинную страсть, жгучее желание и настоящее наслаждение.
Но главное, что привлекало его, - это то, что скрывалось в глубине ее глаз, и что ему никак не удавалось передать через своё бессмертное искусство.
При всей человечности, жизнелюбии и женственности Сакуры, там, внутри нее, таились жесткость, непоколебимость и вынужденное хладнокровие, тщательно спрятанные, как позорные напоминая того, что она - куноичи - всего лишь продукт своего времени.
И самое важное ее отличие от обычных девушек - сколь бы сведущи те ни были в повседневной жизни, - отличие, объединяющее ее и его - при всем своем юном возрасте Сакура не понаслышке знала, что значит убить человека. Это в корне меняло сущность девушки. Потому ее громкие высказывания о добре и зле, верности и чести были особенно занимательны.
Убийца, рассуждающий о морали.

Взявшись за инструменты, парень долго сидел перед пустышкой в виде головы, собираясь с мыслями и настраиваясь на рабочий лад, затем осторожно поднес резак к дереву и принялся плавно наносить первые штрихи. Аккуратно срезал, придавая форму, старательно повторяя черты, подчеркивая мимику. После получаса кропотливой работы, мастер поднялся с места, стряхивая с колен стружки, и отошел на шаг, оценивающе глядя на очередной только зарождающийся под его искусными пальцами шедевр.
- Нет предела совершенству, - холодно шепнул он одними губами, вскидывая руку.
Резак со свистом прошел сквозь пустую глазницу, пробил затылок кукольной головы и, вылетев с обратной стороны, с тихим звоном упал на пол. Развернувшись, Сасори покинул мастерскую.

***

Сакура резко распахнула глаза и тут же приняла сидячее положение, - словно вынырнула из-под толщи воды, - как раз в тот момент, когда дверь в палату отворилась и в проеме появилась строгая, чопорно сложившая пухлые губки бантиком, дежурная медсестра с подносом в руках, на котором лежал перевязочный материал.
Сакура, испуганно вытаращившись на внезапную посетительницу, спешно закрылась руками, обнимая себя за плечи и чертыхаясь, что проклятое покрывало снова уползло на пол. Ее взгляд то и дело ошалело перескакивал с оторопевшей медсестры на опустевшую часть кровати, где еще ночью спал Сасори, и обратно.
Мысли вихрем завертелись в голове: Где Сасори? Когда и как ушел? А ушел ли? Прячется под кроватью?
- Сакура-сан, с вами все в порядке? - медсестра удивленно смотрела в испуганное лицо пациентки, изредка опуская глаза ниже на обнаженное тело девушки, но тут же резко поднимала их.
Раскиданные по полу бинты дополняли общую картину, красноречиво вопя о том, что здесь могло произойти.
- Д-да, - неуверенно кивнула куноичи, растерянно моргая и подтягивая двумя пальцами край одеяла.
- Мм... - замялась вошедшая, - мне нужно сделать вам перевязку, - она извиняющееся приподняла в руках поднос, пытаясь доказать, что вторглась в тайну чужой интимной жизни не по своей воле.
- Позже, - заверила ее Харуно, педантично кутаясь в одеяло, как будто это могло в корне изменить предсказуемые последствия утреннего инцидента.

Что скажут люди? Что о ней подумает персонал госпиталя? А ведь это ее непосредственное рабочее место. Мало ей было одних пересудов, теперь поползут новые сплетни, которые, впрочем, окажутся недалеки от истины. То, что слухов не избежать, Харуно ни секунды не сомневалась, так как лицо стоявшей у выхода медсестры не внушало высокого доверия, более того, она явно относилась к разряду злостных сплетниц, обожающих приукрашивать обычные, пресные истории пикантными подробностями собственного сочинения.

Быстро кивнув, точно только этой команды она и ждала, медсестра неуклюже развернулась, торопясь быстрее испариться и, чуть не уронив содержимое подноса, выскочила за дверь, прикрыв ее за собой.
«Ну всё, помчалась трезвонить по всей больнице», - скатившись с кровати, Сакура хаотично собирала раскиданные по комнате элементы больничной пижамы, беспрестанно матерясь.
"Фетишист, хренов", - бубнила она, на этот раз голословно обвиняя Сасори в краже, и раскидывала ногами ворох бинтов в надежде найти под ними своё нижнее белье.
Наконец, когда к великой радости девушки важный предмет одежды был-таки обнаружен, она оперативно ретировалась в душ с поля розыскных действий.
Стоя под теплыми струями воды, упруго бьющими по коже, Харуно не переставала хмуриться, безжалостно грызя губы.
В свете нового дня всё случившееся теперь выглядело до дикого аморальным. Особенно после того, как прелесть пробуждения была бестактно разрушена наглым вторжением. Мысли о Саске и своей неверности ему накатывали сами собой, заставляя ненавидеть себя за слабость.
Некая брезгливость вперемешку с горечью терзали душу, вынуждая остервенело намыливать жесткую мочалку и до боли тереть, драить каждый миллиметр тела, дабы смыть следы ночного наваждения. Но отметины, оставленные Акасуной, казалось, только сильнее загорались багрянцем, ярко контрастируя с бледной кожей.

- Сасори, блин, Сасори, - тихо рычала девушка.
Она безвольно уронила мочалку на дно ванны, задумчиво провела рукой по грудной клетке, заворожено наблюдая, как пузырящаяся мыльная пена просачивается сквозь пальцы, и сделала глубокий вдох.
- Хмм, - вдруг таинственно улыбнулась Сакура и снова набрала полную грудь воздуха.
Ребра больше не болели, и раны не саднили.
- Сасори, - прошептала она уже безо всякой злобы и обвинений и закрыла глаза, подставляя раскрасневшееся лицо под мелкий водопад, теряясь в нахлынувших воспоминаниях о том, что вытворяла сама этой ночью, как шептала его имя, наслаждаясь их с Сасори близостью, как притягивала его ближе, требуя больше поцелуев и ласк, и абсолютное эфемерное счастье наполнило ее душу.
Она хотела, она жаждала, идя на поводу у своих желаний.

"А в сожаленьях до смешного мало толку".