Слышишь...

Сколько я уже тут? Не помню. Я потеряла счет времени. Я потеряла еще что-то, что-то очень важное, нужное, необходимое… Тут так темно, холодно и жутко. Сперва я боялась темноты, но потом привыкла. Темнота стала единственным утешением в этой «гробнице», единственной подругой и любовником. Иногда она пугала, иногда раздражала, а порой и вовсе губила.
Повторюсь, я тут уже давно… Ничего не видно, даже когда открывают железную дверь, чтобы подать еду, я не вижу света. Знаете, когда долго сидишь в темноте, не различая цветов, органы зрения атрофируются. И, наверное, я больше не способна видеть. Это не так страшно, как казалось с самого начала. Страшнее слушать тишину. Мертвую, пугающую, дикую тишину, режущую слух и нервы на мелкие листки. Иногда, чтобы не сойти с ума, я бью руками по бетонной стене. А порой под руку попадается тарелка, приносимая охранником… Теперь они стали таскать железную посуду. Все равно буду бить, чтобы не лишиться хотя бы слуха. Еще звуком служит железная дверь. Когда ее открывают, по помещению разносится скрип. Железо наверняка уже ржавое и, кажется, даже плачет. Наверное, плачет. Я уже не помню всех звуков.
Первое время говорила, теперь молчу. Недавно лишь поняла, что и речь атрофирована. Стало страшно. Неужели я так и умру тут? Отступница – вот кто я для них. Что ж, их право. Знаете, когда сидишь в тишине, во тьме и пустоте так долго, начинаешь переосмысливать всю свою жизнь, понимать поступки людей, свои ошибки и осознавать, что были те, кто был дорог…
Снова бью кулаками о стену, чтобы уловить глухой звук и осознать, что еще можешь слышать. Сыро.… В этой темнице очень сыро, и запах стоит не из приятных. А матрац, который валяется у стены, вероятно, не пригоден более для сна. Из-за того, что не могу говорить, и попросить заменить-то не получается. Еще один удар кулаком, но уже по луже, которая недавно образовалась. Интересно откуда? Хотя, это уже не важно… Главное звук…
Уже схожу с ума. Не могу различить иногда сны и реальность. Снится всегда одно и тоже. Эта пустая тюрьма и я… Еще снятся лица, которые я почти уже забыла. Время делает свое дело. Интересно, а сколько мне лет? В последние дни, или месяцы, начала решать в уме какие-то задачи, чтобы не потерять последние капли рассудка.
Сегодня особенно тихо. Необычная такая тишина – уж сильно давит на слух. Слышу скрип двери, он нудный и противный, но я рада, рада понимать, что еще могу его слышать. Такие приглушенные шаги, немного тяжелые, увесистые, наверное, еще усталые и медленные. Хм. И когда я начала так различать походку людей? Что-то слышу, но не пойму, что это. Неужели?! Человеческий голос.
- Выходи, очкастая! Тебе пора! – грубый, жестокий, страшный голос у говорящего, мужской голос... Медленно встаю, чувствую, как схватили за локоть и повели куда-то. Меня убьют? Да, пусть. Так даже лучше будет.
Мы идем долго, но я ничего не вижу. Хочу спросить его, куда меня ведут, но и этого не могу. Руку свело от его хватки, это радует. Еще какие-то чувства остались. Я понимаю, что уже не могу видеть и говорить. Не могу…
- Да ты, милая, кажется, ослепла. – Женский голос. Он мягкий, но все равно с издевкой, с ноткой презрения и унижающего тона. – Пойдем, приведем тебя в порядок, не показывать же такую мымру такому парню.
Парню? Меня забирают? Зачем? Для чего? А самый важный вопрос, который сейчас не покидает мою голову – кто? Неужели я кому-то еще нужна?
Меня привели в другое место, но мне уже все равно, ведь все вокруг черное, все окутано тьмой. Теперь я понимаю, что стою под душем, и меня кто-то моет. Приятное чувство, когда вода касается лица, груди, лодыжек… Она прохладная, но, несмотря на это, обжигает ощущениями. Не думала, что буду рада такой простой вещи, как душ. Тела касается мягкое полотенце. О Господи, как приятно! Какое же это чувство, даже не могу толком описать! Ведь я никогда не чувствовала нежности, и, кажется, это именно она. Так тепло, и ворсинки трутся о тело, словно легко царапают. Я стала чувствовать острее. Нос улавливает другой запах, запах шампуня… Точно знаю шампунь, но только вот какой? Не помню запахов, но этот приятный.
Прошло немного времени, как меня одели и высушили волосы. Снова повели куда-то. Так много шума вокруг, что не привычно слышать столько и сразу. Шаги, голоса, шуршание, скрипы: и все сразу. Мы остановились, скрипнула дверь, и я почувствовала то, что уже не думала ощутить. Свежий воздух, запах улицы и… свободы?
- Получай свою красавицу! – меня грубо толкнули, и, не удержав равновесия, я упала в чьи-то руки. Мягкие, нежные, крепкие руки держали меня за плечи. Я ощущала даже размеренное дыхание этого человека. Оно было прохладным, как и его кожа. Плечи мои были оголены, так как на них были лишь бретельки платья. Оно было до колена, я чувствовала.
- Карин? Это правда ты? – этот голос, я помню этот голос, но так трудно вспомнить имя человека. Копаюсь в памяти, мыслях и воспоминаниях. Вспомнила! Я помню твое имя. Я помню тебя…
Суйгецу! Я открываю рот, но не вылетает ни звука. Открыть глаза я боюсь, не хочу, чтобы ты их видел такими.
- Не можешь говорить? – почему твой голос такой… грустный, обреченный? Нет, нет, нет! Только не такой. Пожалуйста, скажи это весело, умоляю! Но приходится лишь кивнуть. Ты продолжаешь.
– И видеть? – киваю в ответ. Больше ничего не могу. А ты все держишь меня за плечи. Интересно, а какая я сейчас? Красивая, или очень страшная?
Все равно! Мне хочется тебя обнять, почувствовать твою безопасность. И я обнимаю, крепко так, прижимаясь всей грудью, всем телом, чтобы стать чуточку счастливее. Ты обнимаешь в ответ. Ощущаю дыхание на своей шее, твои прохладные руки на спине и талии. Ты очень крепко обнимаешь, очень-очень. Хочу раствориться в тебе, хочу стать тобой, чтобы снова увидеть твое лицо в отражении зеркал и сказать, пусть и твоим голосом. Как приятно, о Ками-сама, как же приятно.
Ты берешь меня за руку, вздрагиваю, но иду следом; верю, доверяю, а ты молчишь. Иногда ты помогаешь мне, ведь я не вижу дороги, не вижу тебя…
- Мы в Конохе. Я дал клятву, что останусь в этой деревне, если они отпустят тебя. Что я буду выполнять их миссии и работать в академии. – Тебе тяжело говорить, очень тяжело, но ты снова делаешь усилие и продолжаешь. – Я уговорил Хокаге, чтобы мы жили на окраине в лесу, где никто не помешает. – Глубокий вздох, ты еще хочешь что-то сказать. – Прости, что не пришел раньше…
Что с тобой Суйгецу? Ты изменился. Ты стал более взрослым, что ли. Где твои постоянные придирки, где грубость? Ну же, скажи, что я дура, скажи, что я уродина, посмейся надо мной, но только не так. Только не этот звук твоего голоса! Не нужно мне серьезности! Прошу, умоляю! Но нет… Моим мольбам не суждено быть услышанными…
*****
Как ты и говорил, мы поселились на окраине. Прошло уже два месяца, я привыкла к дому, двору и к вещам с их местонахождением. Ориентироваться было очень легко. Стала изучать азбуку для глухонемых, читать книги и писать. Не забыла и искусство боя, и чувства ниндзя. Все так же могла пользоваться чакрой, особенно, когда хотела понять, что за предмет. Я концентрировала ее в вещи и с помощью своей способности хорошо ее чувствовать видела форму. В постоянной тьме она отражалась как водяные струи, почти незаметные, но все же это лучше, чем ничего. Жаль, не вижу таким способом цвета…
Научилась готовить; поначалу было очень трудно, но потом привыкла. Суйгецу часто находился дома, но так редко говорил. Приходилось просить об этом, чего я раньше никогда бы не сделала. Звук его голоса был для меня всем: лекарством, радостью, счастьем и свободой. Не думала, что в одном человеке может заключаться целая жизнь, целая вечность, целый мир. Да, он для меня мир, мой мир, и, пусть он без красок, главное рядом…
Сегодня особенно хороший день. Птицы запели рано, и Ходзуки был весь день дома. Обожаю выходные! Я приготовила завтрак, он сходил за покупками. А вечером был как всегда ужин и не очень длинные разговоры. Ну, это сложно назвать таковыми, но он говорить умел, и, слава всем богам мира, к нему вернулась привычная для меня манера речи. Он спорил, пусть я и не отвечала, но научилась пользоваться мимикой, по которой Суйгецу все понимал. Шиноби запрещено показывать свои чувства, но мне это было необходимо.
- Карин, завтра у меня миссия на целый месяц. – Уже месяц? Когда ты стал получать такие тяжелые задания? На моем лице выразилось сразу несколько эмоций: разочарование, грусть и немой вопрос.
- Продукты тебе принесет Темари-сан, мы договорились…
На этом наш разговор закончился. Сейчас октябрь, и на улице уже холодно. Я сидела у камина, а ты сзади в кресле. Читать книгу в темноте было обычным для меня явлением. Было уютно, хорошо и спокойно. Никогда не любила спокойствие, но теперь оно стало частью этой жизни. Слышу как шуршит ковер, как ты подходишь, садишься рядом… Обнимаешь? Неужели…
После того как ты забрал меня из тюрьмы, ты ни разу больше меня не обнял, и теперь мне даже страшно чувствовать тебя, зарывшегося в мои длинные волосы. Своим дыханием ты щекочешь мне шею, а я, как струна у скрипки, сижу ровно и не двигаюсь. Книга давно выпала из рук, а рот судорожно хватал воздух, которого стало катастрофически не хватать. Снова твой глубокий вдох.
- Карин, я понимаю, что сейчас ты удивлена, что, наверное, это никак не сходится с моим поведением и манерами, но, прошу, выслушай, - а у меня есть выбор? – я знаю, что тебе сейчас очень трудно и, что я вовсе не подарок. – Ты сделал паузу. – Когда тебя забрали и он (Саске) рассказал мне все, я решил что все сделаю, чтобы тебя вернуть. Все, что только могу. Мы убили Орочимару. – Этого я не знала… - он убил Мадару… - неужели?!
Ты остановился. Тяжело. Тебе слишком тяжело это все говорить.
- Я два года мечтал, как встречу тебя, обниму… Потому… потому что я любил тебя. – Сердце застучало, забилось, как бешеное, и, кажется, все вокруг остановилось, я не слышу ничего, кроме твоего голоса. – Всегда любил, сперва не понимал, но когда потерял тебя, то понял. Ты дорога мне, очень дорога.
Ты обнял меня за талию, сильнее прижимаясь к моей спине, твои мышцы напряглись, дыхание участилось и уже обжигало.
- Я на коленях молил Хокаге оставить меня и тебя тут, я клялся кровью, Карин. – Ты усмехнулся, продолжая. – Не думал, что дойду до этого. Представляешь, я на коленях? – ты даже засмеялся, но лишь на секунду.
- Прошу, кивни, если ты хоть что-то чувствуешь ко мне. Карин, скажи…
Я не двигалась, не могла, попросту не получалось. Все замерло: и чувства, и дыхание, и сердце. Кажется, сейчас вот-вот и я исчезну. Но я все еще тут. Ты крепко обнимаешь меня, и мы вместе.
Что я чувствую? Сперва я не понимала, ничего не понимала, но теперь я знаю название всему этому – любовь. Да, я люблю тебя! Слышишь? Люблю! Душа кричит, а я все так же нема. Еле заметно киваю, потом еще раз, и еще. Ты поднимаешь голову с моего плеча и смотришь на меня. Пристально смотришь, изучаешь мое лицо, на котором выскочил легкий румянец…
- Давай поженимся, а? – улыбка. На моем лице сияет улыбка! И ты видишь это. Я не отвечаю на твой вопрос, я просто разворачиваюсь к тебе лицом. Медленно поднимаю руку, ища твои губы, провожу по ним большим пальцем, поднимаюсь к щекам – ты замер. Я даже слышу стук сердца, только вот не пойму: твое оно, или мое? Уже знаю, где твои губы, и тянусь к ним. Целую…
Они сладкие с легкой горчинкой на вкус. Такие мягкие, чувственные. Знаю, что ты отвечаешь мне. Ощущаю легкое движение твоих рук на спине. Ты снимаешь с меня футболку. По спине пробежали мурашки от твоих прикосновений. Горю, я вся горю, а твои руки холодные. Ты всегда был таким, я помню. Не хочу отрываться от тебя, но воздуха не хватает…
Берешь на руки? Несешь? Куда? Ощущаю шелковые простыни под спиной. Ты склонился надо мной, я знаю. Изучаешь мое тело, ласкаешь лицо и руки. С закрытыми глазами и в этой тьме каждое твое прикосновение отдается дрожью в теле, волной наслаждения. Чувствую твои руки миллиметрами тела, они везде, и я схожу с ума. Не помню, как ты снял с меня все…
Остались только твои руки, губы и твоя нежность, которую ты дарил мне и только мне! И ты мой, Суйгетсу, я не отдам тебя никому, никогда, ни за что!
Больно! Слишком больно, и я только приоткрываю рот, как рыбка, чтобы хоть как-то изобразить ощущение. Внутри все горит, чувство новое, странное и, кажется, приятное. По щекам текут слезы. А ты что-то шепчешь на ухо, не различаю слов. Движение. Медленное, легкое, дурманящее, и я полностью забываю обо всем. Эти чувства уносят меня из этого мира. Разум еще где-то остался, но и он исчезает, когда ты снова целуешь, когда с моих губ слетает резкий выдох. Блаженство, я на его вершине…
Слышу, как ты лег рядом, прижал к себе, и стало еще легче. Поворачиваюсь и утыкаюсь в твою широкую грудь. Плачу. От счастья. Слышу твое хриплое «прости». Нет, милый, оно не нужно. Это ты прости меня, что не сказала раньше…
*****
Месяц летел долго… Темари-сан пришла через неделю. Она принесла продукты и задержалась ненадолго. Я не помню, как она выглядит, но помню, что она из Суны. Я попросила эту девушку просто поговорить. Написала ей это. И она говорила. Я слушала ее целый час, а может и больше. Ее голос был очень красивым, немного жестким, но это его не портило. Оказывается, у Темари есть дети. И фамилию она взяла мужа – Нара.
- Карин, если, конечно, я могу тебя так называть. – Говорила ты. – Спасибо. Меня в жизни никто так не слушал. Я знаю, ты не можешь ответить, хотя, наверняка, многое бы мне рассказала, но все равно, спасибо.
Темари ушла… Но она стала появляться чаще. Однажды Нара привела детей. Оба мальчика были шумными, и мне это нравилось. Они играли во дворе, а Темари возилась с моими волосами. Они были очень длинными, почти до бедер, и мы решили их срезать. Она говорила, что я красивая и у меня очень хорошие нежные волосы. Даже ты, капа, не говорил такого. Недавно я проболталась ей про свадьбу, точнее отписалась...
У меня впервые в жизни появилась подруга. Самая настоящая, самая лучшая. И пусть она таковой меня не считает, но Нара единственная, кто, может, как-то понимала меня. По-своему, по-женски…
Помню, что когда ты вернулся, я пригласила всю ее семью. Ты нервничал, затея тебе была не по вкусу.
- Ну зачем, Карин? Они наши враги! Они заключили тебя в этой темнице, из-за коноховцев ты перестала видеть и говорить. – Твой голос становился все тише и тише… Нет, дорогой, там я оказалась из-за Саске-куна. Но тебе не нужно этого знать.
Несмотря на все твои протесты, ужин состоялся. Первые минуты разговор не клеился. Все сухо молчали. Темари сказала что тут два её брата и муж. Я не помнила ее братьев, ни по имени, ни внешне. Найти общий язык оказалось нетрудно, хотя ты все еще дулся…
Канкуро веселил нас всех, иногда я слышала придирки его младшего брата и самой сестры. Шикамару-кун был очень интересным собеседником. Он рассказывал мне о их семье и традициях Нара, передаваемых из поколения в поколение. Обещал научить играть в какую-то игру. Под конец вечера Канкуро и Суйгетсу во всю смеялись, и я была рада слышать твой смех…
Свадьба состоялась через два месяца. На церемонии было не очень-то и много народу. Ты отыскал его в роли свидетеля. Саске пришел, ты сказал, что он даже оделся подобающим образом. Но я не хотела на него смотреть. Чувствовала его презрительный взгляд. Осуждаешь нас за нашу слабость? Нет, Саске-кун, это сила! А ты так и останешься один. На всю оставшуюся жизнь.
Темари сделала со мной что-то, я видела только силуэт своего отражения, но мне нравилось. Да, я была красива…
*****
Жизнь снова пошла своим чередом. Теперь я могла с уверенностью назвать себя Карин Ходзуки! И в этом звучала некая гордость. Дни шли размеренно, и я уже стала скучать. Суйгетсу через три недели после свадьбы ушел на задание. И я опять одна. Хотя уже не совсем. По вечерам у меня сидит семья Нара.
- Карин, а где банановый пирог? – спросила Темари. Я указала на духовку, зная уже точно, где она находится.
Слышу, как она поставила поднос с пирогом на стол, и чувствую сладкий запах, но почему-то от него тошнота подкатывает к горлу, и становится очень плохо. Бегу до уборной. Кружится голова, и сильно болит живот. Бывшая Сабаку подбегает ко мне, садится рядом, тихо спрашивает.
- Ты в порядке? – отрицательно махаю головой.
*****
Ненавижу больницы. Все, что угодно, но только не врачи. Приемная встретила меня не в лучшем свете. Кожей чувствую, как косо смотрят люди. На мне темные очки, скрывающие белесые глаза, но и под ними люди видят что-то ужасное, и это не мои глаза – это прошлое. Наше общее прошлое.
Какая честь! Меня принимает сама Хокаге. Ирония прямо-таки. Чувствую, как чужая чакра скользит по телу и органам, как-то не по себе от этого. Жутковато. Рядом сидит Темари и нервно теребит подол кимоно. Я слышу это.
А еще я слышу ровный голос Хокаге, говорящей мне, что я беременна. Что?! И пустота…
*****
После той шокирующей новости мир поплыл передо мной в странном свете. Моя слепота словно исчезла. Нет, конечно, она была, но появилось столько красок. Они были невидимыми и яркими. Рождение ребенка стало для всех шоком. Суйгетсу, когда услышал, даже подавился. Наверное, не стоило писать ему это за завтраком. А потом он кружил меня по всей квартире и смеялся. Я бы засмеялась вместе с ним, но, жаль, не могла.
Темари после этой новости стала приходить чаще и чаще. Она рассказывала и показывала, как правильно держать ребёнка и ухаживать за ним. Оказывается, быть матерью сложнее, чем ниндзя. А прошло только четыре месяца…
Беременность - вещь странная. У меня катастрофически быстро менялось настроение, и, иногда, даже билась посуда. Суйгецу вообще боялся меня. Он говорил, что лучше бы я говорила. На что у меня начиналась истерика, и я плакала. По ночам было трудно уснуть, постоянный токсикоз и капризы. Ну и что, что нам с малышом захотелось суши посреди ночи, ну, подумаешь, я ем, как слон, а Шикамару говорит, что я в поедании переплюнула его друга…
*****
В тот день у меня отошли воды, и пришлось чуть ли не лететь в больницу Конохи. Было страшно. Впервые было очень страшно. А когда мужа оставили в коридоре и меня куда-то повезли, стало еще страшнее. На моем лице уже выступал холодный пот, и я хотела кричать от боли, но делала эту глупую рыбку. Но я ведь слышу, как кричу, точнее, как кричит душа. Я потеряла счет времени, но боль не проходила. Все задания, все битвы и схватки оказались ничем по сравнению с этой болью.
Слышу голос врача, слышу плачь. Детский плачь. И так приятно на душе, и единственное, чего не хватает – его. Суйгецу! Пытаюсь позвать, но не выходит. Нет! Я хочу, чтобы он оказался тут.
- Суй-ге-цу… - чей это голос? Почему такой тихий? Словно еле-еле сотрясается воздух. И кому понадобился мой муж?
- Суйгецу! – это же… Это мой голос! Мой голос. Такой тихий, такой хриплый, но мой. Я говорю, я могу сказать твое имя. Делаю усилие и произношу снова, чтобы не забыть, как это звучит, как это – говорить.
- Суйгецу! – громкий, почти громкий…
Мне говорят помолчать и дают в руки малыша, нашего мальчика. У него маленькие ручки, я чувствую, а еще такая бархатная мягкая кожа. Он больше не плачет – сопит. Тихо-тихо так сопит на моей груди. Обнимаю чуть крепче, придерживая головку. Жаль, не вижу его лица. Пусть он будет похож на тебя. Целую в лобик, а сама, как зачарованная, шепчу, чтоб не потерять эту возможность снова.
- Суйгецу, Суйгецу, Суйгецу, Суйгецу, Суйгецу, Суйгецу…
Ты пришел, наверное, через час. Тут все приводили в порядок, и тебя не пускали. Слышу твои осторожные шаги. Знаю, смотришь на нас. Подходишь ближе, ещё ближе. Скрипит кровать, ты сел на ее край.
- Он на тебя похож, глаза твои. – Ты помнишь мой цвет глаз?
Мне страшно. Я глубоко вдыхаю и чувствую, как бьется мое сердце, как напрягается каждая клеточка тела, и тихо шепчу тебе:
- Суйгецу...
Не знаю, что у тебя на лице: удивление, шок, страх, негодование. Слышу, как шуршит простынь. Обнял. Еле ощутимо – ты боишься навредить малышу. Твоя голова касается моего плеча, и я ощущаю, что оно становится влажным. Ты плачешь? Из-за меня? Не стоит! Ведь все хорошо… Все хорошо…
- Суйгецу? – ты отодвигаешься от меня.
- Слышишь? – моё новое слово…
Ты молчишь. Ничего не отвечаешь, просто целуешь меня, а потом и нашего сына. Я не знаю, что будет дальше, не знаю, как повернется судьба и что она нам покажет за этим поворотом. Я вообще многое не знаю… Но с уверенностью скажу одно. Спасибо Конохе, Хокаге и всем, кто запер меня в той «гробнице»! Пусть я ослепла, пусть не могла до этого момента говорить. Но все, что случилось, стало полезным. Да, именно полезным. Для меня больше нет в жизни «хорошо» или «плохо». Есть только «полезное» и «еще лучше». Есть ты, я и наш малыш. И впереди целая жизнь.
- Слышишь… – ответила я за тебя и уснула, обнимая ребенка…