Соло души

"М-м-м, где я? Ох, черт, это ж что могло такого произойти, раз даже этого не помню? И плохо так. Кажется, лучше умереть. Последнее, что осталось в памяти – много-много народу, яркий свет, а дальше… кстати, о «дальше». Какого черта я оказался тут? И где «тут»? Бли-и-ин, моя голова… Люди! Эй, ну хоть кто-нибудь? Не слышат что ли? Стоп, а я себя-то слышу? Что за херня вообще?!"

- Кхе… есть тут кто?..

Еле слышный голос растворился в пустоте, оставив эхо гулять по бесцветному пространству. Подниматься было тяжело, очень. Всё тело болело, ломило кости, мышцы, будто уставшие от непосильных для организма физических нагрузок, наотрез отказывались выполнять команды мозга, который, к слову, тоже не избежал незавидной участи. Опираясь руками об пол, парень с трудом встал на ноги и осмотрелся.

"Что за?.."

Вокруг молодого человека была пустота. В самом прямом смысле этого слова. Ни запахов, ни вкусов, ни звуков, ни каких-либо предметов. Да хоть бы цвет какой поярче! Нет. Всё белое. Вернее, «ничего». Даже тепла в этом месте не было. Как и холода. Может, просто все органы чувств разом отключились? Невозможно. Марк вытянул руки вперед, пытаясь их разглядеть.

"Да-да, всё та же фиолетовая рубашка и браслет поверх рукава. Значит, зрение в порядке. Что же тогда? Сон? Вероятно.
Ущипнуть себя что ли? Черт! Очень неудачная была идея. Ладно, надо идти куда-то, стоять на месте все равно абсолютно бессмысленно. Но… куда?"

Марк так и не нашел ответа на этот вопрос, а потому закрыл глаза и доверился шестому чувству, шагая, вернее сказать паря, по воздуху, который, кажется, здесь тоже отсутствовал.



Парень бродил в этом странном месте неизвестное количество времени, так и не находя каких-либо признаков жизни. Хотя как «времени»? Ведь в этой отчего-то привлекающей Марка пустоте оно отсутствовало. По меркам Земли мог пройти целый век, а, возможно, всего пару секунд. Но оно было не нужно, верно? Спешить было некуда, делать нечего, нервничать незачем, да и вряд ли суета в данной ситуации стала б верным помощником. Даже искать что-то, по сути, было глупо. Столь занятой человек как Марк (Еще бы! Симфонический оркестр, где работал наш герой – не шутки) мог бы просто отдохнуть от того, что творилось где-то там, за гранью чудесного спокойствия, а вместо этого отправился на поиски приключений. Но такова человеческая натура – слишком любопытна и горазда порой на совершенно безумные поступки. Однако остывает человек столь же быстро, как и загорается…

"Пожалуй, я так ничего не добьюсь. Может, стоит просто остаться здесь и уже смириться с моим положением? В конце концов, все не так плохо. Да-да, именно так я и поступлю".

Марк вытянул ноги вперед и, ничуть не удивившись, остался в такой позиции. То ли сидел, то ли стоял, то ли лежал. Непонятно, где заканчивалось одно и начиналось другое. В иное время музыкант бы, возможно, решил воспользоваться вседозволенностью и вытворять умопомрачительные трюки, да и полетать бы не отказался, но не сейчас. Хоть болезненное состояние уже прошло, лишь голова немного кружилась, Марк слишком устал. Искать кого-то или что-то уже совсем не хотелось, а уши, привыкшие к громыхавшей музыке, пусть и до дрожи красивой, сейчас наслаждались тишиной.



Возможно, назло бедному парню или еще почему, когда только он собирался забыться сном, в глаза вдруг попал сгусток яркого света, ослепляя на несколько секунд. Придя в себя, Марк увидел в нескольких метрах поразительный инструмент. Казалось бы, обыкновенные клавиши фортепиано, но руки, столь искусно и нежно притрагивающиеся к инструменту, взялись будто из ниоткуда. Тоненькие женские пальчики наигрывали хорошо знакомую парню мелодию. Одну из его любимых. Но здесь звук казался еще более живым, проникал вглубь души, отображаясь в сознании задушенными воспоминаниями. Марк закрыл глаза.

Жанет. Его бывшая девушка. Их отношения были настолько крепкими, основательными и, по всем прогнозам, должны были закончиться свадьбой. Он всё еще помнил, как однажды, вглядываясь в звездное небо, слушая ту самую мелодию, они, обнявшись, обсуждали своих будущих деток, планировали совместное будущее, а потом шептали друг другу какую-то романтичную чушь про звезды, которые зажигаются при появлении еще одного влюбленного сердца. Тогда они не могли и не хотели говорить, что эти звезды точно так же угасают при появлении очередного разбившегося. Жанет всегда была очень спокойной, осторожной, продумывающей каждый шаг, в противовес Марку – непоседливому, жаждущему приключений, никогда и ни перед чем не останавливающемуся. Поэтому когда в его голове возникала очередная опасно-безумная идея, сначала он шел к ней за советом. Такая смешная и до счастливой улыбки трогательная, при всем своем спокойствии, она выходила из себя, только заслышав о новом сумасшествии любимого. Тогда, чуть ли не набрасываясь на него с кулаками, она в итоге утыкалась Марку в плечо и просила пообещать, что он никогда не вздумает воплотить свою задумку в жизнь. Все было слишком идеально. Пока Жанет не пригласили играть в оркестр где-то за океаном. Это была хорошая возможность построить карьеру, но Марк… Когда она уже позвонила дирижеру, чтоб отказаться, оказалось, что ее мать давно все решила. А через пару дней в аэропорту он уже в последний раз обнимал свою родную, а в плеере звучала та же мелодия. Жанет уехала. Они каждый день часами общались по телефону, но потом, как это часто бывает, звонки стали все реже, а спустя несколько месяцев прекратились вообще. Тогда Марк и узнал, что его некогда возлюбленная собирается замуж. Конец слишком банален и, пожалуй, трагичен. Наверное, именно после этих событий он и изменился. Стал более замкнутым, разборчивым, осторожным, всегда сначала думал, а потом уже делал.

Марк снова взглянул на клавиши, и то ли померещилось, то ли на самом деле увидел, что они приобрели очертания человеческого тела с лицом той, давно забытой, но когда-то слишком любимый.

- Жанет!.. – крик парня потонул в чарующих звуках фортепиано, но Марк все понял. Словно музыка, которую играла девушка, глубоко в душе превращалась в слова и невесомым шепотом писала на сердце с большим опозданием: "Извини", зашивая старые раны и возвращая ту частичку его, что когда-то навсегда забрала с собой. И вдруг Марку стало так тепло. Не физически, а на уровне высшей материи. То, что тревожило его много лет, ушло всего с несколькими нотами, превратившимися в спасительное слово.

- Спасибо. Я был счастлив с тобой, - проговорив это, парень улыбнулся и, развернувшись, отправился в путь в надежде найти здесь ответы и на другие пытавшие его вопросы. И действительно нашел…



Улыбка не покидала лица Марка. Он бродил почти без цели, а получил то, что долго хотел. Возможно, он встретит еще дорогих ему людей, но будет ли это столь же приятно и необходимо? Он не знал. Но все равно, вновь доверившись интуиции, двинулся в определенном направлении. И, видать, не зря.

До ушей парня донесся глубокий звук саксофона, его любимого и, можно сказать, родного инструмента. Нет, не фортепиано, именно саксом Марк овладел в самом начале. Тогда он был еще совсем мелким, лет семь, на первых занятиях юный музыкант еле-еле выдавливал хоть какой-то звук из инструмента, о красоте которого не могло идти и речи. Но двое ребят мечтали играть. Они были настолько преданны своему делу, что по вечерам, уже после занятий, оставались в классе допоздна, чтобы репетировать. И постепенно класс в музыкальной школе наполнялся божественными звуками, от которых хотелось просто закрыть глаза и воспарить куда-то на небо, поближе к ангелам. Сколько раз родители запрещали Марку заниматься музыкой круглые сутки, ведь впоследствии страдала учеба в обыкновенной школе, но скудных пяти часов в неделю совсем не хватало, чтоб полностью рассказать о своих чувствах через протяжные звуки инструмента. Поэтому каждую ночь через окно своей комнаты на первом этаже юный музыкант убегал со своим другом, Альбертом, к заброшенному зданию консерватории, где до утра они полностью посвящали себя инструменту, вкладывая душу в каждую сыгранную ноту.

Неудивительно, что ребята настолько сдружились. Музыка сближает многих людей. После окончания школы парни поступили в одну и ту же консерваторию, радуясь любимому занятию и верному другу рядом. Поразительно, как глупо треснула их вечная преданность. Просто оказалось, что обоим музыка тогда была дороже дружбы. Они играли вместе в одном ансамбле. Но директор решил, что и одного саксофона им будет достаточно. Марка выгнали. Страшно обидевшись на друга за то, что тот не ушел в знак протеста, он наговорил много лишнего и на месяц прервал все связи с Альбертом. А когда понял свою ошибку, опомнился, по телефону надоедливый голос сообщал: «Номер, который вы набрали, не существует». Как Марк потом узнал от знакомых, друг с уже совершенно другой группой уехал в гастрольный тур по Европе, где и остался жить. Но почему-то никто не знал ни названия ансамбля, ни контактных данных Альберта, ни хотя бы страны, в которую он переехал. Марк прекратил поиски после двух лет неудач.

А сейчас перед ним возник образ человека, чье мнение было важно, помощь неоценима, поддержка необходима, а жизнь дорога. Марк не мог вымолвить ни слова и все ждал, когда необходимые звуки музыки польются из инструмента, скажут все за них. В руках парня ни с того ни с сего оказался саксофон, и, уже на автомате выполняя нужные действия, Марк заиграл их некогда любимую мелодию. Заиграл так, как до этого ни разу не получалось, словно музыка сама желала помочь двум старым друзьям сказать все то, что произнести вслух невозможно. Альберт вступил чуть позже, сливаясь с игрой Марка. В каждом звуке инструментов ребят была частичка их души, которой они будто обменивались, пытаясь хоть как-то исправить свое давнее поведение, из-за которого порушилась их дружба.

Когда мелодия закончилась, Марк еще раз взглянул на своего лучшего друга и, кивнув в знак прощания, скрылся в пустоте.



Теперь Марк знал, чего хотел. Целенаправленно он парил по отсутствующему воздуху к самому родному и любимому человеку, которого он не видел уже около десяти лет. И когда он услышал тихие-тихие, еле уловимые переливы флейты, то понял, что достиг цели. Мама. Наверное, всего одного слова достаточно, чтобы понять и до конца прочувствовать то, что испытал Марк, услышав звуки инструмента. Нет, его мать никогда не была музыкантом. Она и музыку-то особо не любила, запрещая сыну частые занятия на саксофоне. Не любила до некоторого времени. Однажды она очень сильно заболела. Нет, не так. Смертельно заболела.

Когда у матери Марка обнаружили рак, она долго не могла придти в себя. Маргарет была очень сильной женщиной, привыкшей всего добиваться самой и всегда держать все под контролем. Муж, сын, их домработница – все слушались Марго и ценили ее мнение, о каждом действии должны были отчитаться ей. Каково же тогда женщине было узнать, что в этот раз она оказалась слабее, что больше не сможет делать все, что возможно, на благо семьи? И в этот момент, когда рядом к тому же не оказалось родного сына, а муж был слишком занят да и всегда не шибко любил свою супругу, единственным спасением Маргарет стала музыка. Она наняла учителей и за полгода научилась играть на флейте, посвящая всю себя этому занятию. Как же она играла!.. Разумеется, за настолько короткий срок невозможно стать профессионалом, но если музыка льется не телом, а душой – любые промахи, неточности в исполнении запросто можно не заметить, поражаясь глубине чувств в обыкновенной мелодии. И Маргарет играла именно так. Вкладывая частичку угасающей себя в простые звуки, становившиеся чем-то невероятным в ее исполнении, она все равно медленно умирала. И к тому времени, когда Марк узнал обо всем и собирался вернуться, его матери уже не стало. А раньше у них были слишком натянутые отношения, чтобы он мог говорить ей все.

Сейчас, увидев маму вновь, парню хотелось бы многое рассказать, но, вероятно, никогда бы не хватило слов для этого. Поэтому появившаяся в руках скрипка, которой Марк овладел после саксофона, заиграла мелодию, которую нашептывало ему сердце. А Маргарет, игравшая на флейте, будто ему отвечала. И этот диалог душ с помощью музыки длился нескончаемо долго, потому что мать и сын, не видевшие друг друга десять лет могли, наконец, выразить все, что накипело. Извиниться, простить, признаться в любви и просто рассказать друг другу обо всем, что случилось в их жизни и смерти. На глазах Марка выступили слезы. Но он продолжал играть, разрывая пустоту волшебством звучного перелива историй их жизни, он был счастлив. Возможно, в подтверждение тому вокруг Марка вместо отчужденной белизны возникло ярко-голубое счастливое небо с непослушными облаками и таким нужным солнцем, под ногами появился зеленый луг с летними бутонами всевозможных цветов, размеров и форм, которые словно тоже подключились к матери и сыну, помогая им играть свою мелодию, делая ее еще краше и эмоциональней. А одна из бабочек, пролетавших недалеко, присела на руку Марка, который тотчас загадал свое самое-самое заветное желание. Ма-ма…



Все это казалось просто сказкой, но ведь даже она не может продолжаться вечно. Мелодия закончилась, а вместе с ней закончились и те мгновения подаренного Марку счастья. Дорогие ему люди растаяли, как только в зале прозвучали аплодисменты восхищенных зрителей. Очнувшись от видений, музыкант встал и поклонился. Прошел за кулисы, где ждала его любимая супруга. Обнял ее и прошептал нежную глупость, все еще пребывая в остатках видения. Каждый раз во время концерта он уходил в себя, копаясь в воспоминаниях, желаниях и фантазиях. Как только в зале гас свет, привычный мир переставал существовать для него. Но с последней сыгранной нотой и первыми аплодисментами все возвращалось на свои места. Вновь блестящая карьера, вновь любимая и любящая жена, вновь потрясающая дочь – только-только научившаяся говорить малышка. Но всегда где-то в потаенных уголках сердца Марку не хватало тех, кого каждое выступление он видел в своем воображении.

"Ну вот, пустили занавес. Значит, пора домой, пора возвращаться. Будь моя воля, я бы всегда жил в мечтах. Но нет. От выступления к выступлению. Так и живем".