Страсть с привкусом крови 2. Глава 1, 2.

Глава 1

Ужас. Какая мерзость. Почему мне так страшно? Я ведь уже переборола в себе всякие остатки тревоги, боязни и опасения. Едкой кислотой облила все причины, что могут вызвать у меня это гадкое и низкое чувство. Слила все остатки в воронку раковины прошлого. Но почему тогда… сейчас?..
Ночная мгла тесно окутывает тело своей холодной пеленой и впихивает в горло огромный кол удушья, отчего становится не по себе. Заметный контраст от низкой температуры мелкого дождя и моей тёплой кожи противно покалывает лицо, словно я умываюсь иглами чужого сострадания. Промокшие ноги громко требуют комфорта, оголённая поясница ноет от жестокости мокрой погоды, а адреналин в груди заставляет сердце стучать подобно ударам барабанщика. Кажись, я все ещё осталась незамеченной. Если вдруг кто-то повстречается на пути, то все задуманные планы можно будет скинуть в помойную яму.
Ками-сама! Сакура, ты хоть понимаешь, что собираешься сделать? Ты, правда, решилась на такое — Отпустить его? Того, которого весь мир считает злейшим врагом. Столько сил было потрачено на поимки кого-то из Акацки. И вот свершилось чудо. Младший Учиха схвачен и помещён в пригородную тюрьму Конохи. Ты уразумеваешь, что лишь благодаря Наруто ты ещё дышишь своими проклятыми лёгкими, Саске? Только он заступился за тебя. А я… а что я? Я молчала перед Цунаде и старейшинами. Да! Признаюсь, я хочу твоей смерти. Я тебя ненавижу. Ненавижу, слышишь?
Чувствую, как ярый вулкан злости извергает обжигающий огонь прошлого, горячий пар настоящего и никчёмный пепел будущего, растекаясь по моим жилам и согревая тело.
Издалека замечаю нужное мне пятиэтажное здание из неуклюжих кусков серого камня, подобное старому покинутому замку. Останавливаюсь. Мурашки, словно блохи, начинают отвратительно бегать по моей коже и вгрызаться в уверенность. Боязнь. Черт, терпеть не могу это чувство… эту слабость. Но если я не сделаю задуманное сегодня, потом уже будет поздно. Я знаю, что совет просто так не оставит его в живых. Ведь их организация уничтожила половину Конохи, когда осадила город и ринулась в бой. Сплошные руины, неразбериха, плач — серное клеймо Акацки, осыпанное сухим порохом. На этот раз мы отбились, но если смотреть в тёмный туннель дальнейшей судьбы, то лучей света вовсе не видно.
Убийцы. Истребители. Черти. Псы Преисподней. Истинное зло. И это зло я собираюсь сегодня выпустить на волю. Да, я спятила. Но я чётко решила, что сделаю это. Тогда вы меня отпустили по твоей инициативе. Я же не останусь в долгу.
Переступаю высокий порог тюрьмы. Удивительно. Все дежурные на своих постах валяются спящими. Узнала бы об этом Цунаде, они бы точно познали силу её мощного кулака. Но совпадение мне как раз на руку: никто не должен знать, что я была этой ночью здесь. Ступаю на третий этаж и спешно ищу твою камеру. Нашла. Заранее зажигаю керосиновую лампу, так как знаю, что в той сжимающей свободу комнате нет проблесков света. Я готова. Колеблюсь? Черт! Презираю тебя за это, Учиха!
Двери открываю ключами, которые были украдены у одного из стражей сего места заключения. Неприятный и довольно шумный звук заржавевшей железной двери противно режет уши. Моментально в ноздри проникает запах древнего туфа. Я вытягиваю перед собой руку, в которой зажат держатель осветительного прибора, чтобы оценить обстановку.
Небольшое помещение, температура которого благотворно воздействует на тело. Под ногами валяется сено, к одной из стен приставлена низкая лавка, на ней сидит недоброжелательно настроенный человек. Сильные руки, запястья которых закованы в железные кандалы, заведены за спину. Грубо очерченную мускулатуру, подобную скульптуре обворожительного бога, не скрывает кожаная жилетка, что тесно сидит на голой груди. Чуть выступающие вперёд из-за положения тела широкие лидерские плечи придавлены поблёскивающими чистым металлом наплечниками, имеющими форму выпучившего иглы ежа. Чёрные зауженные штаны заправлены в высокие сапоги на шнуровке.
Черт возьми, как всегда, ты бесподобен, Учиха. Голова чуть наклонена, потому пряди волос острыми кончиками направили свои взоры в пол. Лицо от меня почти скрыто, но разглядеть повязку в области глаз вполне возможно. Шаринган — опасная штука. Понимаю, зачем они на тебя её надели.
— Какого черта ты здесь делаешь? — ровным голосом начинает он разговор, даже не поворачивая головы в мою сторону.
— Ты знаешь, кто я? — вздрогнув, удивляюсь я, приближаясь к брюнету. Всматриваюсь в лицо врага. Ситуация позволяет совершить такой поступок, не повреждая при этом чувство собственного достоинства. Лишённые утонченности скулы, выступающий подбородок, гордая линия губ… Губы… Где-то в глубине сознания мелькнул хвост воспоминаний с эхом: «Я помню».
— Нетрудно догадаться, — отвечает дерзкий преступник, продолжая все так же мирно сидеть. — Вопрос остается тем же.
— Для своей же выгоды тебе сейчас лучше промолчать, чтобы я не изменила планы. Ибо я пришла освободить тебя, — пытаюсь выглядеть отважной бесстрашной героиней, но голос выдает меня предательской дрожью.
— Да ну? Неужели ты настолько глупа?
— Заткнись, — проволочное заграждение, раскалённое злостью, вмиг сжимает моё самоуважение, отчего становится гадко.
Да как он смеет? Я же делаю для него жизненно-важную услугу.
— Ты это сделаешь, даже зная, что мы вернёмся для полного уничтожения Конохи?
Теперь я поняла, что ты хочешь просто меня вывести, тварь. Нет, Учиха, я тебя не боюсь. Наоборот, мне даже смешно.
— Не заговаривайся, Саске, я ведь знаю, что вы хотите захватить лишь власть Конохи. К тому же, мне хорошо известно, что много людей Акацки так же пали во время битвы, как и наши шиноби, — я зазвенела кольцом-связкой металлических спасителей, подумывая, какой ключ мог бы быть от его наручников. — Сейчас я тебя отпущу, чтобы не быть в долгу… Но после, обещаю, я тебя найду… — нервно сглатываю, — и прикончу.
В мои барабанные перепонки начинают раздражительно постукивать его смешки. Величественно, будто я обязана низкопоклонствовать перед таким феодалом, он приподнимает подбородок и поворачивает голову в мою сторону, проговаривая с издевкой:
— Хм… ну, что ж, с нетерпением буду ждать.
— Не смей насмехаться надо мной! — мгновенно выкрикиваю я и толкаю этого мерзкого червя в плечо для двух функций: первая — это дать ему знать, что он сейчас в моих руках и если такова будет воля, я могу легко перерезать ему глотку; вторая — чтобы наклонить его для снятия чёртовых наручников.
Неожиданный шок окутывает мой разум своим колючим растением с шипами парализации, когда я замечаю, что эти самые кандалы на мужских запястьях раскрыты. Я громко вздыхаю от удивления, а он в ответ с улыбкой поднимает руки, будто специально показывает, что они точно свободны и моё видение не искажено бредовыми галлюцинациями.
— Сюрприз, — с каким-то удовлетворением в тоне заявляет он и снимает повязку с лица, чтобы увидеть мои широко раскрытые глаза.
Но изумление полностью отобрало у меня право менять выражение лица. Так, значит, ты играл со мной, притворившись, что скован цепями. Тихо забавлялся над очередным кукольным спектаклем, в котором я исполняла главную роль? Ты изначально был свободен, потому и не было нужды в моей помощи. Стоп! Но сам Учиха никак не смог бы освободиться.
— Как? — по течению мыслей вырывается непонимание из моих уст.
Сам не мог освободиться… значит… От горячих догадок моё сознание вдруг накрывает волна судорог. Значит… свободу тебе предоставил кто-то другой. И если ты не ушёл, значит, сей спаситель ещё здесь. В этой комнате. Недруг. Враг. Один из бесов. Теперь я ощущаю истинный страх. Он впихнул в моё горло фитиль со взрывчаткой и зажёг спичку. Интуиция бьёт кулаками в тесную скованность и заливает клеем треснувшую уверенность, глупо пытаясь её реставрировать. Растерянность полностью овладевает моей внутренней основой. Выходит, когда я вошла, за дверью уже кто-то стоял. И сейчас этот кто-то находится за моей спиной, создавая тем самым противное напряжение, будто с минуты на минуту меня обольют ледяной водой. Но здесь речь идёт не о воде матушки-природы, а о дыхании бабушки-смерти.
Чтобы полностью удостовериться в своих предположениях, я вдыхаю необходимую, как кислород, силу воли и резко разворачиваюсь. Прижатая к груди лампа по своей функции кидает лучи света на врага, и, так как он уж слишком высок, моему взору представляется только массивная грудь борца, чётко очерченный подбородок, подчёркнутая тенями основа нижней челюсти и нос. Несколько прядей тёмных волос поблёскивают своей чистотой, а тень под ними не скрывает красные дьявольские глаза. От такого вида меня вмиг передёргивает. Такое ощущение, что передо мной стоит голодный вампир, который только что выбрался из могилы и готов в любой момент наброситься на первого встречного, чтобы отведать лакомый вкус крови. Учиха Итачи, я чертовски тебя боюсь.
— Бу, — подав вперёд голову, резко выкидывает он, когда замечает, что к моему лицу едко прилипла пудра под названием страх.
От такого, кажись, короткого звука, у меня подкашиваются ноги, и я падаю назад на пол в угол комнаты, роняя лампу. Устремив дрожащий взгляд смертника на этого высокого монстра, я вовсе не замечаю, как возле моего уха уже оказывается младший братец со словами:
— Харуно Сакура… беглая мышь, сопливый щенок, мелкое насекомое, живи пока что. Пока дают. Ибо скоро мы снова придём. И тогда все вы станете на колени перед кланом Учиха. И ты, и Наруто, и даже ваша гордая Хокаге. Будет довольно интересно, как вы запросите о пощаде.
Эта наглая издевательская речь подрывает все остатки здравого смысла и теперь, сквозь разрушенные дамбы сдержанности в жилах начинает непроизвольно кипятить беспощадную жажду убийства. А этот урод, будто ничего и не произошло, легко поднимается на ноги и шагает к выходу, у которого уже ждёт его спаситель-братец. Но у меня от шквала ярости начинают трястись сжатые в кулаки руки. Как… Как он смеет называть меня такими унизительными прозвищами? Как он смеет говорить такую грязь о Хокаге? Как он смеет вообще произносить имя Наруто? Но, видимо, в его замыслы и входило довести меня до белого каления, как прощальная насмешка перед уходом. И ему это безупречно удалось. Сволочь! Дрянь! Мерзость! Ненавижу! Ненавижу тебя, предатель!
Отвратительные слова въелись в мою сущность для внутреннего самоуничтожения, выдвинув лишь один ультиматум — убить этого ползучего таракана, здесь и сейчас. Чувствую, как желание лишить жизни настолько съедает душу, что хочется взвыть в потолок и этим как-то снять свой накал, но моё тело неподвластно мне, оно уже управляется гневом. Ты не уйдёшь вот так просто, Саске!
— Сдохни, мразь! — выкрикиваю я, накинувшись на спину бывшего сокомандника, обхватив его бока ногами и приставив лезвие ножа под кадык.
Ещё одна секунда, и я бы без колебаний перерезала к чёртовой матери глотку этому самодовольному мстителю, но его рефлексы оказываются быстрее, чем я думала. В один момент он оборачивается к стене спиной, на которой я удобно пристроилась, и, что есть силы, ударяет меня о вертикальную плоскость. От резкого движения «моей лошади» машинально успеваю черкануть кунаем по мужской шее, но мне не становится легче, ведь я знаю, что для лишения жизни содеянного недостаточно. Больно ударяясь позвоночником о каменную ограду, невольно вскрикиваю, но окончательно обидчика не отпускаю, мои руки все также охватывают чужую шею. Безумно мешают эти наплечники: стоит мне чуть подвинуть локти в стороны, как на коже появятся ссадины от железных шипов.
Не освободившись от своего груза, Учиха снова повторяет те же действия, отчего боль уже сковывает своими хищными когтистыми лапами мою выдержку, и я с негромким криком роняю кунай на пол, а сама падаю на скамейку у стены, где ранее сидел заключённый. От неприятных ощущений в спине зажмуриваю глаза и сцепляю зубы. Я буквально слышу, как ноют мои лопатки, и скрипит позвоночник. Решил не церемониться со мной?

Глава2

Характерно хмыкнув, бывший член команды номер семь растягивает уголки губ в ухмылке, когда кидает взгляд на меня сверху вниз и после шагает к выходу, у которого уже ждёт его старший брат в полурасстегнутом плаще Акацки. Знаю, что сейчас выгляжу предельно жалко. Глубоко внутри я понимаю, что какова бы ни была ненависть к этим преступникам, она не поможет мне их одолеть. От этого становится тошно. Тошно от самой себя. Сколько раз я себя уже резала катаной критики, но так и не стала сильнее. Признание истины наворачивает слезы. Чувствую, как обида, подобно соковыжималке, образовывает тромбы пресса в груди. Вот так вот просто заляпал чёрными пятнами на наши имена и будущее Конохи, а в наказание я тебе подарила всего лишь какую-то никчёмную царапину.
— Не доросла, — снова с насмешкой кидает этот нахальный брюнет в лицо моей гордости, что становится пиком гнева.
За спиной нащупываю толстый металл раскрытых наручников и, стараясь не упустить момент, где двое Учих оборачиваются в сторону дверей, швыряю эти соединённые меж собой цепью браслеты, целясь в лицо самодовольного гада Саске. Но в последний миг моя мишень замечает воздушную атаку и отстраняется влево, не подумав, что железный предмет по метательному эффекту теперь направляется к его брату.
Слышится мягкий звук от прилипшей к зубам щеки и цокот соприкоснувшихся с полом наручников. По удару Учиха Итачи отворачивает голову и замирает на несколько секунд, приобретая вид гипсовой скульптуры. Воротник-стойка закрывает половину его лица, потому неизвестно, насколько ситуация критична. Он кидает взгляд на меня горящими красными глазами какой-то нечистой силы, словно вот-вот собирается сделать что-то зверское и жестокое. И, похоже, я знаю, кто будет жертвой. Чуть опустив взор, замечаю приоткрытые окровавленные губы. О, Ками-сама, я же не в него целилась. Внутри зарождается рой дрожи.
— Это ты зря, — заявляет длинноволосый братец и большими шагами направляется ко мне.
— Н-не подходи! — в панике кричу я и отхожу назад от приближающегося человека. Но так как знаю, что вскоре моя спина встретится с каменной стеной камеры, искривляю своё направление в форме дуги, перемещаясь в сторону выхода.
Старший из братьев продолжает погоню с видом, будто сейчас поймает меня своими охотничьими лапами и вмиг разорвёт на части. Чувствую, как адреналин бьёт кнутом по лёгким, чтобы они стали более жадными, овивает сердце, чтобы-то стучало более бешено, щекочет нервы, чтобы разум сошёл на уровень сумасшествия.
Так и шагая задним ходом к дверям, спиной вдруг ощущаю, что на пути появилось какое-то мягкое препятствие, и, стоило мне лишь посмотреть на него, как это самое препятствие в облике Саске хватает меня подмышки и кистями рук укрепляет положение на моих плечах, обернув лицом к своему родственнику.
— Отвали, подонок! — подобной бешеной псине, я пытаюсь вырваться из неволи, зная, что смерть в черно-красном плаще уже близко.
Просто не ведая, как можно спастись, ибо не в праве долго мыслить, я действую по инстинкту, то есть так же, как делали недавно со мной: приближаюсь к стене и ударяю недруга сзади о холодную ограду, чтобы тот освободил мои руки. Почему-то столкновение мужской спины с барьером выходит слишком уж слабым, а ответная реакция, наоборот, — чересчур агрессивной. Почувствовав, что такая мышь как я пытается вырваться из когтей хищного кота, пленитель делает хватку уже стальной и болезненной путём выворачивания моих плеч назад. В таком положении, когда грудь непроизвольно выставлена вперёд, руки почти обездвижены, а голова вряд ли повернётся так, чтобы укусить своего собственника, все надежды остаются лишь на ноги.
Горло сдавливает кисть собственной жалкой сущности, отчего кислород хватаю так, будто это последние вздохи. Скорее всего, так и есть. Последние… Черт возьми, они же предлагали мне жизнь… но с каким унижением. Ну и ладно. Лучше обрызгать своей кровью врага, чем предоставить ему честь взглянуть на твой поджатый хвост. Какая-то сила поддержки вдруг через поры кожи вторгается в моё тело и дарит раскалённую бодрость духа.
Когда Итачи оказывается уже в полуметре от меня, я, опираясь спиной на человека позади, для эффекта независимости начинаю ногами отталкивать массивную мужскую фигуру. Но настырного человека в плаще это вовсе не останавливает. Жёстко схватив за обе голени, старший из братьев разводит мои ноги и приближается почти вплотную. Почему-то все мои судорожные попытки вырваться теперь кажутся вульгарными, ибо происходит трение если не с одним, то с другим из Учих. Все же хорошо, что из одеяния я сегодня выбрала бриджи, а не юбку.
В ноздри вдруг пробираются пёрышки чужого резкого, но в тоже время приятного запаха, пробуждая мои инстинкты. Черт возьми, только сейчас понимаю, что судьба нагло насмехается надо мной, раз снова сводит с этими преступниками. Снова… Слышу глухой стук записей прошлого о пыльную дверь собственной памяти. Нет! Не смей вспоминать, Сакура. Мы ведь решили… в тесных объятиях одиночества и густой прилипшей к глазам ночи. Решили… что этого не было.
Бывший шиноби АНБУ отпускает моё колено, но так как давление его тела на моё слишком едкое, то мне не то что вырваться, а даже поставить ногу на пол кажется невозможным. Брюнет достаёт мой недавно выброшенный кунай, чуть измазанный кровью его младшего брата младшего брата. С ума сойти, ещё и умру от собственного же оружия. Просто чудесно!
— Вы своё ещё получите, Акацки, — угрожающим тоном, как разгневанная кобра, шиплю я.
— Да, получим. Деревню Листа, — произносит стоящий передо мной человек, на лицо которого я под руководством ярости плюю.
На мои действия тот с усмешкой вытирает рукавом мокрую щеку, после чего приставляет острие холодного оружия под подбородок и продвигает им вниз по шее, при этом не создавая порезов. Я напряжённо сглатываю и стараюсь не дёргаться, так как любое движение может нанести мне же ранения. Вызывающий мурашки металл останавливается чуть выше правой ключицы и плавно вдавливается в кожу, как шёлк, эластично разрезая мою живую ткань. Я сцепляю зубы, закрываю глаза и отвожу голову в сторону, но звук боли так и не слетает с моих уст. Неужели это будет медленно? Неужели это будет пыткой?
Чувствую, как кунай под руководством врага ползёт дальше, делая ранение более масштабным, но я молчу. И не такое терпела. Остановился. Странно. Почему? Ради интереса перевожу взгляд вверх и замечаю, как преступник, что ранее изрезал меня, облизывает лезвие ковкого металла моего оружия. Удивление вмиг рубануло секирой повстанца по живому пульсирующему разногласию. Сознание, что бродило по лабиринтам внутреннего мира в поисках ответа, просыпается от упавшей на мой подбородок кровавой капли, скатившейся с лезвия куная. Неизвестно для чего старший Учиха касается мокрого участка моей кожи длинными пальцами, для которых вырезаны отверстия на чёрных облегающих мужские руки перчатках.
Словно ненадолго задумавшись, он позволяет себе крохотную паузу, после которой дотрагивается до моих сухих уст двумя пальцами, а вскоре и вовсе погружает их кончики в приоткрытый от удивления рот. Зачерпнув влагу с языка, они снова выползают на нижнюю губу, чуть смачивая её.
Моё второе «я» начинает жестокую войну против собственных ощущений. Тогда я проявила слабость, отдавшись силе воздействия, сейчас же просто не имею права второй раз наступить на те же грабли. Да, без сомнений, я вспоминала вас. Иногда желала, иногда жалела, иногда плакала. Но это в прошлом. Я… не повторю своей ошибки.
Полностью запутавшись в сорняках непредвиденных обстоятельств, моё сознание пытается прорубить путь к выходу и решению серпом чести, но, полностью погрузившись в это занятие, я не замечаю, как приближается лицо Итачи, и, словно в открытые ставни, меж моих губ проникает его язык, лаская. Я чувствую, как этот орган речи без спроса разведывает каждую часть моего рта. Я чувствую эти приятные прикосновения, что дарят тепло и жгучий огонь внутри. Я чувствую твой вкус и вкус крови. Это происходит так решительно, чётко, нахально. Будто сей человек показывает мне, что я неподвластна самой себе, что я зарегистрирована как его собственность, что я — его.
Изображение плывёт, будто я смотрю сквозь мутную воду. Сердце ударами воина бьёт в мою грудную клетку так, что, наверное, своим колебанием сотрясает чужую. Чувствую себя служанкой перед величественной особой, которая не знает слово «нельзя». Поцелуй собственника продолжает плавить мою сущность. Так умело, так искусно, так властно. Его язык лакомо ласкает внутренности рта, и моё холодное игнорирование можно считать грехом… но я не хочу. Не хочу хотеть.
Из-за потребности в кислороде лёгкие разрываются от крика, а я, наверное, вообще забыла о процессе дыхания. Просто это чувство… словно внутри раскрывается не одна сотня бутонов роз, очаровывая меня своим душистым влечением. Влечением к этому высокому сильному брюнету, который сейчас, оторвавшись от моего рта, переводит взгляд с губ на глаза, будто спрашивает: «Хочешь?». А я же готова провалиться сквозь землю, только бы убраться отсюда, из этой близкой заводящей хватки двух братьев, ибо мои зелёные изумруды без спроса вовсю кричат: «Хочу!»
Заметив эту искру на моем лице, Итачи, будто что-то задумал, переглядывается с братом. В один миг я уже оказываюсь лицом к Саске, который жёстко хватает меня за волосы под затылком, якобы желая выразить через такое обращение свою ненависть, и с оскалом оглядывает мои черты лица, после чего проводит мокрым языком по щеке. Словно пробуя на вкус, мой бывший сокомандник снова и снова облизывает то выступающую на шее мышцу, то область кожи под подбородком, то под ухом. И здесь я уже не выдерживаю. Эта сволочь знает, как он на меня влияет, потому и позволяет себе такое наглое поведение. А я… а я просто не ощущаю ног, только накрывшую волну слабости, из-за которой моё тело вяло начинает оседать. Но меня подхватывает второй, обняв за шею одной рукой и прижав к ней предплечье. Чужой нос человека сзади зарывается в мои волосы и, как парфюмерную воду, вдыхает их запах. На меня снова контрастом действуют их чары, и, отдавшись огненному влечению, я бы уже накинулась на каждого из них и нагло изнасиловала, но чувство собственного достоинства не даёт мне этого сделать, а тело запрещает противиться сладким ласкам, потому я в заточении… В заточении этих очаровательных преступников S-класса.
Заблудившись в собственном внутреннем мире, я просыпаюсь и замечаю перед собой наглую усмехающуюся физиономию Саске. Смеётся? Надо мной? Да как он смеет?! Вражда. Раздражение. Злоба. Внутри. Под действием импульса замахиваюсь на насмешника и влепляю ему безжалостную пощёчину, от которой мгновенно рисуется красный след на щеке моего обидчика. Тот же в ответ двумя пальцами жёстко хватает меня под обе скулы и не успевает что-либо сделать, как мои ногти уже царапают его лицо. Я не хочу поддаваться этому самолюбцу. Тело кричит и жаждет его, но сердце плачет. Внутри я его ненавижу. Ему не получить меня!