Свободолюбивая. Часть I.

Низкое, тучное, свинцовое, с оттенками серого, ненавистное небо нависло и окутало собой огромный мегаполис. Токио. Семь утра. Шум машин, свист ветра в переулках между небоскребами, переполненные дороги, море людей, спешащих в метро или же к автобусным остановкам. Белые воротнички, черные костюмы, черные юбки и подобранные волосы бегут и мчатся во всевозможные стороны красивыми и слаженными потоками, будто бы месяц репетировали и их наконец-то выпустили на сцену. Деловой центр города, в нём всегда так гулко, как и этим утром.

В тот же самый час на самой окраине города блики солнца сперва слегка, а через некоторое время уже со всей своей мощью одаривали теплом традиционный для Японии дом, разгоняя тени ночи. Особняк немного не вписывался в окружающую атмосферу роскоши европейских построек, услаждающих взор всевозможными направлениями архитектуры от барокко и до постмодерна. Но семья Харуно издревле чтила память предков, передавая устои клана вплоть до двадцать первого века. Многие уважали их за столь великое сохранение былого наследия, меньше же попрекали за «излишне старомодные взгляды на мир». Кто прав, а кто нет в споре членам клана было всё равно, ведь главное для них — чистота семейных нравов, соблюдение порядка, ведение собственного бизнеса и воспитание будущего наследника или же наследницы, которая только-только проснулась и уже крутилась перед зеркалом, пытаясь найти недостатки в строгом кремовом платье по колено. Девушка посчитала его слишком консервативным и решила выбрать другое, открыв дверцу шкафа. Взгляд невольно прошелся по красивейшему длинному вечернему платью белого цвета. Чистейший шелк, задрапированные лиф и талия, слегка откровенный вырез, плечики, усыпанные камнями Swarovski, свободная юбка — дизайнерская работа. Сакуре всегда нравилось роскошно одеваться, особенно если пригласили на светский раут. А сегодня был именно такой случай, когда семью Харуно позвали на званый вечер, устраиваемый директором одной строительной компании в честь завершения сооружения нового жилого комплекса. Что же, к такому мероприятию стоило основательно подготовиться, чему и думала наследница посвятить львиную долю сегодняшнего дня. Но для начала надо было выполнить утренний план: завтрак в семейном кругу, урок бальных и исторических танцев, занятие по фортепиано, а дальше начнутся приготовления.

Мысленно спланировав дальнейшие действия, Сакура надела шифоновое бирюзовое платье чуть выше колена, подняла длинные розовые волосы в высокий хвост, достигающий ей практически до середины спины, обулась в белые туфли на невысоком каблуке и вышла из комнаты. Внизу в столовой родители наверняка уже заждались ее, ведь девушка так и не смогла встать вовремя — половину ночи мучилась от мыслей о сегодняшнем рауте.

Харуно спустилась на нижний этаж и подошла к фусума* с изображением картины из далекого прошлого семьи: на ней мастер искусства изготовления предметов для музыкальных услад показывает свой товар богатым купцам во внутреннем дворике некоего поместья. Клан Харуно гордился тем, что поднялся из низов только благодаря своему семейному труду, передающимся из поколения в поколение, и упорству стать лучшими мастерами в Японии. Потому главное поместье было богато украшено картинами былого. Но особо на фоне выделялись комнаты для приема гостей и переговоров: на их стенах, начиная с левой от входа, отображена вся величавая история клана с изображениями самых главных событий. Сразу после картины образования клана следует его герб как центр всего величия и труда многих поколений.

Девушка разулась у входа в столовую и раздвинула фусуму. Взору ее предстала довольно просторная комната на двадцать татами, по центру которой стоял низкий обеденный стол, довольно длинный, чтобы за ним поместилось человек пятнадцать. Стены были украшены всевозможной символикой клана, но самое видное и почетное место занимал герб: белый круг на вишневом поле. Он располагался за спиной места главы, словно лишний раз напоминая гостю, в чьем доме он находился. Так и сейчас при входе девушка сразу увидела своего отца с символом семьи за спиной.

Сакура всегда его уважала и подчинялась указаниям родителя. Ее воспитание было традиционным, именно потому наследница никогда не перечила воле главы. Она всегда видела в нем защитника, властителя целого огромного семейства и гордилась любым его распоряжением. Пожалуй, для нее он стал примером подражания, той вершиной, к которой надо стремиться.

Дочь главы покорно поклонилась родителям и отправилась к той подушке, на которой ей указали сидеть еще с четырех лет. По левую руку от отца — место наследника. Когда Кизаши поблагодарил за еду и съел немного риса, можно было считать, что утренняя трапеза началась.

— Сакура, я надеюсь, ты помнишь, что сегодня за день? — девушка еще не успела проглотить еду, как к ней обратился отец.

Он любил спрашивать очевидные вещи в самом начале разговора, чтобы дальше плавно перейти к его сути.

— Конечно, отец. Сегодня вечером я вас не подведу, — наследница тепло улыбнулась родителю, как делала это всегда, когда он к ней обращался.
— Превосходно, — ледяная сталь отпечаталась в его голосе — Кизаши был недоволен, Сакура сразу поняла и приготовилась к не самому хорошему исходу разговора. День уже не заладился с самого пробуждения, но не везет ведь в мелочах, так ведь? — Мебуки, ты всё еще не рассказала ей, я прав?

Упомянутая женщина быстро перевела взгляд на чашу риса. Нет, не рассказала, не поведала, даже не упомянула.

— Кизаши, ты прекрасно понимаешь, почему я этого не сделала... — жена виновато опустила веки.

Ей больно было говорить об этом, очень больно. Каждая мать любит и оберегает свое дитя, но она не смогла выполнить данные обеты.

— Кх, слабая женщина.

Сакура резко повернулась к отцу, услышав скрежет, как будто ударились в схватке два клинка произнесенных слов. Сколько презрения в них было, сколько оголенной ярости и ненависти. Никогда еще она не присутствовала при тех редких случаях, когда отец оскорблял мать. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Для их семьи это было нонсенсом. Перед дочерью родители всегда вели себя образцово, уважительно относились друг к другу и проявляли любовь, заботу, внимание — всё, как и должно быть в нормальной семье.

Мебуки поморщилась от сказанных слов, но выдержала удар. Да, слабая. Да, никчемная. Не подготовила дитя, не помогла, не спасла.

— Мама, что вы мне не рассказали? — всё еще с удивленным выражением лица спросила девушка.

Выждав несколько секунд тишины, жена главы тихо-тихо, словно журчание горного ручейка, на одном дыхании ответила:

— Сегодня ты будешь представлена своему будущему жениху, наследнику компании, на званый вечер которой мы приглашены.

И воцарилось молчанье. Сакуре казалось, что более она никогда не задышит. Легкие окаменели, воздух не мог пробираться внутрь. Весь мир застыл, а в сознании лишь крутился навязчивый ответ матери. Выйдет замуж за того, кого она совершенно не знает, за чужого ей человека, за незнакомца... Нет ничего хуже для девушки, чем подобная участь. Ей не надо было объяснять, почему ее выдают именно за него, благо всё понимала. Компания в последние годы переживала не самые лучшие времена, это все знали. Но девушка никогда бы не подумала, даже не подозревала, что отец смог бы опуститься до подобного. От осознания всей ситуации стало еще хуже. Наследницу продают, как дешевую разменную монету, лишая той свободы, к которой та привыкла.

Девушка упорно смотрела в глаза родительницы, с нескрываемой обидой продолжала наблюдать за ее дальнейшими действиями.

— Извини меня, родная, извини, — взмолилась мать о прощении.

В ответ жене главы прозвучала тишина.

В глубине души Сакура понимала Мебуки, но отказывалась принимать и отпустить предательство. Предательство самых дорогих ей людей. Судьба не готовила наследницу к браку по расчету. Мерзкое чувство горечи разлилось по всему ее телу, слишком привыкшему к свободе чувств. Сакуре всегда казалось, что она найдет сама своего избранника. Нет, она помнила, она всё еще помнила про традиции старого времени, но воображение сыграло с ней злую, коварную шутку. Комедия закончена, пора ощутить вкус настоящей жизни, сполна напиться ее горечью и страданиями, впитать всем разумом и телом ее несправедливость. И, когда всё сломлено, когда рассудок принимает каждый удар на себя, забывая дать ему отпор, приходит смирение.

Приняв действительность, душа ломается на тысячи и тысячи осколков...

— То есть Узумаки Наруто — мой жених? — Сакура задала этот вопрос обоим.
— Именно, — отец как всегда был краток, даже когда решалась судьба его дочери.

...сверкающих в небе...

— Значит, сегодня я буду готовиться как нельзя более тщательно, — и снова ее теплая улыбка осветила пару секунд назад мрачную и темную комнату. — Могу я удалиться к себе в кабинет, дабы подготовиться к занятиям?

...и резко падающих в грязь.

— Ступай, — наследнице показалось, или Кизаши и правда на миг снисходительно улыбнулся?

— Благодарю.

Вот только Сакура сильная и училась только у сильных.



Банкетный зал был заполнен многими приглашенными семействами, здесь виднелось множество известных личностей, прекрасных спутниц глав всевозможных компаний и предприятий, дочерей и сыновей. Зал блестел пышностью убранства: массивные хрустальные люстры, копии картин многих итальянских художников эпохи Ренессанса, богатая лепнина с позолотой на стенах и на потолке, портьеры из тяжелейшего бархата. Находясь в главном поместье Узумаки, немудрено понять, что золото и багрянец — именные цвета клана. К подобному мероприятию нельзя было не готовиться, внешний вид обязан был блистать идеальностью. И наследница похлопотала на славу, трудясь над своим образом. Белоснежная юбка слегка колыхалась и развивалась при малейшем дуновении сквозняка — чистейший шелк, аромат духов оставлял тончайший шлейф с нотками весенних цветов после шагов госпожи — брендовый парфюм, аккуратный французский маникюр на длинных ногтях подчеркивал нежность тонких пальцев — работа мастера своего дела, закрепленные на макушке выпущенные волнистые пряди густых розовых волос — труд лучшего токийского парикмахера, густые ресницы, подведенные стрелками глаза, темно-серые переливчатые тени и бледно-розовые губы — вечерний макияж от ведущего косметолога страны.

Прекрасна до отвращения, как думали Сакура и некоторые девушки, коим не повезло с внешностью.

С балкона доносилась классическая музыка — небольшой струнный оркестр играл известные светские сочинения Генделя, как поняла сведущая в этом деле Харуно. Она любила звуки оркестра. Всем сердцем. Ей безумно нравилось окунаться в целые неизведанные миры, изучать их, осязать, фантазировать. Всё, чего она не находила в реальности, девушка искала в классике. Ведь музыка — это выход из депрессии, решение проблемы и окрыление вдохновением для дальнейшей жизни, как думала юная наследница, забывшаяся на минуту в сказке английского композитора. А потом, очень резко и крайне неожиданно, она для нее завершилась, когда случайно встретилась взглядом с ним, с человеком, которого уже успела возненавидеть, на которого скинула всю свою обиду и негодование, которому она желала лишь смерти. Но каждый раз здраво оценивая ситуацию, она понимала, что выбора либо нет, либо есть один, один маленький и призрачный шанс, который она со стопроцентной вероятностью упустит. Ведь это невозможно, да и немыслимо. Смелости, сил и храбрости никогда в жизни не хватит, чтобы провернуть подобное. Такие мысли бурным ураганом заполнили девичье сознание, и она терялась, действительно терялась в решениях что делать дальше. За столом на завтраке Сакура была уверена, что преодолеет себя и сможет разорвать брак, но когда час дела приближался с каждой минутой всё ближе и ближе, а отсчет теперь велся по секундам, вдруг руки начало трясти, тело пробила дрожь страха. Ранее она никогда не ослушивалась воли отца, а всё же жизнь привносит в повседневность новые, еще более крутые виражи судьбы. И всё решил взгляд, один единственный, мимолетный, но от того не менее пронзительный. И пришло понимание, осознание своей близкой смерти в случае мерзкой свадьбы. Она не сможет жить с нелюбимым человеком, эта мысль четко засела в голове. Ей больно было только представить, что она будет делить пищу и кров с этим человеком, незнакомцем для нее, а потом родит ему детей, чисто потому что так надо, потому что компаниям нужен будет наследник. И несчастны те дети, что будут рождены от их брака, смешного и шутовского. Нелюбимые и нежеланные, брошенные на воспитание тысячам слуг и одной няньке, незнающие материнской опеки и ласки. Нет, уж лучше умереть, лучше сбежать куда подальше, спрятаться от злой судьбы, уйти из проклятого дома, что предал, и начать творить свою жизнь самой.

Сакура быстро отвела взгляд и попыталась завязать разговор со случайно оказавшейся рядом четой Инудзука. Взяв бокал шампанского, наверное, уже десятый за весь вечер, она обменялась с ними парой вежливых фраз, слегка затронула политику Японии по отношению к близлежащим Восточным странам, параллельно скашивая взгляд в сторону своего «жениха», лишь бы уловить момент и удачно скрыться с его поля зрения. Киба, один из семейства, сказал какую-то глупую шутку, так что пришлось слегка засмеяться и отвлечься от объекта наблюдения. А тем временем этот самый «объект» приближался в сторону своей невесты. Когда Сакура заметила, было слишком поздно — Наруто вплотную подошел к их небольшой компании, состоявшей из Кибы, его сестры и самой Харуно. План моментально сформировался в голове у нее, ведомой лишь одной мыслью о спасении, и неважно, что будет после, главное...

— Здравствуйте, Наруто-сан, — приторная улыбка — одна из многих в девичьем арсенале — озарила ее лицо. — Приятно вас здесь встретить.
— Весьма признателен, Сакура-сан. А где же ваши родители? Случайно заметил, что вы весь вечер проводите практически одна. Для такой красивой девушки, как вы, подобное непозволительно! — а взамен искренняя и очень добрая, неприкрытая за масками вежливости улыбка.

Но девушка не поддалась обману и мимолетному влечению, она лишь резко повернулась, так, чтобы рука с шампанским непроизвольно дрогнула и содержимое бокала вылилось на собеседника.

— Ах, да вот же они! — Харуно головой кивнула в сторону мнимых родителей и, пока молодой человек замешкался от полученного мокрого пятна на черном пиджаке, быстро умчалась в противоположную сторону, плавно проскальзывая между потоками идущих людей.
— Наруто, что это с ней? — Киба забавно изумился выходкой наследницы.
— Теперь я понимаю, почему Шикамару так часто говорит, что женщины такие проблемные существа...

В зале было пять разных выходов, и если один из них, она точно знала, предназначался для гостей, то четыре других для нее оказались неизведанными. Скорее всего, они вели вглубь помещения, где были уже жилые комнаты, кабинеты и прочее наполнение особняка. Разумнее было бы спокойно выйти через гостевой вход, не привлекая к себе лишнего внимания, ведь здание наверняка было полностью под видеонаблюдением, особенно ужесточенном при таком важном мероприятии. Решать надо было быстро: Наруто скоро сообразит, где ее родители, и расскажет им о случившемся. Такое не забывают, она была уверена. И мозг моментально дал команду идти, когда краем глаза она заметила далеко стоящих родителей, говоривших о чём-то своем между собой. Слегка приподняв подол платья, девушка спустилась по мраморной лестнице уже к главному выходу. Как и предполагалось, ее выпустили без вопросов. Внутри она ликовала своим удачным побегом, осознавая, что самая рискованная часть дела позади. Немного наличных, банковская карточка и паспорт с собой были, Сакура предусмотрительно положила их в клатч, надо было только побыстрее отойти от поместья Узумаки. Благо оно находилось рядом с центром, где можно было спокойно переночевать в отеле, неважно в каком, главное — неизвестном. Основная задача — скрыться, залечь на дно, и девушка явно намеревалась придерживаться плана. Вот только в груди немного кололо от совершенного, а шаг иногда замедлялся, когда теперь уже бывшая наследница подумывала развернуться и войти обратно в банкетный зал, как-то нелепо объяснив свою выходку родителям. И всё бы вернулось на свои места! Она бы смирилась со своей ролью разменной монеты, пересилила бы свою ненависть и попыталась бы полюбить Наруто, но сердце настойчиво отвергало все «бы», ведь это невозможно. Нет ничего хуже сомнений, что тревожат душу во время свершения важного дела. Вдруг былую смелость заменил безумный страх, еще более яркий, чем при побеге. Сакура довольно далеко отошла от поместья и уже входила в «ночную зону» города, где властвовали похотливые мужчины, не менее распутные девицы и всевозможные сомнительные увеселительные заведения. Громкая музыка, состоявшая из методичных ударов и всевозможных шумов, заполнила буквально каждую частичку воздуха района. С разных домов слышалась своя «мелодия», вместе складывая непонятное смешение странных звуков, которых беглянка никогда ранее не слышала. Это привело ее в ужас и панику. Где же она оказалась? Что это за место такое, где люди, поддавшись неведомому влечению, ведут себя как звери под что-то несуразное, отдаленно напоминающее музыку? Неужели это и есть свобода? Удивленным взором она окидывала проходящие окрестности, изучая каждый поворот, каждого прошедшего человека в мешковатой или кожаной одежде. Зеленые глаза, словно распустившиеся весенние листочки, впервые в жизни увидели совершенно новый и неопознанный мир со своими правилами и принципами. Страх закрался в ее взоре, опьянение как будто сняло рукой, и пришел ответ на вопрос, где же она оказалась... Это был хаос, ничего общего с тем светом, в котором она ранее находилась. Зачем, зачем же Сакура оставила его, о чём же думала эта глупая девушка, только получившая совершеннолетие?

За всеми этими метаниями и тревогами Харуно забыла про бдительность, не усмотрела за настойчиво следящей парой глаз сомнительно порядочного мужчины, что шел за ней буквально по пятам.

Время близилось к полуночи, ночной Токио всё больше пробуждался ото сна, отчего весь центр закипел жизнью отдыхающих и веселящихся праздных людей. И каждый невольно оборачивался, когда мимо проходила прекрасная дева в белоснежном платье, развевающимся на ветру, подолы которого уже успели запачкаться от пыльных дорог мегаполиса. Она, словно нетронутый нежный цветок, плавно и грациозно продвигалась вверх по улице. Всевозможные яркие вывески и надписи озаряли весь центр, потому нужда в фонарях была не такой уж и большой. В страхе проходя мимо очередного клуба, беглянка презрительно фыркнула, застав у входа откровенно целующуюся пару. Парень рукой полез под белую майку смуглянки, нащупывая ее грудь. Отвратительное зрелище. Разве можно столь интимные моменты показывать на публике? Безобразно до тошноты. Сегодняшней ночью Харуно наконец-то поняла предостережения учителя этики и правил этикета по поводу низшего и среднего классов, коим свойственна потеря нравов и собственного достоинства.

Сакура не вспоминала о слове «бдительность» уже довольно долгое время прогулки, потому незаметное появление мужчины сзади и его вопроса «Понравилось?» она не ожидала. Сердце ушло в пятки от понимания всей серьезности и опасности происходящего. Дыхание перехватило, и, поджав губы, она мысленно дала определение всей своей никчемной личности — дура. Какой же она была дурой, когда сформировала план побега, когда ушла из защищенного места в непонятный и неизученный мир! Что ее надоумило на побег? И теперь, находясь в цепких лапах неизвестного, она не знала, что делать. Разные догадки, мысли и планы пчелиным роем метались в ее сознании, коим овладела самая настоящая паника. Необдуманные поступки всегда караются суровой действительностью, это она уже поняла...

— Может, хочешь, чтобы мы с тобой это повторили? — обольститель прошептал ей это на ухо, чуть ли не прикасаясь к нему своими похотливыми, мерзкими губами, и взял девушку за талию со спины — потные ладони однозначно оставят грязные следы на шелке.

Девушка попыталась сопротивляться, но он еще крепче сжал ее, давая понять, что лучше бы ей ничего не делать. И как быть, как поступить?! Ее не учили, как себя вести в подобной ситуации. Сама виновата, сама напросилась на такой исход событий. Сакура безумно сильно корила себя за свое поведение, за свою юношескую глупость, за предательство своей семьи, традиций, за неподчинение, за волю сердца... Не было смысла что-либо предпринимать, она попалась в жестокий капкан судьбы, случайно поверив в то, что сможет ею управлять, сможет сама ее творить. Отчаянье заполонило девичье сердце, а обида, жгучая обида на всю жизнь отравила душу, разлагая ее на куски, омерзительные и тошнотворные, исчезающие прямо через секунду их отторжения.

Покоренная и сломленная обстоятельствами, Харуно направилась туда, куда вел ее неизвестный, — вглубь того самого ночного клуба.

Продолжение следует.