Техасский холдем* Глава 1.

______________
*Теха́сский хо́лдем (англ. Texas hold 'em)— самая популярная на сегодня разновидность покера, игра с двумя карманными и пятью общими картами, используемыми всеми игроками при составлении комбинаций.
Иракская колода (Most Wanted или Колода смерти) — известная комбинация игральных карт, выполненная в виде портретов самых разыскиваемых оккупационной администрацией США иракцев. Использовалась в течение Иракской войны для поиска свергнутых иракских лидеров.

С войны порой не возвращаются и в переносном смысле. Я знаю множество таких людей.
Али Апшерони

Глава 1.Thunderstruck*

Дейдара просыпается среди ночи от жуткого грохота и, в мгновение ока скатившись на пол, преодолевает полметра, по-пластунски забиваясь под кровать.
«Минометный обстрел!» - настойчивым рефреном стучит в голове, отдаваясь в висках оглушительным гулом крови.
Непроглядная темнота режет широко распахнутые глаза, зато слух обострился до предела, и в голове, с судорожной поспешностью, одна за другой мелькают мысли. Он прикидывает толщину стен казармы, траекторию полета мин, вспоминает, не забыл ли закрыть окна листами фанеры…
Когда с улицы доносится вой полицейских сирен, он вздрагивает и едва не стукается головой о кровать. Полиция? Откуда здесь полиция?.. Мокрая футболка липнет к спине, а грудь режет потревоженный шрам.
Шрам?..
Одеревеневшими пальцами Дейдара лезет под футболку и нащупывает толстый жгут совсем еще свежего шрама. Несколько раз ковырнув его ногтями и вздрогнув от острой боли, он убеждается, что это не сон и не галлюцинация. Тогда что?.. Мобильник, оставленный на тумбочке, вдруг оживает, и тишина взрывается первыми аккордами «T.N.T.»**.
Черт!.. Ему хочется побиться головой об пол, но Дейдара слишком вымотан вспышкой активности. Кряхтя, словно старик, он выползает из-под кровати и со второй попытки встает на ноги.
- Да!
- Дейдара Тсукури?
Этот низкий, надтреснутый голос он узнал бы и в полуобмороке.
- Зецу? Какого черта? – он бросает взгляд на часы. – Полшестого утра, ты что, совсем рехнулся?!
- Это у тебя полшестого, - насмешливо шелестит в трубке. – У меня самый разгар рабочего дня…
– Чего надо?- жестко обрывает его Дейдара, садясь на кровать и растирая все еще саднящую грудь.
- Как самочувствие? Как здоровье?
На секунду Тсукури замирает, а потом бесстрастно говорит:
- Ты и сам прекрасно знаешь, комиссован по ранению.
- Знаю, но спрашиваю о самочувствии. Ты уже вернулся к тренировкам? И как голова?
- Не твое дело, - огрызается Дейадара, и только потом в его голову закрадывается подозрение. – А тебе-то что?
В трубке раздается тихий смешок:
- Вижу, присутствие духа уже вернулось к тебе. Ладно, у меня дела, я позвоню позже.
Дейдара еще некоторое время сидит неподвижно, слушая гудки.
- Сука, - коротко выдыхает он, сжимая телефон в руке.
Странный ночной звонок вызывает в душе Тсукури целую бурю противоречивых эмоций: от острой неприязни к чертовому Зецу, до тщательно забиваемой надежды, что противным, тянущим ощущением отзывается где-то внутри.
Поднявшись с постели и чуть прихрамывая, он подходит к окну и раздвигает плотные шторы: некогда образцовый газон у дома напротив вытоптан десятком ног, а в самом центре все еще воткнут десяток остовов от фейерверков.
- Фейерверки, - словно пробуя это слово на вкус, говорит Дейдара. – Просто фейерверки…
Коснувшись груди, он чувствует жесткую корку засохшей крови, что стянула ткань футболки. Определенно, приспособиться к жизни на гражданке сложнее, чем он думал.
***
Приняв душ и переодевшись, он спускается вниз и с полминуты медитирует на содержимое холодильника: почерневшая от гнили и уже опушившаяся плесневым налетом луковица, полупустая банка маринованных огурцов и четыре бутылки темного пива.
Рассудив, что напиваться ни свет, ни заря – не слишком удачная идея, Дейдара решает съездить за продуктами. Пересчитав наличность и почти четверть часа убив на поиск ключей, он, наконец-то, идет в гараж, где его дожидается старушка «Тайота» грязно-серого цвета.
Цвета мокрого асфальта, поправляет он себя, вставляя ключи в гнездо зажигания.
- Давай, - шепчет он, смахивая налет пыли со спидометра. – Давай, родная.
И машина «дает» - чихнув пару раз, заводится и радует слух ровным урчанием мотора. Тсукури облегченно вздыхает и аккуратно, стараясь не задеть выводок облупившихся от солнца и дождя садовых гномов, выезжает из гаража.
Вопреки всем ожиданиям, на дорогах много машин, а у школы и подъезда к мосту и вовсе образовываются пробки. Несколько минут он ломает голову над тем, что же понадобилось всем этим людям в такую рань, а потом, вспомнив, едва не хлопает себя по лбу: утренний час-пик, они все едут на работу!
К стоянке супермаркета он подъезжает в странном настроении и чуть забывает запереть машину. Бродя между полками, Дейдара размышляет о причинах такой рассеянности и в итоге делит пальму первенства между двумя предположениями.
Контузия или таблетки?
Металлическая тележка катится перед ним с мягким шорохом, он роняет в нее все, что приглянется, хаотично перемещаясь по просторным залам.
Контузия или таблетки?
Кукурузные хлопья, пара рулонов туалетной бумаги, шампунь, брикет замороженных овощей…
Контузия или?.. Дейдара выныривает из своих мыслей только тогда, когда девушка на кассе хмыкает, давя смешок.
Еще бы, он сгрузил в тележку десяток огромных упаковок женских прокладок. Что поделать, сочетания красного и черного привлекали его на подсознательном уровне.
- Это не надо, - говорит он без улыбки, кивая на средства дамской гигиены.
Девушка-кассирша лукаво прищуривается на него из-под рыжего козырька кепки с логотипом супермаркета.
- Точно? – спрашивает она высоким, мелодичным голосом. – А то у нас акция на товары этой фирмы.
- Точно.
Так все же контузия или таблетки?
***
Поужинав и прибравшись на кухне, он спускается в подвал: толстые стены, стальной люк толщиной с две ладони и аварийный электрогенератор. Предыдущие жильцы этого дома явно боялись бомбежки и русских.
Тишина и спокойствие – то, что нужно каждому человеку.
Ведь нужно же?
Дейдара вытаскивает из груды хлама проржавевшую раскладушку и, едва не оглохнув от отвратительного крипа, раскладывает ее, и ложится сверху.
Тишина и спокойствие… И никаких чертовых минометных обстрелов.
Последняя мысль приносит облегчение, и напряжение, преследовавшее его весь день, вдруг отпускает. Ночной недосып дает о себе знать: Дейдара закрывает глаза и не замечает, как проваливается в сон.
***
У Умино Ируки смуглая, ровная кожа, блестящие, густые волосы и неяркий румянец на чуть округлом лице. Его карие глаза светятся умом и сочувствием, а в голосе сквозит неприкрытое желание облагодетельствовать всех страждущих.
Дейдара отворачивается от собеседника и душит в себе острое желание сломать чертовому докторишке пару ребер.
- Как вы себя чувствуете? – участливо спрашивает Умино, чуть наклоняясь вперед.
- Паршиво, - честно отвечает Тсукури, щелкая пальцами.
Большой, указательный, средний, безымянный и мизинец… Фаланги все еще покрыты мозолями, а ладонь не разгибается полностью из-за пересекающего ее по диагонали огромного рубца.
- Вас мучают воспоминания?
- Нет. Меня мучают чертовы подростки с петардами.
Умино вскидывает темные, четко очерченные брови.
- Можно поподробнее?
Дейдара закрывает глаза и откидывается в кожаном кресле. Он рассказывает все подробно и без утайки. Нет смысла скрывать, но нет смысла и надеяться на чудо. Он не помнит, когда перестал верить в Санту, и сколько ему тогда было. Детство… Такое далекое, словно подернутое дымкой. Мираж… Это просто мираж.
Когда он заканчивает рассказ, доктор смотрит на него своими блестящими глазами и говорит:
- Вы не отпускаете войну. Вы привезли ее с собой, она все еще с вами. Почему вы так упорно цепляетесь за это?
- Это я ее не отпускаю, док? Как бы не так… – Дейдара делает паузу и, будь он в другом месте и в другое время, то она наверняка показалось бы драматичной. - Это она не отпускает меня. Понимаете?
Умино Ирука, за спиной которого висит десяток дипломов в аккуратных рамочках красного дерева, кивает. Тсукури закрывает глаза, чтобы не видеть контраста белоснежного воротничка и смуглой шеи, книг, выстроенных по росту, каллиграфического почерка на раскрытых листах ежедневника… Жажда крови наполняет все тело сладкой истомой, пульсирующим нетерпением, которое, обычно, возникает за пару секунд до оргазма. Дейдара до хруста в суставах сжимает подлокотник кресла.
Сколько бы он дал своему желанию сомкнуть пальцы вокруг смуглой гладкой шеи? Восемь. Или девять.
Но что случится, когда мыльный пузырь адекватности лопнет?
Мир по ту сторону век начинает дрожать и плавиться, словно подернутый густым маревом призрак оазиса посреди пустыни. Все кажется чересчур реальным: запах бензина и машинного масла, жар полуденного солнца, ощущение раскаленного песка на коже…
Что он забыл здесь? Его сердце навсегда погребено под барханами и развалинами жалких лачуг. Его сердце взорвано, рассеяно на тысячу частиц и развеяно над чужой страной под незнакомым, слишком синим небом.
Что его ждет здесь? Дожди, разваливающийся дом, старая машина и тоска по адскому пеклу безжалостного солнца.
Ведь он чужой, здесь, в этом мире корпоративной этики, скидочных купонов и рождественских распродаж.
Но он не там. И это меняет все.
Мираж исчезает, сворачивается, съеживается, идет сетью складок и трещин, за которыми проступают очертания реальности. Письменный стол, молодой мужчина, пытающийся сделать свою работу, собственные руки обезображенные шрамами…
Бесконечный поток слишком правильных, а оттого абсолютно нежизнеспособных речей доктора проходит мимо – сливается с фоновым шумом, словно гул далекой автострады или натужное гудение старых труб в подвале.
Когда заканчивается отведенный им час, Умино выписывает ему новые рецепты.
- Это поможет вам заснуть, - говорит он, протягивая Дейдаре рецепты. – А это снимет тревожность.
Он медлит, прежде чем взять бумажки, его до сих пор не отпускает яркость фантазии. Мог ли несчастный докторишка со смешным хвостиком на макушке знать, как близко он подошел к своей смерти? Да и стоит ли ему знать об этом?
Дейдара откашливается и все же берет рецепты. «Снимет тревожность»? Ну-ну…
Попрощавшись с доктором, Тсукури выходит из кабинета и нос к носу сталкивается в дверях с рослым мужчиной в медицинской маске. Странное, едва уловимое ощущение неправильности вдруг настигает Дейдару, но он так и не успевает понять, что же насторожило его в лице незнакомца.
- О, Какаши-сан! Проходите, рад вас видеть, - доносится до него голос Умино, впервые на памяти Тсукури лишенный ноток «матери Терезы».
Выйдя в коридор, он некоторое время стоит неподвижно, расфокусированным взглядом вперившись в стенд с объявлениями.
Не отпускает. Его просто не отпускает, вот и все.
У выхода из больницы его вдруг настигает громкий оклик.
- Тсукури!
Дейдара вздрагивает и резко оборачивается, готовый в любую секунду дать отпор. Правая рука рефлекторно тянется к оружию, но, наткнувшись на пустоту, бессильно повисает вдоль правого бока.
Он не там. Он здесь.
- Тсукури, ты что ли?!
Навстречу ему идет худой, седовласый мужчина в потрепанной кожаной куртке с бутылкой дешевого пива наперевес. Когда между ними остается не больше пары метров, Дейдара, наконец, узнает его – в жизни Тсукури было не так уж много альбиносов.
- Хидан.
- Так это ты! Не, ну точно ты! – радостно восклицает мужчина и отхлебывает из горла. – Я тебя это… того, по волосам только узнал. Иду, думаю, ты - не ты…
Дейдара касается заметно отросших за те тринадцать месяцев, что он на гражданке, волос и старается не морщиться от кислого запаха перегара, ударившего в нос.
- Как жизнь, старик? Сто лет, сто зим, будь они неладны!
Дейдара пожимает плечами.
- Нормально.
- А у меня тоже все ништяк, - говорит Хидан и, в один глоток допив пиво, отправляет бутылку в мусорный бак в полудюжине метров от них. Бутылка предсказуемо пролетает мимо и с грустным звоном разбивается на сотню осколков, большая часть которых склеена этикеткой и не разлетается.
- Заметно, - усмехается Дейдара, за что сразу же получает злобный взгляд красных, оттененных сосудистой сеткой зрачков.
- А сам-то, - шипит Хидан, кивая на рецепты, зажатые в чужой руке. – Думаешь, я не знаю, что это за бумажки? Да ты всегда был психом, Тсукури! Сколько тебя помню, вечно в кабинете химии ошивался вместе со своей рыжей подстилкой.
«Рыжей подстилкой»? Дейдара прикладывает все усилия, чтобы не измениться в лице: упоминания о Сасори режут по живому, даже спустя столько времени…
- Вот-вот, - смеется Хидан, скаля на удивление крепкие белые зубы. – Я всегда знал, что этот придурок плохо кончит: думаешь, никто не заметил, как он подорвался из города? Наверняка сраный педик нашел неприятностей на свою грязную дырку…
Девять с половиной? Или все же десять?
За те годы, что они не виделись с выпускного, расклад сил изменился в другую сторону: теперь Тсукури выше и крепче. Но что самое главное – опытнее.
Дейдара чуть меняет положение ног, перенося центр тяжести, а потом бьет коротко и точно, прямо в челюсть. Раздавшийся хруст, кажется, слышат даже на другом конце стоянки.
Хидан падает неуклюже – валится на асфальт, словно мешок с дерьмом, и неловко выставляет вперед руки. Тсукури мстительно отмечает, что опыта в драках у ублюдка меньше, чем понтов, и добавляет сверху пару смачных пинков, целя в почки. Когда Хидан, стремясь защититься, переворачивается, удар ботинка приходится аккурат по центру солнечного сплетения, и альбиноса рвет чем-то мутным, желто-красным, с вкраплениями непереваренной пищи.
Дейдара брезгливо отступает на шаг, а потом с удивлением понимает: все, его отпустило.
- Знаешь, что меня всегда бесило в этом мире? – спрашивает он, доставая из кармана пачку сигарет. – То, что такие уроды, как ты, живут долго и по-своему, по-уродски, счастливо. А нормальные парни, как последние дураки, гибнут на войнах, развязанных ради клочка пустыни со скважиной для ископаемого дерьма динозавров.
Дейдара поддевает мыском ботинка бывшего одноклассника, и тот стонет что-то нечленораздельное, сплевывая на асфальт несколько белых осколков.
- Слушай меня внимательно, погань бледная, - цедит Дейдара, ставя ногу на чужую голову. Мысль о том, что при должной сноровке можно раскроить чужой череп, словно перезревший арбуз, неожиданно будоражит воображение и согревает внутренности. – Если ты еще раз покажешься мне на глаза, то я отправлю тебя к твоей сучке-мамаше быстрее, чем ты скажешь «Дзясин». Понял меня?
Красные глаза на грязном от песка и рвоты лице сверкают яростью: Тсукури не остается в долгу и хорошо знает, куда бить. О том, что мать Хидана была шизофреничкой, свернутой на религии, и, сбежав из психушки, совершила самоубийство посреди церковной мессы, знал весь город. Но не каждый осмеливался ткнуть белобрысого выродка этим в лицо.
- Да, - голоса почти не слышно, но Дейдара угадывает ответ по движению лопнувших губ.
- Хороший мальчик, - почти искренне улыбается Тсукури и, кинув окурок рядом с лицом Хидана, идет в сторону своего автомобиля.
Сев в машину, Дейдара секунду сидит в тишине.
Странный, исполненный какого-то полубезумного, истеричного торжества смех булькает у него в глотке, словно солоноватая кровь вперемешку с маслянистой, прогорклой рвотой.
Контузия или таблетки?
Какая разница? Ведь результат один.
Перед сном он вдруг вспоминает, что же именно ему показалось странным в лице мужика, с которым он столкнулся, выходя от Умино.
Глаза. У того парня были разноцветные глаза.
Галлюцинации или реальность?
Дейдаре все равно.
***
Ему снится кабинет химии. Просторный, светлый, наполненный острыми запахами реагентов…
- Зачем тебе это?
Дейдара не отвечает, он слишком увлечен лабораторной работой.
- Это бессмысленно. Пошли лучше собирать Харлей!
Дейдара завершает опыт и отмечает получившиеся реакции в таблице.
- Харлей? Сасори, какой толк от этой развалюхи?
- Сам ты развалюха! Это же классика, винтаж!
- Старье, - хмыкает Тсукури, взбалтывая содержимое плоскодонной колбы, и внимательно просматривает его на свету. – Осадок.
- Неужели это интереснее?
- Интереснее.
- Ты дурак, Тсукури, понял?
- Понял, - кивает Дейдара, а потом, завидев признаки подступающей злости в лице друга, заверяет его. – Да пойду я с тобой, куда денусь…
Акасуна улыбается ему и вдруг, соскользнув с парты, подходит вплотную. Они оказываются так близко, что их дыхание смешивается, а Дейдара может разглядеть каждую рыжую веснушку на лице друга.
Они целуются. Неловко, сталкиваясь носами и зубами, не зная, куда деть руки, но целуются.
Дейдара несмело кладет ладони на чужие плечи и… Просыпается от грохота.
Минометный обстрел! Мысли, словно пойманные в силки рыбы, бьются в панике, но в следующий миг он видит яркий всполох за окном.
Чертовы подростки… Тсукури стискивает мокрые виски и несколько раз быстро моргает. Странно… Он не плакал даже тогда, когда его, раскуроченного, словно свиную тушу на скотобойне, везли в подпрыгивающем на каждой рытвине хаммере, но тогда почему сейчас? Откуда эти горькие, будто морская вода, слезы?
За окном опять раздается треск, и Дейдара до боли сжимает челюсти. Выглянув наружу, он застает занимательную картину: высунувшаяся по пояс карга Сенджу орет через всю улицу на толпу подростков, сгрудившихся вокруг догорающего фейерверка, а те, в ответ, демонстрируют ей средние пальцы.
На секунду Тсукури зависает: звонить в полицию? Выйти к детишкам в пижаме и шугануть их завалявшимся в гараже револьвером?
Как скучно и даже вульгарно. О нет, он найдет способ повеселее, чтобы приструнить юных пиротехников.
***
Проснувшись, он первым же делом идет в гараж. Как есть, нечесаный, с нечищеными зубами, со все еще мутной ото сна головой… Но стоит ему только выложить на столе перед собой все нужные коробочки, тюбики и бутылки, как сон, словно рукой снимает. Кристальная ясность ума. Идеальная чистота, какая, наверное, бывает только у буддистских монахов после месяцев медитаций.
Его руки, кажется, живут отдельной жизнью – смешивают, мнут, растирают, отмеряют… Здесь и сейчас он, наконец, обретает спокойствие и тихую радость человека, довольного тем, что делает. Не дома в кровати, не на кушетке у мозгоправа, не в баре с десятой по счету стопкой текилы… Нет. Только здесь и только сейчас.
Черт, как же ему не хватало всего этого!
Через полчаса, когда «воспитательная» смесь готова, Дейдара, вооружившись военным биноклем, устраивается у окна спальни.
Узумаки-старшие уезжают ранним утром: бледно-голубой минивэн отъезжает от дома без четверти восемь, а темно-фиолетовый форд отчаливает десятью минутами позже. Без пяти восемь в начале улицы появляется ярко-желтый школьный автобус, и великовозрастный отпрыск четы Узумаки отправляется в школу с крайне недовольной миной.
Выждав для верности час, Дейдара натягивает синюю бейсболку и, спрятав кулек со смесью за пазухой, дворами крадется в соседский дом.
Его всегда забавляла наивная манера миддл-класса устанавливать дверцы для собак и не иметь сигнализации на окнах в сушильную комнату.
Узумаки, впрочем, не держали в доме животных, зато с удивительной беспечностью не озаботились должной защитой гаража. В два счета вскрыв замок, Дейдара проникает внутрь и, натянув перчатки, исследует одну комнату за другой.
Среднестатистические Узумаки оказываются не такими уж заурядными. Во всяком случае, страпон, найденный в потайной секции стенного шкафа супружеской спальни, свидетельствовал именно об этом. Оценив размеры подозрительно яркого, лимонно-желтого силиконового достоинства, Дейдара невольно восхитился мужеством главы семейства и явно доминантными наклонностями его жены.
Комната же юного Наруто (о чем свидетельствовала табличка на двери), тоже радовала обилием интересных вещей: заглянув в вентиляционную шахту, Дейдара обнаружил пакет травки, пару пачек презервативов, розовые, явно ношенные кружевные трусики и, судя по потрепанности, фотографию их обладательницы – девушки в школьной форме с розовыми волосами. Поразмыслив немного, Тсукури отсыпал себе немного травки и продолжил поиски, но ни под кроватью, ни в тайнике за спинкой кровати, ни в нише стенного шкафа фейерверков он не нашел.
Это было довольно странно, потому как, он знал по собственному опыту, подростки предпочитали хранить все самое ценное и самое «палевное» поближе к телу.
Впрочем, недостающее звено обнаружилось в подвале, среди коробок со старыми игрушками. Заменить одну смесь другой оказалось минутным делом, но, когда он уже почти заканчивал, наверху раздались звуки открывающейся двери.
Спешно закончив, Дейдара огляделся. Голоса наверху раздавались все громче, и Тсукури почувствовал сосущее чувство в животе и покалывание на кончиках затянутых в перчатки пальцев. Это было волнение… Конечно, в сравнении с тем, что он испытывал раньше, это был жалкий суррогат, но… Но до чего же это было здорово!
Открыв окно, Дейдара бесшумно выбрался наружу и в два счета перемахнул через забор.
- Черт, опять забыл окно закрыть, - донесся до Тсукури голос парнишки и смешки его друзей. – И знаешь, эта сиськастая стерва Цунаде… ну, которая справа живет, вчера приходила возмущаться, прикинь?..
Дейдара вернулся домой и до вечера прислушивался к уличным звукам. Он ждал хлопков, криков, сирены скорой помощи… Но юный Узумаки был на удивление благоразумен.
***
Почти всю неделю Дейдара был возбужден предстоящим развлечением, и это заметил даже мозгоправ на их регулярной встрече.
- Вы чем-то взбудоражены, - сказал он, переплетая перед собой длинные, смуглые пальцы. – Это здорово, что вас еще что-то может так взволновать.
О, да, здорово… Тсукури усмехнулся.
- Я стал лучше высыпаться, и ко мне вернулась радость жизни, - говорит Дейдара и только потом понимает, что слово в слово повторил фразу из рекламы ортопедических матрасов, что крутили по телевизору по ночам, в перерывах между гейской порнухой.
Умино недоверчиво глянул на него и протянул:
- Ну-ну, надеюсь, что дело в таблетках, а не в матрасе…
Вот вы и попались, док, хмыкнул про себя Дейдара, заметив, как порозовел врач.
***
Это случается в ночь с пятницы на субботу.
Старшие Узумаки отчалили ранним вечером, так что ближе к десяти к их дому уже подтянулись многочисленные приятели их сына. К одиннадцати, когда музыку уже начали перебивать выкрики и смех, Дейдара погасил во всем доме свет и захватил из кухни пачку чипсов со вкусом бекона. Отрегулировав бинокль, он сел на стул и приготовился ждать.
Впрочем, долго его ожидание не продолжилось, и уже через час веселая компания перебралась из дома на задний двор. Это немного огорчило Тсукури, ведь он рассчитывал на места в первом ряду… Однако, когда темноту озарила серия ярких вспышек, а пьяные и обезумившие от страха школьники ломанулись через кусты, оглашая окрестности истошным воем, старания окупились.
В хвосте толпы бежал сам Наруто, выставив перед собой окровавленную руку. Тех, кто был к нему ближе всего в момент запуска фейрверка, можно было опознать по черным лицам и прокопченной одежде
Наконец, когда подростки, истошно матерясь и отчаянно ссорясь между собой, все же завели машину и уехали, Дейдара с хрустом прикончил последнюю чипсину и вскинул руки.
Отныне больше никаких гребаных фейрверков и глюков о минометных обстрелах. Аминь.
***
Однако радость от укрощения соседских подростков продлилась недолго: словно на контрасте с недавним эмоциональным подъемом, его одолела стойкая апатия.
Нет, ему больше не снился Сасори, но мысли, словно по заколдованному кругу, вновь и вновь возвращались к нему.
В один из тех вечеров, когда его особенно сильно доканывали тяжкие мысли, а алкоголь уже не спасал, Дейдара выпил больше положенной дозы таблеток. Намного больше. Он не хотел свести счеты с жизнью – он слишком много преодолел, спасая свою шкуру и шкуры товарищей, чтобы сдаться в лапы смерти просто так, без боя. О, нет, в его случае самоубийство стало бы не облегчением, но позорной капитуляций.
Просто… просто он хотел вырваться из водоворота тягостных, сжирающих его с потрохами, мыслей и выбрал именно этот вариант.
Через час, после того, как он запил последнюю, горчащую на языке пилюлю водой из-под крана, его отрубило. Резко и конкретно, как обычно бывает только после смачного хука справа от стокилограммовой туши на ринге.
Ему снилось… Нет, даже не снилось: он видел! Видел взрывы. Огромные и яростные, выжигающие сетчатку неосторожного зрителя своей ослепительной яркостью.
Взрывы, взрывы, взрывы… Глядя на каждый из них, по одному лишь цвету и форме «гриба», в котором взвивались в воздух газы и продукты распада, он мог определить исходные вещества, скорость и качество реакций, рождающих эту восхитительную симфонию смерти.
Там и только там, во сне, на грани реальности и бреда, он был свободен, был собой.
Был… Счастлив?
_____________________________
*«Thunderstruck» (с англ. Ошеломленный, сраженный ударом молнии) — песня австралийской хард-рок группыAC/DC. Первый трек альбома The Razor's Edge, выпущенного в 1990 году.
**«T.N.T.» (рус. Тринитротолуол) — песня австралийской хард-рок-группы AC/DC, записанная в 1975 году.