Тень правды: Солнце красной пустыни. Часть 1.

Солнце быстро поднималось над красными песками, что багровым пятном украшали необъятную, безликую пустыню. Ночной холод отступал, в скором времени сменяясь дневной жарой. Люди, что жили здесь, давно привыкли к капризам жестокой матери-пустыни и, прикрывая от песка лица, выходили заниматься своими делами. А некоторые и ночью не прекращали работать, даже если этой самой работой была обычная путь-дорога.
То был путь, которого не видно. В пустыне дороги везде и нигде одновременно. Можно идти в любую сторону, но никогда не знаешь, куда приведёт тебя эта дорога. Чувствовать путь, знать, куда шагать, не попадаться в зыбучие пески и душой отдыхать на оазисах — вот что такое жить в пустыне. Особенно вода, отношение к ней, как к святыне... Без воды здесь не выжить. Жизнь при таком климате растила людей суровых, многие из них становились шиноби — самим воплощением сухих горячих песков.
Поэтому Пакура и торопилась поскорее прибыть на место, пока пустыня не взъярилась на медлительных людей. Путь тормозили два советника, которые, однако, тоже были не лыком шиты. Девушка обернулась к ним, в который уже раз отметив слабое на вид, жилистое телосложение её спутников. От таких в бою ждёшь меньше силы, зато больше скорости.
— Может, передохнём у ближайшего оазиса? — предложила куноичи, оглядывая попутчиков с ног до головы.
— Нет, — покачал головой один из них. Это был среднего роста мужчина с поразительными угольно-чёрными, прямыми до плеч волосами и карими глазами, в которых редко увидишь теплоту. Он оправдывал то впечатление, которое производил на первый взгляд: — Клан Акасуна-но поставил условие явиться в срок, иначе о союзе не может быть и речи.
— Экая принципиальность, — фыркнула Пакура, сложив руки на груди. — Они уже год наши союзники.
— Они ненавидят ждать и заставлять ждать других. И терпеть не могут опаздывающих.
Пакура быстро поняла, что осталось у них не так уж и много времени. Более ничего не говоря и развернувшись, куноичи вместе со спутниками поторопилась к месту назначения. Это было поместье клана Акасуна-но, которое она, наследница клана Тайо*, никогда и в глаза не видела. Не ведала она и его изображений. Помнила только, что недалеко отсюда находился один оазис, и для неё это было далеко не последним местом.
Через несколько часов неустанного пешего хода послы клана Тайо прибыли на место. Их привечали учтиво, вежливо, но всё ещё холодно, без той надёжности, с которой обращаются к союзникам. Пусть их союзу уже год, он всё ещё слаб. Дорога в пустыне утомила всех троих, и им сразу же предоставили комнаты, однако с объявлением этого повременили.
— Здравствуйте, досточтимый Араши-сама*, — сложив ладони вместе, поклонились вышедшему их встретить главе клана Акасуна-но люди Тайо. — Приятно встретиться с вами.
— Взаимно, уважаемые послы из Тайо, — так же поклонился им мужчина средних лет с тронутыми сединой тёмно-рыжими, почти красными волосами. Все формальности соблюдены, ниндзя распрямились. — Прошу следовать за мной.
Пакура с интересом изучала обстановку. Поместье Акасуна-но находилось среди таких же, как и их фамилия, красных песков. Об этих местах ходит много легенд, говорят, что раньше пески эти были не красными, а самыми обычными, вот только война окрасила пустыню в алый. И многое другое в том же духе. Была одна сказка, Пакура знала её со слов покойной матери, в ней говорилось о богине, снизошедшей в подземный, одарённый огнём и проклятый им же мир. И владыка подземного мира не стерпел вторжения на свои земли, и убил он красавицу-богиню, и возрыдали небеса кровавыми слезами, и алеет эта часть песков и по сей день...
От воспоминаний о старых историях её отвлекли советники Тайо. Оказывается, они уже достигли кабинета господина Араши, главы Акасуна-но. Их поблагодарили за то, что явились вовремя, без опозданий, справились об их самочувствии и предоставили любезно подготовленные заранее комнаты. Пакура только и успевала, что улыбаться, когда нужно, да порой вставлять своё слово. Зато девушка поняла, что дипломатия — точно не её. Пусть она и наследная дочь, душою Пакура — куноичи.
Рядом шагал темноволосый Тайо, второй остался на переговорах.
— У меня возник один вопрос, — спокойно начала наследница. — Раз уж я наследная дочь, то скрепить союз узами брака должна с наследником Акасуна-но? С Акасуна-но Араре?
— Привыкайте звать его Араре-сама*, — ответили ей невозмутимо, так, что показалось — равнодушно.
Девушку передёрнуло:
— «Господином»?
— Можно звать и Араре-но-Данна*, как вам более угодно.
— Мне, — подчёркнуто вежливо куноичи обратилась к спутнику, — не нравится ни один из вариантов, Харэджи-сан*.
Харэджи-сан перевёл суровый взгляд на молодую наследницу, молодую, а оттого и глупую. Смотрела она решительно, война воспитала сильную девушку. Именно такая и подойдёт придирчивым людям красных песков. Мужчина, не умаляя суровости и в голосе, молвил ей в ответ:
— Пакура-сама. Несмотря на то, что вы — наследница, я не могу не сказать: хватит быть ребёнком. На кону судьба союза! Этот брак должен скрепить договор и дать сильное потомство. Потомки объединят кланы ещё сильнее. Страна Ветра выиграет войну с Огнём...
— Харэджи-сан, — мрачно прервала его Пакура. — Я — наследница клана шиноби. Чего будет стоить честь клана Тайо, если его главная дочь поддастся другому? Я не просто наследница, уважаемый советник, я наследница клана шиноби. Это что-нибудь да значит.
— Будь глава Тайо с вами согласен, он не отправил бы к клану Акасуна-но свою дочь.
На это Пакура не нашлась что ответить, к тому же они уже подошли к её временной комнате. Раздвинув сёдзи* в стороны, девушка неторопливо вошла в помещение. Напротив также раздвинуты бумажные двери, открывая вид на жаркую пустыню. В воздухе царила приятная прохлада, тени окутывали куноичи песков. Пакура едва заметно, уголком губ улыбнулась теням. Защита от солнца, от жестокого бога пустыни.
Но это возвышенное состояние тут же исчезло, стоило взгляду наткнуться на футон* среди комнаты. Усталость, что накопилась за весь их путь, разом навалилась девушке на плечи, передалась к спине и груди, ушла в ноги и захватила тело. Волна прокатилась пару раз, пока куноичи не дошла до футона и, улыбнувшись, совсем не аристократично не рухнула на него.
Она одна. Её никто не видит. Не надо держать маски перед чужой верхушкой...
Чужой... Повернув голову на террасу с видом на пустыню, Пакура неслышно вздохнула. Ей дали день на отдых, лишь день. Это было и мало, и много одновременно. Что для пустыни день? Лишь песчинка, крошка на ветру времени. Солнце сейчас сияло в зените. Лучи его мягко сияли и переливались, сияли и переливались на красном песке, играя всеми оттенками алого. Пустыня вроде всегда одна и та же... и всегда разная.
— Надо восстановить силы. — Пустыня прилично её утомила. — Восстановить силы... — бурчала она себе под нос...

Пакура и сама не заметила, как уснула. Однако скоро, как ей казалось, пришлось вставать. В комнате было уже — ещё? — достаточно темно, хотя сквозь сёдзи ещё пробивались последние лучи. Закат? Пакура сладко потянулась, не желая даже садиться. Ей снилось что-то... Девушка прикрыла глаза. Ей снилось что-то, что-то хорошее... Вот только ничего не запомнилось.
— Дела, — открыла глаза куноичи. — Меня всё ещё ждут дела...
Быстро сев, девушка поняла, что одета в то же, в чём была вчера. То есть в удобной тёмно-фиолетовой кофте с широкими рукавами и в свободных штанах, только сандалии рядом с футоном сложены, да плащ скинут на пол. Видимо, ей стало так лень, что не стала утомлять себя небольшой уборкой. Осуждающе покачав головой, молодая Тайо нерасторопно убрала всё по шкафам. В гардеробе же она обнаружила и кимоно, специально заготовленное для переговоров. Было оно, впрочем, не парадное и не нарядное. Другой одежды ей не заготовили, на что куноичи лишь усмехнулась и достала из оставленного у изголовья футона подсумка свиток.
Скоро Пакура облачалась в свободное, с широкими рукавами салатовое платье в пол, накинула на плечи привычное с детства пончо и с улыбкой вышла навстречу... как оказалось, рассвету. Несколько удивившись тому, сколько проспала, девушка неторопливо, будто растягивая момент, устроилась на террасе, опустив босые, скрытые платьем ноги на холодный от ночи песок. Песок казался бледно-голубым, и лишь там сверкало красным, где касались его лучи солнца.
— Солнце... — беззвучно шептала она, шептала одними губами. — Красные пески... Akasuna-no taiyo*. Подумать только, даже Пустыня за союз наших кланов.
Слово «пустыня» сорвалось с губ как-то по-особому, зазвучало оно иначе, чем прочие. Пустыня для своих детей была не просто местностью и домом, пусть иной раз и жестоким. Её чтили. Ей поклонялись. Пакура вновь прошептала: «Пустыня...»
Она улыбалась рассвету. То было странное чувство, будто вместе с солнцем встаёт, просыпается и её душа тоже. Такое было на её память лишь раз, всего лишь один раз, который запомнился девушке на всю жизнь.

...Тогда так же вставало солнце, так же рассветало. Пустыня равнодушно продолжала цикл дней и ночей, и не было ей дела до отчаянно зовущей на помощь девчонки. То кричала Пакура, дёргаясь в сторону окружавших её песков и поглощавших быстро её тело. С каждым разом пески заглатывали всё больше и больше, как жадная буря уносит чужие жизни, но то была не она, нет, не она! Буря хлеще и решительнее, без этой противности и медленной смерти... Пакура кричала и кричала, в отчаянии звала на помощь, но вокруг не было никого.
Она была одна. И одна тонула в зыбучих песках. А ведь всего лишь хотела найти оазис, о котором говорили старшие! Оазис... К чёрту оазис, ей бы выжить! Выжить! Выжить...
Пакура, тогда ещё девочка семи лет, замерла. Она не выживет. Её никто не спасёт, а зыбучие пески поглотят её тело и пожрут душу. Одно успокаивало — она станет частью Великой Пустыни. Но даже так, человек странное существо. Пакура всё равно отчаянно хотела жить. Жить, жить... жить, жить и жить!
Небо потихоньку светало, солнце поднималось всё выше, Пакура же — всё ниже. Девочка закрыла глаза, уже не сдерживая слёз, когда её внезапно дёрнуло наверх. Коротко вскрикнув от неожиданности, маленькая куноичи рухнула на песок, тут же простонав что-то нечленораздельное. Одно она поняла сразу — песок, что под ней, твёрдый. Не мягкий, наполненный воздухом, не зыбучий! Твёрдый песок, опора для ног, земля их пустыни! Боль тут же заглушило почти безумное счастье — жива! Она жива!
«Так, а кого надо благодарить?» — вспомнила о странном ощущении она, тут же сев и оглядевшись по сторонам. Боль от удара о песок уже проходила, ощущали и побольней.
Пакура не знала, что случилось, когда она увидела Его. Он стоял и спокойно смотрел на успокаивающиеся зыбучие ямы. Он молчал и не смотрел на неё, был задумчив. Он казался ей Богом... Он — тот, кто спас её — казался маленьким божеством, снизошедшим на землю, алую от войны. И волосы его окрасились красным, взгляд же застыл в карих льдах, оделось же божество, как они...
— П-привет... — нерешительно бросила она.
— И чего ж ты полезла в зыбучку, а? — присев на корточки, коснулся опасных песков мальчишка.
— Я... Я... Я искала оазис, — надулась Пакура, отворачиваясь в сторону, но в следующий же миг вновь глядя на него: — Я...
Мальчишка уже уходил. Пакура тут же вскочила и кинулась за ним:
— Подожди! Подожди, я хотела... поблагодарить...
Он остановился и обернулся. И тут же «карие льды» стали обычными «карими глазами». Во взгляде его чуть искрило любопытство, а это точно не от богов. Пакура, путаясь в словах, пыталась что-то ему объяснить, долго пыталась, пока наконец не додумалась до простого:
— ...Спасибо...
— Вот так бы сразу! — улыбнулся он ей. — Я не люблю ждать, у меня и мама с папой ждать не любят...
— Ждать? — похлопала глазами она.
— Не люблю ждать.
— А... А как тебя зовут? — Девочка не стала заставлять его ждать.
Он немного помолчал, окинув её задумчивым взглядом, а потом снова улыбнулся:
— Сасори.
— А я Пакура!
Ни один из них не сказал друг другу своих фамилий.
Тогда этот мальчик проводил её до того самого оазиса, в поисках которого она попала в зыбучку. Теперь Пакура называла зыбучие пески так же, как он, ей понравилось это короткое, но ёмкое слово. И они разговаривали, на самые разные темы. То пустыня и пески с ветрами, то взрослые с их вечными странностями, то война с вечно недовольными взрослыми... и кровью. Каждый из них почти сразу понял, что они — шиноби. Так что и тренировались вместе, и оружие обсуждали, и техники... избегая при этом тайных клановых. Темы были тяжёлые, но приятные — просто потому, что разговаривать друг с другом было хорошо.
И однажды Пакура решила сделать другу, каким она считала Сасори, приятное. На день рождения когда-то давно девочке подарили кунай, да не простой, а уникальный. Трёхлепестковой формы, с ядом по краям, что фиолетовой струйкой мелькал на стали. Что её удивило, так это то, что Сасори подарил ей две заколки, они оказались сенбонами.
— До завтра? — улыбались они друг другу. — До завтра!
И завтра Сасори не пришёл. Пакура приходила на оазис ещё несколько дней, но боле она большого — аж восемь лет! — красноволосого мальчишку никогда не видела...

...Рассвет в пустыне всегда проходил быстро. День здесь начинался быстро, так же, как приходила ночь. Пакура умиротворённо любовалась песками, средь ветров заводили песни барханы, дюны хребтами высились вдали, досюда же долетали лишь суховатые потоки воздуха. Чуть поигрывая волосами да тканью, они ласкали куноичи, пустыня привечала своё дитя. Всегда так было, так говорили взрослые. И вот в таких мелочах им хотелось верить.
Вместе с Пакурой просыпались и остальные люди. Работа уже началась, жизнь потихоньку продолжалась. Мимо неторопливо, читая какой-то свиток, судя по лицу, связанный с работой, прошёл среднего роста парень с красными волосами, в которых на миг запуталось солнце. Был он в чёрной одежде... Чёрное в пустыне? Парень будто мазохист.
«Надо будет узнать о Сасори у Араре...-сама, — с издёвкой добавила она к последнему имени. Средь всей этой войны у куноичи осталась лишь слабая надежда... — Надеюсь, Сасори дожил до этого дня...»

_______________
*taiyo — солнце
*arashi — буря
*Араре-сама — господин Араре
*Араре-но-Данна — господин Араре: «-данна» — более устаревшее выражение, нежели «-сама»
*предположительно Харэджи — «сын солнца»
*сёдзи — бумажные двери традиционного японского дома
*футон — матрас, на котором ночевали японцы
*akasuna-no taiyo — солнце красных песков