Теплый снег и мятая бумага

Хината помнит, когда это случилось впервые. Невидящими глазами она смотрит в окно особняка клана Хьюга, но перед глазами не заснеженный двор и затянутый обманчивым льдом пруд, а темные каменные подвалы с чадящими факелами. За стеной не по-взрослому гордая и надменная младшая сестра, а мертвенно бледная девушка с синими волосами и бумажным цветком в них. И шумят внизу не соклановцы, выдыхая свободно по случаю отъезда Хиаши, а шумно спорят представители преступной организации Акацки.
Хината помнит, как первый раз оказалась там. Как было страшно. Но еще хуже было от мысли, что она снова не смогла защитить себя и товарищей. Они смогли уйти, а вот она не рассчитала силы и попала в плен.
Тогда к ней долго никто не приходил, и девушка даже решила, что ее навеки забыли в этом мрачном и холодном месте. Но скрипнула дверь и к прикованной цепями к стене брюнетке подошла хрупкая фигура с синими волосами.
Хината сжалась в комочек, замирая, боясь, сама не зная чего. Или череды ударов, или мощного гензюцу, или просто холодных насмешек и оскорблений. Никак не ожидала наследница клана Хьюга нежного касания ледяных пальцев к своей скуле. А ее неожиданная посетительница, встретившись с пленницей взглядом, и не думала убирать руку. Еле касаясь, прочертила дорожку от уха до подбородка, нежно коснулась холодными пальцами губ. Убрала непослушную прядку темных волос за ухо своей жертвы, и снова, молча, воззрилась на скованную цепями девушку.
Хината помнит, как сама, первая заговорила со странной представительницей Акацки. Как спросила ту, как ее зовут. Тихий голос прошелестел ответ: «Хаюми Конан». Голос, похожий на шелест листов книги, забытой на слабом ветру. После назвала свое имя, и получила такое же тихое: «Я знаю». После был долгий взгляд глаза в глаза. Серебристый напротив цвета корицы с медом. Наследница клана Хьюга хотела спросить еще, о том, зачем она тут, но вопрос так и не смог прорвать через этот молчаливый контакт. Резкий звук за дверью нарушил эту хрупкую связь, и девушка с синими волосами оставила пленницу одну в тесной холодной камере.
Хината помнит, что странная гостья приходила к ней еще несколько раз. Так же без слов, иногда касаясь ее лица, иногда проводя обжигающе ледяными пальцами по шее, спускаясь к ключице. Но никогда не оставалась надолго. Никогда не говорила и не объясняла своих действий. За все время, проведенное в плену мировой преступной организации, носительницу Бьякугана не потревожил ни один представитель противоположного пола.
Только Конан заходила к ней. Молча кормила, молча давала воды. Так же молча водила девушку в узкую комнату, для справления естественной надобности.
Все изменилось в один момент. Как раз тогда к концу подходила первая неделя заточения в подземельях. Хаюми молча вошла в комнату своей пленницы. Почему-то именно тогда Хинате показалось, что она – собственность синеволосой. И было странно, что никто из мужского населения Акацки не посмел даже посмотреть на пленницу, не говоря уже о том, чтобы тронуть хоть пальцем.
Конан, не произнося ни слова, подошла к девушке, одно неуловимое движение, и тяжелые цепи со звоном бьются о грубый камень стен. Хината удивленно посмотрела на свою спасительницу и потерла затекшие запястья. Попыталась что-то сказать, но лишь холодный палец, едва касаясь, прижался к ее губам. Тише. Не здесь и не сейчас. Наследница клана Хьюга даже не пыталась вырываться, когда ее вели по длинным темным запутанным коридорам. Остановка произошла внезапно, причем настолько, что носительница Бьякугана почти врезалась в свою провожатую.
Распахнулась тяжелая деревянная дверь, уже потемневшая от времени, но все еще довольно крепкая. Взору девушки предстала огромная ванная комната. Там был даже импровизированный бассейн, полный парящей воды. Но он не давал никакой возможности оценить реальную температуру воды, во всех помещениях стоял холод. Пар от водной глади поднимался вверх, закручиваясь замысловатыми спиралями, оседая на потолке и стенах холодными, быстрыми каплями. Хината оглянулась по сторонам, пытаясь обнаружить банные принадлежности, но ее поиск не увенчался успехом. Девушка с серебристыми глазами вопросительно взглянула на Конан. Та чуть улыбнулась в ответ. Это был первый раз, когда наследнице клана Хьюга удалость прочесть тень эмоций на лице своей тюремщицы, хотя язык не поворачивался назвать так ту, которая столько дней оберегала покой пленницы от непрошенных гостей.
Хаюми развернула сверток, который несла в руках, и взору Хинаты открылось два комплекта принадлежностей для мытья. Вопрос о том, оставят ли ее одну на время принятия ванны, исчез сам собой.
Пристальный взгляд и молчаливый кивок вместо приказа раздеваться. Глядя в застывшие непроницаемые глаза своей надзирательницы, Хьюга сглатывает слюну и начинает неуверенно стягивать с себя одежду. Но процесс идет слишком медленно. Вода остывает слишком быстро. Хаюми понимает это, и еще надеясь согреть тело, решительно подходит к Хинате сзади. Носительница Бьякугана вздрагивает, когда чужие холодные руки ложатся ней на плечи. Неспешно проводят по рукам, и резко взявшись за рукава, стаскивают с нее куртку одним движением. Закрыться, отчаянным рваным движением прижать руки к груди, чтобы никто-никто не видел ее. И снова ледяные пальцы неспешно чертят линии на коже. Снова ведут свою странную игру, заставляя расслабляться и доверять.
Хината чуть разводит руки и смотрит прямо в глаза Хаюми. Искорка теплоты? Или показалось? Но нет времени размышлять. Слишком влажно и холодно вокруг. Слишком быстро остывает воды. Конан делает шаг ближе к своей пленнице. Слитным единым движением стаскивает с той сетчатую майку и уже цепляется за застежки шорт, когда теплые дрожащие пальчики останавливают ее. Щеки узницы пылают, но она делает над собой огромное усилие, понимая, что другого способа согреться нет, и тихо произносит:
- Я сама.
Конан опускает руки и начинает сама избавляться от уже слегка промокшей одежды. Опустив взгляд буквально на секунду, чтобы снять последнюю деталь одежды Хината кожей ощущает на себе изучающий взгляд. Надзирательница смотрит не отрываясь.
Трусики уже упали к ногам, наследница гордого клана Хьюга не знает, что быстрее надо прикрыть от изучающего взгляда, краснеет еще сильнее и залезает в воду, спиной к Хаюми. Сидит, обхватив себя руками, и только сейчас замечает, что дрожит так сильно, что стучат зубы. Становится смешно и стыдно. Смешно от того, как по-детски это выглядит, стыдно, что это видел кто-то другой. Но есть в этом и капля покоя. Странная девушка за спиной с бумажным цветком в волосах не кажется тем, кто будет насмехаться или обращать внимание на неловкость партнера. Партнера? Странное слово, вряд ли уместное здесь.
Тихий плеск за спиной возвестил, что синеволосая тоже вошла в воду. Хината на секунду расслабилась, теперь не она одна полностью обнажена. Еще пара еле различимых шлепков по воде, и мелкая рябь, проходящая рядом с телом, говорящая, что девушка за спиной двинулась в какую-то сторону. Теплая вода, тишина и приглушенный свет заставляют терять картину реальности. Кажется, что во всем мире остались только они двое, эта остывающая вода, да холодные капли на каменных стенах, остальное – дым, реален только этот клочок мироздания.
Неожиданное касание прохладных пальцев к спине рушит нарисованную воображением картину. Они чертят дорожку от плеча, через лопатки, ниже по позвоночнику, туда, где Хината, заливаясь краской, представляла только одни руки, руки солнечного парня, ее безответной любви. Сейчас этот маршрут в точности проходили руки ее молчаливой тюремщицы. Носительница Бьякугана попыталась вырваться, но нежные пальцы неожиданно стали подобны железным тискам, и снова тихий шелест:
- Расслабься. Тут так тихо.
Хьюга делает судорожный вздох, но расслабиться не получается, все происходящее кажется чем-то неправильным, запретным. Такого не должно происходить. Девушка должна быть с парнем и заниматься таким только с ним! Две девушки – это, это ненормально. Будто понимая это, Хаюми разворачивает свою жертву к себе лицом и нежно целует ее пухлые губы.
В глазах Хианты паника. Причем не столько от того, что ее целуют женские губы, что это губы врага, а то, сколько нежности и спокойствия в этом прикосновении. Пытаясь сказать, возразить, заявить протест, Хьюга приоткрывает губы, и ловкий девичий язычок устремляется внутрь неизведанного пространства, лаская, дразня, изучая и даря массу новых, непривычных, пугающе неправильных, но от этого не менее приятных ощущений.
Когда становится нечем дышать, Конан разрывает поцелуй, но не выпускает брюнетку из рук. Нежно гладит пальцами кожу, поливает теплой водой уже покрывшиеся мурашками участки. Резко разворачивает ее к себе спиной и отодвинув темные длинные волосы, прикусывает мочку уха, целует, плавно спускается к шее, потом к ключице, опускаясь до уровня воды. Руки уверенно скользят по телу, находят упругие полушария груди, ласкают их, сжимают, пощипывают соски, резкими круговыми движениями ладони заставляют жертву разорвать тишину первым робким стоном.
Хината понимает, насколько неправильно все происходящее. Она хочет вырваться, но не может, никакие внутренние аргументы не способны заставить ее тело послушаться и вступить с борьбу со своим нежным мучителем. Поцелуй полностью выбивает девушку из колеи, на несколько секунду она будто выпадает из реальности. Когда ощущения возвращаются, то нежные губы уже скользят по шее и ключице, целуя, покусывая. Наследница клана Хьюга сильно вздрагивает и дергается когда ее груди неожиданно касаются чужие руки. Но вырваться не удалось, а после уже и не хотелось. Слишком приятно было то, что творила с ней ее тюремщица, слишком запретно и постыдно, оставалось только краснеть и стараться потихоньку высвобождаться, не разрывая ощущений.
Конан чуть улыбается, когда слышит стон своей жертвы. Ни на секунду не прекращая ласки, синеволосая снова разворачивает девушку лицом к себе и целует в губы. Нежно, невесомо, лаская и позволяя раствориться в ощущениях. Лаская языком, чуть прикусывая нижнюю губу, посасывая ее… А руки продолжают прихотливую игру с телом, которое становится все отзывчивее. С губ пленницы срывается еще один стон, когда ладонь Хаюми находит особенно чувствительную точку. Синеволосая не останавливается, будто задавшись целью исследовать все податливое тело перед ней.
Вот руки скользнули ниже, устремились в узкий просвет между неплотно сведенными бедрами. Ощутив касание на внутренней стороне бедра, практически у самого лона, Хината резко дергается с сторону и пытается даже вскочить на ноги, но руки, столько смело ее ласкающие не позволяют далеко удрать, и замешкавшись, Хьюга теряет равновесие, и подняв кучу брызг падает обратно в воду. Конан умело пользуется моментом и снова набрасывается на жертву, но теперь она не растягивает удовольствие, она нападает, желая получить свое сразу. Носительница Бьякугана не ожидает такой резкости от девушки, дарившей столь нежный и плавные ласки всего несколько мгновений назад. Хаюми прижимает Хинату к бортику импровизированного бассейна, остро и резко кусает шею и тут же зализывает укус, а одна рука неотвратимо надвигается, добираясь до самого естества…
Резкий стук двери выдергивает наследницу клана Хьюга из воспоминаний. Только Хиаши, глава клана, мог войти в ее комнату без стука. Он гневно взирает на дочь, губы кривятся в презрительной усмешке. Проходит пара минут, но так и не произнеся ни слова главный Хьюга выходит прочь.
На душе снова пусто и гадко. Ее ненавидит свой собственный клан. Все считают слабой, даже друзья. В нее не верит никто. Самому дорогому парню, с волосами цвета солнца и небесными глазами, она тоже не нужна. В теплой и светлой Конохе жизнь, казалось замерзла, оставив девушку со странными серыми глазами искать спасения вдали от родных мест. В ледяной темноте подземелий, в воздухе, тяжелом от дыма чадящих факелов, рядом с той, которая сама задыхалась там. Только эти руки и эти губы дарили покой и забвение…
Тихо собравшись, наследница великого клана Хьюга окинула прощальным взором спящее родовое поместье и неслышно рванула в сторону выхода из квартала, из деревни, к свободе.
Они снова встретятся где-то на границе, снова без слов поймут друг друга. Но только кто теперь будет пленницей – еще не известно. Одна из них свободная душой и пленник порядков вокруг, другая свободная в действиях, но заточена в темницу духа.
Такие разные и такие одинаковые. Обе обманчиво холодные и одинаково слабые. Как теплый снег и мятая бумага…