The Bard

И живы лишь в стихотворениях те,
Кто помнит осени отчаянные краски
Да мая прелестного нежные ласки,
К стыду их никто не читает уже.

Дождевые капли жёстко ударялись о землю. Из-за них цвета смешивались, а грязь плыла водоворотами между растущей клочками травы, окрашивая почву мутной палитрой. Потоки воды пробирались к болезненно бледным пальцам человека, сидевшего на корточках, и обдавали его кожу грязными брызгами. Капли, разбиваясь о его согнувшуюся фигуру, окружали её туманным ореолом.
По всему его телу бежала сильная дрожь, но он собрал всю свою решимость, чтобы не шевелиться. Стальной взгляд его серых глаз был прикован к добыче. Её коготки клацнули, когда она, нервно подёргивая хвостом, осторожно взобралась на каменную плиту. Её тельце покрывали проплешины, а оставшийся мех болтался клочьями с кожи. Создание было слабым и исхудавшим.
Мужчина терпеливо наблюдал, как добыча нюхала камень. Её холодный мокрый нос дёрнулся, когда она уловила знакомый запах. Он мог видеть проблеск надежды в её молочных глазах, когда она метнулась, учуяв притягательный аромат. Она открыла пасть, чтобы укусить то, что пахло, как самый большой орех в лесу. На её узкой мордочке было написано блаженство, когда зубы вонзились в предмет.
Мужчина выпрыгнул из своего укрытия и схватил создание за шею. Белка была мгновенно парализована ядом из куска грязи, смоченного обонятельной приманкой, но он хотел убедиться, что она не ускользнёт от него. Из-за дождя у него онемели пальцы, но он все равно смог сломать её хрупкую шейку.
Засовывая белку в сумку, он не смотрел на добычу. Он убил сотни, тысячи людей, но по какой-то причине лишение жизни этого несчастного создания вызывало тошноту. Возможно, мужчина слишком хорошо понимал жестокость заманивания в западню едой: не единожды они теряли солдат, поддавшихся на эту вражескую хитрость.
- Ты теперь в лучшем мире, - прохрипел он, робко похлопав по сумке. Его голос скрежетал от того, как давно он им не пользовался. Мужчина поднял взгляд к небу, сощурившись из-за дождевых капель. Они падали, минуя тоскливые кроны мёртвых деревьев. Голые шишковатые ветви беспомощно тянулись к толстому слою серых ватных облаков, будто в надежде проткнуть его и впустить солнечный свет.
Мужчина поддел двумя сморщенными пальцами край влажной тёмной материи, прилипшей к лицу. Он стянул её вниз и высунул язык, чтобы поймать дождевые капли. Его выводили из себя льющиеся с неба потоки воды, падающие куда угодно, только не в его рот. Из-за жажды на языке образовалась тонкая белая плёнка, которая растворилась немного благодаря редким каплям, но для полного утоления этого никогда не было достаточно.
Вдалеке зловеще рокотал гром. Оставаться в лесу слишком долго было бы опасно. Решив, что для одной ночи поймал достаточно беззащитных белок, он со щелчком захлопнул челюсть, снова закрыл лицо тканью и сунул руки в пропитанные водой карманы.
Мужчина перешёл на бег.
Когда он наступал в лужи, из-под ног разлетались маленькие волны, накрывавшие пожухлую траву мёртвого подлеска, через который он продирался громко шлёпая. Над ним нависали разросшиеся кроны и пустые стволы деревьев. Раньше он думал, что деревья смогут обеспечить что-то вроде укрытия, но бури, свирепствовавшие в этой стране, делали лес опасным. Кроме того, голые ветви не давали достаточной тени или маскировки. Безопаснее было находиться на каменистых окраинах этого района за границей вражеской территории.
Вскоре мужчина покинул лес. Он следовал теперь по знакомому пути сквозь высокие травы, которые неистово раскачивались под натиском всё нарастающего ветра. Их шелест раздавался безумным визгом в его ушах. Постепенно трава укорачивалась, пока не пропала окончательно: остались только камни и грязь. Сначала камни были лишь надоедливым гравием, галькой, которая забиралась в сандалии и застревала между пальцами. Однако с уменьшением расстояния между их и вражеской территориями, камни становились все крупнее, выше и шире, пока ему не пришлось замедлиться, протискиваясь между громадными валунами.
За построенной в спешке каменной стеной он обнаружил свой лагерь. Несколько групп шиноби жались к стене, и он чуть не споткнулся об одного из них, взбираясь выше.
- П-прошу прощения, командующий, - проговорил боец, стуча зубами. - Просто п-п-пытаемся защититься от в-ветра.
Мужчина его даже не услышал. Он позволил привычке вести его дальше в лагерь, мимо сутолоки бормочущих шиноби. Он пробирался сквозь них, чтобы найти миниатюрную женщину на окраине лагеря.
Он бесцеремонно бросил котомку на плоский камень перед ней. Бледная рука стремительно метнулась из-под одеял, чтобы расстегнуть сумку. Женщина подползла вперёд и заглянула внутрь.
- Белки? - она сморщила нос.
- А чего ты ожидала? Ты дала мне только ореховую грязь.
- О, прости.
Её тон был не особенно извиняющимся. Вздохнув, она вытащила одну из тушек и положила к себе на укутанные одеялами колени. Её рука застыла над животным, и на пальцах возникло зелёное свечение, которое извлекло яд, парализовавший белку. Женщина перенесла остатки яда в миску, чтобы в будущем использовать ещё раз.
- Ты притих, - она сказала рассеянно. - Я только шутила насчёт белок, ты же знаешь.
Ответа не было. Она взглянула вверх, убирая влажные розовые волосы от лица:
- Сенсей?
Какаши смотрел на нее. Зелёные глаза Сакуры отчетливо выделялись на фоне дождя, тогда как другие цвета казались приглушёнными. Глаза и её розовые волосы, вяло свисающие у круглого лица. Это были единственные цвета, которые он различал теперь.
Она наклонила голову, будто желая задать вопрос. Он бросил последний тоскующий взгляд на близкий и вместе с тем недосягаемый лес. Все деревья были мёртвыми, конечно.
Мужчина осторожно переступил через импровизированный стол.
- Займёшься белками позже, - приказал он. Сакура помедлила, но она видела, как сильно он трясся из-за холода, и поэтому отложила белок обратно в сумку. Она подняла руку, приглашая его сесть рядом. Он сел.
Её вдруг затопил прилив тепла. Это, наверное, не было физическим ощущением, потому что мужчина был не особенно тёплым, но она могла слышать биение его сердца, пока он закутывал их обоих в одеяла. Он сел, скрестив ноги, и его колено ударилось о её. Его рука скользнула за её спину, чтобы он мог прижать её ближе к себе. Он уткнулся в изгиб её шеи, и она почувствовала движение покрытых тканью губ на своей мокрой коже.
- Сакура... - он прошептал. По привычке она осмотрелась, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Рядом не было ни души.
Мужчина все еще замерзал, но по его позвоночнику пробежала дрожь совсем другого рода, когда он почувствовал её мягкие губы у своего уха.
- Какаши, - она выдохнула. - Какое ты хочешь услышать?
Он немного пошевелился рядом с ней. Ради этого он преодолевал каждый одинаково безотрадный день. Победа казалась невероятно далекой, так что он поставил себе меньшую цель: добираться до их любимого валуна и получать его тайное утешение от Сакуры. Её вкрадчивые слова придавали значение безнадёжным дням.
- Расскажи мне то, о весне, - его голос затихал. - Я хочу услышать о...
Его ресницы трепетали, когда он моргал, пытаясь защититься от вновь и вновь атакующего их дождя. За её плечом он все еще мог видеть оголённые ветви леса. Война украла его дом и скрюченные ветки насмехались над ним по ту сторону оспариваемой границы между странами.
- ...листьях.
Какаши почувствовал, как её губы растянулись в улыбке. Она заговорила. Он закрыл глаза, тихонько прислушиваясь к тому, как она мягким голосом рассказывала его любимое стихотворение.