Тише, нас могут услышать.
Категория: Ориджиналы
Название: Тише, нас могут услышать.
Автор: Ritlain
Жанр: Джен, Драма, Философия, Даркфик, Songfic, Эксперимент
Персонажи: Меган, Натан
Фендом: Ориджиналы
Дисклеймер: Моё.
Размер: Мини.
Рейтинг: R.
Размещение: Только с разрешения автора.
Статус: Закончен.
Саммари: Меган, девочка восьми лет, и её брат Натан, шестнадцатилетний парень. Они – одни из той половины человечества, которые смогли выжить после огромного множества катастроф: реактивы, цунами, землетрясения, вулканы. Люди ещё пытаются что-то сделать.
Но их уже очень мало.
От автора: О великий Unreal, я вас так люблю, честно.
Это попытка неудачная написать ангст-драму-(даркфик). Ну, совсем неудачная, ага, когда пишется враз с тремя фанфиками, такими светлыми по содержанию, и стихами.
Драббл о моих представлениях подобного варианта событий. И, однако, это всё-таки не моё.
Автор: Ritlain
Жанр: Джен, Драма, Философия, Даркфик, Songfic, Эксперимент
Персонажи: Меган, Натан
Фендом: Ориджиналы
Дисклеймер: Моё.
Размер: Мини.
Рейтинг: R.
Размещение: Только с разрешения автора.
Статус: Закончен.
Саммари: Меган, девочка восьми лет, и её брат Натан, шестнадцатилетний парень. Они – одни из той половины человечества, которые смогли выжить после огромного множества катастроф: реактивы, цунами, землетрясения, вулканы. Люди ещё пытаются что-то сделать.
Но их уже очень мало.
От автора: О великий Unreal, я вас так люблю, честно.
Это попытка неудачная написать ангст-драму-(даркфик). Ну, совсем неудачная, ага, когда пишется враз с тремя фанфиками, такими светлыми по содержанию, и стихами.
Драббл о моих представлениях подобного варианта событий. И, однако, это всё-таки не моё.
- Тише, нас могут услышать.
Натан попробовал сжать рот Меган рукой в чёрной грязной перчатке, разорванной на запястье. Задержав дыхание, он быстро высунулся из-за огромного булыжника, посмотреть путь. Нахмурил брови и закусил губу.
- Кто?
Страшно.
Меган понимает, что надо держать язык за зубами, но иногда так хочется просто поговорить, как и раньше – скажем, в школе, со своими подружками.
Вот только они все там: где-то под завалами камней, или изъедены этими жуткими монстрами, похожими на здоровенных кузнечиков. В школе девочка видела картинку этих насекомых, и они вправду были чем-то похожи: тоже зелёные, и лицо у них такое же. А ещё Меган видела – но уже, конечно, не в школе – как эти монстры съедают людей. Передними лапами они драли ещё живую жертву на шматки и, оставляя за собой рдяную дорожку льющейся человеческой крови, скрывались, с мерзким чмоканьем доедая по кусочку всё, что осталось.
Натан и другие никогда не закрывали ей глаза, пряча происходящее за тёплой или холодной ладошкой, а только иногда зажимали рот, чтобы девочка не издавала ни звука.
- Они...
…Тот человек когда-то жил. И дышал. И разговаривал. Может быть, любил, как и Меган, петь. А может, и не любил, а был каким-нибудь королём мафии или маленькой страны. Но это ведь не важно.
Он делал всё, что делала Меган. И он когда-то жил.
Это понимание пугало до сих пор, спустя почти год такой жизни: недоедание, ожидание, прятки за булыжниками, перебежки. Чужие смерти и кончины близких. К виду крови Меган, наверное, не привыкнет никогда, и теперь она просто застывает, увидев только алую каплю.
Натан сказал, что это болезнь под названием «гемофобия».
У него была ранена правая нога: Меган часто видела, как он, пытаясь сделать это непримечательно, укладывал руку на рану; хмурился и сильно сжимал губы; ещё он стал слегка громче говорить и дышать немного скорее, чем раньше. Натан заставлял Меган бежать чуть-чуть побыстрее, не оглядываясь, а сам сильно хромал и шёл медленно.
«Когда-нибудь Они его увидят», - с трепетом думала девочка, и в этот момент всё-таки оборачивалась. А потом - намертво прилипала к брату. Он только успокаивающе трепал её по голове и твердил что-то невнятное. Про порядок и про переживания.
Меган не хотела, чтобы Натан умер так же, как король мафии или страны, или как подруги, или как мама.
Он больно дёрнул её за руку, и они снова побежали, как делали это изо дня в день: сильно наклонившись, почти на корточках, бесшумно и почти что не дыша. Снова прячась, они как будто бродили по кругу в местах, где можно переночевать.
Меган боится, что когда-нибудь она и Натан не смогут убежать вовремя, и из её глаз почему-то текут слёзы. Девочка не всхлипывает и всё бежит, бежит…
Новый ночлег – новая пещера. Натан не разделяет возраста, но говорит, что первым будет сидеть на вахте. Меган кивает ему и не хочет показывать лица. Когда-нибудь он тоже умрёт, как и все, кто с самого начала были с ней: тётеньки и дяденьки, и дети, прямо как она. Но они все кричали, бегали, не наклоняясь, и поэтому их съели.
Еды сегодня не будет, но Меган всё равно.
Меган помнила, как в то время, когда родители были ещё живые, она поймала порхающую красотку-бабочку: правда, тогда, ещё многое не понимая, девочка сжала руку в кулак. Мама недовольно шлёпнула девочку по подзатыльнику, а Меган ещё очень долго избавлялась от пыльцы и от чувства маленьких, гладких, почти неосязаемых песчинок на кончиках пальцев.
Сегодня утром она нашла бабочку, крохотную и ещё живую, и подумала, что лучше дать поползать ей по пальцам, пока она не улетит. Не захочет улететь.
Натан тоже долго смотрел на ползающего по руке ребёнка насекомого, но восторга, который испытывала Меган, не показал. Он только сказал, что им пора идти.
Девочка решила, что он, наверное, стал очень взрослым.
- А жалко…
- Что?
- Ты вырос.
Папа всегда-всегда говорил, что если по-настоящему верить в завтра, то оно будет хорошим. Когда Меган процитировала это Натану, то он рассмеялся – девочке вдруг показалось, что парень сейчас заплачет – и сказал, что так было раньше, но не теперь.
Брат протянул ей половинку морковки: они нашли какой-то старый огород, где смогли найти совсем немного еды.
- А почему?
Девочка впилась в еду пальцами так крепко, что они немного побелели. Есть почему-то не хотелось, а одно упоминание о жевании вызывало обидный приступ тошноты. Натан посоветовал оставить морковку на потом и, вытерев грязные руки о грязные штаны, ответил на вопрос:
- Потому что теперь всё по-другому.
Меган почти что понимала его, правда-правда.
Когда они вновь остановились поспать, то была, наверное, ночь: когда много дней назад над головами раздались взрывы, небо почти перестало меняться. Оно было или светло-голубым, или тёмно-синим, или вообще было каким-то красно-жёлтым, поэтому Натан решил, что не будет делить ночь и день. Они будут спать, когда захотят.
Когда они остановились поспать, то Меган не выдержала и снова спросила его о том, почему они ещё живут. Лучше к маме и папе?..
- Ради них, - грустно улыбается Натан.
И, повторяя, дополняет:
- Ради них, и мы дождёмся того, чтобы всё было, как прежде.
Девочка не верит ему.
Окончательно не верит, что всё ещё будет так, как прежде.
Она почему-то громко всхлипывает и опять плачет, точно бы взаправду хочет положиться на его неправдивые слова. Меган ещё предстоит узнать слово «обречённость».
Она снова пытается забыться сном, где нет этой страшной реальности, под шёпот Натана, который бросать не станет, да и всегда будет говорить «мы»:
- Тише, нас могут услышать.
Натан попробовал сжать рот Меган рукой в чёрной грязной перчатке, разорванной на запястье. Задержав дыхание, он быстро высунулся из-за огромного булыжника, посмотреть путь. Нахмурил брови и закусил губу.
- Кто?
Страшно.
Меган понимает, что надо держать язык за зубами, но иногда так хочется просто поговорить, как и раньше – скажем, в школе, со своими подружками.
Вот только они все там: где-то под завалами камней, или изъедены этими жуткими монстрами, похожими на здоровенных кузнечиков. В школе девочка видела картинку этих насекомых, и они вправду были чем-то похожи: тоже зелёные, и лицо у них такое же. А ещё Меган видела – но уже, конечно, не в школе – как эти монстры съедают людей. Передними лапами они драли ещё живую жертву на шматки и, оставляя за собой рдяную дорожку льющейся человеческой крови, скрывались, с мерзким чмоканьем доедая по кусочку всё, что осталось.
Натан и другие никогда не закрывали ей глаза, пряча происходящее за тёплой или холодной ладошкой, а только иногда зажимали рот, чтобы девочка не издавала ни звука.
- Они...
…Тот человек когда-то жил. И дышал. И разговаривал. Может быть, любил, как и Меган, петь. А может, и не любил, а был каким-нибудь королём мафии или маленькой страны. Но это ведь не важно.
Он делал всё, что делала Меган. И он когда-то жил.
Это понимание пугало до сих пор, спустя почти год такой жизни: недоедание, ожидание, прятки за булыжниками, перебежки. Чужие смерти и кончины близких. К виду крови Меган, наверное, не привыкнет никогда, и теперь она просто застывает, увидев только алую каплю.
Натан сказал, что это болезнь под названием «гемофобия».
У него была ранена правая нога: Меган часто видела, как он, пытаясь сделать это непримечательно, укладывал руку на рану; хмурился и сильно сжимал губы; ещё он стал слегка громче говорить и дышать немного скорее, чем раньше. Натан заставлял Меган бежать чуть-чуть побыстрее, не оглядываясь, а сам сильно хромал и шёл медленно.
«Когда-нибудь Они его увидят», - с трепетом думала девочка, и в этот момент всё-таки оборачивалась. А потом - намертво прилипала к брату. Он только успокаивающе трепал её по голове и твердил что-то невнятное. Про порядок и про переживания.
Меган не хотела, чтобы Натан умер так же, как король мафии или страны, или как подруги, или как мама.
Он больно дёрнул её за руку, и они снова побежали, как делали это изо дня в день: сильно наклонившись, почти на корточках, бесшумно и почти что не дыша. Снова прячась, они как будто бродили по кругу в местах, где можно переночевать.
Меган боится, что когда-нибудь она и Натан не смогут убежать вовремя, и из её глаз почему-то текут слёзы. Девочка не всхлипывает и всё бежит, бежит…
Новый ночлег – новая пещера. Натан не разделяет возраста, но говорит, что первым будет сидеть на вахте. Меган кивает ему и не хочет показывать лица. Когда-нибудь он тоже умрёт, как и все, кто с самого начала были с ней: тётеньки и дяденьки, и дети, прямо как она. Но они все кричали, бегали, не наклоняясь, и поэтому их съели.
Еды сегодня не будет, но Меган всё равно.
Меган помнила, как в то время, когда родители были ещё живые, она поймала порхающую красотку-бабочку: правда, тогда, ещё многое не понимая, девочка сжала руку в кулак. Мама недовольно шлёпнула девочку по подзатыльнику, а Меган ещё очень долго избавлялась от пыльцы и от чувства маленьких, гладких, почти неосязаемых песчинок на кончиках пальцев.
Сегодня утром она нашла бабочку, крохотную и ещё живую, и подумала, что лучше дать поползать ей по пальцам, пока она не улетит. Не захочет улететь.
Натан тоже долго смотрел на ползающего по руке ребёнка насекомого, но восторга, который испытывала Меган, не показал. Он только сказал, что им пора идти.
Девочка решила, что он, наверное, стал очень взрослым.
- А жалко…
- Что?
- Ты вырос.
Папа всегда-всегда говорил, что если по-настоящему верить в завтра, то оно будет хорошим. Когда Меган процитировала это Натану, то он рассмеялся – девочке вдруг показалось, что парень сейчас заплачет – и сказал, что так было раньше, но не теперь.
Брат протянул ей половинку морковки: они нашли какой-то старый огород, где смогли найти совсем немного еды.
- А почему?
Девочка впилась в еду пальцами так крепко, что они немного побелели. Есть почему-то не хотелось, а одно упоминание о жевании вызывало обидный приступ тошноты. Натан посоветовал оставить морковку на потом и, вытерев грязные руки о грязные штаны, ответил на вопрос:
- Потому что теперь всё по-другому.
Меган почти что понимала его, правда-правда.
Когда они вновь остановились поспать, то была, наверное, ночь: когда много дней назад над головами раздались взрывы, небо почти перестало меняться. Оно было или светло-голубым, или тёмно-синим, или вообще было каким-то красно-жёлтым, поэтому Натан решил, что не будет делить ночь и день. Они будут спать, когда захотят.
Когда они остановились поспать, то Меган не выдержала и снова спросила его о том, почему они ещё живут. Лучше к маме и папе?..
- Ради них, - грустно улыбается Натан.
И, повторяя, дополняет:
- Ради них, и мы дождёмся того, чтобы всё было, как прежде.
Девочка не верит ему.
Окончательно не верит, что всё ещё будет так, как прежде.
Она почему-то громко всхлипывает и опять плачет, точно бы взаправду хочет положиться на его неправдивые слова. Меган ещё предстоит узнать слово «обречённость».
Она снова пытается забыться сном, где нет этой страшной реальности, под шёпот Натана, который бросать не станет, да и всегда будет говорить «мы»:
- Тише, нас могут услышать.
Знаете, я сперва прочла работу, а только потом вернулась к шапке. Это уже вошло в привычку, не дочитывать указания. Знаете, была так удивлена, не натолкнувшись на Сасу/Саку или что-то в этом роде…Ориджинал.
Апокалипсис….Так ожидаемый всеми нами конец света, таки пришел. Но к чему привел? Жизнь в страхе, опасения за жизнь и неуверенность в грядущем «завтра»? Реальность всегда страшнее собственных представлений, наших выдумок и робких высказываний.
Два человека, только-только ставших на путь жизни. И они уже обязаны выживать. Страдать, терпеть боль и ограничения. Это страшно, когда страдают дети… Они первые жертвы любой агрессии и жестокости.
Натан. Ему всего 16 лет, но как он предан своей сестре. Таким уже можно удивить! В какие-то моменты он жертвует собой, сознательно отдавая себя возможной участи. Он учит Мэган жизни, возможно осознавая свое недолгое настоящее и не очень-то перспективное будущее. Это страшно, и данная атмосфера уже не может не влиять на читателя.
Мэган. Маленькая девочка, уже познавшая «соль» нынешней жизни. Она знает, что к чему и что к чему приводит. Она осознает реальность, до конца не понимая в виду возраста. Благодаря брату, она привыкает и учиться принимать мир реальным. «Натан и другие никогда не закрывали ей глаза, пряча происходящее за тёплой или холодной ладошкой, а только иногда зажимали рот, чтобы девочка не издавала ни звука.»
Но в тоже время Натан пытается скрасить суровую реальность для восприятия.«Ради них, и мы дождёмся того, чтобы всё было, как прежде.» Да, малышка уже не верит, но и не воспринимает пока все как взрослая. Слишком рано и поэтому может быть слишком больно.
Ваша работа очень эмоциональная, способная зацепить сильные эмоции. То, к чему мы сами может себя привести и, собственно, итог этих действий.
Страшная реальность, которую Вы описали, вполне возможна в реальности. Нас погубят «насекомые» - наши мелкие по отношению к глобальности мира желания и амбиции. То, что было мелким и таким не опасным станет смертоносным, губящим нас. Ваших «насекомых» можно сравнить с «грехами», которые погубят человечество, погрязшее в них. Хотя наверно я просто увлеклась рассуждениями.
Ваша работа замечательна и почему-то очень вдохновляет….Не знаю на что, но некий порыв чувств, определенно, будит.
Благодарю Вас за работу, автор!