Ускользающее счастье. Часть третья

― Убирайся, - сдавленно прошептала она, машинально потянув пальцы к стоящей на прикроватной тумбочке вазе, залитой небольшим объёмом водой, и, с четырьмя нарциссами, которые еще вчера занимали свои места на прилавках цветочного магазина. А сегодня утром из теплых рук Сарады и дочки Хинаты с заботой были перенесены в светло-освещенную палату.

Не заметив никакой реакции со стороны мужа, Сакура, затуманенная гневом и разочарованием, готова была со всей оставшейся в ней силой швырнуть на него хрустальную вещь, лишь бы убрался куда подальше или почувствовал такую же всепоглощающую и просто невыносимую боль, что та до сих пор испытывала, всякий раз с тяжестью в груди вспоминая свою потерю. И плевать она хотела бы, что его боль будет намного отличатся от ее. Его не было. Его как всегда не было тогда, когда он был так необходим. Она взывала. Кричала о помощи, но никто не пришел. Не помог. Не спас. Но все же, несмотря на глубокую травму и ничем не заполняемую пустоту, Сакура с немалым усилием отогнала от себя безумную затею причинить ему серьезные и, возможно, опасные увечья, с силой стиснув прозрачно-стеклянную хрупкость, тем самым с треском разбивая ни в чем неповинную красоту и надеясь потушить в себе пламя ненависти. Однако не помогло. Все стало намного хуже.

― Вон!

Даже после того, как она чуть не сорвала голос, включив всю свою ярость и отчаяние на этот крик, он и не смел шевельнутся, так же гордо и нагло находясь с ней в одной комнате, в одной кровати, уйти, оставить ее в покое, в конце концов. Хоть как-то выразить эмоции или хотя бы сказать хоть что-то, что самую малость говорило бы о его участие в ее жизни, о беспокойстве, что частично разрушило бы созданный вокруг них барьер.

Его спокойный взгляд от ядовито-зеленых глаз метнулся к окровавленной ладони.

Кровь сочилась, заметно стекала из глубоких ран, превращаясь в небольшую лужицу, и как маленькая речка, вселяя ужас, продолжая неровный путь вниз… на до блеска очищенный пол. Порезы жгли кожу, как на раскаленном угле, острые осколки впивались и приносили неприятные ощущения, от которых хотелось тихо скулить или терпеть, чтобы не казаться перед ним еще более жалкой и слабой. Из-за недавней пережитой операции, она еще не способна была чувствовать и управлять чакрой: все каналы заблокированы и для полного восстановления нужно терпение и несколько усердных тренировок. И посему ее ощущение к боли увеличилось в разы, и тело полностью отдавалась этим, казалось бы, мимолетным чувствам.

Харуно стиснула зубы, неприметно скользнув ладонью под одеяло, сжала живот и почувствовала вязкую, противную жидкость. Кажется, швы разошлись. Перенервничала, да и Саске своим присутствием все сильнее тяготил ее.

― Убирайся.

Но он все так же молчал, будто и не слышал ее криков, думая о чем-то своем, не понимая всю сложившуюся ситуацию и не отрывая взора от раненной ее руки. Раз ничего не хочет говорить, не хочет помочь, тогда, зачем он вообще сидит перед ней, только и мозоля глаза? Этим своим поведением он хоть и непосредственно, но продолжает истощать Сакуру, которая перешла на шепот и, судорожно хватая ртом воздух, опустила голову так, что волосы свисали, скрывая вспотевшее и измученное лицо.

― Вон… вон…

Сарада, которая и встретила папу возле ворот деревни, сразу сообщив ему, что мама находится в больнице, после чего он, не выслушав ее до конца, умчался к ней, стояла за дверью, наблюдая за жестокой сценой через чуть приоткрытую дверь. Последовав за отцом, она была убеждена в том, что Сакура обрадуется к нежданному визиту блудного родителя, и ей непременно станет лучше, как только увидит его. Однако же все случилось в точности до наоборот. Радость, с которым она предвкушала примерное развитие событий, оттеснилась, в ее же глазах разлетевшись в прах. Вместо нее жгучие провода скорби прочно обвили ее тревожно бьющееся сердечко.

Сарада всхлипнула, прижимая маленькие ладошки ко рту:
― Ма… ма… папа…
Не надо было идти за ним. Не надо было оставлять маму одну. И просто не надо было сразу говорить о ней.

Столь неожиданно возникшая рядом Ино, заставила Сараду вздрогнуть, невольно ретироваться назад и обернуться, когда на ее хрупкое плечо внезапно опустилась чужая рука.

Их скандал уже стал достоянием общественности. Наверное, позабыли, что у стен тоже есть уши, что маленькая незначительная вещь может обернуться не только для них, но и для всех огромной проблемой. Не прошло и десяти минут, как главной темой обсуждения среди работников и пациентов стали они. И ко всему прочему, их дочурка услышала и увидела то, что не должна была.

Яманако нахмурилась и резко распахнула дверь. То, что она увидела сразу отбило желание напомнить им, что находятся они вовсе не в своем доме, а общественном месте.

― Сакура, ты что творишь?!

С ужасом направив внимание на кровоточащие пальцы, она быстрыми шагами обошла кровать и встала возле Харуно. После схватив ее за плечи, неспешно возвратила ее тяжелую голову обратно на подушку.

― Тебе ведь нельзя волноваться, - добавила она мягко, чуть погодя.

Из-за потери крови ей все тяжелее удавалось контролировать свое тело. Ноги практически не ощущались, как и руки. А дыхание то и дело сбивалось, и ей приходилось со свистом отчаянно хвататься за кислород, который, казалось, теперь в убытке.

С досадой прикусив губу, блондинка нажала красную кнопку, прикрепленную к стене поверх тумбы, и обратно взглянула на дрожащую, окрашенную в красный цвет ладонь, из которой неприятно торчали острые осколки. Придется снова провести для нее еще одну операцию.

― И… ино, - проговорила она еле слышно, что даже находящийся вблизи человек не услышал бы, но подруга все же переключила внимание на нее, в ходе анализа и осмотра ее текущего состояния.

Яманако прищурилась и, наклонившись вперед, осторожно дотронулась до ее покрасневшей щеки, про себя задумавшись, откуда и что это, после, ее взгляд упал на засохшую кровь в уголке ее губ.

Харуно зашипела при попытке зашевелить недееспособными на данный момент пальцами.
― П-пусть, - между вздохом произнесла она, - о… он уйдет, п… пусть он исчезнет…

Яманако моргнула, отцепившись от своих немыслимых догадок, выпрямилась и с некоторым удивлением взглянула на Саске через плечо, будто только что его заметила.

― Саске, выйди, пожалуйста, - и она озвучила это не потому что об этом попросила подруга, а потому, что в эту минуту в палату ворвались несколько медиков, и его присутствие здесь будет крайне лишним.

Раздраженный тем, что кто-либо посмел отдать ему приказ – неважно, что прозвучали ее слова как просьба – он не собирался уходить, наблюдая, как его жена начинает заметно дрожать от слабости.

― Саске, прошу, выйди. Потом поговорим.
Ино, конечно, не удивилась такому беспардонному отношению Учихи, но, так или иначе, не менее презренно относящаяся к нынешней ситуации, куноичи подумала, что ему действительно не помешал бы хороший удар по голове, чтобы он раз и навсегда куда-нибудь подальше запихнул свою гордость. Думается ваза, которая благодаря одной глупой пациентки из прекрасной хранительницы цветов превратилась в смертельно-опасное оружие, предположительно должна была пронзить совсем другую цель. Еще пять минут назад ее это не особо заботило, но после его выходки, медик всерьез задумалась, что будь она на месте подруги ни на секунду не колеблясь запустила бы в него этот тяжелый предмет.

Наконец, он соизволил встать и медленными шагами подойти к двери. Учиха обернулся, посмотрел на Сакуру прежде, чем та всецело погрузилась в бескрайно-глубокий омут темноты.

Выйдя за дверь, Саске прислонился к стене и прикрыл веки. Что на самом деле происходило – об этом не мог рассказать или показать даже его шаринган.

― Саске-сан… - звонкий голос отвлек его от размышлений.

К нему неспешными шагами приблизилась медсестра, которая в свое время была ученицей Сакуры, а сейчас – заботится о ее здоровье.

Учиха волей-неволей открыл глаза, без особого интереса обвел ее коротким, но изучающим взглядом. Она была милой и, если можно так выразится, миниатюрной девушкой. Несмотря на небольшой рост и почти девчачье тело, она не могла не привлекать к себе интерес у противоположного пола. Каштановые волосы, собранные в низкий хвост, кудрявыми прядями струились от ключицы до талии, ярко-серые глаза лучились, донося до окружающих ее легкое смущение и радость, с которым она предвкушала дальнейший разговор с Учихой.

― Здравствуйте, - слегка дрожа от волнения и чувствуя, как сердце вот-вот упорхнет прямо к ступням, она склонилась в поклоне, пожелав продемонстрировать ему свое глубокое почтение. – Меня зовут Саюми. Когда-то я была ученицей Сакуры-сан, теперь я за ней присматриваю.

Обеими руками крепче прижав к груди темно-синюю папку, буквально намертво вцепившись ногтями за ее края, девушка нежно улыбнулась, на что получила короткий кивок головой, но и этого было достаточно, чтобы та покрылась легким румянцем, и уверенно шагнула в его сторону, не видя причин держаться от него на расстоянии. Многое довелось ей услышать о нем – как хорошего, так и плохого – несколько раз даже видела с Сакурой, но никогда не думала, что ей однажды выпадет такой прекрасный шанс познакомиться с ним лично.

Он не хотел знать, почему эта медсестра подошла и стала вести с ним беседу, в то время как сам не был в хорошем расположении духа, чтобы завязывать «дружеские» отношения еще с кем-то. Сейчас его больше волновала Сакура и Ино, которую с нетерпением и ждал.

― Саске-сан, - она снова обратилась к нему в уважительной форме, но он, посчитав, что нет необходимости поддерживать разговор, проигнорировал, подняв глаза на потолок.

Положив мешающую на данный момент папку на один из стульев ожидания, девушка с обеспокоенным видом вытащила из кармана белого халата лейкопластырь. С легкостью справившись с аптечным предметом, она почти вплотную приблизилась к нему и встала на цыпочки…

Учиха грубо схватил потянувшуюся к его лицу руку:
― Что ты делаешь?

Ученица Харуны не испугалась и тем более не растерялась, будто ожидала от него подобной реакции.
― У вас там, - прошептала она, - порез на щеке.

В первую минуту он удивился, ибо не заметил, да и не почувствовал. Никакого жжения не было. Впрочем, к чему это разглагольствование, когда тело его со временем укрепилось и теперь эта рана сравнима разве что с укусом комара, не более чем. Саске опустил тонкое запястье медсестры, нехотя возвращаясь к времени, когда Сакура влепила ему пощечину. А Саюми воспользовавшись тем, что Учиха ушел в себя, одним движением пальцев быстро заклеила пластырь на красную полоску на бледном лице.

― Вот так, - она снова дружелюбно улыбнулась, а после нежданно вскрикнула. – Боже!