Усыпляющая обыденность. Глава седьмая.

От автора(2): Простите за опоздание. Продолжение должно было появиться намного раньше, но вселенское зло наслало на меня лень и хандру. Призываю всех своих читателей не поощрять темную сторону – не ленитесь и напишите комментарий автору(а после этого ваша карма еще и очистится).

Глава седьмая, в которой нервные клетки не восстанавливаются.

Итачи повернулся на другой бок, удобнее устраиваясь в мягкой постели.
Поднимает и опускает веки, но картинка не меняется: лишь одна всепоглощающая черная дыра перед глазами. Ему страшно. Он совсем один. В пустом родовом доме, принадлежавшем не одному поколению клана Учиха, который долгое время был заброшен, несколько раз перестроен, а теперь еще сокращен до минимальных размеров. Братьям пришлось переехать из маленького городка, где они провели все свое сознательное детство, сюда после смерти родителей. Таково было последнее желание их матери.
Странным образом это место навевало хандру на Саске, поэтому вскоре он и покинул его. Итачи же связан по рукам и ногам – дороги нет. Несмотря ни на что, он пытался жить так, как живут тысячи людей. И каждый раз ловил себя на мысли, что что-то не так с его душой, что-то отравлено в нем.
Он помнит то, что шептала, роняя слезы, его драгоценная матушка.

«Не бойся, мой милый. Ты всегда будешь в безопасности. Даже после своей гибели я буду с тобой. Ты не будешь нуждаться в зрении. Я буду оберегать тебя до тех самых пор, пока ты не обретешь свое счастье…»

Казалось, что материнское обещание работает, но только наполовину. Возможно, Итачи сошел с ума, но порой ему кажется, что этот дом живой и он наблюдает за ним постоянно. Ежечасно. Ежеминутно. Ежесекундно. И не просто наблюдает, а принимает самое непосредственное участие в его жизни.

Слепец беспомощен вне стен, но и оставаться один на один со своими страхами не желал. Именно по этой причине Саске никогда не оставлял своего старшего брата без присмотра. Особенно в ночное время, когда каждый звук, даже самый безобидный, становился для Итачи предвестником неуклонно надвигающейся опасности.
Зеленоглазая девчонка принесла с собою убаюкивающее тепло, словно только что грелась в солнечном свете. Расслабился и позабыл о своей ахиллесовой пяте - непростительное безрассудство.
Этой ночью он все-таки заснул.

***

Первые утренние лучи ударили в лицо, он интуитивно повернул к солнцу свои незрячие глаза.
- Итачи, с тобой все нормально? Ты кричал…
Он не видел Сакуру, но её голос был подобен свету, проникающему сквозь церковный витраж.
- Теперь нормально, нет, скорее, чудесно.
- Уверен? Можем быть, тебя снова лихорадит?
Нежным движением зеленоглазка убрала волосы с его лица и кончиками пальцев коснулась лба – божественное чувство.
- Здоров, здоров я. Просто дурной сон. Кстати, что случилось у тебя?
- Кое-что произошло с близким человеком моей подруги, но сейчас уже все хорошо. Итачи, пошли завтракать.

Харуно выкладывала яичницу со сковороды на тарелку, что-то явно веселое напевая себе под нос.
- Прости, но я сегодня ничего дельного не успела приготовить.
- Сойдет и так.
Вытащил сигареты и закурил. Дым заполнил крошечную комнатку от пола до потолка, и даже открытая форточка не спасала.
- Итачи, мы же едим… - маленький носик поморщился.
- Прости.
Учиха выдавливает из себя что-то, отдаленно смахивающее на улыбку. Похоже, что только так он умеет вымаливать прощение.
- Не прощу. Как можно так неуважительно относиться к еде? Где твои манеры? Тебе нужно бросить курить. Ты просто гробишь свой организм.
Раньше такие нелепые нотации, которые он часто слышал от своего младшего брата, просто пропускал мимо своих ушей, но не с ней. Итачи так сильно желает, чтоб её голосом пропиталось все его тело, чтобы зеленоглазка звучала в каждой его клеточке.
- Ладно, это твоя жизнь. Если хочешь, то кури, но, по-моему, это настоящее расточительство – убивать такую красоту…
До Сакуры тут же дошло, что она ляпнула. В общем, что у дуры в голове, то и на языке.
- А-а, то есть… Где Куро? Его пора кормить.
Почувствовал, как девушка мечется и пытается сменить тему.
Она такая забавная. Такая живая. Такая добрая. Такая милая. Да и пахнет вкусно. Еще раз вдохнул её аромат, чтобы окончательно убедиться в этом: ваниль и мята перечная. А на вкус, наверное, перец кайенский.
Возможно, если он поймает эту девчонку, привяжет к себе и заставит полюбить слепого, то… Может быть, счастье рядом? Соблазн так велик.
Делает рывок и мягко приобнимает, обхватив двумя руками тонкую девичью талию. Сакура уткнулась лицом ему в грудь. Кислорода уже через несколько секунд не хватает. Она поднимает голову, чтобы что-то сказать, но случайно задевает губами его губы. Заискрился воздух между ними, будто весь из хрусталя. Хватается за свой амулет, который – ей-богу! – обладает волшебной силой. Зажмурившись, теперь уже по-настоящему целует его. Отчего нахлынуло такое счастье, что в тот миг Итачи было не страшно даже умереть.
Вопреки всем радужным надеждам вдруг тихий неугомонный голос нашептывает ему на ушко убийственную правду… Ей не нужен такой калека, который никогда не сможет увидеть ни прозрачной дали, ни лазурного свода. Всего того, что каждое мгновение слышат его уши и ощущают его руки. Для Итачи вся эта красота, переданная в словах, - лишь бледная тень великолепия реальности, которая волнует мужское сердце.
Почему в этот самый счастливый момент своей жизни почувствовал нелепость бытия и явственно осознал свою убогость?
Она слышит чужое порывистое дыхание и сердце, что под её ладонью, убыстряет свой бег. Заглянула ему прямо в глаза, в которых отражалось собственное лицо. В них Сакура прочитала стыд, бесконечную боль и призрачную враждебность. Они всколыхнули в женской душе что-то неподъемное. Интуиция никогда не подводила зеленоглазку.
«Оттолкнет…»
Вместо этого Учиха прижимается к ней все теснее. Сминает её губы. Яростно. Больно. С привкусом железа. Кажется, что они вот-вот стукнутся зубами.
- Уходи.
Неожиданно отпрянул от Харуно.
- Ч-что?
- Уходи. Прошу тебя.
- Ты шутишь?
Ей показалось, что он просто смеется над ней. У братьев всегда был очень специфический юмор – знала об этом не понаслышке.
- Да. Мне было весело, а теперь катись на все четыре стороны.
В теле зеленоглазки ни на минуту не угасал огонь, схваченный, пойманный в силки и рвущийся наружу, – все еще чувствовала глубоко внутри жаркий сладкий трепет.
Итачи смотрел на Сакуру безо всяких эмоций, его лицо застыло, словно маска. Она почувствовала себя так, будто бьется головой об камень. Вдруг лицо девушки кривится, губы дрожат, по лицу катятся слезы.
- Дурак…
Он услышал тихий всхлип – сердце защемило.
«Прости за причиненную боль. Я ведь на самом деле сделал это не специально… Удержать бы тебя и никуда-никуда тебя не отпускать. Но не могу… Испорчу тебе жизнь окончательно. Уходи. Умоляю тебя… Я могу и не выдержать твоих слез – еще немного, и брошусь губами собирать все твои слезинки…»
Но какая бы буря не бушевала внутри Учихи, его бледное лицо оставалось неподвижным.
- Уходи.
Ненадолго наступила тишина — лишь на пару секунд, — а потом зеленоглазка выскочила из кухни и хлопнула дверью напоследок. Совершенно глупое, кстати, занятие. Помогает чисто на моральном уровне, вроде как последнее слово осталось за тобой.

Итачи тянется за заварочным чайником, но тот уже пуст.

Пусть луна не такая яркая, как молния, но она никогда не оглушит, не обожжет и на неё можно любоваться всю ночь. Но так трудно ждать. От вспышки до вспышки, между которыми придется зажимать уши из-за непереносимого шума. До самого полнолуния. Так трудно терпеть. Когда же рассеются тучи?